- Какой раз ты уже бросаешь? – видимо, мое заявление не произвело на Майки должного впечатления. – Ты хоть раз довел это до конца? Ты бросил, вот скажи мне, сколько раз ты пытался и у тебя получилось? – спросил он, как будто желая сделать мне еще больнее, чем он уже успел.
Почему он так не верит в меня, почему он не может хотя бы просто в меня поверить, почему он постоянно пытается показать мне мою ничтожность, мою слабость, мою неспособность противостоять проблемам? Я уже не прошу от него помощи, не прошу, чтоб он контролировал меня, я вообще ни о чем его не прошу. Но зачем говорить мне такое? Неужели в нем не осталось даже капли элементарной братской любви, капли какого-то сострадания и понимания? Зачем осознанно причинять мне боль? Он осуждает Фрэнка, просит держаться от него подальше, но сам, чем он отличается от него? Разве Майки считается с моим мнением, с моими чувствами, разве в его колких фразах и замечаниях проявляется его забота? Но ведь он даже не какой-нибудь случайный знакомый, он мой родной брат, он тот, с кем я рос бок о бок, он тот, кого я всегда любил, кому верил. И как я должен чувствовать себя сейчас, когда он так просто отталкивает меня?
- Замолчи, Майки... – промямлил я, опуская голову, а он на некоторое время все-таки замолк.
- Какой уже день? – спросил он и, подняв голову, я увидел, что он рассматривает меня и тщательно приглядывается к моему лицу.
- Третий... – я немного отвернулся, понимая, что выгляжу я действительно неважно, если не сказать хреново.
- Ты же знаешь, что это только начало? Все, что я могу сделать, это пожелать тебе удачи. Переживи хотя бы этот третий день, - Майки вяло улыбнулся, и снова покачал головой.
Он хлопнул меня по плечу и беззвучно сказал «держись», я смог прочитать это по его губам. Он появился в моей жизни на пару часов, чтоб снова уйти, теперь, может быть, навсегда. Он как-будто приходит, чтоб проверить изменилось ли что-то и уходит, не видя желаемого, оставляя меня опять одного. Кажется, это уже никогда не изменить, и ничего не вернуть назад.
Я поплелся обратно в зал, в котором меня все еще должен ждать Фрэнк, если только он тоже не решил меня бросить сегодня. Я иду как-будто во сне, не замечая людей, которые ходят вокруг, но, когда я увидел Фрэнка, то ускорил шаг, как будто он вот-вот убежит от меня или и вовсе исчезнет.
Я подошел и просто стал рядом, а Фрэнк лишь бросил на меня удивленный взгляд.
- Мы можем идти, - сказал я, даже не смотря на парня. В глазах снова помутнело, а голова предательски закружилась, и на мгновение я словно потерял контроль над своим телом.
POV Frank
Мне показалось, что когда Джерард вышел ко мне, он выглядел еще хуже, чем до этого. Теперь он абсолютно измученный и истощенный, и, кажется, он еле стоит на ногах. Видимо, не очень приятный разговор выдался у него с Майки...
Мы с художником уже вышли на улицу, и все это время он практически не обращал внимания на мое присутствие рядом, просто шел в нужном себе направлении. Так как других дел у меня сегодня нет, я решил пойти с ним, куда бы он там ни шел, но все-таки думаю, что в его состоянии он, скорее всего, направляется домой. Он идет совершенно отрешенный от всего мира, находясь где-то настолько глубоко в своих переживаниях, что я даже не вижу смысла говорить с ним, я просто иду рядом, плечом к плечу, иду туда же куда и он. Джерард вроде бы не против этого, по крайней мере, он ничего не говорит мне по этому поводу, а даже если и скажет, что это решит? Я всегда делал то, что я хотел, и я всегда буду делать только так.
Через пару минут я наконец-то повернул к нему голову, чтоб просто проверить его состояние. Я заметил, как он вытирает лицо рукавом, при этом тяжело дыша.
- Ты плачешь? – спросил я, и отвернулся от него. Почему-то сейчас он напоминает мне обиженного ребенка, который хочет запереться в своей комнате, сесть где-нибудь в угол, где никто его не сможет найти и рыдать без остановки. А пока его видит кто-то еще, кроме него самого, он пытается держать свои эмоции при себе.
- Нет, - быстро ответил он, но по голосу явно слышно, что он все еще плачет, причем все с большей и большей силой, ему все тяжелее и тяжелее держаться.
- Ты мне врешь, - утвердительно сказал я, шагая вперед.
Через пару секунд я заметил, что шаги рядом со мной затихли, и я больше их не слышу. Я быстро обернулся назад, и увидел в паре метров от меня, стоящего Джерарда, держащегося обеими руками за лицо, и трясущегося как лист на ветру.
Я медленно подхожу ближе и все четче и четче слышу, как он плачет, совсем не стыдясь своих эмоций. Он уже буквально рыдает вслух, не стесняясь ни прохожих, которые странно косятся на него, ни самого себя, он рыдает так, что кажется, что он просто кричит. Кричит, в каком безвыходном отчаянии.
Я стал в метре от него и внимательно смотрел на происходящее. Я даже не понимаю, что я ощущаю, когда вижу это. Как будто все застопорилось: эмоции, движения, мысли. Я стою, а Джерард обессилено падает на колени, будто бы пытаясь удержаться руками за асфальт, потому что боится упустить его, потерять соприкосновение с землей.
Я подхожу еще ближе, и почему-то не могу даже сообразить, что мне делать. Что я должен сделать? Что я могу сделать? Уйти, оставить его рыдать посреди улицы? Наплевать на то, что с ним будет? Это было бы в моем стиле, это было бы вполне ожидаемо с моей стороны. Но я почему-то не ухожу. Я присаживаюсь рядом с ним, и он всем телом прижимается ко мне, обнимая меня трясущимися руками, а мои руки в это время растеряно болтаются, не решаясь обнять его в ответ.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... – задыхаясь, повторяет Джерард.
- Что? – в недоумении отвечаю я, пытаясь посмотреть на него, но он не хочет поднимать свою голову с моего плеча.
- Помоги мне, пожалуйста, - еле слышно прохныкал он, давясь своими слезами.
- Ладно. Ладно, - тихо выдыхаю я.
Вот, и он вроде бы мой... И вроде бы все, как я хотел: он зависит от меня, я ему нужен, я единственный, кто есть у него сейчас. Я должен чувствовать триумф, я должен наслаждаться победой, я ведь сделал то, что хотел.
Но что я чувствую? Я не знаю. Может, сейчас я просто плохо соображаю?
Наверное, стоило бы подумать об этом позже, когда вся эта буря затихнет. Эта чертова буря...
POV Frank
Мы все еще сидим вдвоем на холодном асфальте, колени уже ноют он соприкосновения с твердой поверхностью, а тело художника отдает нездоровым жаром. Я чувствую, как он сжимает в своих кулаках ткань моей куртки на спине, и слышу, как он бормочет что-то невнятное в мое плечо, заливаясь в истерике. Я непроизвольно через некоторое время тоже обнял его, хотя сначала даже не понял, что сделал это. Сейчас я ощущаю себя в полной изоляции от внешнего мира, все, что происходит вокруг, меня не касается, я растворился в слезах Джерарда – они, как будто выбили из меня весь рассудок и здравое мышление, я поддаюсь его беззащитности, забывая о правилах игры, которые сам и придумал.
Я должен оставаться собой, и ни для кого не должно быть исключений. Мне всегда было на всех плевать, я всегда мог растоптать чьи-то чувства без малейшего угрызения совести.
И что изменилось теперь? Ничего не изменилось, я все тот же, что и раньше. Чем этот художник заслужил того, чтоб я ради него становился кем-то другим, кто он такой? Никто, такой же, как и сотни миллионов других людей. Но почему тогда я сижу сейчас с ним и не могу оттолкнуть?
Слишком много вопросов, Фрэнки, слишком много, но ни одного ответа ты пока что не нашел. Неужели ты запутался в своем же эксперименте? Возможно и так... возможно.
Все мои раздумья опять залегают на дно моего сознания, мой внутренний голос опять затихает, теперь я слышу только рыдание Джерарда и иногда долетающие до меня слова прохожих. Кто-то, кажется, даже подходит и предлагает помощь, но я со всей присущей мне грубостью посылаю таких добровольцев куда подальше – я справлюсь и без них.
- Мне холодно... – всхлипывая, промычал Джерард. – Мне очень холодно...
- Не плачь, - отрывисто сказал я, немного замявшись, - пожалуйста, перестань.
Он постепенно начал затихать и я, взяв его за плечи, немного приподнял, чтоб посмотреть на него. Джерард нехотя поднял голову, смотря на меня своими заплаканными зелеными глазами, блестящими от слез. Сейчас они выглядят опухшими, но не менее красивыми, ни в коем случае. Красивые глаза – это то, чего у него не отнимешь. Мокрые ресницы, слезы, стекающие по щекам, высохшие губы, ловящие прохладный воздух.
Ну что, Фрэнк, посмотри на него, не отворачивайся, смотри – разве ты не добился цели, все как ты хотел. Вставай и уходи, брось его, когда ты ему так нужен. Будь сволочью, в конце концов, просто будь самим собой. Просто уйди, как ты и должен сделать, празднуй победу, игра ведь удалась, нет смысла продолжать ее. Поднимись и уйди.
Или ты не можешь?
Да, я не могу... Что мне мешает? Наверное, жалость. Слишком много жалости вызывает у меня сам вид этого человека, так много, что я даже не могу сделать то, что хотел. Жалость... никогда раньше мне не могло это помешать, но, по-моему, теперь условия моей игры немного изменились из-за «форс-мажорных» обстоятельств.
Главное, чтоб эти обстоятельства в конец всего не испортили...
- Вставай, – сказал я, сам подымаясь с асфальта и протягивая Джерарду руку.
Он обратил на меня свой измученный взгляд и принял мою помощь. Он медленно поднялся, что стоило ему не малых усилий, болезненно прищурил глаза и, все еще дрожа, то ли от холода, то ли от боли, стал напротив меня.
Мы молчим, никто из нас не решается что-либо сказать или мы просто не знаем, что говорить сейчас, что тут вообще можно сказать.
- Мне плохо, - проговорил Джерард, обхватив живот обеими руки, как будто впиваясь пальцами в ребра, и покачиваясь вперед-назад. Я догадывался, что ему нехорошо, но неужели настолько?
- Я вижу. Ты заболел? – спокойно спросил я, потому что это единственное, что пришло мне сейчас в голову.
- Хуже, - сразу же ответил он и, замолчав, посмотрел на меня, а затем на его лице появилось что-то наподобие улыбки. Грустной и вымученной улыбки. – Желаю тебе никогда этого не почувствовать, - добавил он.
- Чего? – я непонимающе посмотрел на него, хотя уже понимаю, о чем он говорит.
- Этих мучений, когда каждый день тебе все хуже и хуже, когда тебе хочется уснуть, а утром не проснуться, когда кажется, что легче умереть, чем пережить это, когда ты знаешь, что должен с этим справиться, но не можешь... А главное, когда знаешь, что никому до тебя нет никакого дела, и что с тобой там происходит, - объяснил он, и я заметил, что он опять вот-вот заплачет, чего сейчас мне меньше всего хотелось бы – это уже слишком.
Я положил одну руку ему на плечо, похлопав по нему, пытаясь как-то утешить Джерарда и предотвратить его очередную истерику.
- Тебе опять нужны деньги? – неудачный вопрос, по всей видимости, Джерард покачал головой и убрал мою руку со своего плеча.
- Я не должен больше возвращаться к этому, мне нужно с этим покончить. Не предлагай мне больше денег, я не имею права опять сорваться. Если опять не выйдет я... я просто не вижу смысла в таком существовании... Это мой последний шанс все исправить, - все его тело резко содрогнулось, и он с силой сжал кулаки.
- Тебе в реабилитационный центр надо, вот и все. Так будет проще.
- Проще для кого? – непонимающе спросил он.
- Для тебя, наверное, - задумавшись, сказал я, и добавил, - там за тобой будут следить, по крайней мере, ты будешь под постоянным наблюдением.
- Я не хочу этого, - тихо сказал Джерард.
- Но почему?
- Ты не поймешь... и не надо, - ответил он, и отошел ближе к какому-то зданию, прислонившись одной рукой к стене. – Черт... когда это все наконец-то закончится, - почти неслышно прошептал он самому себе, но я отчетливо смог услышать его слова.
Он прав, я никогда его не пойму, и никогда не прочувствую всю боль, которую он сейчас ощущает. Это останется навсегда с ним, даже если он сможет от этого избавиться, его душа сохранит эту боль навсегда.
В следующий момент раздался резкий крик, во время которого Джерард ударил кулаком в кирпичную стену. Он уже готов сделать еще один удар, а может и не один, но я остановил его, больно схватив за запястье.
Сбитая до крови кожа... если бы он ударил снова, то точно сломал бы руку. Джерард медленно повернулся ко мне лицом и из его глаз опять хлынули слезы. Я ослабил хватку, но его рука все еще невесомо держалась в воздухе и тряслась, пока он медленно не опустил ее.
- Успокойся, - ровно сказал я, поворачивая Джерарда к себе лицом, но он опустил голову, продолжая беззвучно плакать. Черт возьми, почему я вожусь с этой истеричкой и пытаюсь его как-то успокоить... Мне это надо вообще? Сколько времени я уже потратил на его «душевные переживания»? Разве я не мог потратить это время на себя, не выслушивая эти непрекращающиеся рыдания?
- Я не могу... я не могу, - шепчет Джерард.
- Тебе нужно домой.
- Я не дойду, я не смогу... – прохныкал он, держась за меня обеими руками, будто бы боясь потерять равновесие. Но он же не может вечно стоять тут и плакать – так он умрет еще быстрее, чем в каком-нибудь другом случае. Он собирается бросить наркотики, а с места сойти не может... ну надо ведь с чего-то начинать, а то если он и домой не дойдет, есть ли вообще смысл продолжать это дело?
- Хватит ныть, - сказал я уже заметно грубее, чем во все предыдущие разы, когда успокаивал его. Достаточно этих соплей – от них никаких результатов. – Ты идешь? Или тебе нравится привлекать внимание прохожих и разбивать руки об стены? Определись, чего ты хочешь! Хочешь остаться тут – это твое дело, оставайся.
- Я иду, - шепотом ответил Джерард, и сразу же двинулся вперед по тротуару. Я улыбнулся – я имею на него какое-то воздействие.
- Вот так, - сказал я своим мыслям и пошел за художником.
Он идет неуверенно, слегка пошатываясь, отчего я иногда поддерживаю его за руку. Через некоторое время ходьбы он останавливается, смотря на меня своим тревожным взглядом, а я лишь киваю ему, давая понять, что он должен идти дальше, подавляя боль, переступая через нее. Он и сам понимает все это, но по природе своей или из-за ситуации сложившейся в его жизни он слишком слаб, в нем нет такой силы воли, которая могла бы его вытащить. Он слишком уязвим. Он легко поддается своей слабости, он не создан для борьбы, но когда жизнь не оставляет ему другого выбора, ему все таки приходится бороться из последних сил, которых сейчас у него осталось очень мало.
Я иду и думаю о том, удастся ли ему справиться со своей проблемой, и я не нахожу однозначный ответ. Я не знаю, как ему это удастся, не знаю, как он сможет выдержать то, что его ждет дальше. Конечно, он попытается, он будет страдать настолько долго, сколько сможет терпеть. А сколько он сможет терпеть – это пока что никому неизвестно, но это лишь дело времени. Время все разъяснит и покажет, надо только дождаться и все станет ясно.
Мы уже дошли к финишной прямой – мы стоим прямо напротив двери квартиры Джерарда. Такое впечатление, что мы шли сюда несколько часов и прошел уже как минимум день, как мы покинули выставку.
Джерард долго копался в карманах в поисках ключей и когда он все-таки их нашел, то потянулся открывать дверь. А вот это уже стало для него нелегкой задачей: трясущаяся рука нервно пытается попасть в нужное отверстие, пальцы крепко сжимают в руках нужный ключ, но это не придает его движениям большей точности и, в конце концов, он сдается и берет таймаут, чтоб повторить свои попытки опять, набравшись немного сил. Но я решил облегчить ему жизнь и открыть дверь самому, тем самым сэкономив немалое количество времени, которое, честно говоря, мне уже надоело терять.
- Наверное, лучше я, - протянув руку, сказал я, и в тот же момент ключи оказались у меня на ладони.
Я ловко провернул ключи в двери, и легонько толкнув ее рукой, она медленно открылась.
Я не торопясь переступил порог первым, хотя, по сути, являюсь только гостем, но меньше всего меня интересуют какие-то этические нормы.
Первое впечатление от увиденного мной только что: я попал в мусорный бак, причем я говорю это не только о неопрятности квартиры, потому что размеры этого жилища тоже, вполне соответствуют моему сравнению. Не знаю, убирались ли тут вообще когда-нибудь.
- Можешь не разуваться, - послышался голос за моей спиной, - тут не так чисто, как у тебя, ты уже заметил... в общем, да, я так живу.
- Тут можно жить? – с наигранным удивлением спросил я, отбрасывая ногой валявшиеся на полу смятые клочки бумаги.
И бумага это самое безобидное, что можно увидеть среди этой кучи хлама. Тут вообще невозможно понять, что мусор, а что нет. Джерард, как только зашел в квартиру сразу же пошел в сторону кровати, на которую устало свалился. Я же отчаянно пытаюсь найти место, куда тут можно сесть, и в итоге нашел кресло, которое, правда, полностью заставлено какими-то картинами. Я бесцеремонно убрал их оттуда, и занял место на кресле. Но сейчас я задумался, что я тут делаю, зачем я тут сижу, если мог бы уйти, как только довел его до квартиры, какой смысл мне тут задерживаться дальше? Но, несмотря на это, я спокойно сижу в кресле, даже не собираясь сдвигаться с места, пока мучения Джерарда с приходом домой, ничуть не уменьшаются. Он без остановки ворочается туда-сюда в кровати, комкая под собой простыню, и пытается укрыться, заминая вокруг себя одеяло. Он закутался в него и, прижав колени ко лбу, дрожит всем своим телом.
- Как ты? – глупый вопрос с моей стороны, вопрос, не требующий ответа, и так ведь видно как он, что тут спрашивать. Все хреново, даже очень... я, наверное, никогда не представлял, что человеку может быть так плохо, никогда не видел этого, и к счастью не чувствовал.
- Я... я... мне так плохо... – он ухватился обеими руками за волосы, что показалось, он вот-вот начнет вырывать их. – Что мне делать? Я не знаю, что мне делать! Надо что-то делать! Мне так плохо...
И тут ему ничем не поможешь, тут даже при всем желании это невозможно. Теперь все зависит только от него, сможет ли он продержаться до конца или нет. Можно начинать делать ставки... это, наверное, не слишком гуманно, а тем более не слишком правильно, но ведь можно для самого себя сделать какие-то предположения.
Так вот, что думаю по этому поводу я: он не выдержит такого напряжения, он сломается, может быть, уже навсегда.
- Тебе стоило бы поспать... – неуверенно сказал я – у меня нет опыта в делах с наркоманами, я с ними никогда не общался, а уж тем более так близко. Но что ж, все бывает впервые, не так ли?
- Я не могу, у меня не получается! Я не могу уснуть, не могу уснуть, я не могу, - повторяет без остановки Джерард, и я подошел к нему, сев на край кровати.
Я не имею ни малейшего понятия, что мне делать, да и в любом случае, какое это будет иметь значение для него, если это никак не поможет. А для меня? А для меня это тем более бессмысленно, я вообще не имею никакой выгоды с того, что делаю, хотя я мог бы воспринимать это, как новый уровень в моей игре. По крайней мере, мне было бы легче это называть именно так.
- Я пойду, - сказал я, уже собираясь вставать с кровати, когда Джерард слабо ухватил меня за край футболки. Я обернулся к нему и замер, ожидая его слов.
Он лишь смотрит на меня, как будто боясь что-либо сказать.
- Пожалуйста, не уходи... останься.
POV Frank
А что если я скажу ему нет? Что если я развернусь и уйду? Что тогда? К чему приведет мой поступок? А ведь я вполне мог бы так сделать, ради интереса хотя бы, чтоб увидеть реакцию художника, но сейчас она может быть разной, и мне кажется, в таком случае ничего хорошего ждать не придется.
Он смотрит на меня, а я смотрю на него. Зрительный контакт длительностью буквально в пару минут, а по ощущению вечность, вечность его ожидания. Он считает секунды до моего ответа, а я набираю воздух, наполняя им легкие, чтоб сказать только пару слов.
Мне кажется, я слышу, как бьется его сердце, и не важно, по какой причине, важно то, что я слышу. Что чувствую я? Ответственность за этот момент, и ощущение какой-то странной гордости, чувство своего злого «благородства». Разве я не помогаю ему сейчас? Разве ему не это нужно? Но ведь никто меня при этом не просил волноваться за него, и я никому ничем не обязан. Только Джерард будет вечно благодарен мне за то, что я делаю для него, хотя, по сути, я все делаю лишь для себя. Я ведь не могу по-другому. А как иначе объяснить мое поведение? Во всем надо находить источник удовлетворения собственных интересов, в конце концов, собственного самолюбия.
- Я остаюсь, - спокойно сказал я, и Джерард медленно прикрыл глаза с облегчением и одновременно с болью.
Да, я остаюсь, и не потому, что мне его жаль, не поэтому. Жалость не должна мешать моей игре – я это ясно решил для себя. Нельзя поддаваться каким-либо чувствам, равнодушие – это единственное, что имеет смысл и дает результаты.
Я безразличен, и по-другому быть не может. Я повторяю это про себя тысячу раз и буду повторять, пока никаких сомнений не останется, пока я действительно не пойму, что мне не мешают никакие лишние эмоции, пока во мне опять не заживет одно лишь безразличие, ведь только оно дает всему какую-то ясность, только с ним ты можешь мыслить действительно трезво.
Самоконтроль – вот, что действительно важно. Надо всегда контролировать свои действия, свои мысли, свои слова, и тогда все станет на свои места, все будет как раньше. А пока мне приходится доказывать самому себе, что я до сих пор пропитан насквозь лишь своим эгоизмом, что во всем я преследую исключительно свои личные цели. Раньше я был слишком уверен в этом, чтоб допустить появление хоть малейшего оттенка сомнения в своей голове, а теперь... а теперь что-то изменилось.
- Спасибо, - это все, что мне ответил Джерард, да я и не нуждаюсь в громких словах.
Парень нашел своей рукой мою руку и крепко сжал ее, от чего меня как будто прошибло электрическим разрядом. Я даже как-то испугано посмотрел на наши руки с мыслью, что мне, похоже, пора завязывать с этим художником. Что-то не так, со мной определенно что-то не то, или, может, я просто устал...
Я опять упорно начинаю убеждать себя, что все это тоже часть моего коварного плана, что вообще все, что я делаю – это мой грандиозный план, но в то же время я прекрасно понимаю, что лгу самому себе. Но ведь и в ложь со временем можно поверить, и мне, наверное, больше жизни сейчас нужно просто верить в свою ложь, дышать ей, чтоб не потерять самого себя. Черт, этого всего вообще не должно было произойти, это совсем не то, чего я хотел.
- Эм... я отойду на кухню, - я резко отошел от Джерарда, и он удивленно посмотрел на меня. – Пойду приготовлю себе что-нибудь, - объяснил я, чтоб вся сложившаяся ситуация не казалась такой глупой.
Я бы не сказал, что голоден и нуждаюсь в срочном приеме пищи, а это скорее один из самых идиотских способов отвлечься от неприятных себе мыслей. Не могу поверить, что прибегаю к таким глупостям. Но ведь все под контролем, да Фрэнки?
Я отмахнулся рукой от своего вопроса и поплелся на кухню. Я уже понял, что Джерард не любитель убирать за собой и вообще к чистоте он не питает никакой симпатии, но чтоб настолько... Знаете, вся эта атмосфера грязи вызывает у меня крайне острое чувство отвращения, да и вообще мне ужасно некомфортно находиться в таком помещении. Странно, что тут еще нет вони, как на свалке, но мусор, скорее всего, Джерард все-таки выбрасывает.
Ну что ж... ожидать того, что холодильник будет заполнен разнообразной едой, по-моему, крайне абсурдно в данном случае. И действительно, открыв холодильник, я не увидел практически ничего кроме полупустой бутылки минеральной воды и каких-то замороженных кусков непонятно чего (тут, правда, трудно разобрать, что это такое), расположившихся в морозильной камере. Видимо, поесть мне тоже не удастся... Я с силой захлопнул дверцу холодильника, и открыл шкафчик прямо над моей головой. Среди всякой ненужной ерунды я подметил там упаковку кофе, по всей видимости, самого хренового и дешевого, который вообще продается на всем континенте. И, тем не менее, я собираюсь его пить, так как выбора у меня никакого и нет, потому я решительно вынимаю упаковку из шкафчика.
На плите стоит заляпанная джезва, и, по правде говоря, мне трудно даже представить, как так можно варить кофе, чтоб привести ее в такой плачевный вид. Но ладно... мыть ее я не буду ради одного раза.
Когда мой кофе был уже почти готов и его резкий аромат, который заметно отличался от аромата нормального качественного кофе, наполнил всю кухню, мне осталось лишь найти какую-нибудь чашку. Но, наверное, ни одной чистой чашки больше не осталось, и все они покоятся где-то в горе немытой посуды, которую мне, похоже, придется помыть. Кто если не я? И я принялся за это дело, тщательно перемывая каждую тарелку, ложку и чашку до скрипа, свидетельствующего о чистоте. Я довольно взял одну из вымытых мной чашек и налил туда свежесваренный кофе. Я оценивающе посмотрел в чашку, и немного прищурившись, сделал первый глоток горячего напитка. Да... вкус действительно оставляет желать лучшего: горький и слегка неприятный, но придется пить такой, какой есть.
Пока я пью этот невкусный кофе, я заодно придумываю, чем еще можно было бы себя занять. Работа – это хороший способ отвлечься от ненужных мыслей, когда мозг поглощен каким-то занятием, то на глупые мысли практически нет времени. И первое, что мне пришло в голову – это убраться на кухне, тем более что это займет не малое количество времени. Конечно, уборка на этой кухне дело бессмысленное и никому не нужное, но, по крайней мере, хоть какой-то досуг. Несмотря на то, что многие люди не любят убирать и всячески пытаются делать это как можно реже, меня даже увлекает уборка, я люблю видеть вокруг себя порядок и чистоту, потому и наводить ее я никогда не прочь. Потому... почему бы и нет?
POV Gerard
Он остался... я не знаю, почему он все-таки решил остаться, но разве это плохо? То, что он остался – это в какой-то мере подарок судьбы. Чем Фрэнк может помочь мне своим присутствием? Наверное, мне легче, когда кто-то есть рядом, я чувствую себя защищенным, чувствую, что я не один... не один во всем этом гребаном мире.
Пока Фрэнк куда-то отошел, кажется, на кухню, я остался один в этой комнате, лежа на кровати. Сейчас по ощущениям она представляется мне ужасно твердой и неудобной, я никак не могу найти себе места и выбрать удобное положение – все не так. Все тело жутко болит, содрогаясь от сильных вспышек боли, которые будто бы ломают кости и скручивают мышцы.
Бесконечное мучение, бесконечная пытка.
Больше всего сейчас мне хочется сдохнуть, чтоб это все прекратилось. От мысли, что так будет продолжаться еще приблизительно неделю, становится еще хуже. Выдержу ли я столько? Кажется, что действительно лучше умереть, чем терпеть это. Терпеть этот ад, а это именно ад. Я побывал в нем, еще, будучи живым, хотя иногда кажется, что я давно уже мертв, а сейчас моя душа горит в кипящей лаве, платя мучениями за все грехи, которые я совершил.
Фрэнк все еще не вернулся, да и с чего это ему сидеть со мной, он не должен этого делать, но все равно я благодарен ему, что он согласился остаться. За то время, что он отсутствует, я уже не один раз побывал в туалете, до которого доползаю с огромным трудом.
Еще две вещи, которые обязательно сопровождают ломку – это рвота и расстройство. Я не буду вдаваться в подробности этих весьма неприятных явлений, но они в любом случае имеют место, а я, как и все наркоманы в таком положении, испытываю это, и, к сожалению, этого невозможно избежать. Только третий день, а для меня каждый день проходит, как год – до невозможности долго. Если бы кто-то знал, что я сейчас чувствую, если бы кто-то знал, чего мне стоит просто поднять голову с подушки, чего мне стоит каждое движение. Я ненавижу все это, я ненавижу эту жизнь.
Я опять ложусь в кровать с очередной надеждой уснуть, чтоб хоть как-то облегчить себе пребывание в этом аду, хотя бы на пару часов... да что на пару, хотя бы на час. Через некоторое время моих неудачных попыток, послышались тихие шаги, а когда они затихли, послышался скрип кресла. Фрэнк вернулся.
Я не повернулся, чтоб посмотреть на него, потому что малейшее движение отдается неописуемой болью и еще множеством не менее «прекрасных» ощущений.
- Выключи свет, пожалуйста, - обратился к нему я. И через пару секунд со щелчком свет погас, и всю комнату заполнила кромешная темнота.
- Спокойной ночи... Фрэнк, - через пару минут невнятно сказал я, и закрыл глаза.
- Ага, - ответил он, а я опять продолжил свои отчаянные попытки уснуть.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |