Вот подумал, что еще ни разу не начинал рассказ фразой «*б твою мать!». А то, было бы весело, открываешь книгу, а там первой фразой сразу в лоб – «*б твою мать!». И ты не знаешь, читать тебе дальше

О рыбаках и рыбах.

Вот подумал, что еще ни разу не начинал рассказ фразой «*б твою мать!». А то, было бы весело, открываешь книгу, а там первой фразой сразу в лоб – «*б твою мать!». И ты не знаешь, читать тебе дальше или закрыть и выбросить, но взгляд падает на следующую фразу, и, ты продолжаешь.… Итак:

«*б твою мать!» - раздался крик в ванной комнате гостиничного номера.

- Что случилось? – спросил я.

- Ноготь сломала! – ответил женский голос.

Я посмотрел на часы. Было утро. 7:30.

Я лежал голый на огромной кровати в позе витрувианского человека.

Окна в комнате были открыты, и меня обдувало прохладным утренним теплом.

«Я ангел» - подумал я.

Голова была ясная и чистая настолько, что я совершенно не помнил, как сюда попал.

Она вышла из ванной. Блондинка, со слегка пухлыми, но явно своими губами и большими, почти кукольными, голубыми глазами.

От ее присутствия в комнате сразу запахло едва уловимой морской свежестью, а мокрое, еще не высохшее после душа тело, окончательно превращало ее в богиню.

Она улыбнулась, проходя мимо меня, оставляя на полу почти неуловимые глазу следы.

«Неужели я с ней вчера трахался?» - подумал Штирлиц.

Нет, наверное, это все же подумал я, и эта мысль меня позабавила.

- Прикройся! – сказала она и бросила мне в лицо свои черные трусики.

Они были очень приятными на ощупь и я, зажав их в кулаке, спросил:

- А где моя одежда?

- Понятия не имею. В номер вчера ты вошел уже так.

- О, какой кошмар! Меня кто-нибудь видел?

- Меня нет. Тебя не знаю... - ответила она с непоколебимой серьезностью.

Она стояла перед зеркалом, спиной ко мне, разглядывая свое отражение в зеркале.

На ней был... а, уже ничего...

Она скинула белоснежный махровый халат и принялась одеваться в свою одежду.

Это зрелище меня возбуждало.

-Ты будешь завтракать?- спросила она

- Думаю, да.

- Ну, может, ты тогда оденешься, и пойдем куда-нибудь?

Я встал с кровати, оставив на ней черные трусики незнакомки и начал ходить по номеру в поисках своей одежды. Одежды не было. Вообще.

Моя гостья уже переоделась в свое и, молча, смотрела на меня сидя в кресле. На ней была белая майка, с британским флагом и синие джинсы, рваные на коленках.

- Ты англичанка? – поинтересовался я.

- Нет.

- Замечательно!

- Ты не любишь англичанок?

- Нет, я просто спросил.

- Ты долго собираешься расхаживать голым? Оденься уже, меня это возбуждает!

- Да во что? Я не могу найти свою одежду! Я что, и вправду пришел сюда голым?!

Раздался стук в дверь.

-Мы кого-то ждем? – удивился я.

- Понятия не имею, я есть хочу!

Стук повторился.

Я открыл. Передо мной стояла милая женщина в форме работника отеля. Явно итальянка. Красивая. В смысли женщина, а не форма. В одной руке она держала вешалку на которой болтался костюм американского бейсболиста «Нью Йорк Янкис».

- Ваш костюм, синьор! – сказала женщина, глядя мне в глаза.

- Большое спасибо! – ответил я.

Какое-то время мы стояли и смотрели друг на друга, но тут ее взгляд на мгновение упал вниз, и я, сделав шаг к ней на встречу, обнял ее и поцеловал. Она была ниже ростом, и я чувствовал, как она привстает на цыпочки, отвечая на мой поцелуй со всем своим итальянским темпераментом. Я опустил руку ей на попку, а она, выскользнув из моих объятии, влепила мне смачную пощечину.

- Большое спасибо! – сказал я и взял у нее костюм.

Она молча развернулась и пошла «от бедра», в явно хорошем расположении духа.

Я хлопнул дверью.

-Это ты? – спросила она

- Я. Костюм приехал! Слушай, а я вчера точно в этом костюме был?!

- Точно. Ты играл за «Ред Сокс»

- Но это же форма «Янкис»!

- Ты сказал она красивей! Давай, одевайся и пошли завтракать, я умираю с голоду!

Через пять минут мы вышли на улицу, и нам открылась вся красота Венеции.

Я совершенно не помнил, как сюда попал, но ни минуты не сожалел об этом. Я взял незнакомку за руку, и мы пошли в маленькое кафе, скрытое от всеобщих глаз большой вывеской мебельного магазина.

После довольно плотного и вкусного завтрака я окончательно избавился от своего недуга. Память вернулась, но легче не стало.

Я был в Венеции. Рядом со мной сидела Амстердамская проститутка Джина, урожденная Ноздренко из Днепропетровска.

Неделю назад мы бежали из Нидерландов в Италию, спасаясь от гнета легалайза, уходя в привычное нам параноидальное подполье.

Легалайз, он как американская демократия - прекрасен с расстояния в 1000 километров. Но, становясь твоей второй сущностью, он уничтожает твой мозг, превращая тебя в покорного робота индустрии.

Когда то я бросился к нему в объятья, улетая из холодной России с чемоданом воспоминаний, презренно взирая на своих соотечественников, бьющихся в шизофренической пляске от вечного страха быть схваченными Гебней.

Спустя несколько лет все это мне осточертело настолько, что я, собрав воедино мозаику разбитого мозга, сумел-таки вырваться из этой нирванической тюрьмы на просторы не паханых полей диссидентства. Да еще и прихватил с собой эту прекрасную Джину - собрата по пути и сестру по несчастью.

Мы пили кофе в маленьком уютном Венецианском кафе. Я курил, а Джина читала какую то прессу.

- Ты знаешь итальянский?- спросил я.

- Не очень хорошо, но понимаю - ответила она.

- Что пишут?

- Это, по большей части, европейские новости. Пишут, что Европейский суд приговорил к восьми годам мужика, который грохнул авиадиспетчера, по вине которого разбился самолет с его семьей. Еще пишут...

- А ты что об этом думаешь?- прервал ее я.

- О чем?

- Ну, если в целом, то о судебной системе, и об этом случае в частности...?

- Не, ну слушай, это очень сложный вопрос - как я могу судить?

- Вот и я об этом же! Как одни люди берут на себя миссию судить других людей?

Кто им дал на это право? Закон? Законы пишут еще более ущербные умом люди..., и по какому принципу отбираются эти люди, и кем? У меня была одна знакомая, из прошлой жизни - мы с ней пили водку и занимались групповым сексом. Теперь она судья. Вершитель судеб...

- Допустим. Но как по-другому?

- Не знаю. Но я уверен, что люди не имеют никакого права судить себе подобных! Даже общество не имеет на это право. Общество, это толпа. А у толпы всегда есть лидер. Стадо не может быть без пастуха, иначе оно разбежится.

И в этом случае еще страшней, потому что, попадая под осуждение общества, мы попадаем под осуждение какой-то безликой, до поры до времени куклы, которой это выгодно на данном отрезке времени.

- Очень интересно, приведи пример.

- Да масса. Вот тебе пример с Россией. Близкий нам пример - в России нельзя курить марихуану. Это противозаконно. Выйди на улицу и крикни – «Я курю план!» и общество закидает тебя камнями. Сделай тоже самое в Амстердаме и тебе скажут – «Ну ништяк, чувак, пойдем курнем!»

- Это разное общество.

- Общество всегда одно - продолжил я - общество, это, прежде всего люди! Нравственные принципы для всех одинаковы.

- Ты еще Канта вспомни! - улыбнулась Джина.

- Я вспомню, чуть позже. Так вот, почему, если нравственные принципы, заложенные еще в древности, одинаковы для всех, в руках общества они становятся резиновой колбаской - у одних пудель, а у других автомат?

- Томми, ты поднимаешь такие темы, которые требуют глубокого анализа.

- Да не требуют. И так все ясно - мы живем в таком мире, где нами правят далеко не самые лучшие личности, а если мы сопротивляемся, гремя цепями, нас берутся судить вчерашние проститутки!

Джина помолчала думая о своем.

- Когда я в детстве ездила на хутор к бабушке, часто слышала поговорку – «Что положено попу, не положено дьякону». Мы не сможем ничего изменить, как бы мы не хотели. Таков мир. Мы можем только видеть это, чувствовать и стараться ограждать себя от подобного. Строя свой собственный, гармоничный мир внутри нас. Давай пойдем, погуляем по городу, покатаемся на гондолах...

Мы плыли на лодке, управляемой венецианским гондольером, обнявшись и держась за руки. Я уткнулся носом в макушку моей самой лучшей подруги, пахнущую вчерашним счастьем. Она дремлет в безмятежном спокойствии, обретя гармонию на моем плече.

- Прости, не хотел тебя обидеть - нарушил тишину я.

- О чем ты? - не открывая глаз, спросила Джина.

- О том, что нас берутся судить вчерашние проститутки. За слово прости...

- А, ты об этом... Не переживай, я не обиделась. Я адекватно воспринимаю мир, и мне нравятся твои беседы. Иногда ты бываешь, грубоват и резок в суждениях, но в целом ты всегда прав. В тебе нет хитрожопого дуализма, присущего большинству и тупого ханжества. Это очень ценно! Этим ты меня и зацепил, Томми. А что касается проституток, я тебе отвечу фразой, которую услышала однажды от очень старой, явно аристократичной дамы, которая привела своего мужа-дедушку в публичный дом. Она сказала – «Проститутки - женщины, несущие тяжкий крест. Бремя, удовлетворять ежеминутную похоть наших мужчин. Давая тем самым нам на короткий миг забыть нашу изначальную сущность, спрятав холодное нежелание за приступом очередной мигрени...»

- Глубокая мысль - улыбнулся я.- Мне тоже очень приятно с тобой беседовать. Я очень рад, что встретил тебя! А сама ты что думаешь?

- Я думаю, она права. Если Бог - есть любовь, то проститутки как раз его жрицы.

- Ха-хах! - то есть ты считаешь, что Бог - есть секс?

- Это одна из его сторон. Ты ведь не станешь отрицать, что секс, это таинство, в процессе которого рождается новая, доселе не существовавшая жизнь. Не иначе как Божьим промыслом это не назовешь.

- Я вообще считаю, что женщина, это Богиня изначальная.

- Спасибо.

- Я правда так думаю - ответил я и снова поцеловал ее в макушку.

Какое то время мы плыли молча, рассматривая старинную итальянскую архитектуру.

- О чем ты думаешь?- спросила Джина.

- Да мне не дает покоя тот мужик, убивший авиадиспетчера.

- А что тут думать? По-моему, все логично.

- Да не все... понимаешь, я считаю, что если Бог, а это мог быть только Бог, забирает у человека то, что ему дорого, это не наказание. Это шанс переделать и сделать лучше. Я знаю, это сложно понять, особенно когда касается детей, семьи и прочего, но так и есть... только осознать это можно либо глубоко верующему, либо очень умному человеку. Для этого нужно принять смирну.

- Я думаю, это и правда очень тяжело, простить человека, причинившего тебе зло. Одно страшно - когда Бог забирает детей. Они-то безгрешны...

- Да, не спорю. Дети безгрешны. И ведь если бы много лет назад, пьяница-крановщик Василий Кактусов уронил железобетонную плиту на маленького Андрюшу Чикатило - его бы судили за халатность, и скорее всего, расстреляли бы... но он не напился в тот день и Андрюша вырос большим и сильным мужчиной...

Мы снова помолчали.

- Как ты думаешь, тут рыба есть? - спросил я.

- Мне кажется, что если есть, то только золотая...

В.С. июнь 2015г.

Дата добавления: 2015-08-28