Большая и маленькая стрелки сошлись на 12-ти. Полночь. Наступило 22 июня.

Четыре часа дежурства.

Большая и маленькая стрелки сошлись на 12-ти. Полночь. Наступило 22 июня.

Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Николай Рыбалко встал из-за стола, неторопливо прошелся по комнате и подошел к окну: погода начинала портиться, небо затягивали тучи.

Город был ярко освещен. На Приморском бульваре и бульваре Военморов постепенно стихала музыка, моряков в городе практически не осталось. Кто вернулся на корабль из увольнения, кто давно спал дома, а кто дежурил на боевом посту.

На боевом посту находился и Николай. До конца дежурства оставалось девять часов. Через девять часов он сдаст оперативное дежурство по штабу флота и отправится домой. Естественно, пару часов нужно поспать, отдохнуть, а потом… Слово «потом» предполагало большой выбор. Можно прогуляться по Приморскому бульвару, благо бульвар располагался в нескольких минутах ходьбы от дома (Николай жил возле Артиллерийской бухты). Можно сходить на пляж, можно выбраться за город или погулять на окраине города, на Малаховом кургане, если, конечно, распогодится. А если нет, то придется сидеть дома. Единственное, в чем Николай не сомневался, так это в том, что это воскресенье, 22 июня, он проведет с семьёй. Семья Николая Рыбалко состояла из трех человек: он сам, жена Надежда, работавшая в штабе Черноморского флота телефонисткой, и его приемная дочь Тамарочка. И хотя дочери было 17 лет, он все равно называл её Тамарочкой. Николай обожал свою жену, души не чаял в дочери. Его семья была для него чем-то вроде пристани для корабля после трудного боевого похода, местом, где он отдыхал душой. Поэтому лучший отдых, по мнению Николая, - это отдых с семьёй, а где провести день, ему было безразлично.

Его мысли прервал телефонный звонок. Звонил дежурный по охране водного района. Не успел Николай опустить трубку на рычаг, как тут же последовал звонок из охраны рейдов. Потом звонки посыпались, как из рога изобилия. Содержание телефонных разговоров было примерно одинаковым: капитану второго ранга Рыбалко докладывали, что все, кто отпущен в увольнение, благополучно вернулись, опоздавших нет. Он в ответ напоминал, что на флоте действует готовность номер два, требовал соблюдать светомаскировку. Что касается опоздавших из увольнения, то об этом можно было не беспокоиться: те, кто был отпущен на берег, прекрасно знали, чем может обернуться опоздание из увольнения хотя бы на пять минут при боевой готовности номер два. Напоминание о светомаскировке тоже явно было лишним, светомаскировка на кораблях соблюдалась, но по своему опыту Николай знал: разгильдяйства у нас хватает с избытком. А уж если вдруг кто-то что-то забудет выключить, с Рыбалко спрос маленький, он свою работу выполнил - напомнил, проинструктировал.

Герой нашего рассказа, Николай Рыбалко был на хорошем счету у командования, чему способствовали его качества: требовательность к подчиненным, умение находить выход из любой ситуации и недюжинный ум. Он никогда не спорил с начальством, все свои умозаключения всегда держал при себе, никогда не высказывая их вслух. Ведь неосторожно брошенная фраза могла стоить карьеры, свободы, а нередко и жизни. Карьеристом Николай не был, а вот за семью боялся. Он прекрасно знал, что будет с его семьей, попади он под суд. А попасть под суд в то время было совсем несложно.

Начальником он был требовательным, порой жестким, подчиненным спуску не давал, но в меру. По мелочам не придирался, но за ошибки карал беспощадно. От своих подчиненных он требовал точного и четкого выполнения приказов. Жизненный опыт показывал, что безнаказанность ведет к более тяжелым проступкам. А люди устроены так, что дай им слабину – сядут на голову и ножки свесят. Дал людям слабину - получи по полной за их проступки как непосредственный руководитель. Те, кто давал слабину, ходили в капитанах третьего ранга, и то в лучшем случае.

Умение находить выход из любой ситуации и недюжинный ум сыграли с Николаем злую шутку: его стали чаще, чем других, назначать оперативным дежурным по штабу флота. Оказываясь в щекотливой ситуации, когда разные инструкции требовали разных приказов, он находил оптимальный вариант решения таких проблем. И поэтому начальство пришло к неутешительному для Николая выводу: когда Рыбалко на дежурстве, можно спать спокойно. Поэтому командующий флотом, зная, что сегодня оперативным дежурным по штабу флота поставлен капитан второго ранга Рыбалко, со спокойной совестью уехал на дачу и не отвечал на телефонные звонки.

Но парадокс - на флоте Рыбалко и его подчиненные, как ни странно, считались бездельниками: на флоте в мирное время считают бездельниками медиков и химиков, а капитан второго ранга Рыбалко был химиком. Флагманским химиком, то есть главным химиком Черноморского флота. Эту должность он занимал с лета 1938 года.

Николай посмотрел в окно: погода окончательно испортилась, начал накрапывать дождь.

Дождик бей по стеклам,

Чтобы все промокло.

Николаю вдруг вспомнился этот детский стишок, и он улыбнулся.

Дежурство медленно подходило к концу, стрелки показывали без четверти час. Осталось еще восемь часов, и можно сдавать смену со словами: «Дежурство прошло без происшествий». Однако этому не суждено было сбыться.

Неожиданно, как предвестие чего-то нехорошего, на командном пункте возникла фигура контр-адмирала Ивана Дмитриевича Елисеева, начальника штаба флота. У Рыбалко возникло чувство тревоги - появление начальства никогда не сулило ничего хорошего. И хотя Рыбалко и Елисеев питали друг к другу взаимное уважение, так как были людьми со схожими характерами, появление Елисеева не на шутку встревожило Николая. Не будет же контр-адмирал, начальник штаба флота, от нечего делать приезжать в час ночи на службу.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко, - как и положено, представился Николай, но Елисеев только махнул рукой, мол, сиди, не надо этих церемоний.

- Что-то случилось, Иван Дмитриевич?

- Да нет, Николай Титович, ничего, решил к тебе заглянуть, может, чайком угостишь.

- Конечно, угощу, пять минут обождете, пока вода закипит?

Рыбалко видел, что начальник штаба лукавит, что не просто так он приехал, что что-то намечается, только ему, капитану второго ранга, про то знать не положено. Чай - это так, для отвода глаз, чай – это потянуть время, это значит, Елисееву надо находиться на командном пункте штаба флота. Но зачем? Что еще придумали наверху? Проверку боеготовности флота? Еще одни учения? Черт его знает, что на уме у московского начальства. А Елисеев, похоже, знает или, по крайней мере, догадывается. Хотя сейчас они выпьют чаю, да за разговорами, может, что и прояснится. Иногда хватает одного слова или жеста, чтобы получить информацию. Но и Елисеев тоже не так прост, как кажется на первый взгляд. На вид простоватый мужик, а внутри кремень. Год войны в Испании, два ордена: Красной Звезды и Боевого Красного Знамени. Да и штаб он держал в ежовых рукавицах. А без этого никак, руководить людьми и быть мягким нельзя.

Вода закипела, Рыбалко только собрался заварить чаю, как его намерения прервал телефонный звонок. Николай машинально посмотрел на часы: 1 час 3 минуты. Кому еще не спится в такое время?

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко, - четко отрапортовал он в трубку.

- Нарком флота Кузнецов. У вас там находится контр-адмирал Елисеев, дайте ему трубку.

Рыбалко протянул трубку Елисееву:

- Это вас, нарком флота Кузнецов.

Елисеев быстро взял трубку.

Теперь все становилось более или менее понятно. И прибытие начальника штаба, и звонок наркома. Ведь он не спрашивал, где Елисеев, он знал, что Елисеев здесь. Значит, затевается что-то грандиозное, опять какие-нибудь учения, возможно, с привлечением авиации. Поживем - увидим.

Размышляя так, Рыбалко наблюдал за начальником штаба. А Елисеев вдруг слегка побледнел, произнес: «Слушаюсь, будет исполнено». После чего медленно, словно раздумывая, не ослы­шался ли он, опустил трубку на рычаг телефонного аппарата. Контр-адмирал находился здесь, но мысли его были где-то далеко, об этом говорили слегка прикушенная губа и отсутствующий взгляд. Рыбалко подмывало спросить, что за приказа­ние отдал нарком, но он сдержался.

Елисеев перевел дух.

- Отправьте машину за командующим на дачу, объявляйте Большой сбор, введена готовность номер один.

Волнение адмирала передалось Рыбалко. Готовность номер один – это готовность к войне. Черт, только этого не хватало! Николаю хотелось, чтобы это было ошибкой, сном, проверкой боеготовности - чем угодно, но только не реальностью, в которой присутствует война.

Непечатно выругавшись сквозь зубы, Рыбалко взялся за телефон.

- Дежурный по штабу ПВО капитан Сорокин.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко, срочно оповестите полковника Жилина, сигнал «Юкон».

- Товарищ капитан второго ранга, это что еще за зверь? - спросил капитан шутливым тоном, так как не знал о разговоре Кузнецова и Елисеева.

Но Рыбалко пресек попытки шутить, отрезав:

- Значение сигнала знают Жилин и Перов, - и повесил трубку.

Полковник Жилин был начальником противовоздушной обороны Черноморского флота, а майор Перов занимал должность начальника штаба все той же противовоздушной обороны.

Елисеев уже собирался уходить, но Рыбалко остановил его словами:

- Иван Дмитриевич, не торопитесь объявлять Большой сбор, тут вот какая ситуация складывается…

Елисеев молча посмотрел на Рыбалко, но перебивать его на стал, он знал, что этот человек не будет просто так «мутить воду» и осторожничать, ум Рыбалко ему уже довелось неоднократно оценить.

- Мы с вами оказались в немного незавидном положении. С одной стороны, да, Большой сбор объявлять надо, но вот с другой… С другой стороны, нас с вами могут взять за мягкое место за паникерство. Вот придет какой-нибудь бравый энкавэдэшник да поинтересуется, а не поддались ли мы на провокацию? Не сеем ли мы панику среди населения своими поспешными действиями? Приказ не поддаваться на провокации еще никто не отменял.

Начальник штаба задумался - в словах оперативного дежурного был здравый смысл. Припишут паникерство, да на месте и расстреляют. А когда поймут, что ошиблись, – будет поздно. И двум расстрелянным офицерам от того, что НКВД признает свою ошибку, легче не будет. А Большой сбор объявлять надо, приказ наркома. М-да, ситуация.

- Ладно, говори, что ты там надумал, вижу ведь, знаешь, что делать.

- Знаю, товарищ контр-адмирал, знаю. Мы с вами объявим Большой сбор, но скрытно, через посыльных. То есть и сбор объявили, и население не потревожили.

- Тебе бы, Николай Титович, дипломатом быть, а не химиком. Потемкин номер два.

- А почему Потемкин?

- Да тот тоже хорошо половину Европы за нос водил, а ты половину НКВД, - усмехнулся Елисеев, но тут же посерьезнел. – Давай, обзванивай дежурных по подразделениям, а я прикажу отправить машину за командующим на дачу. До него дозвониться не могут, вот меня и подняли с постели.

Кто поднял Елисеева с постели, Рыбалко не стал спрашивать.

- Если что, я у себя в кабинете. Сейчас все прибывать начнут. Если что, звони.

И Рыбалко остался на командном пункте в одиночестве.

Обзвонив всех дежурных по подразделениям, Рыбалко задумался. Он представил себе, как сейчас по городу побегут рассыльные. Пока добегут, пока оповестят, пока офицер или мичман соберется да прибудет на корабль, пройдет, как минимум, час. Пока получат боезапас до полного комплекта, пока заправят корабль под завязку, в общем, пока доведут его до полной готовности к выходу в море – пройдет еще часа полтора. Да добавить полчаса на наше русское разгильдяйство – три часа выходит. Это где-то, в лучшем случае, в половине пятого перейдем на полную боевую готовность. Времени не хватает. А если Кузнецов решил проверить боеготовность флота или, что еще хуже, произойдет нападение? А вот тут из-за медлительности может произойти все, что угодно. Не дай Бог, погибнут люди – Николай был уверен, что эту свою медлительность и осторожность он не простит себе до конца жизни.

И Рыбалко решительно снял трубку телефона.

- Слушаю, Елисеев,- ответила трубка.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко. Иван Дмитриевич, вы сказали, что я могу звонить, если что. Тут такое дело… В общем, не могли бы вы прибыть на командный пункт? Это не по телефону.

- Что-то серьезное?

- Да, иначе я не звонил бы вам, а действовал самостоятельно.

- Добро. Буду через две минуты.

Через две минуты Елисеев уже входил в комнату. Когда он выслушал все доводы Рыбалко насчет Большого сбора, задумавшись на мгновение, ответил:

- Семь бед – один ответ. Сейчас у меня в кабинете контр-адмирал Владимирский, Борисов, Кулаков и генерал Русаков. Так вот, сделаем следующее: Борисов пусть берет на себя затемнение города и оповещение сбора по радио. Владимирский займется оповещением с кораблей, а я оповещением с Константиновской батареи. За тобой контроль ситуации. Усиль охрану штаба и распорядись не пускать на территорию штаба работников НКВД, так, на всякий случай. Да, что касаемо берега – там будет руководить Моргунов. Морем будем руководить вместе, - с этими словами начальник штаба вышел.

Часы показывали 1 час 51 минуту.

Прошло буквально четыре минуты – и, казалось, город взорвался. Теперь о Большом сборе знали даже в окрестных деревнях. Загудели сирены кораблей и судоремонтного завода, одна из береговых батарей производила выстрелы холостыми зарядами, с Константиновской батареи пускали ракеты. По радиотрансляционной сети шло сообщение: «Внимание, Большой сбор». А еще через пять минут город погрузился во тьму. Было такое впечатление, что выключили общегородскую лампочку. Но темноты не было. Рыбалко с удивлением заметил три горящих маяка: нижний и верхний Инкерманские маяки и Херсонесский маяк ярко светились во тьме.

«Черт знает что, светомаскировка называется».

Николай зажег керосиновую лампу и опустил черную плотную ткань, выполнявшую роль занавески. Теперь свет лампы с улицы виден не был.

Рыбалко схватил телефонную трубку и уже порывался звонить на Инкерманский маяк, как в помещении появился Елисеев.

- Куда звонишь?

- На Инкерманский маяк.

- Отставить, звони на Херсонесский. Инкерманскими маяками Моргунов занимается, нам отвели Херсонесский.

- Понял.

Два раза Николай пытался дозвониться до маяка, но оба раза трубка отвечала гнетущей тишиной. Тогда он набрал другой номер.

- Капитан Лещенко, - ответила трубка.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко. Капитан, там возле вас горит маяк, демаскирует все, что можно. Связи с ним нет, почему, не знаю. Отправьте туда группу людей, чем скорее, тем лучше, его надо срочно погасить. А что там, на маяке, доложите мне или начальнику штаба флота Елисееву.

- Есть, сделаем, товарищ капитан второго ранга,- ответил командир 35-й береговой батареи и отключился.

Теперь остается только ждать, остальное сделают батарейцы.

- Может, за это тебя и ценят, Николай Титович, - за умение не теряться, а быстро находить решение? – одобрительно посмотрел на оперативного дежурного Елисеев.

- Не знаю, товарищ контр-адмирал, не знаю… может быть… - Николай отвечал невпопад, его мысли были заняты Херсонесским маяком. - Вы к себе?

- Да с тобой посижу, ты меня чаем грозился напоить, да и перекусить не мешало бы. Неизвестно, когда еще нам с тобой удастся поесть.

Когда время перевалило за половину второго, погас Херсонесский маяк, а через десять минут и нижний Инкерманский. Верхний Инкерманский маяк продолжал гореть, вызывая недоумение не только у горожан, но и у руководителей города. Рыбалко нахмурился.

Зазвонил телефон.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко.

- Командир 35-й береговой батареи капитан Лещенко. Товарищ капитан второго ранга, маяк погашен. Вы бы и не дозвонились до него, там кусок провода был вырезан, метров 20.

- Спасибо тебе, капитан.

Когда часы показывали без четверти три, вновь раздался телефонный звонок. Николай взглянул на телефонный аппарат почти с ненавистью, потому как каждый новый звонок приносил новость хуже прежней.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко.

- Дежурный главного поста воздушного наблюдения лейтенант Лукоянов,- представился звонивший. -

Товарищ капитан второго ранга, в 2 часа 35 минут поступило донесение с радиолокационной станции поста воздушного наблюдения на мысе Тарханкут: в створе мыс Херсонес — мыс Тарханкут обнаружили неизвестную воздушную цель, идущую с запада.

- Кто докладывал?

- Капитан Федоров. Только технические средства не дают возможности определить направление полета цели, - лейтенант как бы оправдывался, мол, я не виноват, что у нас такая техника.

Николаю даже стало его слегка жалко.

- Как тебя зовут, лейтенант?

- Женя, простите, Евгений.

- А по батюшке?

Лейтенант слегка опешил от такого вопроса.

- Александрович.

- Вот что, Евгений Александрович, напряги своих слухачей, усиль посты наблюдения, но с неба глаз и ушей не спускай, это приказ! - в голосе капитана второго ранга появился металл, а по спине лейтенанта пробежали мурашки. – Появятся над городом самолеты, а ты их промухаешь и мне про них не доложишь, - я тебя лично аммиак нюхать заставлю, действуй.

- Есть!! - судя по голосу, лейтенант не сомневался, что Рыбалко осуществит свою угрозу.

Спокойно сидевший в углу Елисеев, пристально взглянув на дежурного, поинтересовался:

- Что там еще случилось, Николай Титович? Вид у тебя больно озадаченный.

- Да над морем самолет наши наблюдатели обнаружили, но не знают, куда летит, чей самолет, в общем, темный лес.

- Ты вот что, доложи про этот самолет командующему, а я выясню, наш он или не наш, сейчас позвоню своему коллеге, начальнику штаба авиации полковнику Калмыкову, и все выясню.

Рыбалко снова взял в руки трубку телефона. Он уже порядком устал от этих телефонных переговоров, и ему казалось, что ближайшую неделю он точно будет избегать разговоров по телефону. Набирая номер телефона, он машинально отметил для себя время звонка - 2 часа 56 минут. Одно согревало его душу: еще шесть часов - и это неспокойное дежурство закончится.

Когда Рыбалко опустил трубку на рычаг после разговора с командующим, его лицо выражало полную растерянность.

- Черт его знает что…(далее непечатно).

- Что командующий?

- Да не доверяет, похоже, наш командующий радиолокации. Он еще переспросил, уверен ли я, что это был самолет. И обещал в случае ошибки посадить капитана Фёдорова под арест. Вот такие дела. А у вас что?

- Да у Калмыкова истерический смех был. Ему сначала звонил майор Перов, потом его начальник полковник Жилин, а потом я, и все с одним и тем же вопросом: есть ли в небе наши самолеты. Так вот: полетов никаких не предполагается. Только в четыре утра с аэродрома на Куликовом поле поднимется наш У-2. Так что если и есть над морем самолеты, так это не наши, а вот чьи, не знаю.

И в комнате повисла гнетущая тишина. Рыбалко и Елисеев думали каждый о своем, но в итоге думали об одном и том же: чьи это самолеты, куда летят и с какой целью? В этой тишине телефонный звонок был сродни разорвавшейся бомбе, он заставил вздрогнуть даже начальника штаба флота, отличавшегося завидной выдержкой. Поднимая трубку, Николай опять отметил время: 3 часа 7 минут.

- Дежурный главного поста воздушного наблюдения лейтенант Лукоянов,- представился звонивший. -

Товарищ капитан второго ранга, только что с поста на Константиновской батарее доложили, что слышат шум моторов самолётов. Шум слышен по пеленгу 270 градусов, на удалении 20-ти километров. Если они не изменят курс, то минут через пять будут над Севастополем.

- Понял, зафиксируй время доклада. Молодец лейтенант, хвалю.

Не успел Рыбалко повесить трубку, как телефон зазвонил снова.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко.

- Начальник ПВО Черноморского флота полковник Жилин.

- Должность могли бы и не называть, я и так знаю, что полковник Жилин начальник противовоздушной обороны, - в голосе Рыбалко появились шутливые нотки.

- А вы могли бы не говорить, что вы оперативный дежурный по штабу флота,- в свою очередь отшутился Жилин, - я и так знаю, кому звоню. Догадываешься, зачем?

- Догадываюсь, Иван Сергеевич, догадываюсь, - Рыбалко тяжело вздохнул. - Добро просишь на открытие огня. Повиси минуту на телефоне, сам понимаешь, я тоже добро запрашивать буду.

И на втором телефоне Рыбалко просто поднял трубку. Это был прямой телефон, по которому оперативный дежурный мог связаться с командующим флотом.

- Слушаю, - голос командующего флотом выражал усталость.

- Товарищ вице-адмирал, докладывает капитан второго ранга Рыбалко: в небе над Севастополем появились неизвестные самолеты. Какими будут наши действия?

На другом конце провода повисла гробовая тишина. Трубка молчала больше минуты.

Октябрьский оказался в непростом положении. Должно быть, в тот момент в его голове промелькнула тысяча противоречивых мыслей. С одной стороны, он должен отдать приказ на открытие огня, так как на флоте введена боевая готовность номер один. Инструкция предписывала сбивать все неизвестные самолеты. С другой стороны, приказ Сталина не поддаваться на провокации. Если это война, о возможности которой только что предупредил нарком, а он не примет необходимых мер? А если это провокация, о возможности которой предупреждал сам Сталин, и он на нее поддастся? И в том, и в другом случае командующий флотом не сохранил бы не только свой пост, но и голову! Вице-адмирал Октябрьский оказался между молотом и наковальней.

– Есть ли наши самолеты в воздухе? – спросил командующий.

– Наших самолетов в воздухе нет.

– Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолет, вы завтра будете расстреляны, - глуховато, но с подчеркнуто металлическим оттенком в голосе ответил командующий.

– Товарищ командующий, как быть с открытием огня?

– Действуйте по инструкции, – несколько неопределенно ответил Октябрьский.

Рыбалко услышал в трубке гудки отбоя, опустил ее на рычаг и, глядя на контр-адмирала Елисеева, раз­вел руками.

Теперь Рыбалко оказался точно в таком же положении, в котором был вице-адмирал Октябрьский минуту назад. Даже при его решительности и умении взять ответственность на себя психологически тяжело перейти от мира к войне. А отдать приказ на открытие огня боевыми снарядами еще тяжелее. Ситуацию усугубляло полное отсутствие информации о находящихся в небе самолетах.

Елисеев посмотрел на растерявшегося капитана второго ранга, и почему-то вспомнил адмиралов Нахимова и Корнилова, двух выдающихся офицеров Черноморского флота. Тех офицеров, чьи решительные действия в критический для города момент спасли Севастополь; которые не побоялись взять на себя ответственность за оборону города, действовали наперекор приказам сверху и не дрогнули в тяжелую минуту. Потом его мысли перенеслись в Испанию, где он воевал и где усвоил одну истину: «Промедление в войне смерти подобно». И сейчас ему за считанные секунды надо принять судьбоносное решение: стрелять или не стрелять. Ни Елисеев, ни Рыбалко не думали в тот момент, что принимают решение, которое войдет в историю. Решение, которое сорвет планы гитлеровцев и спасет Черноморский флот. Потом другие, те, кто свалил ответственность на капитана второго ранга и контр-адмирала, будут кричать о принятых мерах, приписывая все заслуги себе. Но это будет потом. А сейчас два офицера Черноморского флота должны были не только принять решение, но и в случае чего нести за него ответственность. И решение было принято.

- Что же ответить полковнику Жилину? - спросил Рыбалко контр-адмирала Елисеева.

- Передайте приказание открыть огонь, - сказал Елисеев.

- Открыть огонь! — скомандо­вал Рыбалко ожидавшему ответа полковнику Жилину.

- Имейте в виду, вы несете полную ответствен­ность за это приказание, - Жилин перешел на официальный тон. - Я записываю его в журнал боевых действий.

Рыбалко устал - такого дежурства у него еще не было, может быть, поэтому он излишне гром­ко крикнул в трубку:

- Записывайте куда хотите (далее непечатно), но открывайте огонь!!

Часы показывали 3 часа 15 минут.

- Я буду у себя в кабинете, если что, звони, - с этими словами Елисеев покинул командный пункт.

Буквально через несколько минут где-то за городом послышались выстрелы. По выстрелам можно было определить, что стреляет одна зенитная батарея. «Наверное, стреляет та, что находилась на боевом дежурстве, скоро остальные подключатся», - подумал Рыбалко. Но его мысли прервал телефонный звонок.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко.

- Полковник Жилин, - кратко представился звонивший. – Неизвестные самолеты сбрасывают парашютистов. Они приземляются на воду бухты.

- Ну, если парашютисты, то этим Бузин со Старушкиным заниматься должны. Я так думаю, им и приказывать не надо, оба опытные милиционеры, тем более, опыта у Василия Ивановича в ловле шпионов дай бог каждому. А если на воду садятся, то, уверен, ОВРовцы не подкачают, на то они и охрана водного района. Но за предупреждение спасибо, Иван Сергеевич.

Рыбалко снова взялся за телефон.

- Контр-адмирал Фадеев, слушаю, - ответила трубка.

- Оперативный дежурный по штабу флота капитан второго ранга Рыбалко, - представился Николай. - Товарищ контр-адмирал, неизвестные самолеты над Севастополем высаживают десант. В основном, парашютисты приземляются на воду. Вы не могли бы отправить пару катеров на поимку парашютистов?

- Рыбалко, не держи меня за идиота, - в голосе Фадеева слышалось глухое раздражение, - катера уже в море, только что отшвартовались.

И Фадеев бросил трубку на рычаг. Он вообще отличался немногословностью и твердостью характера, таких, как он, называли «человек дела».

Стрельба, между тем, все усиливалась. Казалось, зенитчики решили посоревноваться, кто больше выпустит снарядов.

Жаль, что нельзя взглянуть, что происходит над городом. Окно занавешено плотной черной тканью. Здравый смысл подсказывал Николаю, что подходить к окну небезопасно - стреляют-то боевыми. А зенитный снаряд – осколочный, еще какой осколок ненароком залетит. Береженого, как говорят, Бог бережет.

И вдруг артиллерийскую канонаду заглушил мощный взрыв. Он эхом прокатился по городу, долго не утихал гул. Что это? Что взорвалось? Где? Николай посмотрел на часы - они показывали 3 часа 48 минут.

Он понял, что это война. На Рыбалко нашло внезапное оцепенение. В голове пульсировала только одна мысль: «Война, война, война». Господи, как не хотелось войны!!! Только тех, кто начал эту войну, абсолютно не интересовало мнение капитана второго ранга Николая Рыбалко, как и мнение миллионов пока еще мирно спавших советских людей.

Мысли дежурного прервал еще один взрыв в районе Приморского бульвара. Часы показывали 3 часа 52 минуты. Рыбалко схватился за голову. Что будет с ним, с его семьей, с городом, с флотом? Мысль о том, что второй взрыв прогремел недалеко от его дома, оглушила его. Вдруг Николаю стало душно, не хватало воздуха. Он задул керосиновую лампу и, откинув черную занавеску, высунулся в окно. И плевать ему было на разрывы снарядов, вцепившись руками в подоконник, он жадно пил свежий утренний воздух.

На капитана второго ранга Рыбалко навалилась неимоверная моральная усталость последних часов дежурства. Он отошел от окна, сел на стул и несколько минут сидел, неподвижно уставившись в одну точку. Мысли его были целиком заняты семьей. Он боялся даже представить, что с двумя самыми родными для него людьми может что-то случиться.

Из состояния оцепенения его вывел телефонный звонок. Рыбалко посмотрел на часы: они показывали ровно 4 часа утра 22-го июня 1941 года.

Дата добавления: 2015-08-28