— Я повиновался суду.
— Вот сейчас и подумай, — калик все больше смелел. — Что бы стало, коли Гайдамак не убедил бы Ослаба волка против выставить? Не буйного Нирву, а зверя дикого? В твою гордую голову приходило, что он уберёг тебя от смерти?
Ражный отчего-то вспомнил вдову-сороку, мужа которой удавил Нирва, и непроизвольно передёрнулся. Сирого это почему-то вдохновило:
— Инок не первый раз за тебя хлопочет, от глупости удержать и спасти пытается. Вместо Ярого Сердца в тебе гордыня завелась, как чирей. Вот за это тебя и поставили в сирое стойло. А теперь и на ветер поставят!
Ражный молчал, а калик расценил это по-своему, заговорил доверительно:
— Гайдамак и сейчас готов выручить тебя, потому и вступился на вече. Три дня это срок, можно все исправить.
Только сейчас Ражный вспомнил предсказания Дарьи.
— Неужели и вотчину вернут? — спросил он. Сирый взглянул испытующе:
— Почему не вернут? Если попросишь инока…
— А взамен я должен взять в жены наречённую невесту, его внучку. Вернее правнучку?
— Это уж долг чести и родительского благословления.
— Заманчиво… И жизнь враз исправится?
— Все уж от твоей воли зависит…
— От моей ли?
— Не на ветер же становиться!
— Есть ещё выбор…
— Какой? В мир ты не уйдёшь никогда…
— А мне теперь и мир сладким покажется! — Ражный поднял рубаху. — Гляди, у меня плащ вместо пояса.
— У нынешнего мира нет будущего, и ты это знаешь лучше многих, — уверенно заявил сирый. — Адоля бродяги не для тебя, вотчинника. Вон даже здесь хоромину себе поставил, столько труда положил, сжечь придётся… И ведь тоже из гордости строил!
— Я вотчинник!
— Был вотчинник!
— С каких это пор гордость стала пороком? Взор калика блеснул с вызовом, но, старый и опытный, он удержался, не захотел выдавать того, что знал, во что посвящён был. Опустил глаза и вместе с ними будто сам опустился, заговорил сбивчиво, с обычной для сирых недосказанностью:
— Гордость, она, конечно… Не такой и порок… Даже хорошо бывает, посмотреть и то весело… Да ведь гордых в строй не поставить. Хоть об колено ломай… А кто будет погоду делать?
— Какую погоду? — Ражный насторожился и тем самым будто окончательно спугнул тайную мысль калика.
— Жить надо, как одна семья! — стал возмущаться тот. — По заповедям преподобного! А не как кому вздумается! Ишь, моду взяли! Каждый себе боярин, каждый — старец духовный. Судить берутся! Рассуждать! А сами того не ведают, на какой грани стоят!.. Избы строят на Вещере! Будто век жить собираются! И думают, спрятались, не видать их! Из космоса все видать!
Сирого буквально переполняло то, что он знал и напрямую сказать не мог; эти знания связывали, путали его мысли, и потому он невольно проговаривал фразы, на первый взгляд, неуместные.
— А кто за нами из космоса-то смотрит? — добродушно спросил Ражный.
— Ты не рассчитывай на долго! — совсем уж невпопад заявил калик. — Не послушаешь, и весь век — три дня! Мой тебе совет: бери свою Оксану и играй с ней Пир! Ты ведь не Вяхирь, чтоб во имя истины жертвовать…
Он чуть только не сболтнул лишнее, поэтому отвернулся и махнул рукой. Ражный посмотрел в его стариковскую спину, обтянутую худоватой курткой из шинельного сукна, снял тулуп и подал сирому:
— Возьми в дар, друг душевный. Я твой давний должник.
Тот взглянул на тулуп, помял густую шерсть воротника, и в сумерках показалось, слеза блеснула в глазах:
— Добрый тулуп… Да только не приму.
— От чистого сердца!
— Себе оставь, пригодится… Изба твоя сгорит. Холодно на ветру стоять…
Крадущейся походкой он направился в сторону Урочища и уже через минуту растворился в утренних морозных сумерках.
Ражный тотчас же попытался забыть о калике, ибо стоял на краю ристалища и до турнирного поединка оставались считанные минуты, но в той стороне, где была его сирая вотчина, вдруг взвился белый столб пара, напоминающий ядерный взрыв, и через несколько секунд донёсся негромкий и короткий хлопок.
Машинально Ражный сделал несколько шагов и остановился. Слова сирого подтверждались, но он ещё не хотел верить и пытался успокоить себя тем, что это треснуло дерево на морозе, а парный гриб — всего лишь обычный туман, встающий на восходе…
Он выхватил из-за пояса топор, вонзил его в дерево и, стащив рубаху, растёрся снегом. Вот так, ненароком, «свой» калик и друг душевный ещё до появления соперника на ристалище нанёс ему сразу несколько вальных ударов…
Конечно, верить ему, лукавому, следовало бы с большой осторожностью, но Ражный уже не сомневался, что на вече бренки и впрямь определили сжечь его дом, а самого поставить на ветер. И честь эта действительно таила в себе нечто неприемлемое…
Дом уже горел! А через три дня придёт бренка…
И только сейчас Ражный вдруг подумал, что давно, с того момента, как привели на Вещеру, судьба его была определена. Доказательством тому было единственное обстоятельство, почему-то раньше никак не затрагивающее сознание: его до сей поры не разорвали на двести семьдесят три части. Не выпытывали сокровенных наследственных тайн, никого не подселяли и позволяли жить на послушании, как ему вздумается. Даже наверняка зная о поединке с бродягой Сычом, ни бренка, ни настоятель Урочища пока что никак не выражали своего неудовольствия. Словно позволяли порезвиться напоследок, отвести душу перед уготованной ему судьбой…
Прокуратура, ФСБ и консул США выехали на эксгумацию тела правозащитника, а они, как и положено людям незримой профессии, незаметно устранились ещё до приезда официальных лиц, заперлись в номере для особо важных персон и, как честно исполнившие свой долг, пили виски из запасов хозяина базы. Пили по-русски, с раннего утра, и по-американски, без закуски, ибо после допросов, очных ставок да ещё от воздуха самого номера, где произошёл факт каннибализма и последующее убийство, никакая пища не лезла в рот.
— Ну ты сам подумай, Мыкола! — Савватеев пытался отвлечь ФБРовца от мрачных мыслей. — Какие тут испытания нового оружия? Страна сидит в глубокой… депрессии, у нас нет денег. Долетают старые самолёты, доходят корабли, танки достреляют снаряды времён Великой Отечественной… И бери нас голыми руками!
Твистер уже выпил много и страдал за свою новую родину:
— Количество ураганов и тайфунов нарастает с каждым годом. И я не уверен, что это только природные катаклизмы. Что-то провоцирует их… Или кто-то… Даёт первый толчок геомагнитного возмущения. Наши спутники засекают два-три подобных взрыва. И только на территории России!
— Да, у нас взрывают. Особенно в последнее время. Террористы, мать их…
— Тебе не кажется, что это очень странные взрывы? Чем-то напоминают взрывы шаровых молний.
— Не кажется… Твой земляк Карпенко сказал: возле дороги упал метеорит. Он был свидетелем. И грозы в тот день не было.
— Метеорит?
— Что ещё-то?
— И попал в автомобиль?
— На кого уж Бог послал…
— Кто был в автомобиле?
— При желании можно установить, — отмахнулся Савватеев. — Это уже детали, не имеющие принципиального значения. Не исключено, случайные люди. Грибники, например, охотники…
— Имеет значение! Любая деталь! И надо немедленно установить, кто конкретно.
Подозрение, что во взорванной и превращённой в пыль машине находился исчезнувший спортсмен Поджаров, у Савватеева было, но поскольку тот когда-то был завербован разведкой, называть его имя не следовало.
— Ну и что это даст? Уменьшит количество ураганов?
— Станет понятно, против кого использовалась эта шаровая молния.
— Какая молния, если нет грозы? Что сказал гениальный Ломоносов? Ничто не берётся из ничего… А вот на метеорит это похоже.
— Тогда где метеоритное вещество? Я должен все проверить. Визуальных следов вещества нет…
— А от тунгусского метеорита остались какиенибудь следы? Тоже нет!
— Могу я отобрать пробы грунта?
— Для этого требуется специальное разрешение. Ты же приехал искать труп своего гражданина?
— Ты вправе разрешить?
— Не знаю. Вообще-то в связи с этой операцией я получил особые полномочия…
— В таком случае разреши отобрать пробы на месте катастрофы.
— Нет, у меня совсем другие полномочия.
— Что ты можешь?
— Это государственный секрет, не скажу.
— Олег, мне все время кажется, ты смеёшься надо мной.
— Нет, это я над собой. Что толку над тобой смеяться?
— Мне нужны пробы грунта, древесины и прошлогоднего растительного покрова.
— Да хрен с тобой, прошлогодний отбирай.
— Завтра мы пойдём вместе и отберём. Чтобы не возникло вопросов.
— Но что тебе это даст?
— Ответ, почему странные метеориты падают исключительно на территорию России.
— Тебе что, завидно? Ну, подожди, упадёт и на вашу. Когда-нибудь…
— Избави Бог, как говорится!
— Опять неладно! Ты чего хочешь, Мыкола?
— Откровенного разговора…
— Я тебе откровенно и говорю: никакого оружия тут не испытывали. Можешь проверить меня на детекторе. У тебя детектор с собой есть?
— Хорошо. Ваши учёные сюда выезжали?
— Нет, не выезжали.
— Почему?
— Денег нет ездить на каждый взрыв.
— Опять нет денег!.. У нас они есть. Наших сюда пустят?
— Наверное, пустят. Мы сейчас открытое общество. Бессовестно голое, можно сказать. Тебя же пустили…
— Я пробрался сюда с риском для жизни, — почему-то шёпотом сообщил ФБРовец.
— И под прикрытием поиска правозащитника.
— Да, и под прикрытием!
— У меня есть все основания арестовать тебя и передать в контрразведку. Завтра отберёшь пробы, и у меня появятся вещественные доказательства сбора секретной информации.
— Не получится. Ты же мне разрешил?
— А скажу, не разрешал. Пока разбираются, насидишься в наших застенках — во! А знаменитые лубянские пытки?
— Злой ты человек, господин Савватеев. И коварный.
— Потому что ты уже достал с этой ямой! Я думал, посидим, выпьем, поговорим по душам. У тебя одна воронка на уме…
Мистер Твистер страдальчески поморщился, и эта гримаса замёрзла на его лице:
— Давай по душам… За жизнь, как говорят в Одессе.
— Другое дело!
— Предлагай тему.
— Ну, например, у вас в Америке бывает так: муж белый, жена белая, а рождается негритёнок?
— Афроамериканец!
— Ладно, афроамериканец негритянского вида.
— Бывает…
— Что это значит? Как расценивается мужем такой факт?
— Как и во всем мире.
— То есть выгоняет жену вместе с выблядком?
— Зачем же так грубо?
— А как?
— Сначала проводят генетическую экспертизу, и потом суд решает…
— На хрен экспертизу, если ребёнок чёрный?
— Все равно, нужны медицинские доказательства измены.
— Нет, что решает суд? Разводит? Приковывает жену к позорному столбу?
— У тебя родился ребёнок с тёмным цветом кожи! — догадался Твистер.
— Слава богу, нет…
— Тогда в чем проблема? Между прочим, в тот день в этом районе не было грозы.
— Какой грозы?
— Никакой! Ни явной, ни скрытой, когда образуются шаровые молнии.
— Я что тебе говорю?..
— И дождя не было. Ясная погода, давление семьсот семьдесят пять миллиметров ртутного столба.
— Ты это к чему?
— К тому, что ровно через двенадцать часов тридцать минут после этого взрыва наш метеоспутник отметил стремительное зарождение мощнейшего циклона в Тихом океане. Спустя двое суток ураган накрыл побережье Штатов и вызвал наводнение. Это было в прошлом году. Нынче после аналогичного взрыва в районе Заволжска ситуация повторилась в точности до минут. Сейчас ждём третий, хотя взаимосвязь уже явная…
Возражать либо сводить все к шутке охоты не было, поскольку от его слов веяло знобящим холодком и одновременно вызывало некий изумлённый восторг. А пассажир сделал несколько крупных и жадных глотков из горлышка бутылки, словно утоляя внезапную жажду, и стёр с лица страдание:
— Мы лишь сейчас начинаем осознавать, насколько мир атмосферы хрупок. И более всего — литосферы! Мы не на земле живём — дрейфуем на льдине. А на дворе весна!..
— Не надо выпендриваться! — беззлобно заругался Савватеев. — Решили, мир теперь однополярный и все можно? Бомбить Югославию! Качать права в нефтеносных районах!.. Это вам боженька пальчиком грозит. Ребята, не шалите! Потому что вы там — сброд, подростки, уличная шпана… Погодите, ещё хуже будет, если не прекратите свой глобалистский разбой.
— Знаешь, Олег, а я тебе верю! — он пьяно поймал и пожал его руку. — Я им так же говорю! Ребята, надо скорее подрастать! Подтягиваться до мироощущения Старого Света! Изживать комплекс неполноценности… Но меня никто не слушает! Подозревают, что я — российский агент влияния. Глубоко законспирированный…
— А разве не так? Да не бойся, говори, здесь не слушают. Сам видел, вся аппаратура сгорела… Мы же вас забрасываем в Штаты, чтоб изнутри взорвать систему к чёртовой матери! Вы нашу рванули, теперь мы вашу. Всю Силиконовую долину заселили своими агентами. Как арабы, те тоже забрасывают своих по всему миру… И попутно шлем тайфуны! Ветер в задницу! И знаешь, почему? Потому что на снаряды и бомбы денег не хватает. Вызвать ураган дешевле…
— У вас ни на что их не хватает…
— Все воруют!.. Только тихо, это секреты особой важности!
— Североамериканский континент находится в зоне опасного глубинного разлома, — Твистер выдал в ответ всем известную гостайну. — Литосфера, она как перекалённое стекло… Есть критические точки. Один такой энергетический взрыв — и только осколки полетят… И это может произойти в любой момент!..
— Может!
— И мы будем не в состоянии предотвратить это…
— Не в состоянии…
— Самое главное, не за что зацепиться! Нет базирования, нет средств доставки заряда, и вообще, непонятна его природа… А значит, не сработают противоракетные системы и системы дальнего обнаружения…
Его серьёзная озабоченность, не снятая даже алкоголем, а может быть, и усиленная им, вызывала у Савватеева подозрение, что мистер Твистер просто трусил, и это подогревало ребячье желание смеяться:
— Ладно, Мыкола, так и быть. Я раскрою тебе тайну, как нашему агенту влияния…
— Хватит издеваться! — окончательно помрачнел ФБРовец. — Ты шутишь, а самому не до смеха. Я вижу!.. Потому что сам не понимаешь природы таких явлений. В современной России никто даже не задумывался над взрывами этих шаровых молний! Поскольку вас тут не достают цунами и тайфуны!.. Конечно, можно и посмеяться, когда тебе просто так досталась не весенняя льдина, а устойчивые литосферные плиты.
— Как это — просто так?
— Да так! Отхватили шестую часть сейсмически устойчивой суши. Ещё и с половиной мировых запасов сырья…
— Как это — отхватили, Мыкола?
— А что сделали?
— Бог дал!
— За что же он вас так любит? За красивые глаза?
— Ты замечал, какие они глубокие и мудрые у нашего народа? Только иконы писать. В нищете живём, все у нас воруют, а глаза красивые.
— И кругом лень, пьянь и разложение! Не в состоянии организовать пространство и построить цивилизованное государство. Савватеев погрозил пальцем:
— Мы его организовали! Но только под себя.
— Вот именно, под себя…
— Под кого ещё? Под вас, что ли? Или под общечеловеческие ценности?
— Общечеловеческие — это, конечно же, американские?
— Какие же ещё-то?
— Что тебе не нравится в американцах?
— Глаза.
— Не такие красивые?
— Как бы это сказать помягче? — ухмыльнулся Савватеев. — Чтобы не вызвать международного скандала?
— Говори прямо!
— Ага, я скажу, а вы завтра пару авианосцев к нашим берегам…
— Да знаю, что ты думаешь об американских глазах! Бесстыжие, наглые и самодовольные.
— Во, точно! Но это ты сказал!
— Перестань фиглярничать. Я хотел поговорить серьёзно…
— По пьянке? Думаешь, я проболтаюсь? И скажу, что вас тихо презирает весь мир? Что вас Бог не любит? И обрушивает свой гнев в виде стихийных бедствий? Да ни за что не скажу! Даже если выпьем все охотничьи запасы.
— Ты надеешься спокойно отсидеться на своих незыблемых плитах?
— Надеюсь.
— В то время, когда нас начнёт смывать в океан?
— Вместе с вашими ценностями. И это будет не первый потоп, насланный за грехи.
— А ты представляешь, что произойдёт? Ваши организованные и заснеженные просторы окажутся под мощными волнами переселенцев. И это цунами просто смахнёт вас, как сор.
— Мы никого не пустим.
— Как это? Станете отталкивать лодки от берега?
— Зачем отталкивать? Топить к чёртовой матери, чтобы не назвать на себя гнев божий.
— Олег, ты скрытый фашист, — пьяно и исступлённо проговорил Твистер. — Вы все здесь националисты и фашисты.
— Тогда ты — недобитый бандеровец.
— Я не бандеровец. Мой дед погиб в Освенциме! А бабушка — в сталинских лагерях.
— Значит, Твистер — настоящая фамилия? Я подумал, псевдоним…
— Да ты и антисемит!
— А по морде хочешь?
— Вот, пожалуйста! Чуть что — сразу по морде!
— Как ещё-то с тобой? Сидишь у меня в гостях и меня же облаиваешь! Кем только не обозвал…
— Мы все в гостях на этом свете.
— Не надо обобщений, Мыкола. Я у себя дома, на устойчивой литосферной плите, со своими запасами, под своим небом. Бывает, штормит время от времени, но это от водки или вашей горилки, которую хохлы гонят в Америке. А коли нас любит Бог, значит, мы правильно организовали своё пространство.
— Конечно, вас, безбожников, он любит. Или убогих?
— Тебе кажется, мы безбожники?
— Кое-что ещё помню из истории… родной страны.
— Помнить-то помнишь. Но ничего понять не можешь. У нас самая религиозная страна.
— Смелое утверждение! И в чем же выражается религиозность?
— В том, что мы сохранили веру в чудесное. И только потому это чудесное у нас существует.
— Любопытно! То есть вы верите в чудо?
— А нам тут больше не на что надеяться. Твистер помотал головой:
— И в самом деле никак не могу понять… Когда ты говоришь серьёзно, а когда валяешь дурака.
— Мыкола, да у нас уже третья бутылка серьёзного разговора!
— Правда, я столько никогда не пил… Тело немеет, а голова в порядке.
— Ладно, хоть раз оттянись у себя на родине…
— В отношении религиозности… И что, к вашему чудесному можно прикоснуться?
— А ты разве не пощупал его? Не видел воронки от огня небесного?
— Это под вопросом, небесный ли он!
— Добро, а ушам своим ты веришь?
— Ушам? Ушам верю, но тоже все относительно…
— Ты сначала послушай… — Савватеев положил диктофон на стол. — Конечно, живой голос звучал иначе…
Пассажир напрягся и несколько минут вслушивался в молитвенный плач, однако пьяный, да ещё и замкнутый на своих мыслях, не оценил и даже озлился:
— Что это? Вой какой-то!…
— Это Глас Божий.
— Ну, знаешь… Мне он представляется другим!
— Какой уж есть.
— Олег, не морочь мне голову! Что все это значит?
— Значит то, что у нас в России даже волки молятся.
— Волки?.. Да, пожалуй, напоминает волчий вой. Типичное звукоподражание… Не удивил.
— Удивлять и не собирался. Хотелось, чтобы ты прочувствовал среду обитания. Божественный огонь, ну, или взрывы неизвестной природы, литургия в исполнении дикого и беззубого зверя… Людоед с двойным гражданством! Каково?
ФБРовец, должно быть, вспомнил о Каймаке, поморщился:
— Лучше бы я вообще о нем ничего не знал. До сих пор мутит…
— Это ещё не все, — с внутренним злорадством продолжал Савватеев. — Живую мумию ты видел. Больше года человек не ест и живёт. Медэксперт осматривал, говорит, внутренних органов практически нет, а значит, и обычных химических процессов в организме.
— Я увезу его в Штаты, — походя пообещал мистер Твистер. — Для обследования и изучения феномена…
— Вези, если отдадут, не о том речь. Слушай дальше! Есть тут одна совсем ещё молоденькая барышня, у которой сразу два мужа и четверо детей. Рожает по два младенца, тоже феномен.
— Это допустимо…
— Но следует учесть, что дети её — начало будущего человечества. А времена сейчас — библейские.
— Кто это сказал?
— Барышня и сказала. Пассажир недоуменно поморщился:
— Весьма спорно…
— А если ещё учесть ураганы и потопы? Соображаешь, куда ты попал, Мыкола? В библейские времена!
— Ты меня напоил, — вдруг трезво заявил Твистер. — Но я обычно все помню…
— Я ему про Фому, он про Ерему… Говорю, соображаешь, в какое время живём?
— Соображаю…
Он внезапно рухнул со стула и мгновенно уснул с прежним недоуменным умиротворением.
Савватеев отдал свою командирскую радиостанцию Финалу, который дежурил в гостинице и охранял покой, ушёл в соседний номер, расстелил свежую, с шуршащими простынями кровать, разделся и, испытывая блаженство, вполз под одеяло, чтобы не стряхнуть полусонного состояния. Впереди оставался ещё целый световой день, и до вечера можно было наконец-то выспаться: по велению начальства операция сворачивалась после того, как район покинут все официальные лица и представители.
И все-таки уснуть он не успел, поскольку возле постели появился Финал.
— Олег Иванович… Варан на связи, — проговорил он, как больному.
Варан с группой оставался в лесу для негласной охраны места захоронения и лиц, прибывших на эксгумацию.
— Я зачем тебе оставил рацию? — обречённо простонал Савватеев.
— Он требует вас…
Ледяная фишка наушника влезла в горячее ухо.
— Филина со старухами обнаружил? Диверсант вопроса не услышал.
— В районе шестого квадрата появилась какаято техника, — доложил он. — Наблюдатель слышит работу двух дизелей.
Район ещё со вчерашнего дня был оцеплен милицией, все дороги, в том числе и река, перекрыты нарядами.
— И откуда она взялась?
— Вышлю разведку, через два часа доложу, — откликнулся диверсант.
— Ищи Филина! — приказал Савватеев. — А то придётся торчать здесь до снега!
— Поисковые группы работают… Но он как в воду канул!
— В воде ищи, в воздухе — где хочешь! — Савватеев отключил рацию и сунул её Финалу.
Всю прошлую ночь «засвеченный» Финал участвовал в допросах и очных ставках, ездил с егерем Карпенко к месту захоронения Каймака и теперь едва держался на ногах. Однако стоял у двери и ждал команды.
— А что у нас в шестом квадрате? — спросил у него Савватеев.
— Ничего особенного, — тупо отозвался тот.
— Иди спать! — приказал рации Савватеев и укрылся одеялом с головой.
Но в следующую минуту подскочил, вмиг очнувшись от дрёмы: воронка от взрыва как раз находилась в шестом!
Он быстро оделся, вышел в коридор — Финал сидел у двери на первом этаже и откровенно дремал, как солдат-первогодок. Территорию базы теперь охраняла милиция, по случаю приезда высокопоставленных лиц согнанная, пожалуй, со всей области. Автоматчики в камуфляже бродили неподалёку от гостиницы, сидели в беседке и торчали у ворот.
Савватеев предупредил, что отлучится на час, осторожно выбрался через окно зала трофеев на улицу с тыльной стороны здания, а там перескочил забор и уже лесом пробрался на знакомую зарастающую дорогу.
Моросил осенний, однако тёплый дождик, ветер дорывал остатки листвы, поэтому отчётливый гул техники Савватеев услышал почти сразу и, ориентируясь на него, двинулся напрямую.
Увидев впервые круглый вывал леса и воронку, забитую берёзовыми чурками, Савватеев понял, что все здесь было приготовлено для уничтожения следов взрыва, но почему-то не доведено до конца — может, что-то отвлекло, а может, не спешили, полагаясь на отдалённость и безлюдье в глухом углу. И вот сейчас начатое дело довершили с особой тщательностью: бульдозер с навешанными впереди стальными клыками вырвал все пни, сдвинул их на край в одну кучу и теперь утюжил её гусеницами, превращая в жёваную деревянную кашу, смешанную с землёй и лесным мусором. Второй трактор тем временем уже распахивал поляну, выворачивая белесые пласты мягкой подзолистой почвы с остатками корней.
Там, где была воронка, оказалась совершенно ровная площадка, наискось разрезанная плугом, и отличалась лишь пятном вывернутой из глубины светлой глины.
Савватеев постоял на краю этого поля, посмотрел на ударную работу землеробов и, испытывая мстительное удовлетворение, словно он сам разрыл, перемешал и уничтожил все следы, не спеша побрёл назад, но уже по лесовозной дороге. Ветер задул с севера, стало вдруг сыро, пасмурно и промозгло, однако впервые за последние дни Савватеев чувствовал себя хорошо и сначала никак не мог понять, отчего, пока не ощутил, что по спине и затылку, вместо постоянного озноба, будто горячая струйка песка, течёт тепло. Он не задумывался, не анализировал, что же такое произошло; просто наслаждался неким абсолютным отсутствием страха перед пространством, от которого ещё недавно морозило. Он будто бы неожиданно для себя свыкся с мыслью, что в реальном мире существует ещё нечто недоступное разуму, как та самая шаровая молния, и, главное, нет никакой нужды, необходимости как-то раскрывать, изучать и познавать его. И пока оно существует, как устойчивая литосферная плита под ногами, можно жить спокойно, не задумываясь о будущем.
На дороге, прислонённый к дереву, стоял велосипед с двумя плетёными торбами, а чуть в стороне пожилой человек в старомодных, с толстой оправой очках стоял на ступеньках деревянной лестницы и срезал грибы с высокого, трехметрового ветровального пня. Внизу была расстелена плёнка, и опята, точнее одни шляпки, валились на неё частым дождём. Савватеев подошёл поближе — старик не обратил внимания, занятый почти ювелирным делом: в его замёрзшей, посиневшей руке вместо ножа оказалась опасная бритва. Тугие и плотные строчки грибов увивали весь пень снизу доверху, иногда превращаясь в густые шапки, и, видимо, требовались умение и осторожность, чтобы срезать их, не повредив ножек.
— Здравствуйте, — сказал Савватеев. — Здорово у вас получается.
— Да, — не глядя обронил интеллигентный старик. — Приходится делать хирургическую операцию.
Точными и быстрыми движениями он словно обрил шляпки грибов, которые мог достать, после чего спустился на землю, передвинул лестницу и лишь после этого убрал бритву и протянул руку:
— Прокофьев, профессор.
— Первый раз вижу, чтобы грибы собирали с лестницей, — признался Савватеев.
— Молодец, — благодушно похвалил старик и похлопал пень ладонью. — Постарался нынче, вон какой урожай. Сто пятьдесят килограммов дал.
— Один пень?
— Это не пень. Это мой кормилец, — старик полез по лестнице. — Пенсия маленькая, лекций сейчас не читаю… Не приглашают… Извините, надо спешить, а то перерастут.
— Кто перерастёт?
— Опята.
Грибы здесь и впрямь росли на глазах: сначала между старых корней появлялась короткая и толстая тычинка, затем её острие набухало и разворачивалось в мясистую шляпку. За несколько минут только что срезанные строчки вновь закурчавились и начали медленно раздаваться вширь. Тем временем Прокофьев закончил свою операцию на другой стороне пня и снова переставил лестницу.
— И так целый день, — объяснил он. — Страда…
— Интересно, — хрипловато сказал Савватеев. — Беспрерывный процесс…
— Только нынче, — пояснил профессор, работая бритвой. — На будущий год такого может и не быть.
— Это что, специальные удобрения?
— Обратите внимание на летние побеги деревьев. Они втрое больше обычных. И без всяких удобрений, естественный процесс.
— Отчего?
— Никто не знает… Я писал в газеты, к биологам обращался — никому не интересно.
— Может, от падения метеорита?
— Не исключено… Местные жители отслеживают этот феномен много лет. Есть воздействие радиоактивности, но говорят, и до войны так же было. И без метеоритов…
— А зачем поляну вспахали?
— Какую поляну?
— Где метеорит упал.
— Баруздин пашет… Весной посеют овёс с горохом. Подкормочная площадка…
— Вокруг заброшенных полей полно, а он полянки пашет…
Прокофьев на секунду оторвался от пня, поправил очки — разглядывал.
— Зверь боится больших полей, — сказал он, уже орудуя бритвой. — Он любит закрытые площадки. Чтобы раз — и в лес. И для охотников удобнее. Сел на лабаз, и все как на ладони…
— Вы охотник?
— Исключительно по грибам. В этом году повезло, — он вдруг обречённо вздохнул. — Что на будущий?.. Вы случайно собаку не видели? Рыжая немецкая овчарка?
Вот кто был владельцем застреленной во время захвата базы собаки…
— Нет, не видел, — проговорил в сторону Савватеев.
— Тоже была кормилица… Убили, наверное, эти, а говорят — убежала.
— Кто?
— Бандиты… На трех машинах приехали, местных пенсионеров в заложники взяли. Тут такое было!…
Этот профессор принимал их за бандитов, и Савватееву вдруг стало обидно:
— Почему вы так решили? Сразу бандиты…
— Они и раньше приезжали, стреляли…
— Охотники тоже стреляют…
— Эти, определённо, бандиты. И по внешнему виду… Но сейчас милиция приехала, прокуратура… Разберутся.
— А что бандитам нужно?
— Хозяина ищут… А вернее, его клады. Ходят с миноискателями, копают…
— Клады? Хозяин клады прятал?
Старик как-то виновато замолк, тревожно обернулся, и бритва затряслась в его руке:
— Простите… Вы кто?
— Я как раз из милиции, — Савватеев махнул удостоверением. — Все в порядке, не волнуйтесь…
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |