Мировой издатель (дата)Blizzard Entertainment (13.02.13)

Когда идет война

Автор Джеймс Уог

Мировой издатель (дата)Blizzard Entertainment (13.02.13)

Российский издатель (дата)Blizzard Entertainment (13.02.13)

Зерглинги добрались до Ирмшера в бою при Лондейл-12 — в мелкой стычке времен Войны Стай, о которой никогда не напишут историки.

Ирмшер был зеленым юнцом, только-только после средней школы — восторженный новобранец из тех, кто в морской пехоте Доминиона долго не выживает. В восемнадцать лет без особых перспектив он ходил по домам и продавал «левые» коммуникаторы, чтобы водить девчонок на свидания и платить за жилье. В один прекрасный день он постучался в дверь сержанта Роберта Мори, вербовщика морпехов Доминиона, которого заинтересовал отнюдь не товар Ирма. Через три дня Ирм уже подлетал к тренировочному лагерю на Тураксисе II на борту десантной шлюпки, а голова его была забита байками о героических сражениях, щедрых отпускных и легендарных кутежах на роскошных курортах, вселенской славе и сияющих орденах. Но война с зергами оказалась совсем не такой радужной, как ему расписывали. Когда людей (чаще всего совсем мальчишек) на твоих глазах разрывают в клочья свирепые чудовища и кровь фонтаном хлещет изо рта, забрызгивая шлем изнутри, словно коктейль в кошмарном блендере, в этом нет ровным счетом ничего героического.

По ночам, когда бойцы роты Ро сбивались в кучу в наспех построенных промозглых казармах, он открывал фотографию на одном из своих «левых» коммов и показывал ребятам «девчонку, к которой я вернусь, когда война кончится». Это была симпатичная блондинка с вьющимися волосами, совсем как у красоток Марлоу. Звали ее Мэри Лу, и Ирм познакомился с ней всего за несколько дней до встречи с сержантом Мори.

— Нет уж... тебе такая не по зубам, парень. Она — высший класс, — подшучивал над ним Берч, морпех постарше. — Ей больше подойдет парень опытный, вроде меня.

Они с Мэри познакомились в одном из подпольных стимбаров, которые считались нелегальными — по крайней мере, для тех, у кого нет денег или нужных связей. Память Ирма сохранила лишь яркие обрывки той жаркой ночи: танцы, смех, виски «Скотти Болгер». Он рассказывал, что они целовались. Во всяком случае, он так думал. Надеялся. Потом они обменялись адресами и с тех пор перекидывались безумно дорогими межпланетными сообщениями. Шли недели, он все больше времени проводил на передовой, на волосок от смерти, и Мэри постепенно превратилась из обычной девушки в мечту. Мечту о жизни, где не придется целыми днями носить тяжелую броню и делить жалкий кров с кучей парней постарше — те дразнили его, как младшего брата, за каждое слово, выдававшее в нем новичка. Ирм молился, чтобы скорее пришел день, когда его перестанут называть «мелким». Снимок Мэри напоминал о тех временах, когда он еще не знал звука, с которым мчится в атаку рой зерглингов, не ощущал уверенности в том, что сейчас будут кровь и смерть. Такое знание меняет людей.

— Вот увидите, — приговаривал он с мечтательной отрешенной улыбкой, глядя на фото Мэри и растворяясь в том, что оно символизировало. — Да-да... вы еще увидите!..

День, когда зерглинги добрались до Ирмшера, не слишком отличался от прочих дней той бесконечной войны. Большую их часть занимало ожидание. Люди сидели и часами слушали завывания ветра, которые сменялись давящей тишиной, предрекавшей недоброе.

Рота Ро получила приказ удержать и защитить Лондейл-12, небольшой спутниковый ретранслятор на южном полуострове Ансельма. Они должны были обеспечить получение данных и ретрансляцию их флотилиям, разбросанным по сектору. За неделю до того они вырыли вокруг глубокие траншеи, выстроили по периметру бункеры и поставили два осадных танка. Возвели и казармы, но бойцы роты Ро в них даже не заглядывали. Несколько потерянных секунд во время неожиданной атаки врага могли означать смерть, так что домом для них стали грязные траншеи.

Никто не думал, что зерги и в самом деле нападут на Лондейл. Его стратегическая ценность в масштабах войны была ничтожной. Поэтому когда сигнал тревоги взорвал тишину и сержант Вирджил Кейн начал отдавать приказы, морпехи вскочили и приготовились к худшему. Но все оказалось не так страшно. Для зерглингов атака была самоубийством. В этом не было смысла — противники превосходили их и числом, и боевой мощью. Но туповатые, с виду безмозглые твари продолжали наседать.

Их было слышно задолго до того, как становилось видно; мерзкое чириканье назойливо звенело в ушах.

— Чего они прутся? Что они тут забыли?

Ирмшер уже различал их: два десятка слюнявых зерглингов мчались вперед на сильных ногах, ощерив зубы и выставив когти; с их челюстей текла отвратительная пена. Они напоминали бешеных псов-мутантов, которых спустил с цепи жестокий хозяин. Ирмшеру никто не ответил. Завыли гиперзвуковые иглы, и времени на раздумья не осталось. Пора было действовать.

Зерглинги уступали числом, но это было неважно; казалось, для них смерть любого террана ценнее десятка их жизней. Бойцы Ро быстро поняли, что траншеи оказались серьезной ошибкой командования. Тяжелая броня морпехов стесняла движения в узком пространстве; едва несколько зерглингов сумели пробраться в траншеи, бойцы Ро оказались в ловушке вместе с ними, под бьющими по земляным стенам снарядами своей же артиллерии.

Зерглинги добрались до Ирмшера, и он закричал. Завыл, когда бритвенно-острый коготь проткнул щиток шлема и вонзился глубоко в ключицу, а за ним второй разорвал броню, точно консервную банку.

Он был еще жив, когда сдохла последняя из тварей. Он все еще недоумевал, почему они напали, не имея ни единого шанса выжить. Почему они пришли ради убийства нескольких врагов и его в том числе. Теряя сознание и чувствуя, как в вены льются стимуляторы, замедляя биение сердца, пока защитные системы брони пытались пережать разорванные артерии, а Берч бережно прижимал его к себе под пристальным взглядом сержанта Кейна, Ирмшер прошептал: «Мэри Лу».

Вирджил Кейн закричал в темноте. Ночью он вспотел и сбросил с себя одеяло, а теперь, обнаженный, совсем замерз.

— Вирджил! — Руфи схватила его за руку и потянула обратно, к мягким подушкам и нежным губам. — Ты здесь, милый. Ты со мной.

Она потерлась носом о сильное плечо; ее мягкие светлые волосы шелковой волной скользнули по его твердокаменным мышцам. Вирджил не хватало воздуха. Его грудь тяжело вздымалось, а сердце бешено колотилось.

— Черт. Я... Прости, Ру... Я...

— Ш-ш. Тише, милый. Я знаю. Знаю.

За год она привыкла к его ночным кошмарам... и воспоминаниям. Согласившись на помолвку, она также согласилась жить и с ними тоже, привыкла будить его, стирать слезы с лица и с нежностью смотреть на нелепую картину — огромный сильный мужик плачет во сне. Она лишь сильнее любила его за это.

— Просто... Они вернулись, малыш. Не могу поверить, что они вернулись. Я всегда знал, но... люди ведь не перестают надеяться, знаешь?

«Знаю», — подумала она.

— Мы же решили: ты не откликнешься на мобилизацию. Тебе не придется возвращаться. Я же говорила, папа обо всем позаботится. Мы начнем все заново. Никто не узнает, кто ты. Никому не надо говорить, где ты был. Завтра вечером все уже останется позади.

Вирджил помедлил, прежде чем ответить. Он представил себе, как он перестанет быть тем, кто сражался с зергами во время Войны Стай, кто столько долгих месяцев держался, отбивая одну за другой бесконечные атаки зерглингов, — и выжил. Кем он станет, лишившись этой части своего прошлого? Перспектива выяснить это пугала невероятно.

— Я знаю, Ру. Знаю. Но какая-то часть меня... Я никогда ни от чего не бегал.

— А это не бегство. Черт возьми, Менгск у тебя и так все отнял. У него есть новые морпехи — пусть они и разбираются. Что он для тебя вообще сделал? Что он сделал для нас?! За твои операции платил папа, а не Доминион. Ты свой долг давно отдал, и сам это знаешь. Сколько раз ты чуть не погиб, Вирджил? Сколько друзей потерял?

— Я не хочу больше говорить об этом.

Он думал о репортаже UNN, который видел перед сном. Об орде, свирепствующей на Тирии, сбивающей с ног строй солдат. Он думал об их зубах и когтях и об ужасном чирикающем звуке, который они издавали, бросаясь в атаку.

— Они не имели права тебя мобилизовать. Это несправедливо, Вирджил! Ты ушел из армии. Они не имеют права призывать тебя только потому, что появилась новая угроза. Ты был там четыре года назад. Теперь пусть с этим разбирается кто-то другой.

— Я же сказал, что не вернусь, Руфи... И я не вернусь.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, как делал всегда перед тем, как выключить свет и лечь спать. Он прижал ее к себе, такую маленькую и хрупкую, и ее тепло и мягкость казались самой правильной вещью на свете. Когда они разжали объятья, Руфи провела пальцем по его широкому неровному шраму, который шел от шеи до самого пупка, затем вернулась наверх, к зубу зерглинга, который Вирджил носил на шее, на красном кожаном шнурке.

— Ненавижу эту штуку. Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты не снимаешь ее в постели. Царапается... Сними.

Он улыбнулся.

— Ладно, сниму.

И выполнил обещание, положив подвеску на тумбочку.

— Завтра мы уедем... Все будет позади. К тому же, я тоже жертвую многим, Вирджил. Мне придется начать все заново. Бросить друзей, семью. Папу.

— Я знаю.

— Ну все, спи, здоровяк!

Она повернулась, а Вирджил уставился на вентилятор на потолке. Тот крутился и крутился, тени от лопастей гуляли по темным стенам, освещенным только светом лун, что едва пробивался снаружи. Он думал о новой жизни, которую предлагала Руфи. Спасению от всего, с чем ему довелось столкнуться. Он раздумывал, сможет ли тот, кто сражался с зергами, терял друзей в когтях зерглингов и смотрел в их пустые холодные глаза, когда-нибудь выбросить все это из дальних уголков памяти.

Смотреть репортажи UNN было жутко, но Вирджил не мог остановиться. Он встал еще на рассвете и так и прилип к экрану, потягивая пережженный кофе. Он выпил почти весь кофейник к тому моменту, когда Руфи зашла на кухню.

— Зачем ты это смотришь, Вирджил?

— А ты не хочешь знать, что там происходит? Надо понять, сумеем ли мы попасть на межпланетник. Идет война, малыш.

На экране мелькали кадры военных съемок. Космический крейсер — точнее, то, что от него осталось — падал на небоскреб, а муталиски облепляли его еще в воздухе, поливая снарядами пылающий, дымящийся остов. В нижней части монитора ползли строчки текста. Слова были неутешительные: все они говорили о невероятном количестве жертв, целых осажденных планетах, огромных потерях среди мирного населения. Было ясно: идет настоящая война.

— Боже мой, — Руфи охнула, прикрыв рот обеими руками. Даже с растрепанными спросонья волосами и размазанной тушью она была воплощением изящества и нежной красоты. — Какой кошмар.

— Это точно, милая.

— Я звоню папе. Он сказал, что поддельные документы будут готовы уже днем.

— Твой отец идет на большой риск. Теплое местечко в правительстве, как у него, легко потерять и трудно найти.

— Тебе не кажется, что его дочь и будущий зять заслуживают такого риска?

Он кивнул и снова повернулся к экрану. Репортер, которого записывала камера-робот, с воплями бежал по переулку.

— Твою ж мать...

Вирджил смотрел, как они появляются из-за угла и мчатся за репортером и камерой. Зерглингов была несчетная тьма: вытянутые вперед длинные когти, клацающие по узким стенам щитки, мертвые, бесчувственные глаза. Ближе. БЛИЖЕ.

Съемка быстро прервалась. Донни Вермиллион, известнейший диктор новостей UNN, появился в студии за секунду до того, как зерглинги заполонили весь обзор камеры. Он был бледен как мел и не мог скрыть дрожи при виде ужасной смерти, которая ждала его коллегу.

— Он...?

— Да, — спокойно ответил Вирджил, предупреждая очевидный вопрос. — Ты звонишь папе?

— Д-да, — ответила она, уходя с кухни.

Вирджил сделал глоток кофе; перед глазами стояла плотная толпа зерглингов, прорывающихся в переулок. Зрелище напомнило ему те окопы — тогда, давно. Вирджил медленно и с усилием выдохнул, выжимая из себя весь воздух без остатка, и закрыл глаза. Да, идет война.

Зерглинги добрались до Олби в каньонах Длинных Теней на Астерии, во время одного из ее прославленных шафрановых закатов.

Олби был ресоцем, большим и туповатым, с блаженной ухмылкой, которая появлялась только у тех, кому промыли мозги и заменили воспоминания. Но это не волновало ни Вирджила, ни Берча, ни Дейва, ни остальных бойцов роты Ро. Для ресоца он был неплохим парнем — отличным солдатом и везунчиком настолько, насколько это вообще возможно. Как и большинство ресоцев, он всегда сражался в первых рядах, грудью встречая первую волну атакующих зергов. Он видел и пережил за четыре года службы — сперва в войсках Конфедерации, затем Доминиона — куда больше, чем большинство солдат за всю жизнь... и каким-то чудом всегда уходил с передовой живым, с измазанным слизью скафандром и глупой ухмылкой на лице.

Между боями Олби рассказывал, как вырос в деревне на Альционе, на главном континенте. Он вспоминал прекрасные зеленые холмы, покрытые высокой травой, бесконечно тянувшиеся под синим небом с пушистыми облачками. Он рассказывал о выводке щенков, которые вечно бегали за ним по пятам, виляя хвостом. О том, как в жаркий полдень они прятались в тени баньяна, а щенки лизали ему лицо теплыми и мокрыми шершавыми языками. Это было идеальное детство, и он по нему скучал. За него Олби и сражался, чтобы другие могли наслаждаться такими минутами, чтобы человечество пережило зергов, протоссов и всех, кто встанет у него на пути.

Разумеется, это были ложные воспоминания, которые ему вживили в ресоц-камере на Норрисе VI. Это знали все бойцы роты Ро — они слышали точно такие же истории от других ресоцев. Но никто ни разу не сказал дурного слова о добром верзиле и его призрачном прошлом. Однажды в увольнении на Бахусе в баре «Кошечка» один из рядовых роты Альфа, который явно злоупотребил умоджийской дурью, попытался втолковать Олби, что воспоминания эти фальшивые. Он быстро познакомился с кулаком Вирджила, и дело кончилось всеобщей потасовкой. Олби имел право на эти воспоминания, настоящие или нет; только они и защищали здоровяка от ужасов, с которыми он ежедневно сталкивался на поле боя. Вирджил никому не дал бы осквернить их.

Как-то на улицах Нефора II Кейн и Олби повстречали женщину, которая при виде здоровяка-ресоца начала вопить, тыча в него пальцем:

— Мясник! Боже мой, это же Мясник из Прайдуотера! Но почему здесь?! Хватайте его! Кто-нибудь, хватайте его!

Ее тут же увела местная полиция. Ни Кейн, ни Олби не знали, в чем было дело.

Однако этот эпизод не давал Кейну покоя, и через несколько недель он раскопал биографию своего солдата-везунчика с передовой. Именно тогда Кейн понял, что некоторые вещи о ресоциализированных морпехах лучше не знать. Олби, который рассказывал о славных щенках и прекрасных бесконечных холмах, в жизни успел прославиться как «Мясник из Прайдуотера» после серии убийств, которая длилась более десяти лет в столичных трущобах. Он истязал своих жертв, наслаждаясь криками боли, сохраняя несчастных в живых много дней подряд. Фотографии, приложенные к делу, были ужасны, и Кейн теперь понимал, откуда была та свирепость, которая просыпалась в Олби на поле боя. Тем не менее, всякий раз, когда Олби мечтательно вспоминал своих крошечных щенков, их мягкую коричневую шерстку, холодные мокрые носы, от которых по коже мурашки, и мелкие зубки, покусывающие пальцы, Кейн мог думать лишь о том, какой прекрасной идеей была программа ресоциализации, позволяющая даже худшим из нас искупить свою вину.

Когда зерглинги добрались до Олби, он стоял по колено в густой пурпурной мерзости. Рота Ро отправилась в каньоны Длинных Теней с группой огнеметчиков; их прикрывали огневым ливнем осадные танки и «голиафы». Они прибыли для «зачистки», как выразился Кейн. Полчища зергов оттеснили назад глубоко в каньоны, где они засели в улье. Пока на Астерии был улей, зерги никогда не перестали бы атаковать. Операция имела ошеломительный успех. Обугленные трупы гидралисков тонули в грязи, а в разрушенных кладках плавали остовы личинок. Инкубаторы и остальные постройки рушились в брызгах биоплазмы.

Грохот залпа осадного танка эхом отдался в скафандре Олби. Как и всегда, он был на острие атаки и в первых рядах прорывался все глубже в улей. Казалось, зергов осталось совсем немного, ведь большинство полегло под градом автопушек «голиафов». Олби думал, что опасности нет, когда опустил винтовку и стал осматривать последствия учиненной им и его ребятами бойни. Для террана это было приятное зрелище. Живые постройки зергов разлетались в клочья, стекая невнятным месивом, в котором торчали пульсирующие вены, заливающие все вокруг густой кровяной жижей. Это была победа. Олби испытал прилив гордости.

Зерглинги выскочили из ближайшей кладки под какофонию бешеных воплей, которых почти никто не услышал. Олби их не видел; никто не видел. Золотистый свет знаменитых закатов окрасил все в цвета сепии, и прославленные длинные тени накрыли грязь темными полосами. Должно быть, везунчик-рядовой поддался очарованию момента. Наверное, пляшущие в лучах света пылинки напомнили ему о весенних листьях, колышущихся на ветру в его поддельном детстве.

Падая лицом в грязь, он не знал, кто его ударил. Зерглинги накинулись на него сверху, царапая, разрезая, кромсая и разрывая, точно дорвавшиеся до еды и сражающиеся за нее голодные звери. Казалось, они находили особую радость в том, чтобы каждый получил возможность вонзить когти в кровавую кашу под ними.

Когда битва была окончена, от мясника из Прайдуотера ничего не осталось. Он напоминал одно из пятен теста Роршаха на лиловой грязи — лишь отпечаток в памяти тех, кто служил бок о бок с ним.

— Ты можешь обзавестись фермой. На Шилохе отличные агрокультурные программы, — сказала Руфи, запихивая сиреневую блузку в спортивную сумку.

— Мы теперь будем фермерами?

— Конечно, почему бы и нет? — она звонко рассмеялась. — Это будет чудесная жизнь, правда?

Вирджил сунул руку в шкаф и вытащил футболку. Руфи ждала ответа. Вирджил медленно вытащил вешалку через ворот, отшвырнул ее и засунул футболку в свою сумку.

— Ну?

На его лице расцвела широкая обаятельная улыбка, очаровавшая Руфи с самого начала, несмотря на суровый вид и шрамы Вирджила.

— Ферма... звучит славно. Простая честная жизнь... А ты... ты готова стать женушкой фермера?

— Ты же знаешь, что да. Только представь: жизнь за городом, собственные продукты... И дети... если они у нас будут... вырастут на свежем воздухе, вся эта земля будет принадлежать им.

— Думаешь, у нас хватит кредитов купить много земли?

— На Шилохе все дешево.

— Еще бы. Как думаешь, почему? — это был риторический вопрос.

Ее сияющая улыбка померкла; она нахмурилась.

— Почему ты так говоришь? Я... я же стараюсь, Вирджил. Изо всех сил.

Он подошел к ней и притянул к себе. Она попыталась отстраниться, но он крепко держал ее в объятьях.

— Слушай, малыш. У нас с тобой будет ферма, а потом и дети, о которых ты все время говоришь, и простая жизнь, мы будем знать всех соседей по именам и...

— И забудем о зерглингах и... и роте Ро, правда?

Вирджил стиснул ее почти до боли.

— Зачем ты так говоришь? Моя рота всегда будет частью меня, Ру.

Как бы близки они ни стали за минувший год, между ними всегда будет пропасть. Руфи попросту не в силах понять, что он испытал.

— Это не значит, что ты должен позволять ей управлять своей жизнью, — сказала она.

— Я и не позволяю.

Она заглянула ему в глаза. Улыбка снова засияла на ее лице.

— Я буду женушкой фермера.

Вирджил нежно поцеловал ее.

— Я ценю этот шанс начать все заново. Очень.

— Ох! Мне пора бежать. Документы должны быть готовы. А вы, мистер фермер, опустошите, пожалуйста, шкаф и упакуйте все вещи к моему возвращению.

Вирджил отпустил ее и подошел к шкафу. Он включил свет и опустился на колени. Поднял стопку рубашек. Под ней оказался потертый ящик защитного цвета.

— Ты не сможешь его взять, Вирдж.

— Я знаю.

— Нужно еще избавиться и от того, что внутри, помнишь? Нельзя брать с собой ничего, что может выдать, кем мы были. Ты слышал, что сказал папа.

— Я знаю.

— Я понимаю, это нелегко.

— Да.

Руфи ушла. Вирджил снова повернулся к ящику и открыл его. Оттуда вместе с затхлым запахом плесени хлынули воспоминания. Сколько лет он туда не заглядывал! Там хранились медали, которыми Вирджил некогда гордился, а теперь они только собирали пыль; высохшая сигара; гиперзвуковая игла; один из «левых» коммуникаторов Ирмшера. Затем он нащупал что-то липкое и машинально отдернул руку. Слизь! Но, конечно, это была не слизь. Не сразу, но он вспомнил.

— Дейв, — выдохнул он, вытаскивая свою находку.

Это был наполовину израсходованный брусок синей смазки... смазки для доски для серфинга. Вирджил поднес его к носу и глубоко вдохнул. Густой ореховый запах вернул к жизни воспоминания, от которых он так пытался убежать.

Зерглинги добрались до Дейва в его собственной постели — он отсыпался после ночной попойки и игры в покер. Порой бывало и так.

Дейв по прозвищу Большая Волна был родом с острова Сантори на Миранаре. Он состоял в серф-клубе «Морские дьяволы», члены которого прославились тем, что на своих моторных досках катались по гигантским волнам высотой с гору, бушующим у побережий Сантори. Те же самые волны снабжали энергией гидроэлектростанции, которые затем подавали ее в города по всей планете. Ученые говорили, что волны достигали такой высоты из-за гравитационного притяжения трех лун Миранара, природной аномалии, сложившейся невероятно удачным образом и вряд ли имеющей где-то аналоги.

«Морские дьяволы» учитывали прихотливый климат планеты и собирались на острове зимой, когда можно было рассчитывать на кое-какую стабильность. Волны становились чудовищными; гигантские валы высотой тридцать, а то и шестьдесят метров мчались к суше, точно предвестники гибели. Укрепленные города на побережье в это время всегда были переполнены серферами со всей системы, а больницы и морги — телами невезучих подражателей. Компания таких подражателей и привела Дейва в морскую пехоту.

— Если б не эти засранцы, я б с вами, балбесами, не тусовался, — говорил он Вирджилу, Берчу или любому солдату роты Ро, который был готов слушать. — Вам свезло, что я с катушек легко слетаю.

Морская пехота Доминиона вела активную вербовку в тюрьмах по всему сектору. В один из таких рейдов они и нашли Дейва, который и в самом деле легко «слетал с катушек». Однажды в баре «Метод», подводном кабаке в 6 километрах ниже уровня моря и одном из самых крутых клубов планеты, где тусовались серферы, Дейв Большая Волна столкнулся с компанией туристов, позволивших себе вольности с одной из местных девчонок.

— Я был прям как рыцарь в сияющих доспехах, пацаны... Подвалил к этим и показал, что бывает с теми, кто не уважает местных на Сантори.

Так и было — только ситуация вышла из-под контроля, и Дейв перегнул палку. Зазвенели бутылки, и вскоре весь бар был залит кровью. Врачи увезли покалеченных бедолаг, над которыми поработал Дейв. В то время он был костлявым мелким серфером с длинными дредами и популярными на острове переливающимися тату — в тюрьмах Доминиона таких звали «свежее мясцо». После оглашения приговора, восхищенный тем, как легко Дейв отправил кучу людей в больницу, вербовщик Доминиона сделал ему предложение: 10 лет верной службы императору Менгску — или 40 лет каторги. В ответ он услышал:

— А дреды срезать обязательно?

Он все еще переживал их утрату, когда оказался в лагере для новобранцев. Несколько курсов инъекций стимуляторов и стероидов — и он был на передовой Войны Стай, набрав еще 50 фунтов мышц и став ключевым бойцом роты Ро. Рекрутам из преступников отпусков не полагалось, поэтому Дейв спасался только виски и картами.

Он скучал по волнам. По тому, как доска прорезает темно-серую громаду высотой с дом, как ионные двигатели толкают его все выше и выше, а дреды, которых ему так не хватало, развеваются на ветру. Чтобы справиться с этой потерей, он держал в своем сундуке брусок смазки для реактивных досок «Мистер Снорггс». Иногда во время отдыха он доставал и нюхал ее, наплевав даже на то, что Вирджил, Берч и прочие его неизменно за это дразнили. Он знал, что через десять лет снова будет покорять зимние волны на Сантори — стоит только продержаться и выжить.

Зерглинги добрались до Дейва в казарме, когда сенсорная башня отказала, и выводок этих тварей сумел прорваться в центр базы на Сети. Мертвецки пьяный, он проспал и внутреннюю тревогу, и визг гиперзвуковых игл. Он проспал момент, когда проклятые зерги разнесли ворота и прорвались в казарму. Он спал до той самой минуты, пока одна из тварей не прыгнула на него, а кровать не содрогнулась под весом монстра.

Еще в полубреду, Дейв проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть над собой саму смерть — ухмыляющегося во всю раззявленную пасть зерглинга. Как раз вовремя, чтобы почувствовать, как острые когти вонзаются в него снова и снова, раздирая на части. Вывалившиеся из его живота кишки напоминали давно отрезанные дреды.

Вирджил и Берч успели застрелить зерглинга раньше, чем он спрыгнул с Дейва. Слабое, но все же утешение.

Вирджил опустил взгляд на две маленькие сумки: туда поместилось все, с чем он собирался начать новую жизнь фермера и, возможно, отца. Все остальные свои вещи он выбросил. Тишина в их крошечной квартирке сжимала голову, как тиски. Каждый раз, закрывая глаза, он видел лишь зерглингов, гидралисков и муталисков, репортажи о кровавых бойнях и смерти. Но в основном зерглингов, потому что они всегда были самыми первыми и самыми многочисленными.

Он подскочил и резко открыл глаза, когда Руфи вошла в комнату. Следы слез на ее лице казались длинными прозрачными венами. Она вытерла нос рукавом. «Такая милая», — подумал он.

— Ох, Ру. Ты как?

— Просто тяжело прощаться, вот и все... Просто тяжело. — Вирджил поднялся и заключил ее в объятья, и Руфи улыбнулась: — Папа сказал, что навестит нас, когда все уляжется. Через год или два. Он думает, что сможет приехать под чужим именем. И я... я снова его увижу.

— Ты взяла документы?

Руфи резко отстранилась, кивнула и начала копаться в своей огромной сумке. Она извлекла оттуда две голографические карточки, служившие на Шилохе удостоверениями личности, и протянула одну ему. Вирджил нажал крохотную кнопку, и над карточкой появилась голограмма-проекция. Лицо было его, но имя и биография — нет. Объемная голографическая голова медленно вращалась, а рядом сменялись абзацы персональных данных. Руфи глядела на него сквозь голограмму, кусая губы и гадая, как он ответит.

— Дерек Дейтон? — наконец сказал он. — Прямо какой-то персонаж из кино про супергероев.

— Ну, я теперь Джосси Томас... Не слишком звучит... И я специалист по биоплазме, веришь или нет, — Руфи нажала на свою карточку, и появилось ее изображение. — Мой челнок уходит через час. Твой — через два. Папа устроил все так, чтобы не привлекать внимания. Он сказал, никто не должен заподозрить, что мы были знакомы еще до посадки. Мы должны встретиться там... может, прямо в космопорте... притвориться, что это впервые.

— Полагаю, нам вообще придется много притворяться.

— Да, пожалуй... Мне пора, Вирджил... — ее музыкальный смех был похож звук уведомления в коммуникаторе. — То есть Дерек.

— Иди сюда, Джосси, — он поцеловал ее в лоб, как делал всегда. — Я тебя люблю. Не забывай.

— И я тебя. — Руфи поцеловала его в губы.

Они целовались долго, медленно, а самое главное — тесно прижавшись друг к другу. Наконец, спустя целую вечность, Руфи отстранилась.

— Твой рейс — 3801. Не опоздай! Из-за зергов усилили меры безопасности.

— Что бы я без тебя делал! — ухмыльнулся Вирджил.

— Ой, и не спрашивай, — засмеялась она. — Увидимся там.

И Руфи ушла, оставив их квартирку и всю старую жизнь навсегда.

Вирджил снова сел и замер. Он пялился на грязную стену целый час, впервые за много лет ни о чем не думая. Когда час истек, он встал, поднял сумки и пошел к двери. Но что-то его остановило. Чего-то не хватало. Он опустил сумки на пол и оглянулся. Квартира была такой пустой... Все, что составляло их совместную жизнь, исчезло — осталась лишь безжизненная пустота, остов прошлого.

Перед уходом он решил пройтись по комнатам еще раз — проверить, не забыл ли чего.

Вирджил увидел его сразу, как вошел в спальню. На тумбочке лежал зуб зерглинга. Вирджил поднял его и провел пальцем по зазубренному краю. Кромка по-прежнему была такой острой, что он даже не почувствовал, как порезался, и осознал это, лишь заметив тонкую струйку крови на руке.

Зерглинги добрались до Берча во время захвата базы терранов на Уроне Сигма. Эвакуационные шлюпки опять опоздали — кажется, они опаздывали всегда.

Берч когда-то был школьной звездой-сломщиком с Шилоха, грязнулей-механиком, который больше ничем не интересовался. Слом был особенно жестоким спортом, родители всегда пытались запретить его в школах, но это им ни разу не удалось. Как и водители, разбивавшие машины на Старой Земле, сломщики сами строили свои машины, а затем «выбивали» ими противников с ринга. Это происходило на скорости 190 километров в час, на сыпучем щебне. Машина, пережившая наибольшее число столкновений и оставшаяся на ходу, побеждала. Каждый год куча парней и иногда девчонок оказывались в больницах с сильными ожогами, переломами и ушибами; кое-кто даже погибал. Берч был лучшим, без сомнений. Он жил этим. Все свободное от учебы время он ковырялся в двигателях машин, которые строил на тот момент, думая только о возвращении на арену. В старшей школе он держал рекорд по столкновениям и ни разу не попадал в больницу с травмой. В то время он был местной легендой.

После выпуска у него началась депрессия. Он потерял славу, почет и еженедельный всплеск адреналина школьных дней. Экзамены он сдал неважно, так что продолжил заниматься тем, что умел лучше всего. Два года прокопавшись в автомобилях, мотоциклах и прочем транспорте, он понял, что все поклонники, помнившие его успех, уехали на другие планеты или начали новую жизнь. Его возвращения на школьную арену новое поколение сломщиков встречало все с меньшим энтузиазмом, и все они думали, что рекорды Берча можно побить. С каждым днем его слава в городке угасала.

В подпольной лиге сломщиков всем заведовала мафия. Это знал каждый. Каждый знал, что работа на них — это договорные матчи, финансовое рабство и бесчестье. Как бы Берч ни скучал по гонкам, реву двигателей, вибрации неудобных кресел, которые приходилось использовать из-за их дешевизны; по тому, как замирало сердце в миг, когда он впадал в особый транс, забывая обо всем и мчась прямо на противника; он не желал передавать свои рекорды на откуп мафиозным боссам, которые будут требовать от него периодических проигрышей. Берч гордился тем, что умел, и никогда не смог бы сдаться.

Но он скучал по гонкам. Скучал по движению, по этому ощущению, что в любой момент все может рухнуть в тартарары, и все зависит только от него. Эта сосредоточенность в центре хаоса заставляла его чувствовать себя живым. Лишившись этого, он начал ощущать себя мертвым, бесполезным. Кем-то чужим. Однажды его внимание привлекла рекламная голограмма морской пехоты Доминиона. Вдохновенная речь императора Менгска и бравый вид облаченных в неосталь морпехов с тяжелыми винтовками Гаусса навели его на мысль, что бросить Шилох и завербоваться в армию было бы не так уж плохо. Человечеству грозила опасность — вдруг он сможет помочь справиться с ней?

Несколько дней спустя он был уже в лагере новобранцев на Тураксисе II. Учитывая прошлое, поначалу он думал, что ему доверят водить «стервятник» или осадный танк, но таких и без него хватало. Войскам недоставало морпехов на передовой — рядового пушечного мяса.

Вирджил Кейн и Берч поладили с первой же встречи. Кейну достался верный товарищ, который помогал в исполнении приказов, а Берчу — настоящий друг, впервые с тех пор, когда он был сломщиком. Они долго болтали по ночам за бутылкой «Скотти Болгера», делясь тем, что рассказывают друг другу только братья по оружию. Кейн как-то признался младшему товарищу, что боится никогда не найти женщину, которая его полюбит. Он слишком много отдавал армии, а женщины каким-то образом это чувствовали. Берч изо всех сил пытался его разубедить, но они оба знали, что тут есть зерно правды. Берч, в свою очередь, признался Кейну, что уже не надеется когда-нибудь снова ощутить тот триумф, который испытывал когда-то в школе, и что это пугает его до чертиков.

Когда зерглинги добрались Берча, база уже была захвачена. Почти все постройки охватило пламя — муталиски бомбардировали их, пикируя с высоты. Вирджил и Берч бежали к точке эвакуации со всей скоростью, какую позволяли скафандры. Командование объявило, что эвакуационные шлюпки на подходе. Командование вообще много чего говорило.

— Где эти гребаные шлюпки?! — заорал Вирджил в коммуникатор, когда рядом с ним в землю шарахнул разрывной снаряд.

— Не отвечают, — отозвался Берч, поворачиваясь и стреляя вслепую. — Господи, — ошарашенно прошептал он.

Ничто во вселенной не могло вызвать в человеке большего ужаса, чем вид волны зерглингов, захлестнувшей лагерь. Их были сотни, они прыгали, кидались на людей, разрывая их, разносили здания. Имя им было легион — живая колышущаяся масса темно-коричневого и лилового, челюстей, когтей, зубов. Полчище монстров с мертвыми глазами.

Берч продолжал стрелять!

— Прекрати! — приказал Вирджил. — Шевелись, солдат! Ты только привлекаешь их внимание... Мы проиграли эту битву. Бежим! Бежим!

— Черт, сержант, я хочу убить этих гадов.

— Беги уже, чтоб тебя!

— А смысл? Нас бросили, Вирдж; на горизонте нет ни одной шлюпки. Это конец.

— Это приказ, Берч... Черт, забудь. Сделай это ради меня, дружище. К дьяволу звания! Этих слов оказалось достаточно. Берч прекратил стрелять и снова побежал, не замешкавшись ни на секунду.

Через пару мгновений на горизонте показались две шлюпки, точно луч надежды.

— Они идут... Они идут сюда.

— Живей!

Муталиски быстро увидели подкрепление и сели на хвост кораблям терранов. Две шлюпки разделились, одна попыталась снять муталисков с хвоста другой и увести их. Муталиски рванули за ней, а вторая шлюпка направилась к площадке эвакуации, где Вирджил и Берч стояли, размахивая руками.

Люк распахнулся, и женский голос закричал изнутри:

— Забирайтесь, парни!

Они уже были готовы запрыгнуть внутрь, когда в небе раздался свистящий гул. Но это были не зерги, а вторая шлюпка, которая потеряла управление и, дымясь, по спирали шла прямо на них. Не медля ни секунды, ожидавшая их шлюпка взмыла в воздух, стараясь избежать столкновения, а Вирджил и Берч рванули в укрытие.

БУМ!

Шлюпка рухнула, и земля под ней задрожала. Пламя лизнуло каркас и длинными полосами расползлось по площадке эвакуации. Высоко над ними оставшаяся шлюпка начала разворачиваться в поисках удобного места, чтобы подобрать Вирджила и Берча.

Тогда они и услышали его — знакомый звук мерзкого чириканья зергов, раздававшегося многократным эхм. Сотня, а то и полтысячи зерглингов рванули к ним.

— Беги, сержант... Черт, Вирдж, беги!

— Берч, за мной! Это приказ.

Но Берч не подчинился. Вместо этого он повернулся и встретил рой, стреляя так часто, как только мог, пока орда, точно гигантская волна, нахлынувшая на берег, не опрокинула и не погребла его под собой. Одни твари остановились, чтобы разорвать его, другие сосредоточились на Вирджиле, которые все еще бежал к ждущей его шлюпке.

— Скорей, морпех, скорей. Не оглядывайся! — кричала женщина-пилот.

Вирджил просто бежал, хотя каждая его клеточка тела жаждала обернуться, бросить последний взгляд на друга, проверить, может, тот еще жив. Он знал, что эта мысль абсурдна, но надеялся. Наконец он добежал до шлюпки и прыгнул внутрь.

Но не он один! Один из зерглингов взмыл в воздух, когда корабль уже начал подниматься, и вцепился в обшивку, подтягиваясь, пока люк закрывался.

— Стреляйте! Эта тварь лезет внутрь! — в ужасе завопила пилот, спешно пытаясь вывести корабль из зоны досягаемости зергов.

Но еще больше она боялась того, что живой зерг оказался совсем рядом. Зерглинги выглядели жутко с высоты, но вблизи были кошмаром наяву.

Вирджил прижался спиной к металлическому корпусу корабля. Зерглинг вскарабкался внутрь и с пугающей скоростью кинулся на него, выставив коготь для атаки!

С такого крошечного расстояния выстрел гиперзвуковой иглой превратил голову зерглинга в обвисший ошметок мяса, кашу из зубов и плоти. Но тварь не остановилась. Зерглинг продолжил двигаться и вонзил коготь прямо в грудь Вирджила, пробивая скафандр и разрывая грудь. Вирджил закричал, роняя винтовку. Зерглинг умирал, но нашел в себе силы вытащить коготь, чтобы нанести второй отчаянный удар.

Тогда, уже почти теряя сознание от потери крови, Вирджил бросился в атаку. Когда коготь начал опускаться снова, Вирджил ударил кулаком прямо в то, что осталось от морды зерглинга, кроша зубы и отбросив врага назад. Собрав последние силы, Вирджил ринулся вперед и ударил снова, в полную силу автоматики скафандра, и снова, и снова, пока тварь не перестала шевелиться, и только тогда он рухнул набок, и его глаза застлала тьма.

Последнее, что он видел перед тем, как очнуться в госпитале, был сломанный зуб зерглинга, крепко сжатый в закованной в перчатку руке.

Берч погиб. Рота Ро при разгроме базы была полностью уничтожена. Уцелел только Вирджил.

Забинтовав руку, Вирджил повесил зуб на шею и пошел к двери. Он знал, что его нужно оставить — ни один фермер, уезжающий на Шилох, не станет носить на шее зуб зерглинга! — но выбросить не поднималась рука. Вирджил спрятал зуб под рубашку, подальше от чужих глаз, но сам не переставал ощущать его там.

Множество людей мчалось куда-то по улицам в панике. Голографический экран на двадцатиметровой высоте транслировал происходящее в системе. Можно было увидеть, как межпланетная атака Роя распространялась от планеты к планете. Вирджил старался не смотреть; он шел прямо, глядя точно перед собой.

Повернув за угол, он увидел толпу людей у пункта вербовки Доминиона. Очередей было две. Над одной висела надпись «НОВЫЕ ДОБРОВОЛЬЦЫ», над другой — «СОЛДАТЫ ЗАПАСА». Идет война — и солдаты возвращаются в строй.

Вирджил ускорил шаг, стараясь не смотреть на тех, кто готов был вернуться, чтобы исполнить свой долг.

Он добрался до остановки и сел на скамейку, дожидаясь следующего рейса до космопорта Курц. Дисплей сообщал, что рейсовый транспорт скоро подойдет. Ждать оставалось совсем немного.

Через дорогу он видел репортаж UNN на одном из экранов. Император Менгск стоял на возвышении рядом с генералом Ворфилдом, легендарным командующим. В нижней части экрана бежала строка с последней информацией о растущем числе жертв.

Сидя в тишине, Вирджил был уверен, что слышит пронзительное чириканье зергов. Он мог поклясться, что слышит зерглингов и канонаду выстрелов, переходящую в грохот взрыва. Он закрыл глаза и увидел, как на него мчатся сотни зерглингов — точь-в-точь как те, что добрались до Берча, Дейва, Ирмшера и многих, многих других его товарищей по оружию. Он помнил. И всегда будет помнить. От такого не сбежишь. Вирджил открыл глаза — теперь он не сомневался.

Из-за угла донесся громкий скрежет, и появился рейсовый транспорт, который завис в метре над землей. Горячая волна воздуха от двигателей ударила в лицо. Вирджил поднял взгляд. Водитель открыл дверь, чтобы впустить его. Но Вирджил просто сидел и слушал рокот мотора, напоминавший звук, который издавал «стервятник», появляясь на поле боя.

— Эй, приятель, ты так и будешь там сидеть или поедешь?

Вирджил долго смотрел на водителя. Наконец он встал.

— Нет... Простите. Я просто... отдыхал, ноги устали.

— Да чтоб тебе лопнуть, придурок! Найди себе для отдыха скамейку не на остановке!

Водитель отъехал. Вирджил развернулся и пошел назад.

Не дойдя немного до пункта вербовки, он остановился возле урны и вытащил из кармана поддельные документы. Это был ключ к другой жизни вдали от зерглингов и боев. На какой-то миг перед глазами мелькнула жизнь на Шилохе: они с Руфи возделывают землю, вокруг бегают чудесные дети и смеются так же звонко и музыкально, как их мать. Такой могла быть его жизнь. Но такой не могла быть жизнь сержанта морской пехоты, когда идет война.

Он бросил фальшивые документы в урну, запустил руку под воротник и вытянул наружу зуб зерглинга, оставив его гордо красоваться на глазах у всех: почетный знак, самая любимая награда.

Через пару минут Вирджил стоял в очереди в пункт вербовки Доминиона с другими ветеранами-морпехами. Это были люди, которые сталкивались с зергами в бою, которые понимали, что он видел и пережил — и что никогда ему не стать обратно тем, кто этого не испытал.

Дата добавления: 2015-08-29