— Он в городе. — Женщина сдула со лба упавшую прядь волос. — Король его отослал с поручением.
— Спасибо, — сказала я, отошла и задумалась: что мне теперь делать?
Дождаться Гарольда — или искать правды прямо здесь, сейчас?
Задумавшись, я позволила ногам нести куда захочется. Ноги принесли меня к шатру Оберона. У входа стоял, небрежно отставив пику, усатый стражник в железной кирасе.
Я его немножко знала — Королевство маленькое, рано или поздно с каждым познакомишься.
— Добрый день, — сказала я так твёрдо, как только могла. — Мне нужно срочно видеть короля.
— Король очень занят, Лена, — ответил стражник, с любопытством разглядывая мой посох. — У него совет с комендантом и канцлером.
И не двинулся с места, всё так же загораживая вход.
Я отошла.
За время похода я привыкла, что ко мне относятся по-особенному и многое позволяют. И вот в первый раз мне дали понять, что Лена Лапина вовсе не центр вселенной: Оберон занят, и как бы я к нему ни рвалась — его величество не станет говорить с младшим магом дороги…
А если я должна сообщить что-то очень важное?
Я огляделась.
Площадь, на которой стоял королевский шатёр, была такая большая, что на ней помещались сразу три фонтана. И возле одного из них прогуливался, разглядывая окрестные крыши, Ланс.
Как всегда, он был сосредоточен и мрачноват. За спиной у него покачивался посох в длинном кожаном футляре; в правой руке Ланс держал грифель, а в левой — маленькую книжечку. И он чертил в ней что-то, глядел по сторонам и снова чертил: со стороны можно было подумать, что старший маг дороги сочиняет стихи.
Может быть, спросить у него?
А как я узнаю, говорит ли он правду? И не навредит ли это принцу? И не разгневается ли Оберон?
Я три раза обошла вокруг шатра. Мне надо было набраться решимости: с каждым кругом моя сила воли натягивалась, будто пружина. Наконец я набрала в грудь побольше воздуха и зашагала к фонтану.
Ланс стоял ко мне спиной, я увидела листок в его книжечке, исчёрканный будто набросками: линия крыш… Череп дракона на холме… Силуэт статуи из фонтана…
— Простите, пожалуйста…
Он обернулся. У него было такое недовольное, высокомерное лицо, что я попятилась.
— Да, Лена, — сказал он равнодушно. Хорошо хоть ругаться не стал.
— Я хотела спросить…
Он смотрел на меня неподвижно, бесстрастно, и под этим взглядом у меня язык прилип к зубам. И когда я уже совсем решила бросить свою затею и сбежать, Ланс вдруг шагнул вперёд, взялся за посох Оберона, передвинул мою руку вверх по древку:
— Привыкай сразу к правильной хватке. Между навершием и правой рукой должно помещаться от локтя до двух. Не больше. Что ты хотела спросить?
— Я хотела, — пролепетала я, глядя в его белесые глаза, оказавшиеся теперь очень близко, — спросить… а что такое веерное трассирование?
Он совершенно не удивился.
В следующую секунду его собственный посох был у него в руках. Ланс легко крутанул его на пальце. Раздалось шипение. На секунду мы оказались в центре «шатра» из дугообразных огненных струек.
Посох замер, мерцание прекратилось, «шатёр» исчез. Мы стояли в дымящемся кругу — там, где огненные струйки касались мостовой, теперь догорали щепки, солома и прочий уличный мусор.
Взвилась над площадью перепуганная стая голубей. Где-то загавкала собака. Над водой в фонтане облачком поднялся туман.
— Здорово, — сказала я хрипло.
— Это всё, что ты хотела узнать?
И я струсила.
— Да, — сказала я торопливо. — Большое спасибо.
Глава 12 Переход
Город тысячи харчевен был последним человеческим поселением на нашем пути. Стоило каравану перевалить через холмы — и началась безлюдная дикая местность. Огромные птицы кружили над караваном, каждая размером с небольшой самолёт. В полдень их крылья то и дело закрывали солнце, но это было ещё полбеды: птицы кричали так пронзительно и жалобно, как будто их жарили и ели прямо там, в поднебесье.
— Гарольд? Может, у них болит что-то?
— Они здоровее нас с тобой!
— Тогда почему так орут?
— Порода такая. Похоронники называются.
Я покосилась в небо. Похоронники метались, всплёскивали крыльями, то падали камнем, то снова набирали высоту. Им явно нравилось над нами издеваться.
— Гарольд? Может, их разогнать?
— Будет приказ — разгоним, — степенно отвечал Гарольд.
Но приказа не последовало. Птицы мало-помалу отстали сами по себе. У меня на душе стало легче, но ненадолго: теперь вокруг воцарилась тишина, как под подушкой. Не шелестели листья. Совсем не было ветра. В низинах собирался туман. Лошади ступали по траве совершенно бесшумно, только где-то в хвосте колонны, в обозе, глухо звякал колокольчик.
Мне опять захотелось домой. Подумать только: пока я здесь воюю, там застыл в воздухе падающий снег, замерли троллейбусы и машины, мама замерла у себя на работе перед экраном компьютера, и экран не мерцает…
Надеюсь, с ней ничего не станется, пока я здесь? С ними со всеми без меня ничего не случится?
— Гарольд… А что бывает с теми городами и странами, откуда ушло Королевство?
— Живут себе. Некоторые получше, некоторые похуже… Оберон… его величество говорит, что со временем такой мир может разрастись со страшной силой, покорить небо и землю, а потом построить огромный летающий дом и улететь к звёздам.
— Гарольд, — у меня вдруг пересохло во рту. — А Оберон не говорил…
— Не «Оберон», а «его величество»!
Я не стала с ним спорить. Хлопнула пятками по упругим бокам моего Серого, тот зашагал быстрее, перешёл на рысь (меня стало трясти и подбрасывать) и скоро оказался в голове колонны.
Крокодилоконь Оберона (это чудище звалось нежно — Фиалк) плыл над дорогой, едва касаясь её широченными копытами. Стражники покосились на меня, но пропустили к королю; рядом с Фиалком шёл коричневый конь принца, покрытый попоной так, что виднелись только хвост и голова.
Отец и сын разговаривали. Я поняла, что опять не вовремя. Принц сидел в седле красный, очень обиженный: вот так же выглядела наша отличница Фролова, когда новая математичка влепила ей трояк по самостоятельной…
В руках у короля был его новый посох — чёрный, будто смоляной, с навершием в виде корявого древесного корня.
Оберон почувствовал моё приближение. Глянул через плечо:
— Добрый день, Лена. Что скажешь?
Он говорил спокойно и приветливо, как обычно, но мне всё-таки показалось, что в его голосе нет прежней доброты.
— Вы заняты? — спросила я. И поспешно добавила: — Ваше величество.
Оберон улыбнулся:
— Представь, что во время битвы офицер приходит к полководцу: «Простите, вы не заняты?» Нет? А мне показалось… Я только хотел сказать, что враг прорвал левый фланг и армия отступает в беспорядке…»
Я покраснела. Конечно, я задала глупый вопрос, но зачем же надо мной подтрунивать в присутствии принца?
— Не обижайся. — Оберон поманил меня пальцем, серый конь правильно истолковал его жест и почти поравнялся с зубастым Фиалком. — Мне кажется, что со вчерашнего дня ты какая-то… не такая. Что тебя мучает?
Принц на меня не смотрел — изучал горизонт. Лицо у него было отчуждённое, мол, предавай меня, не тяни.
— Нет, ваше величество. То есть я немножко волнуюсь, всё-таки переход границы… то-сё…
Король чуть приподнял бровь. Я солгала, он это понял. Принц по-прежнему смотрел вдаль. Неезженая дорога, поросшая травой и кустами, вела вперёд и вперёд, терялась за холмом. А впереди стояли тучи — плотной чёрной стеной.
Над караваном висела зловещая тишина. Если бы принц догадался отстать! Я поговорила бы с Обероном начистоту… Вот ведь дурацкое положение! Заговорить — получится, будто я сплетница и ябеда к тому же. Не заговорить — выходит, что я вру.
— Я хотела спросить только… Наш мир — мой настоящий… то есть родной мир… может быть, в нём тоже когда-то было Королевство? А потом Королевство покинуло его, мир разросся, изменился, стал таким, как теперь?
Крокодилоконь по имени Фиалк обернул ко мне зубастую морду. Удивлённо покосился карим глазом: как ты, мол, догадалась?
Принца не интересовали отвлечённые вопросы. Он не повернул головы.
Оберон улыбнулся:
— Знаешь… Не исключено. Может, и было такое Королевство. Давным-давно. Уже никто толком и не помнит.
— Ну, кто-то помнит, — сказала я, помолчав. — Ведь если бы того Королевства не было — зачем бы я пришла к вам? Зачем бы училась волшебству, вместо того чтобы сидеть дома и смотреть телевизор?
Принц оживился:
— Телевизор — это штука, которая показывает картинки?
— Мне нравится ход твоей мысли, — серьёзно сказал Оберон, не слушая сына. — Да. Наверное, ты права.
И он так это сказал, что на душе у меня снова стало спокойно. Пусть отец и сын не всегда понимают друг друга, пусть с принцем связана какая-то тайна — но Оберону я могу верить до конца, что бы там ни было.
— Горы. — Король протянул вперёд свой чёрный посох. Я посмотрела, куда он указывал…
То, что раньше казалось тучами, обернулось на самом деле немыслимыми, страшенно высокими, покрытыми снегом горами.
Мы разбили лагерь у подножия скалы, треугольной, похожей на парус. Здесь везде был камень, скалы торчали тут и там, как щербатые зубы. Стемнело моментально, будто выключили свет. Я как раз занималась своими делами в укромном местечке. Выбралась оттуда, на ходу застёгивая штаны, выпучив в темнотищу глаза: ничего же не видно!
Постояла, поморгала, понемногу сориентировалась. Костры, разведённые стражей и поварами, светили тускло: экономили топливо. Можно, конечно, идти на свет, но где гарантия, что по дороге не угодишь ногой в щель, не свалишься в яму, не покалечишься?
— Гарольд? Гарольд, ты где?
В ответ пришёл откуда-то ветер, пробрал до костей, но главное — принёс звуки. Странные, смазанные, жутенькие.
— Гарольд? Помоги мне!
Над королевским шатром вдруг зажёгся круг света. Сразу стали видны и повозки, и карета, и сам шатёр, и люди вокруг…
И Гарольд. Он нашёлся совсем рядом, с посохом наперевес:
— Звала?
— Ну… потерялась, в общем.
— Ты дура, да? «Помоги мне» — это сигнал, что напали враги!
— Я не знала…
— Тс-с-с…
Мы замолчали. Люди у костров молчали тоже; снова потянуло ветром. Крики… звон металла… Грохот… Вопли…
Я вцепилась Гарольду в рукав.
— Что это?
— Эхо, — ответил он шёпотом. — Это ведь граница… Тут ветер носит отголоски всех битв, которые только были на свете. Не обращай внимания, это безопасно.
Держась друг за друга, мы вернулись к повозке, у которой привязаны были наши кони. Пастись тут было негде — и лошади проводили время, сунув морды в мешки с овсом.
— Гарольд… ты не замечал, что принц сегодня странный?
— Будешь странным, на его-то месте…
— А что у него за место?
— Он принц, понимаешь? Такая должность. А он хочет быть королём. Хотя бы в будущем.
— О-о, — от этой мысли мне сделалось неприятно. — Он что же… ждёт, когда Оберон умрёт?
— Перестань. Он порядочный человек, любит отца… Но, конечно, ему нелегко. Ещё высочества эти… от них кто хочешь с ума сойдёт.
Мы подошли к самому большому костру. Стражники без слов подвинулись, давая нам место.
— Что, братцы-волшебники, — сказал тот усатый, что не пустил меня вчера в шатёр к Оберону. — Битву на Перевале слышали?
— Это не Перевал был, — возразил другой, бородатый. — Там слоны ревели. Боевых слонов на Перевале не водилось. Это осада Кремня.
— Тихо! Опять…
Над лагерем прокатилось далёкое эхо — явственно слышались рыдающие тонкие голоса. Я зажала уши.
— А это я уже не знаю что такое, — пробормотал усатый. — Разграбление Городища, что ли? Скорее бы смотаться отсюда, я знаю одного парня, который вот так сидел-сидел на границе — и сбрендил…
— Вы как хотите, — сказала я как могла спокойно, — а я иду спать. С меня на сегодня достаточно.
Мы шли в темноте. Ни один факел не мог её рассеять; я держалась одной рукой за конский хвост — это была лошадь Гарольда. Другой рукой тянула за уздечку Серого. Или он меня тянул. Он вообще был смелее и умнее меня: то и дело прижимался боком к плечу, согревая и поддерживая, давая понять, что конец пути близок.
Потом мы шли — вереницей — в густом облаке, липком и почти непрозрачном.
А потом облако рассеялось, и я увидела, что все мы — всё маленькое Королевство — стоим плечом к плечу на нешироком каменном карнизе. Слева — отвесная стена. Справа — пропасть. Клубится какой-то бурый дым, пахнет удушливо и гадко. Небо тёмно-серое, картонное, и вокруг ни кустика травки. Ни листочка. И нас так мало, жалкая горстка людей. Мы напуганные, мы такие беззащитные… Гарольд ткнул меня локтём в бок:
— Приготовь посох.
— Что?
— Оружие вынимай, а не «что»!
Я засуетилась, запуталась в ремешках на футляре (посох был приторочен к седлу). Наконец высвободила своё оружие, взялась двумя руками, мельком вспомнила наставление Ланса: «Между навершием и правой рукой должно помещаться от локтя до двух…»
— Готова? — прошипел Гарольд.
В ту же секунду в серое картонное небо ударил ярко-белый луч. И сразу же — красный луч. Гарольд, коротко вздохнув, ударил в камень своим посохом — из навершия вырвался синий луч; все ждали только меня, меня-неумёху…
Закусив губу, я грохнула о землю посохом и… попала себе по ноге. От боли навернулись слезы, но луч — зелёный, изумрудный, весёленький такой — уже вырвался из двуцветного навершия и ушёл в небо.
Белый луч пересёкся с красным. Синий лёг на место их соприкосновения; трясущимися руками я направила зелёный луч в ту единственную маленькую точку, где уже соединялись белый, красный и синий.
Вспышка!
Огненный шар раскрылся, как цветок, у нас над головами. Маленькое солнце осветило скалы и пропасти; пропал бурый туман, смягчились тени, как языком слизало ужас и слабость, охватившие меня при виде этого жуткого места.
— Да здравствует Королевство! — басом взревел кто-то из стражников. И его крик моментально подхватили несколько сотен голосов:
— Да здравствует Королевство! Да здравствует Оберон! Да здравствуют маги дороги!
Огненный цветок поворачивался и плыл, согревая, радуя и подкрепляя силы, а я сжимала посох, направленный вверх, и чувствовала в этот момент руки и Оберона, и Ланса, и Гарольда.
Чего нам бояться?
Мы прорвёмся. Мы дойдём. Потому что мы вместе.
Глава 13 Разведка боем
Вечером меня позвали на военно-дорожный совет.
Почти все уже спали — измученные дорогой в горах, над пропастями, и сквозь пещерные тоннели, и по хлипким каменным мостикам над бездной. Я тоже едва стояла на ногах; Гарольд смерил меня взглядом, протянул руку над моей головой:
— Оживи…
Глаза мои тут же открылись, сон улетучился. Зато Гарольд заметно побледнел.
— Тебя же не просили, — сказала я с укоризной. И, спохватившись, добавила: — Спасибо, конечно…
Шатёр был разбит на этот раз на опушке леса. Деревья очертаниями напоминали ёлки, но с серой и чёрной хвоей. Я потрогала одну ветку — фу! Иголки были похожи на жёсткие человеческие волосы. Ну и местечко, скажу я вам!
И всё-таки здесь было красиво. Непривычно и страшно, как на другой планете (фиолетовое небо на закате… Ёлки эти волосатые, вершины скал — как запрокинутые в небо носатые злые лица…), но всё-таки красиво, и в животе у меня тоненько запела «путешественная» струнка. В дальние страны лежит наш путь, где-то там, на далёких берегах, начнётся новое Королевство!
Военно-дорожный совет на этот раз был расширенный. Кроме Оберона и нас, магов, там были канцлер, комендант, принц и начальник стражи. Все они по очереди говорили, но слушать их было вовсе не интересно.
Комендант долго и нудно докладывал о том, сколько муки, вялёного мяса, овощей и круп расходует караван ежедневно, сколько овса съедают лошади, какие ремонтные работы нужно провести в ближайшее время, как уменьшить расход топлива, сколько подков потеряно, сколько дёгтя требуется для тележных осей и так далее. Канцлер, слушая его, всё надувался и краснел, а потом закричал, что это головотяпство и саботаж, лошади при таком пайке сдохнут от голода через три дня, а если «его милость» не образумится, то сдохнем и все мы.
Комендант не согласился, стал возражать и ругаться. Принц слушал с болезненным вниманием. Я покосилась на Оберона — тот улыбнулся мне чуть заметно, мол, ничего страшного. Обычное дело.
Наконец начальник стражи гаркнул на сцепившихся коменданта и канцлера, велев им либо замолчать, либо говорить по очереди. Спорщики разошлись в разные углы шатра, совсем как боксёры в перерыве между раундами, и там сопели, вздыхали, бормотали под нос и обменивались сердитыми взглядами.
— Что у нас с высочествами? — спросил Оберон принца.
Тот устало пожал плечами:
— Как я и говорил. Стелла, Розина и Ортензия ведут себя как люди. Ну, иногда капризничают. Но можно терпеть. Алисия и Филумена требуют танцев, развлечений, трижды надень валятся в обморок, но и это можно терпеть. Но Эльвира! Ей придётся затыкать рот, запирать в карете, усыплять… Я не знаю, что с ней делать, она постоянно сидит и бормочет, что всё пропало, что мы погибли, зачем мы покинули старый замок, теперь нас всех ждёт мучительная смерть. Другие слушают её и заражаются, как гриппом, — начинаются истерики, обмороки… Ваше величество, я прошу вас решить этот вопрос, потому что за вами, в конце концов, последнее слово.
— Ты предлагаешь сбросить её в пропасть? — спросил Оберон без улыбки.
— Я с самого начала говорил, что её нельзя брать. — Принц чуть побледнел. — Она истеричка и паникёрша.
— Она часть нашего Королевства. Не всё, что в Королевстве, — сахар.
Принц опустил глаза:
— Что мне делать?
— Приведёшь её ко мне завтра утром.
Я попыталась вспомнить, кто из высочеств — Эльвира. Кажется, это та самая, похожая на Мальвину… Или веснушчатая? А может, брюнетка, которая смахивает на Зайцеву? Мне стало смешно: вот бы Зайцеву с Лозовой сюда, под эти чёрные ёлки! Тоже небось скулили бы и предвещали всякие беды…
Интересно, Оберон поругает её? Или заколдует, чтобы долго не возиться?
Я пропустила доклад начальника стражи — впрочем, он больше хвастался, чем докладывал. Все, мол, стражники верны королю, все бодры духом и намерены преодолевать трудности лихо и с песней, и ну и всё такое. Трубач, правда, кашляет — простудился, но начальник стражи отдал ему свой личный запас драконовой смолы, которая, как известно, борется с кашлем, как дракон.
Потом слово перешло к Лансу, Тот пожал плечами, будто говоря: ну что вам ещё рассказывать?
— Господа, мы успешно пересекли границу неоткрытых земель. Концентрация зла вокруг Королевства не превышает обычного для этих мест фона. Сегодня мною остановлены две лавины средней тяжести, которые, однако, были естественным порождением физических законов, а не проявлением чьей-либо злой воли. Пока оснований для паники я не вижу. Следите за средствами оповещения — сигнал «магическая опасность» остаётся прежним, это прерывистый луч в небо. У меня всё, ваше величество.
— Очень хорошо, — сказал Оберон. — Перед тем как мы разойдёмся, я хочу напомнить вам, господа, об одной очень важной вещи. Здесь, на неоткрытых землях, Королевство выживет только в том случае, если будет едино. Попытка оставить службу в пути расценивается как измена и карается смертью… Надеюсь, все ваши люди об этом знают?
Интересно, что я этого не знала. Хоть я и не собиралась оставить службу Оберону, а всё-таки в животе у меня наметился холодок.
— Что же, господа, — заключил Оберон и оглянулся на начальника стражи. — Мне не стоит проверять ночные караулы?
Тот даже поперхнулся от рвения — разумеется, его величество может спокойненько почивать в своём шатре, караулы надёжны, бессонны и сменяются каждые четыре часа.
— Благодарю за службу, — сказал Оберон. — Господа, все свободны, все могут идти «почивать»…
Я не удержалась и зевнула, прикрыв рот ладонью. Гарольд, увидев это, заразился и зевнул тоже. Оберон что-то шепнул ему на ухо; Гарольд удивлённо на него глянул. Потом кивнул и побрёл к выходу, не оглядываясь на меня.
— Гарольд, ты совсем заснул?
Я поторопилась за ним, но Оберон мягко перехватил меня за плечо:
— Лена… Останься.
Опустился полог шатра за последним из уходящих, начальником стражи. Мы с королём остались вдвоём; я вопросительно на него уставилась — снизу вверх.
Оберон протянул ладонь над моей головой:
— Оживи…
Р-раз!
Захотелось прыгать мячиком, бегать, кувыркаться, драться с кем-нибудь, совершать подвиги… И летать! Ах, как мне захотелось летать!
Я не удержалась и подпрыгнула. Ещё и ещё; а Оберон ни капельки не изменился. Как будто и не передал мне целую кучу собственных сил!
— Спасибо, — пробормотала я. — Э-э-э… ваше величество. Я теперь точно не засну!
— Собственно, спать тебе не придётся, — немного виновато сказал Оберон. — Я собираюсь взять тебя с собой на разведку. Как ты на это смотришь?
Фиалк не стоял, привязанный, с другими лошадьми, не хрустел овсом; он явился из темноты, молочно-белый, свободный, по-лебединому изогнул шею, сверкнул крокодильими зубами. Карий глаз уставился на меня вопросительно.
— А где твой посох? — спросил Оберон.
Батюшки! Я пришла в такой восторг от его слов о разведке, что забыла своё оружие в шатре! Позор мне на голову!
Я ждала, что вот сейчас он скажет: ну, раз ты так обращаешься с посохом, я не возьму тебя с собой. Я была к этому совершенно готова — но Оберон только укоризненно покачал головой:
— Иди и поскорее принеси.
Я вернулась, запыхавшись, с посохом наперевес, с налитыми кровью ушами:
— Я больше никогда его не забуду, честное слово… ваше величество!
Вместо ответа Оберон взял меня под мышки и легко поднял, водрузил на седло. Я тут же поджала ноги, потому что Фиалк пожелал в этот момент расправить тонкие кожистые крылья. Когда Оберон вскочил в седло за моей спиной, крокодилоконь сложил крылышки, и я коленями почувствовала, какие они тёплые — прямо горячие.
— Ты видишь в темноте?
— Нет, — призналась я.
Он поднёс ладонь к моему лицу. Сквозь щёлочку между пальцами я увидела свет — деревья и скалы будто светились изнутри, каждый камушек объёмно выступал из мрака, но не отбрасывал тени. Оберон убрал руку. Снова сделалось темно.
— Не вижу, — жалобно сказала я.
— Это просто. Закрой глаза…
Я послушалась. Он легко прижал мои веки ладонью:
— Представь, что у тебя во лбу, чуть выше переносицы, прожектор. Как у поезда в метро.
Я засмеялась. Уж очень забавно было здесь, в неоткрытых землях, в чужом странном мире вспоминать о метро.
— Ты не смейся, ты делай…
Я постаралась представить себя поездом. Получилось почти сразу: в последние дни, тренируясь с посохом, я здорово приручила свою фантазию. Вот у меня загорелась, зачесалась точка на лбу…
Оберон отнял руку. Я открыла глаза: вокруг было светло. То есть не совсем светло, конечно, а так, будто на освещённой многими фонарями ночной улице. Только теней не было и всё вокруг походило на объёмную картинку.
— Получилось?
Я оглянулась на Оберона. Борода его в ночном свете казалась стальной, кожа мраморно-белой, а глаза вообще были жуткие — они светились изнутри, бледно мерцали зелёным.
— Ой! — Я даже вздрогнула.
— Что?
— У вас глаза… светятся.
— У тебя тоже светятся, не сомневайся. Ты же смотришь ночным зрением.
— А-а-а…
Оберон тронул Фиалка, и тот пошёл с места сразу в галоп. Я ухватилась за седло; правда, на спине крокодилоконя было не так тряско ехать, как на моём Сером. Казалось даже, что Фиалк не касается земли — а если и трогает её мохнатым копытом, то только для приличия. Я глядела во все глаза — справа от нас тянулась каменная пустошь, слева качал волосатыми лапами чёрный лес. Между деревьями мне виделись вспышки, проблески, чьи-то глаза.
— Вон там! Вон там!
— Это птицы. Они не посмеют напасть.
— Ничего себе птицы — с такими глазищами!
— Это глупости, Лена. Настоящие опасности будут потом. А пока всё спокойно. Мы вошли на территорию нашего врага, а он не кажет носа. С одной стороны, это хорошо. С другой… подозрительно. Будто ждёт, чтобы мы успокоились, расслабились, потеряли бдительность…
— Но мы же не потеряем?
— Конечно, нет. Мы будем внимательными, очень внимательными. Ты ещё что-то хотела спросить?
— Да, — я вспомнила холодок в животе от тех его слов: «карается смертью». — Что это значит — «оставить службу в пути»? Разве есть такие дураки, которые здесь, в этих местах, бросят нас и убегут?
Прямо под копытами Фиалка вдруг открылась трещина без дна. Я разинула рот; Фиалк, как ни в чём не бывало, развернул крылья, на секунду завис в воздухе и, перелетев пропасть, мягко приземлился на той стороне.
— Понимаешь, Лена… Дураков, конечно, нет. Все прекрасно понимают: пока мы держимся друг за друга, у нас есть шанс. Но в пути бывают такие ситуации… Нам будет страшно. Всем. А страх выворачивает из людей чувства, о которых они раньше не подозревали. Начнутся свары, раздоры…
— Как у канцлера и коменданта?
Оберон вздохнул:
— Ты думаешь, они прежде не ругались? Ругались, ещё как. Поэтому их размолвка меня не волнует. Пока. Пока они не вздумают делить власть.
— А принцессы…
— То же с принцессами. Ты думаешь, Эльвира раньше не капризничала? Александр с ней намучился…
Я не сразу сообразила, что Александр — имя принца.
— Так не проще ли, — начала я давно волнующую меня тему, — оставить принцу одну невесту?
— Проще, конечно… И гуманнее. Но невозможно.
Фиалк перелетел ещё через одну трещину. На этот раз я даже не вздрогнула.
— А почему?
— Потому что таковы законы Королевства. Босая девушка, постучавшаяся в ворота рано утром, назвавшаяся дочкой далёкого короля, желающая стать невестой принца, должна быть принята. Принцессы-невесты очень желательны для тонкого мира — они исполнены надежд, вокруг них устанавливается гармония…
— Ничего себе гармония! Вокруг этой Эльвиры?
— Представь себе. Думаешь, она капризничает со зла? Да она борется за своё счастье! Она таким образом хочет обратить на себя внимание принца… И ей это удаётся. Он только о ней и говорит.
— Он же её терпеть не может!
— Это сейчас ему так кажется. А на самом деле он к ней неравнодушен.
— Да-а? — протянула я.
Иногда мне кажется, что я ничего не понимаю в жизни.
Оберон вдруг сдавил моё плечо:
— А вот теперь смотри вперёд. Видишь?
Я посмотрела, куда он указывал. Чёрное уродливое дерево на границе леса и пустоши вдруг забилось, задёргалось — и взлетело в воздух, осыпая камушки с коротких корней. Ветки-лапы хлопали, ствол распрямлялся и складывался, как перочинный ножик. Такой твари я не видала никогда, ни на одной картинке: это была не птица, не ящер, а какое-то летающее безобразие!
— Очень опасны, — шёпотом сказал Оберон. — Это разведчик. Сейчас он подаст сигнал…
Тварь разразилась скрежетом железа по стеклу. Я еле удержалась, чтобы не заткнуть уши.
И тут из леса как взовьётся стая таких же точно летающих ёлок!
Они не кричали. Они молча взмыли над нами — мне показалось, что их там штук сто, не меньше.
— Это сосуны. Сейчас они построят хоровод — круг в круге. Начнут вращаться в разные стороны. От этого их кружения сдвигаются слои земли. Жертву затирает камнепадом. Сосуны садятся на труп или трупы, пускают корни и мирно растут несколько лет, пока хватает поживы.
Я вцепилась в его руку:
— Бежим скорее!
— Но мы же разведчики, а не беглецы… Берись за посох. Делай, как я.
Он одной рукой вскинул свой чёрный посох. Тонкий луч перерезал стаю, твари бесшумно забились. Оберон ударил ещё и ещё; запахло свежей древесиной, как в столярной мастерской. На головы нам посыпалась хвоя. Фиалк вытянул шею, расправил крылья, поднялся на дыбы. Чёрная тварь ринулась вниз, явно собираясь вцепиться когтями мне в глаза. Я заорала от страха, зажмурилась, вцепилась в посох, левая ладонь сделалась горячей, правая — ледяной. Бабах!
— Лена, сражайся как маг, а не пали мне бороду своей самодеятельностью! Ну-ка!
И Оберон соскочил с седла, подхватив меня под мышку.
Пс-с-с! — взвился его луч. Тресь-тресть-тресь! — посыпались опилки. Стая чёрных существ, уже собравшаяся было в хоровод, снова разлетелась ошмётками копоти.
Я упёрлась посохом в землю, сама толком не понимая: это мне оружие или костыль? От страха дрожали коленки, чёрные сосуны метались над головой, но самым ужасным было то, что вот сейчас Оберон их всех перебьёт — а на мне останется клеймо труса!
Я выровняла дыхание. Почувствовала тёплый клубок в животе, подняла его в сердце, в левую руку, в посох… Огонь!
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |