Я совсем отчаялась, когда на помощь мне пришла мать Гарольда. Она была отменной поварихой: даже то, что у меня вышло с комками, она ухитрилась размять, а то, что у меня подгорело, — довести до съедобного состояния. В короткие минуты передышки я дула на обожжённые пальцы; вот так бывает: из мага дороги — в кухарки. Но что делать, если даже канцлер таскает камни, если даже сёстры-хранительницы (будь они неладны), подобрав юбки, месят ногами глину!
Над грандиозной стройкой витало ощущение праздника. Трубач, забравшись на обломок скалы, без передышки играл весёлые мелодии, и только когда Оберон махнул ему снизу посохом — подал сигнал к обеду; я стояла на раздаче. Зачёрпывала из котла дымящуюся кашу, клала в подставленные тарелки, кружки и миски.
— Спасибо, Лена.
— Спасибо, маг дороги!
— Спасибо!
Только теперь мне стало ясно, что они меня простили — полностью, без оговорок, без камня за пазухой. Просто забыли, что случилось, и всё тут; я желала всем приятного аппетита и тихо надеялась, что каша (хвала матери Гарольда!) получилась съедобная.
После обеда никто не отдыхал — снова засновали люди, затюкали топоры, а где-то поблизости ударил кузнечный молот. Мне пришлось драить котёл (такой грязной я не бывала даже в болоте), потом заново бежать к ручью за водой, заново складывать костры и готовить теперь ужин. Начинала сказываться усталость. Руки, привыкшие к посоху, от всех этих ложек-вёдер-скребков моментально покрылись мозолями.
И каково же было моё удивление, когда через час примерно после обеда на нашей «кухне» появились посторонние! Человек десять мужчин и женщин, по виду крестьяне, аккуратно одетые, робкие, с походными мешками на спинах, явились спрашивать, не нужна ли рабочая сила!
— Зови короля, — со значением сказала мне мать Гарольда. И я побежала; работа не прекращалась ни на секунду, пахло дымом, сырой глиной, свежим деревом и могучим потом.
— Короля не видели?
— Был здесь минуту назад… Возле замка ищи!
Удивительно — но фундамент был уже заложен. Я остановилась перед ним с разинутым ртом: такое впечатление, будто здесь день и ночь работали экскаваторы, бульдозеры, бетономешалки!
— Лена? Ты меня звала?
Я обернулась. Оберон был, как и все, перепачкан землёй и глиной, в руках у него было что-то вроде строительного отвеса — груз на ниточке.
— Там люди пришли…
— Очень хорошо, идём.
На каждый шаг Оберона приходилось почти два моих.
— Они ищут работу!
— Они её нашли.
— Да кто они такие? Откуда взялись?
— Это наши люди, Лена, новые жители нового Королевства. Тонкий мир уже начал преобразовываться, а значит, «толстый» от него не отстанет. Сейчас сюда валом повалит народ, только успевай встречать.
— Правда?!
Новоприбывшие по-прежнему стояли тесной кучкой. При виде Оберона оживились; крепкий бородатый мужчина вышел наперёд — и вдруг склонился в поклоне. И все его товарищи поклонились точно так же:
— Приветствуем ваше величество…
Откуда они знают, подумала я. Он же без короны, без мантии, грязный, с отвесом…
— Милости просим, — весело сказал Оберон. — Входите. Живите. Работайте. Королевство для вас!
Мать Гарольда, стоявшая рядом, прослезилась.
Так закончилась моя вахта поварихи, и я, честно говоря, была очень рада. Новоприбывшие женщины гораздо лучше умели готовить еду на костре; некоторое время я исполняла мелкие поручения — пойди отыщи щавеля, пойди принеси соли, отнеси нож в заточку, и всё такое в этом роде. Потом работа на «кухне» совсем наладилась, и обо мне все забыли. Вертя головой, я побрела по лагерю-стройке; да здесь полно уже работало чужих! Незнакомые мужики таскали брёвна, незнакомые парни месили глину вместо сестёр-хранительниц, бегали чьи-то дети — я уже отвыкла от вида детей…
Мне стало немножко грустно. Одна сказка заканчивалась, начиналась другая, и я не знала, есть ли для меня место в этом новом зарождающемся мире. Куда уходят маги дороги, когда дорога заканчивается?
Кони бродили, отдыхая, по ещё не вытоптанной траве. Белым пятном выделялся Фиалк; я подумала: как же он пасётся, с его-то зубами?
Будто услышав мои мысли, крокодилоконь поднял голову. Хлопнул крыльями по бокам, неторопливо направился ко мне. Бухали о землю мохнатые круглые копыта. Развевалась грива, струилась и падала молочными волнами. Фиалк подошёл совсем близко, по-приятельски глянул карим глазищем, тронул меня кончиком крыла. Я погладила его по шее:
— Я бы с удовольствием, Фиалк. Но без разрешения Оберона я же не могу?
Фиалк мотнул головой, будто говоря: да перестань, что за условности. Я прижалась щекой к тёплому жёсткому крылу:
— Я скоро уйду, Фиалк.
Он дышал мне в ухо. Огромные зубы были совсем рядом — мне даже боязно стало.
— Я соскучилась по дому… Но и уходить тоже… как будто была хорошая песня — но её нельзя допеть. Понимаешь?
Фиалк смотрел насмешливо куда-то мне за плечо. Я обернулась.
— Это была знатная каша, — серьёзно сказал Оберон.
— Да бросьте… горелая.
Король усмехнулся.
— Покатаемся?
— А можно?
— Кто сказал, что нельзя?
И через минуту мы уже сидели на спине Фиалка — без седла. Крылатый конь трусил по лугу — как будто неторопливо, но цветы и камни неслись назад со страшной скоростью, а в ушах моих всё сильнее свистел ветер.
— Смотри. Вот граница нового Королевства. Она пока не очень заметна — но если присмотреться…
И я присмотрелась.
Наверное, обычный человек, не маг, и не смог бы её различить. За этой чертой неуловимо менялись движения ветра, травы, даже облаков. Едва ощутимая грань, почти недоступная глазу разность оттенков. Вот растут рядом два одинаковых цветка, но один чуть ярче. И по-разному качают головками. И бабочка, преодолевая невидимую черту, на секунду исчезает — но тут же появляется снова.
По ту сторону грани — просто луг и просто цветы. По эту — вдруг взвивается кузнечик, зависает, расправив крылья, и я вижу, что он глядит на меня! У него кукольное личико, зелёные бархатные штаны разорваны на коленках. На коленках, торчащих назад!
— Ай!
— Не пугайся. Через несколько дней здесь расплодится множество самых разных существ. Почти все они будут дружелюбны. Ведь это наше Королевство.
На моих глазах бутон, только что бывший по ту сторону границы, вдруг дрогнул, раскрыл лепестки, и воздух над ним заструился.
— Смотрите! Граница движется!
— Конечно. В первые дни она расширяется особенно быстро. Через несколько лет всё, что ты видишь — лес, горы, море, берег, — всё это будет в границах Королевства.
Фиалк взмахнул крыльями, скакнул с уступа на уступ, понёсся между деревьями. С разгону вскочил в ручей, поднял копытами радужные брызги.
— Это река… Будущая река. Сейчас здесь воды по колено, но когда вырастет Королевство — здесь будут ходит лодки и большие суда. Знаешь, что это? Рождение мира, Лена, ты не можешь этого не чувствовать.
— Я чувствую. Все счастливые.
— А ты?
Фиалк шагал вверх по течению ручья. Осторожно ступал, пробираясь сквозь чащу.
— И я, — сказала я не очень уверенно. — Ваше величество… а где принц с Эльвирой?
— У них шалаш вон там. — Оберон указал куда-то в сторону гор. — Им в самом деле нужно уединение. Во-первых, они молодожёны…
— А во-вторых — их будто не замечают? Бойкот?
— Всё изменится. — Оберон вздохнул. — Всё изменится, вот увидишь. Схлынет первая волна работы — соберу новый суд и объявлю им оправдательный приговор. Нельзя же их вечно грызть, они уже и так наказаны… Смотри. Здесь исток нашей речки.
Мы спешились перед отвесной скалой. Высоко над нами вода пробиралась сквозь камни, разбивалась брызгами, падая с высоты, и снова собиралась в поток, и бежала вниз, к морю. Над ручьём покачивались цветы на длинных стеблях. Дно пестрело разноцветными ракушками.
Я запрокинула голову:
— Может, надо там сверху камни разобрать? Ясно же, он едва пробивается…
— Он сам пробьётся, Лена, всему своё время… Знаешь что? Надо дать ему имя. Ведь теперь это не просто дикий безымянный поток — это наша будущая река. Давай назовём его как-нибудь?
Я задержала дыхание. Всеобщий праздник, витавший над стройкой и до сих пор задевавший меня только краешком, вдруг ворвался, обнял теплом и скакнул в груди, как мячик.
— Давайте, — сказала я шёпотом.
— Ну, называй.
— Я?
— Почему нет? Дай ему имя.
— Королевский ручей? — спросила я неуверенно.
— Гм… Можно и так. Но это как-то… расплывчато и не очень интересно. Всё равно что светловолосую девочку назвать Маленькой Блондинкой.
— Э-э-э, — я смутилась, — можно подумать?
— Конечно.
Над нашими головами пели птицы. Зелёный листок упал на воду и заскользил вниз по течению, как лодочка. Я вспомнила всё, что было; я присела на корточки и погладила зелёный мох.
— Давайте назовём его Ланс. В честь…
Я замолчала.
— Согласен, — сказал Оберон после коротенькой паузы. Шагнул вперёд, протянул над водой руку:
— Даётся тебе имя — Ланс, в честь воина, павшего в битве. Зовись так, и только так, во веки веков.
Вода вдруг зашипела, как будто напор её увеличился вдвое. Полетели со скалы брызги, упали в поток несколько мелких камушков, ручей замутился, забурлил — и снова опал, успокоился, будто заснул.
— Он что, понял?! — спросила я потрясённо. — Это что… на самом деле? Он знает своё имя? Да?
— Лена, — Оберон смотрел на небо, — это же новое растущее Королевство, ничего волшебнее и прекраснее не бывает на свете. Здесь ты с каждым деревом можешь говорить — и оно тебе станет отвечать…
— Да?! А как же мы их рубим?
— Мы рубим только те, что позволяют себя срубить… Они продлевают себя в Королевстве. Собственно, как мы. Как Ланс. Как я…
— Но вы-то живы? — быстро спросила я.
Шумела вода. Вертелась водоворотами. Оберон молчал.
— Ваше величество?
Он улыбнулся:
— Знаешь… Нам предстоит ещё придумать столько имён! Там есть озеро в горах. Скоро мы увидим над ним драконов.
— Ваше величество, — я вытерла кулаком сухие глаза, — поклянитесь, что, если вашей жизни будет угрожать опасность, вы позовёте меня на помощь.
— Понимаешь, Лена…
Я упрямо смотрела ему в глаза:
— Клянитесь. Сейчас.
Он молчал. В бороде у него застряла паутинка.
— Вы не доверяете мне? — Я злилась. — Клянитесь!
— Клянусь, — сказал он очень тихо. Но я услышала.
Когда мы вернулись на стройку и подъехали к будущему замку, я разинула рот. Уже поднимались стены! Работа, на которую в этих условиях должен был уйти по крайней мере месяц, была сделана за один день. По волшебству.
— Представь, что железные опилки рассыпаны на листе картона. И вот с обратной стороны листа поднесли мощный магнит. Опилки пришли в движение, хаос сменился порядком — они выстроились вдоль силовых линий. Это очень грубый пример… Ладно. Представь, что умный и талантливый человек целыми днями валяется на диване, не способный ни к чему. И вдруг им завладевает идея, он встаёт, идёт, работает день за днём, тянется вперёд в поисках большого смысла, который ему — мельком, краешком — открылся… Вот так и мир тянется за Королевством. Замок хочет быть построенным, ручей хочет стать рекой. Крестьянин мечтает выстроить здесь дом, ремесленник — мастерскую… Смотри!
Я проследила за его пальцем и на секунду увидела, как над верхушками гор пролетела, вытягивая длинную шею, штуковина вроде парящего динозавра.
Поздним вечером я выбралась из шалаша, где перед тем проспала в блаженстве часов пять или шесть. Работа на стройке не прекращалась даже ночью; сделав небольшую зарядку, я побрела мимо печей, где обжигались красные, светящиеся изнутри кирпичи, мимо кузницы, чудом выстроенной за несколько часов, мимо пильни, утопающей в горах опилок и стружки. Прошла через вырубку и углубилась в лес; ноги мои шли сами, и я только на полдороге сообразила, что иду, оказывается, проведать Эльвиру и принца.
Принести им радостную весть — они будут прощены, и всё забудется.
Граница Королевства, отлично различимая ночным зрением, за день продвинулась на много тысяч шагов и добралась теперь почти до самого ручья. Ручей по имени Ланс встретил меня приветливым плеском.
— Доброй ночи, — сказала я вежливо. И подумала: может, Оберон подшутил надо мной? Ручей — это всё-таки не животное… — Тебя назвали в честь хорошего человека. — Я присела на корточки и сунула в воду ладони. — Можно, я тут умоюсь? Он был немножко зануда, но в общем… будь достоин его, ладно?
Вода всё так же пробивалась сквозь камни, разбивалась, и брызгала, и собиралась в поток.
— Ничего ты не понимаешь, — сказала я с сожалением. — Лучше с котёнком разговаривать, чем с тобой… Ну ладно. Я пошла.
Скоро за деревьями стал виден огонёк. Я замедлила шаг; мне только теперь пришло в голову: а что я им для начала скажу? Как поздороваюсь?
Они сидели у костра, над которым булькал котелок с варевом. Запах был скорее неприятный — какого-то вонючего жира. Когда я вышла из темноты, они испуганно повернули головы — одинаковым движением.
— Это я, — сказала я примирительно. — Привет.
— Привет, — хрипло отозвался принц. Эльвира не ответила.
— Э-э-э, — я переминалась с ноги на ногу, — как вы тут?
— Хорошо. — Принц подбросил веточку в огонь. — Мы думали, ты к себе домой ушла.
— Нет, — я смутилась, — рано ещё.
— Что, король не пускает?
— Пускает, почему…
— Оправдал тебя?
Я вздохнула:
— Скорее простил. Как и вас.
Эльвира неприятно усмехнулась, но продолжала молчать.
— Когда будет суд, знаешь? — после паузы спросил принц.
— Когда замок достроят. Или раньше. Да какая разница? Я же говорю — простил…
— А нам не нужно его прощение, — зло сказала Эльвира. — Мы сами по себе. И скажи ему, пусть тебя больше не присылает.
— А он и не присылал! Я сама…
Эльвира ухмыльнулась ещё противнее и навсегда перестала быть похожей на Мальвину.
— Так мы тебе и поверили…
Я подумала, что из-за них не только Ланс погиб — из-за них Оберон дал обещание, которое угрожает его жизни. Я хотела сказать, что они дураки и эгоисты и всех судят по себе; я хотела сказать, что зря сюда припёрлась поздно вечером — не хотят по-человечески, ну и не надо…
Вместо этого я молча повернулась и ушла обратно в лес. Шла и слушала хруст веток под сапогами, смотрела ночным зрением — плоский мир без тени, без объёма.
Может, полетать?
Я не пробовала летать с того самого дня, как Оберон подобрал меня на берегу под скалой. Слишком неприятные воспоминания. Страшно. Да и кто летает ночью, только совы и нетопыри…
Я остановилась у ручья по имени Ланс. До новой границы Королевства было всего-то десять шагов, но мне вдруг стало почему-то очень холодно.
Зябко потирая ладони, я подняла голову…
И увидела её.
Её невозможно уничтожить.
Её невозможно забыть — рыхлое серое тело, нос-капля и глаза, похожие на две бродячие воронки. Она ждёт, пока ты расслабишься, пока ты поверишь в свою победу, пока ты будешь думать совсем о другом, — и тогда появится перед тобой во всём своём уродстве. Будь у меня посох — я нашла бы чем её встретить, но у меня не нашлось при себе даже перочинного ножичка.
Граница! Несколько шагов — и она не сможет меня достать!
Бабища ухмылялась чёрным ртом. Это был её последний шанс — уже завтра здесь будет Королевство, где нет места повелительнице тумана.
Я кинулась бежать. Поток тумана, длинный, как кишка, перехватил меня и вернул на место. Теперь я висела над землёй, опутанная упругими желтоватыми «соплями», беспомощная, парализованная не столько ужасом, сколько обидой: как же так?! Королевство обосновалось… Всё прекрасное только начинается… И я уже сто раз могла уйти домой!
— Отпусти меня, дрянь!
Оберон в лагере, и он, наверное, спит, измученный. Может ли он услышать мой призыв? Успеет ли прийти мне на помощь?
Туманная баба осклабилась, и поток тумана залепил мне рот.
— М-м-м! Гм-м-м!
Мною встряхнули, как игрушкой йо-йо на верёвочке. Я перевернулась и стукнулась лбом о землю — пока несильно, чуть-чуть…
Она играла. Ей очень хотелось отомстить мне за ту прежнюю победу. Когда ещё у меня был посох, когда ещё я была магом дороги, когда сражалась за своё Королевство.
Я билась, как муха в паутине, ни на секунду и не думая сдаваться. Я даже ухитрилась взлететь, но клейкие нити тянули вниз. Что ж, это даже справедливо, я умру сражаясь, как умер Ланс, и тем самым…
Ланс?!
Сначала послышалось шипение, как будто в тысяче домов одновременно прорвало водопровод. Потом высоко надо мной закачались камни. Обвившие меня нити тумана напряглись, явно собираясь задушить и раздавить меня; туманная бабища, серо-бурое жирное чудовище, подняла свою круглую оплывшую голову…
И камни сорвались с верхушки скалы, вылетели, как снаряды из пневматической пушки, и вслед за камнями ринулась вода. Секунда — бабищу накрыло целиком, закидало камнями, залило сплошным потоком. Завизжал и заклубился туман, будто в бане. Ручей по имени Ланс нашёл время, чтобы вырваться из западни и сделаться наконец рекой.
Я поняла, что могу двигать руками и ногами. Маленький камень больно клюнул в плечо. Меня подхватило и закружило, как на водной горке, я захлебнулась и почти утонула. Схватила ртом воздух, закашлялась — и поняла, что лежу на подстилке из мягчайшего глубокого мха, а рядом катится к морю небольшая быстрая речка, и в глубине её тают, растворяются мутные пятна…Показалось мне или нет, что я вижу в рисунке волн сухощавое скучное лицо с вечно холодными глазами?
Кем бы ты ни был — спасибо, Ланс.
Через несколько дней снова состоялся суд — так, простая формальность. Оберон во всеуслышанье объявил, что принц Александр и принцесса Эльвира отныне прощены, их брак признан действительным и могут жить, где хотят и как хотят.
Принц и Эльвира выслушали новость с каменными лицами.
— Он лишил меня наследства, — сказал принц, когда мы вышли из шатра. — «Жить, где хотят»… Иди куда хочешь, так, что ли?
— Хватит ныть, — сказала я зло. — Всё в твоих руках. Люди работают, между прочим, а ты хоть бы кирпичик подал!
Принц посмотрел на меня с удивлением. Люди в самом деле работали. И замок рос — трудом или волшебством, а вокруг него разрастался будущий город, появились первые улицы, и мы с Обероном, то всерьёз, то дурачась, придумывали им названия…
— Лена. Можно тебя?
На этот раз король был очень серьёзен. Я вошла в шатёр; там ждал Гарольд. Громко сопел.
— Что случилось?
— Ничего. — Оберон улыбнулся. — Вот твой посох.
Я протянула руки — но король неожиданно опустился передо мной на одно колено и с поклоном подал мне моё оружие, то самое, с которым я столько всего прошла.
Я растерялась.
— Нельзя отбирать у мага дороги посох, — серьёзно сказал Оберон. — Возьми.
— Спасибо… — Я сдавила ладонями знакомое древко. — Ну… я пойду?
Гарольд сопел совсем уже оглушительно.
— Тебе пора домой, — мягко сказал король.
Я сама прекрасно об этом знала. Я каждое утро просыпалась и говорила себе: ну, завтра. Завтра, точно, обязательно, я так соскучилась…
— Пора, Лена, — повторил Оберон. — Твой мир тебя заждался. Не надо прощаний. Это всё ерунда — мы ведь скоро увидимся.
— Правда?!
— Разумеется.
— И вы мне дадите ключ — ключ от Королевства?
Король покачал головой:
— Нет. На этот раз нет. Наш молодой мир — слишком хрупкий, чтобы можно было безнаказанно нарушать его правила.
— Но вы сказали, что мы увидимся…
— Конечно. Так всегда говорят, расставаясь.
— Но это не враньё?
— Чистая правда.
Я опустила голову.
— Король благодарит тебя за службу, Лена Лапина, и освобождает от данных ранее обещаний. — Низкий голос Оберона прозвучал сурово и властно. — Один шаг — и ты будешь дома.
Я испуганно оглянулась:
— Гарольд!
Подскочил мой учитель, схватил за руку и грубовато потряс. Сказал простуженным голосом:
— Ленка… Спасибо. Удачи тебе.
— И тебе удачи… Но как же так! Я даже не успела ни с кем…
И когда я готова была разреветься, как маленькая, Оберон вдруг провёл рукой по моим волосам:
— Иди. Всё будет хорошо.
Хлюпая носом, я шагнула.
Это был самый длинный шаг в моей жизни.
Эпилог
Никогда ещё у меня не было такого весёлого Нового года.
На школьном вечере я отплясывала как сумасшедшая. А ведь раньше не танцевала почти совсем — мне казалось, что я неуклюжая, да и вообще, что люди подумают… ещё засмеют. А хоровод водить вокруг ёлки — как можно, мы ведь не маленькие!
Теперь я сама заводила хоровод, и, что удивительно, одноклассники, поначалу стеснявшиеся, тоже понемногу начинали веселиться со мной. Уж мы вертелись вокруг ёлки, уж мы хохотали! Ждали чудес, и случилось чудо: биологичка, уныло сидевшая в уголке и смотревшая за порядком, вдруг поднялась, отложила сумку и тоже встала в хоровод, как раз между мной и Максом Овчининым из параллельного класса! Вот это да!
Маме и отчиму я склеила дедов морозов из цветного картона, а Петьке и Димке нарисовала настольную игру с пещерами, чудовищами и запутанными правилами. Думала, они посмотрят и бросят — так нет же, увлеклись, играли, даже дрались иногда из-за того, что Петька жульничал. Я слышала их разговоры: «Сюда нельзя, тут же хватавцы! Вон их целая куча!» — «А у меня два посоха есть, что мне твои хватавцы!»
Новогоднюю ночь мы встретили как приличная семья — все вместе, за столом. Мама поставила моих дедов морозов на самую видную полку, всё время поправляла волосы, и говорила, и смеялась, и обнимала отчима за плечи, и казалась счастливой.
Каникулы пролетели моментально, началась третья четверть. Однажды на перемене ко мне подошёл Овчинин из седьмого «А» (он у них самый высокий. Физкультурник хотел даже отдать его в баскетболисты).
— Лапина… Что с тобой такое, вообще-то?
— А что со мной?
— Ты вроде это… выросла.
Я в самом деле выросла на пять сантиметров и очень этим гордилась.
— Ну да, — сказала я небрежно. — Не только тебе расти, правда?
Он покраснел:
— Я в другом смысле. Слушай… Может, в зоопарк сходим?
Я благосклонно улыбнулась:
— Ну давай. Если хочешь. Что, слонов давно не видел?
К счастью, тут прозвенел звонок, и Овчинин убежал, записав на ладони мой телефон.
А на другой перемене подкатилась Зайцева, волоча за собою, как свиту, Лозовую и Хворостенко:
— А что это тут за малые дети опять, что, детский сад на ремонт закрыли?
Кажется, все, кто был в этот момент в коридоре, бросили свои дела и уставились на нас.
Я чуть повернула голову. Посмотрела на Зайцеву через плечо. Только посмотрела: глупая девчонка-переросток, бройлерный цыплёнок, ну что её ждёт за жизнь? Сначала тряпки-мальчики, потом пелёнки-сплетни, потом развод-скандалы, потом сразу старость и обида на весь мир…
И так я чётко всё это увидела, что ухмылочка на круглом лице Зайцевой вдруг побледнела и увяла совершенно. Может, и она увидела тоже? И ужаснулась?
— Да не бойся, — сказала я ей серьёзно. — Всё в твоих руках… Ещё не поздно стать человеком!
Вз-з — только ветерком повеяло. Где Зайцева? Где её свита? Только ноги топочут в конце коридора.
А я пошла в класс. Шла и думала: а что ждёт меня? Кем я стану? Чего мне надо? Магам дороги проще: они знают, для чего жить. Даже когда я поневоле была предателем, я дралась не только за свою жизнь, но за Эльвиру и принца. А теперь не надо драться — надо изо дня в день жить и верить, что в Королевстве всё хорошо…
Перед началом урока наша классная сказала, что в пятницу родительское собрание и чтобы родители были все до единого. А потом обернулась ко мне: — Лапина, я не видела твоих родителей с начала года. Мать придёт?
— Она в пятницу работает. А отчим в командировке.
— Значит, объясняйся с завучем! Иди и объясняйся! Почему я могу откладывать свои дела ради собрания, а твоя мать не может?
— Потому что она работает!
— А в другое время зайти? У Кочкарева мать тоже на собрания не ходит, но она же в школе бывает каждую неделю!
Я молчала. Что я скажу?
— Будут решаться финансовые вопросы! — не утихала классная. — Будет выступать родительский комитет! Почему некоторые родители могут работать в комитете на общественных началах, а твоя мать даже на собрание не соизволит прийти?
— Ну что я могу сделать?!
Классная вздохнула:
— Сядь, Лапина, и приготовься к крупным неприятностям.
Я уселась. И уже не слышала, что она там дальше говорит.
…Когда я очутилась снова перед своим домом, снег ещё не успел нападать на скамейку, где мы с Обероном сидели. Прошла секунда; на мне была привычная старая одежда, под скамейкой — школьный рюкзак, а вот посоха не было. Посох не нужен здесь, это же не игрушка, это оружие, и место ему — в волшебном мире…
Здесь я не могу летать. Только, став на весы, умею делаться легче на несколько килограммов. Маме однажды показала, так та схватилась за голову: «Дистрофик!»
Здесь я могу — иногда — отводить зло. Скажу: «У зла нет власти», — и раздражённый человек успокаивается.
Здесь я чувствую себя сильной. Вот только с несправедливостью ничего не могу поделать. Как сейчас: ну что мне, наизнанку вывернуться? На аркане я, что ли, мать притащу?
А что скажет мама, я знаю заранее. «Ты знаешь, сколько надо денег заработать, чтобы безбедно жить семье с тремя детьми? Ты знаешь, что я работаю как лошадь? У меня нет времени на собрания, ты достаточно взрослая, чтобы сама заниматься учёбой!»
И почему я не разбилась, сиганув со скалы? Оберон бы меня похоронил с почестями…
Я вздохнула. Воспоминания о Королевстве были и радостные, и грустные. Потому что слёзы сами собой лились. Как там было хорошо…
Наступила пятница. Классная была злая как собака с самого утра.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |