-Скажи, а здесь часто зимой падает снег? - обратился я к Антону.

Братья по крови.

Первый снег.

-Скажи, а здесь часто зимой падает снег? - обратился я к Антону.

- Нет, не часто,- ответил мой приятель и закурил,- давно я уже снега не видел. Года три назад, помню, падал, но не такими крупными хлопьями как сейчас, а помельче да и стаял уже на следующий день.

Антон был высоким худощавым парнем лет двадцати пяти, в меру своей испорченности любил покурить и выпить, хотя был предельно сдержан на людях и о себе не особо любил распространяться. Со мной же он вел себя как-то иначе - был более эмоционален, раскрепощён, а порой даже вспыльчив, однако это не мешало ему уверенно держать винтовку в руках и точно стрелять в нужную минуту.

- Давай костёр разведем, а то зябко как-то. Не ожидал я что-то такой погоды сегодня, - сказал Антон, роясь в рюкзаке.

- Кто знает, может оно и к лучшему, - кинул я через плече и поспешно удалился за хворостом.

А холодная погодка и вправду ударила неожиданно, я, честно говоря, вообще снега не видел уже много лет, странно конечно, но почему-то выродилось это исконно русское явление в наших краях. К тому же надвигается ночь, а с ее приходом станет еще холоднее, так что лучше поспешить набрать небольшую вязанку дров для растопки, чтоб в конец не замерзнуть.

Тропка, по которой ведут меня ноги, проходит сквозь этот дремучий лес, и кому по ошибке довелось сойти с нее, будет еще долго блуждать в поисках выхода, пока снова не выйдет на нее. А мне как раз и нужно свернуть, да именно здесь, у этого старого засохшего дуба, который, к слову, рос тут уже несколько веков, что можно заметить по его величавым, раскидистым формам. Здесь, на этом нетронутом светом участке леса, и расположился мой скромный лежак - так я называю мой небольшой, но уютный подвальчик с разными вещицами. Помнится, выкопал его еще этим теплым летом, чтобы складывать разные ненужные залежавшиеся на полках вещи, однако позже здесь оказалась и провизия, запасенная на эту зиму, и даже часть боеприпасов, так сказать, хранившаяся на ''черный день''. Да и мало кто знает об этом дремучем уголке, поэтому шанс, что сюда забредет нежданный гость ничтожны, но замок все же поставил для такого случая.

Мрачный лес выглядел уже не так пугающе, как к примеру пару дней назад, когда я, Антон и Никитич перерыли своими уставшими от дежурства глазами всё, что вызывало хоть малейшую крупицу сомнения и заставляло нас нервничать. А вообще, лес этот сто раз хоженый перехоженный, не раз уже здесь бригада Рубкова пробегала. Да, я, конечно, не могу отрицать те редкие случаи, когда инциденты во время дежурства могли возникнуть. Однако чаще все заканчивалось мирно, и бойцы так называемого "партизанского отряда" прибегали со своего обхода злыми, уставшими и весьма недовольно окидывали взглядами тех, кто расспрашивал их об очередном ночном дежурстве.

А у меня жизнь как-то проще сложилась - я ни партизан, ни военный и даже не искатель приключений. Кто-то может скажет, что нет ничего интересного в моей жизни, может будут и правы, хотя я, конечно, так не считаю. Егерем быть тоже интересно, а в наше время даже и полезно. В городах сейчас грязно, пыльно, опасно, а в лесу благодать. Свежий ветерок, ключевая вода, чистый воздух - словом все предает тебе здесь сил. А красота, красота- то какая! Помнится встанешь ранним летним утром на очередной обход, откроешь занавеску, глянешь, а там за окном солнце озаряет своими золотыми лучами весь лес, заглядывая в его самые дремучие уголки, и тогда понимаешь, что ты здесь не напрасно, а жизнь по среди этой красоты, она словно какая-то особенная - лес, тишина, покой...

А снег и вправду повалил сильный, сейчас вот дойду до лежака, наберу запасенного хвороста, разведу костер и мигом залечу в палатку за теплым чаем, чтоб хоть как-то немного согреться. На улице мороз трескучий, сейчас наверно даже Паня, смиренный от века сего парень, чертыхается себе под нос, а вот Никитич дед умный, наверно лежит на печи у себя в телогрейке да в ус не дует.

Вообще снег довольно красиво смотрится на ветках берез и елей, он как-то чудесным образом дополняет картину, предавая ей легкие кристально-белые оттенки, и если бы не шла сейчас эта борьба за выживание, то можно было бы смело сказать, что я самый счастливый человек.

Да, счастье нужно искать в чем-то простом, как в этом снеге к примеру, а не в деньгах, выпивке и красивой жизни - там нет счастья. А война пусть катится себе войной в нужную сторону, лишь бы люди живы были, а желание человека завладеть миром всегда, думаю, останется.

А вот и лежак. Откопав крышку из-под холодного белесого снега, я приложил довольно много усилий, чтобы оторвать ее примерзшие к земле концы. Здесь как всегда царила тишина и покой. Первым делом нужно зажечь керосинку, чтобы не наткнуться на что-нибудь и не опрокинуть банки заготовленные под березовый сок. К счастью сделать это не составило труда, поэтому соку по весне набрать будет можно. Осмотревшись по сторонам, наконец я увидел то, что мне было нужно да и то, что ненужно тоже. Набрав небольшую вязанку дров, я также прихватил с собой немного провизии и патронов для ружья, которые, как оказалось, лежали в сундуке. Закрыв подвал, я быстрым шагом двинул обратно к Антону, который уже давно ждал меня.

-Что-то ты долго,- сказал Антон, не отрывая глаз от книги.

-Деревья все сырые после снега, пришлось до своего погребка идти,- ответил я, мельком глянув на циферблат дедовских командирских часов, и уселся рядом разводить костер - зато ремень с картечью свой взял, может пригодится, да бутылочку прихватил еще.

"Бутылочка это хорошо", - проговорил Никитич, неожиданно выскочив из палатки.

Наверно, спрашивать Никитича, что он здесь делает, не имело смысла, этот старик всегда появлялся неожиданно. Вот и год назад он столь же неожиданно появился в моей жизни, и с тех пор мы словно два неразлучных приятеля видимся изо дня в день. Однако за год старик полностью поседел, побледнел, осунулся, а все потому, что война забрала у него самое дорогое - любимую дочь. Кстати, что касается его дочери Насти, то её внезапное исчезновение потрясло всех до одного, село словно разорвало разносортными слухами и сплетнями. Бедного старика хватил инфаркт на следующий день, но к счастью сельский врач успел оказать ему необходимую помощь, а по возвращению партизан из соседней деревушки, с их группой прибыл старенький человек в белом халате, у которого, на мое удивление, хватило сил и времени поставить на ноги Никитича за месяц. Правда, как внезапно он появился, так внезапно и исчез. Я слышал, будто бы перешел на сторону американцев, которые наверняка его с удовольствием приняли. Теперь, на исходе войны, их силы весьма малочисленны, а с приходом зимних русских морозов, они точно совсем скоро начнут отступать.

-Отставить Никитич,- по-военному сказал Антон.

- Да хорош тебе уже,- возразил дед.

-И вправду хватит, Анатолий Никитич, вам же врач запретил принимать спиртное,- ввязался я.

- Скучные вы все. Вон война идет, а ты Митька все сидишь в своём лесу! Хоть бы в город глянул бы, а то дальше соседней Ивановки носа своего не суешь.

- Схожу я в ваш город, Анатолий Никитич, вы только домой возвращайтесь или с нами в палатке переночуйте. Поздно уже, луна виднеется из-за туч, а вы всё гуляете!

- И правда, задержался я тут с вами, дома уже наверно ужин остыл, уж больно каша хорошая сегодня получилась - жалко, если пропадет.

Никитич удалился и стало совсем тихо, так как обычно бывает у меня в сторожке, когда Антон не заходит ко мне: только стук часов и свист ветра. Лишь треск костра и тихое посвистывание Антона поочередно перебивали бесшумную идиллию...

Почти уснув, я все же уговорил себя дойти до палатки. Заглянув внутрь, я увидел дремавшую девушку - нашу нежданную гостью, про таких обычно говорят: "словно снег на голову свалилась". Где-то на дне моего рюкзака, который был в шаге от меня, притаился термос с горячим чаем, неплохой такой термос - американский. Помнится эту вещицу мне Репков притащил, говорил, будто бы на патруль американский наткнулся, да врет он все, думаю, но, как бы то ни было, я выменял эту штуковину на канистру березового сока, думаю, не зря. Не долго думая, я открыл рюкзак и беспорядочно роясь внутри, наконец-то нашёл этот термос с чаем.

- Чай будешь? - спросил я дремавшего Антона.

- Налей чуток, а то холодновато, - ответил приятель сонным голосом.

- Ты бы в палатку что ли шёл, поспал бы может чуток, я бы подежурил.

-Да не хочу я, рано ещё. Ты вот лучше скажи, что нам с этой девкой делать?

- Я не знаю.

Это был действительно сложный выбор, принять такое решение было мне не под силу. Девушка желала добраться до соседнего города и о нашем Марьяном селе слышать ничего не хотела, а я действительно не знал, что с ней делать. Отпускать её одну в город даже с запасом еды, воды и оружием крайне опасно, а отряд наших доблестных сельских партизан снова ушёл куда-то далеко. Взглянув на девушку, можно было сказать, что она пришлая. У нашей деревенщины одежда простая: валенки, тулуп или телогрейка, да ушанка на голове,- а у нашей новой знакомой одежда не хуже чем у военных, хотя сама не она смахивает даже на городскую. В общем-то дело даже не в этом, всё дело том, что я не хотел никуда уходить. В лесу мне всегда как-то спокойнее, здесь можно забыть о войне, личных переживания, можно вообще обо всем забыть...

Я сам вообще-то не из местных. Первый год здесь, хотя уже и обжился. Когда-то я жил в большом и величественном городе Жерстке, мне было двадцать, и жизнь обещала неплохие перспективы. Но запад решил все по-своему - началась война...

Выпив добрую половину чая из термоса, мы порешили с Антоном на том, что разберемся со всем происходящим утром на трезвую голову. Костер стремительно угасал, поэтому пришлось наколоть ещё дровишек. Кто бы что не говорил, а топор - незаменимая вещь, даже без ружья можно обойтись, без ножа, но топор всегда нужен.

Ночка выдалась дико холодная, таких морозов давно не было. Костер едва согревал нас с Антоном. Чай мы почти сразу был допит, пришлось согреваться водкой. И вскоре за нашими долгими разговорами меня сморил сон.

Утро. Снег, словно холодный песок, укрывал все, что было видно. Сегодня он шел медленнее, да и сами белые хлопья были меньше чем вчера. Антон первым разбудил меня, а точнее, я встал самый последний. Костер к тому времени уже погас, а разводить новый не имело смысла. Позавтракав печеной картошкой, которую мы заготовили ещё с вечера, мы с Антоном все же решили спор - Ульяне нужно было помочь. Но не все было так просто - мой приятель явно не хотел никуда идти и всяческий уговаривал меня остаться: предлагал помочь Никитичу залатать крышу, жаловался, что нужно наконец починить наш запорожец и вообще говорил, что у нас есть дела поважнее.

А эта миловидная девушка чем-то тронула меня и уже не отпускала. Шли мы с ней от села Никитского, куда мы с Антоном направились за почтой. Не могу представить, зачем Антон отправился туда, хотя, думаю, просто за компанию. А вот для меня доставлять письма в Марьино было прямой обязанностью, хотя далеко и не самой любимой. Так как почтальона у нас не было, то мне приходилось идти до Никитского за почтой, проделывая далекий и опасный путь.

Ульяна была весьма рада такому решению и обещала отблагодарить нас, как только мы доберемся до города. Она со всей своей девчачей резвостью кинулась мне на шею и поцеловала в щеку. Я мгновенно покраснел, даже Антон слегка засмущался, когда Ульяна кокетливо посмотрели на него, словно предлагая поцеловать себя ему.

Тем временем температура все падала, также как и снег. До моей сторожки оставалось совсем немного. Ночной привал оказался скорее более вынужденным, чем нужным. Из-за снега ночью совсем ничего не было видно. В такую погоду особенно трудно передвигаться: силы покидают тебя с каждым шагом, а шанс оступится в это время суток возрастает более чем вдвое.

Вся ирония состояла в том, что в Марьино нужно было попасть обязательно, во первых, чтобы доложить о моей отлучке, а во вторых, наконец-то отнести нашему старосте этот ящик с письмами. Но девушка даже не хотела меня слушать, она упорно стояла на своём, и это начало меня весьма допекать, но я сдерживал себя. Нужно что-то было предпренимать и как можно скорее, но решение никак не приходило в голову.

Шло время, и мы подходили к моей сторожке. Решение само как-то пришло в голову внезапно: я попросил Антона и Ульяну остановится в моём скромном жилище на время, пока не вернусь обратно. Недовольно фыркнув, Антон взял ключи от сторожки и, махнув рукой, удалился вместе с девушкой.

Тем временем в селе Марьино меня уже ждала ужасающая картина. От увиденного помутилось в глазах, подкосились ноги и я упал на багрово-холодный снег. Нахлынули далёкие воспоминания, накрыв меня эмоциональной волной. Тогда я вспомнил всё, что так давно не хотел вспоминать...

***

Всё началось ещё пять лет назад, когда весь мир, словно, сходя с ума, утопал в безумной агрессии. Терроризм, анархия, нескончаемые политические конфликты между странами, да даже ученые поражали всех своими доводами о судьбе мира - словом, все вело к одному, что рано или поздно должно произойти нечто ужасное, что потрясет весь мир или сотрет его в порошок. Всемирное волнение рассеивалось настолько быстро, что, смотрев со стороны, можно было только восхищаться всей эпичностью этой картины.

И вот внезапно вспыхнули первые масштабные войны. Весь мир в одно мгновение стал словно раскалённая до предела сковорода, и ничто не могло остановить это безумие. Вся планета стала огромным полем боя, правил на котором сам дьявол.

В те дни пал мой родной город, он был полностью разрушен, как и моя жизнь, которая казалась мне безоблачной. Жерстк находился на юго-западной русской территории прилегающей к Германии, которая, как и прочие страны, неожиданно развязала войну. Немцы с особой жестокостью желали расправится со всеми жителями города, забрать себе всё желанное, оставив за собой только руины.

Неважно когда это было, кем я был в этой истории, важно лишь то, что это уже произошло и ничто не может вернуть прошлого...

***

Тьма. Она поглотила все вокруг, ничто не имело в себе света. Все погасло вокруг: луна, звезды, блеклый свет фонарей, даже очертания зданий охватывала всегубительная тьма. И эта тьма окутывала разум, что был, как погашенная свеча, испуская лишь легкий дым, словно забыв о своей пылающей славе...

-Давай, боец, поднимайся! Вставай!- прокричал во все горло сержант.

Кое-как открыв глаза, я медленно встал на ноги и ощутил резкую боль в позвонках. Она была подобна вулкану Везувию, разразившемуся в Помпеи, - пришла внезапно и несла за собой тягчайшие последствия. Ко всему прочему примешалась еще и легкая контузия. К моему счастью стальная хватка сержанта остановило моё падение на растрескавшуюся грунтовую дорогу. Увидев сочившуюся из под бронежилета кровь, сержант без всяких слов понял, что дело совсем плохо. Оказав мне необходимую первую помощь, он перекинул меня через плече, словно мешок с картошкой, и медленно побрел вперед.

-Потерпи чуток, скоро до наших доберемся, там тебя мы и подлатаем, - сказал сержант и закашлялся от пыли.

В мгновение ока в моей голове пронеслись те ужасные моменты, что происходили у меня на глазах совсем недавно, словно короткометражный фильм в залах кинотеатра: машина, в которой я ехал в компании близких ребят, глупые шуточки Антона, громкий смех и... взрыв, да тот самый взрыв, который разразился, словно гром посреди ясного дня, а потом тьма - полное забвение. Я не знал, что и думать: остался ли кто ещё из ребят живой или все почили здесь... Вот так в одну секунду на одном месте могут сразу погибнуть полсотни человек, не успев даже сказать то самое "прощай"...

Глаза, словно ставни деревенских окон в ветреную погоду, то и дело захлопывались. Тело слабело, даже боль слегка приутихла. Я чувствовал, что смерть ходит где-то совсем рядом, и вскоре она прострёт руку, чтобы забрать мою душу и оставить бездыханное тело лежать здесь на распаханной войною холодной земле. Прекрасный город в один день превратился в руины, здания стали похожи на заострённый каменный частокол, который выпирал из самых недр земли, а его концы пламенели и покрывали дымом воздушное пространство над головой. Всё застыло на своих местах: не слышен шум ветра, пропали звуки городской суеты и, кажется, что даже само время здесь остановилось.

Вскоре дорога сменилась узким переулком, заваленным грудами разного строительного мусора. Сквозь призму тишины было слышно тяжелое дыхание, казалось, что вот вот сейчас сержант упадет от бессилия, а вместе с ним и я, однако он продолжал бежать. Меня восхищал этот поступок: немногие бы решились на такое, ведь когда собственной жизни угрожает смерть, скорее легче просто переступить через умирающего человека, чем подать ему руку.

Осталось преодолеть только эту небольшую арку и мы окажемся совсем рядом с нашими ребятами, теперь когда всё кончено, остаётся только набраться сил, чтобы вытерпеть эту ужасную боль, которая, не прекращаясь, раздается по всему телу.

- Держись боец мы уже почти пришли! - ободряюще говорил сержант.

Внезапно раздалась автоматная очередь, которую приглушили два коротких громких выстрела, однако затем всё стихло, не предав этому значения, сержант продолжал двигаться дальше. Дойдя до узкой арки, мы сбавили темп, а вскоре и совсем остановились. Не догадываясь, что происходит на самом деле, я думал, что сержант остановился, чтобы немного передохнуть, однако в зеркальном отражении лобового стекла недалеко стоявшей легковушки, мне удалось разглядеть форму нашего бойца. В мыслях возникло некоторое спокойствие, которого я так давно не ощущал. В голове пролетела добротная мысль, что всё уже кончено на сегодня. Однако это было не так...

В довольно искажённом отражении разбитого лобового стекла мне удалось разглядеть ещё одну немаловажную деталь - у нашего бойца оказался в руках револьвер, который был направлен на сержанта.

- Ты совершаешь большую ошибку парень!- сказал сержант приближающемуся бойцу с оружием в руках.

- Ошибки быть не может! - ответил он и нажал на спусковой крючок.

Время застыло, оно словно умерло в тот момент, будто бы тогда его вовсе не существовало! Раздался выстрел, за ним громовым раскатом последовал ещё один и, наконец, прозвучал третий, отзвуки которого эхом раздались по всем окрестностям. Не издав не звука, сержант испустил своё последнее дыхание и упал на землю вместе со мной. Острейшая боль ударила мне в грудь, такая что даже глоток воздуха не мог протиснуться в мои легкие, но всё эти чувства ушли на второй план, так как вех их победила ненависть. Ненависть которую я чувствовал к этому человеку, именно она подпитывала меня в тот момент. Не было ни страха ни боли, только ненависть.

Убийца подошёл ко мне и его лицо скрытое маской склонилось передо мной. Он бесстыдно смотрел в мои глаза, а я с ненавистью в его. Я попытался выхватить пистолет, но сразу понял, что этого мне сделать не удастся, так как боль превосходила все возможные человеческие границы. Приставив дуло револьвера к моему лбу, он ехидно улыбнулся.

Вдруг послышались приближающиеся звуки шагов и беспорядочные голоса в сопровождении с лаем собак. Животный страх неожиданно пробежал в глазах убийцы, даже его лицо резко сменило выражение. Убийца нажал на курок, однако произошла осечка, тогда он в панике попытался сделать это снова, но и в этот раз ничего не вышло, словно сам Бог сберегал меня от смерти.

- Сам сдохнешь, - сказал он, и вновь та самая улыбка воссияла на его лице.

Пытаясь переступить через меня, он с силой надавил мне сапогом на грудь, прямо в то место, откуда сочилась кровь, пачкав красной жидкостью белые бинты. В ту секунду я понял, что означает выражение "адская боль", поскольку другого словца на ум никак не приходило, также, как и поступок этого "человека" не поддавался осмыслению по своей жестокости.

Глаза закрывались, ни рук, ни ног я уже не чувствовал, но и боли к счастью тоже. "Сегодня смерть должна меня найти", - думал я с глубокой печалью, печалью о том, что убийца останется безнаказанным. Тем временем он уже ушел, и лишь отдаленные отзвуки голосов слышались на фоне всеобщей идиллии... А теперь все стихло, совсем все: голоса, лай, шум ветра - они молчали, да и я тоже молчал...

-Дима! Дима! Мы теряем его! Дима! - кричал в суматохе Антон, маяча с автоматом у меня перед глазами.

"Как хорошо, что он жив, и как жаль, что я не доживу",- думал я безутешно.

-Прощай, Антон...

-Нет, Дима! Нет!!!

Кислородная маска была одета на лицо - глаза сомкнулись. Теперь только вашими молитами отец Димитриан...

***

Неожиданно услышав голоса, я вздрогнул и пробудился от томных воспоминаний. Не знаю, сколько я пробыл в таком состоянии, однако точно могу сказать, что оно, словно кома, от времени к времени незаметно поглощает меня и с болью отпускает всякий раз. Тогда, забывая обо всем, я погружаюсь в раздумья, с горечью пытаясь найти пересечение параллельных прямых прошлого и настоящего - находил...

"Нет, не смейте осквернять святыни!"- раздался яростный голос где-то совсем близко.

Это был голос отца Нестора - настоятеля нашего сельского храма. Я всегда узнавал его голос через эти нотки строгости в произнесенных словах: часто имел общение с ним после воскресной литургии. Теперь стало ясно - враг добрался до храма, а я нахожусь где-то на внутреннем дворе. Нужно было узнать сколько их: от этого зависит дальнейший исход. Будет только два выстрела, остальные придутся по мне, а там уже и не выкрутишься - смерть.

Встав с холодного окровавленного снега, я тихо подкрался к дому настоятеля храма, лишь легкое похрустывание снега под ногами могло выдать мое присутствие. Аккуратно выглянув из-за угла дома, мне удалось разглядеть лица неприятелей. Их было только троя, судя по всему, американцы: легко вооружены, похоже, что уже пьяны, а значит более уязвимы.

"Если не успею остановить их, казнят старика, как и остальных,- вздыхая, размышлял я,- два выстрела, только два, а и их трое - нужно найти решение".

Один из них, докурив, встал со скамейки и подошел к старику, на ходу достав пистолет из кобуры. Еще пару секунд, и он свершит задуманное, тогда я точно себе этого не прощу. Убийца приставил ствол к груди.

- Судя по всему, до первой цели не так уж и далеко, поэтому стрелять не имеет смысла, под рукой еще есть топор, но не он станет первой мишенью - лишь по счету, но тот, что стоит возле сарая и хочет убить старика - он, последним в цепи будет парень, что стоит у колодца, покуривая: в панике, думаю, он не успеет сообразить что к чему, - рассуждал я, - пора действовать!

Достав ружье из-за спины, нужно было бы прицелиться, чтобы не попасть в монаха, однако та ситуация, которая происходила на моих глазах, говорила со мной по другому: "Полагайся на удачу". И я положился на нее, и в тот момент она сопутствовала мне. Выстрел - первый пал, к счастью старик не пострадал. Очередь дошла до второго: он уже обернулся в мою сторону, и это было его последнее движение - топор достиг цели. Едва успев схватиться за винтовку, третий закрыл глаза в след за остальными...

Я слышал, будто бы в прежние времена люди были более жестоки по отношению друг к другу. Это неправда! Меняется лишь время, способы и цели, но человек всегда остается таким, каким он был. Вор - ворует, воин - завоевывает, а тиран - уничтожает. Слова о гуманности лишь остаются словами, а на деле мы видим то, что не смогли услышать в этих строках: обман, злобу, зависть. Война лишь средство для достижения целей, не самое лучшее, зато простое, хотя и невсегда действенное. Просто кому-то куда проще заставлять людей отдавать, чем просить у них.

В тот день они уничтожили целое село. Жгли дома, били и убивали людей - делали все, что им вздумается. Нет, не эта троица, но десятка три хорошо обученных убийц шли против мирного населения. Но однажды приходит час расплаты, и будет "плач и скрежет зубов", для этих троих он настал сегодня, остальные бежали, но они поплатятся за это, я обещаю. Но сегодня горе настигло нас - повалило с ног, заставило опустить руки...

"Что чувствуешь, когда хоронишь тех, кто был тебе дорог, с кем разделял трапезу, к кому приходил за утешением?"- думал я. Но теперь знаю...

Отпевание шло до самого утра, к тому времени пришли и сами "бойцы народного фронта". Они искали себе оправдания среди оставшихся, но никто не разделял их мнения.

- Мне очень жаль,- сказал, подойдя, Рубков,- мы ничем не могли помочь.

- Очень жаль?!- вспылил я,- ничем не могли помочь?! Да вы сами, Петр, вверите вч это? Ваши люди и вы ушли прочь, не оставив даже караула! А ведь все могло быть по другому.

- Мы выполняли важное поручение!

- Какое к черту поручение?! Вы должны были быть здесь!

- Послушай, Егерь...

- Нет, это ты послушай. Вы ищите себе оправдания, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед всеми, но в первую очередь перед самим собой. Но сами себя обманываете, хотя и ищете покоя за занавесом этих иллюзий. Но глубоко в мыслях вы вдруг спросите себя: "Мог ли я спасти их?". Тогда ваше сердце ответит за вас: "Да".

- Тогда где были вы, Дмитрий Анатольевич?

- На поручении...- ответил я едва слышно.

Говорят, что совесть - зеркало человека. Мое же зеркало было разбито, ведь за собственной яростью я не видел очевидных вещей - собственной вины. Вспылив, я вышел из дома настоятеля, громко хлопнув входной дверью.

"Егерь, ответь",- донеслось из рации.

Мои эмоции явно не давали вести мне спокойный, благоразумный разговор, поэтому я решил отключить все средства связи, чтобы не напортачить, как в прошлый раз в истории с незаконным срубом, когда именно халатность в общении чуть не стоила мне жизни.

Дата добавления: 2015-08-29