Вот, снова не смогла удержаться от соблазна что-то написать. Точнее, записать. Форма показалась интересной.

или крах Любви

Е. Хабарова

2008 г.

Вот, снова не смогла удержаться от соблазна что-то написать. Точнее, записать. Форма показалась интересной.

И вот перед вами рассказ, один из множества пролетевших мимо меня в эфире, да так и упорхавших навсегда.

Этому просто повезло.

Как всегда, буду весьма благодарна вам за отзывы.

* * *

Эта девушка, девчушка, которую он стал приводить домой и просиживать с ней перед компьютером, типа по работе, как бы друг. Сколько ей? Шестнадцать? Семнадцать? Миленькая. Косметикой не пользуется, что говорит об определённом складе характера. Блондинка с жиденькой косичкой. Старательная и весёлая. Маленькая умница. Да, она ему по плечо, несмотря на его метр семьдесят.

Понятно, он питает к ней особые чувства, но сам этого не хочет замечать, что очень напоминает мне историю с Аней. Иду к ним. Около одиннадцати, дочки уже позасыпали, и я свободна. Может, смогу сократить затянувшийся рабочий день?

– Кофе, господа! Над чем трудимся?

С его лица улыбка тут же сошла, а её наивную мордашку моё появление ничем не изменило. Широко улыбаясь, она с секунду поблестела своими серыми глазами на меня, а он, не отрывая глаз от монитора, а руки от мыши попросту сказал:

– Да мы закончили уже. Вот, новое видео решили распаковать.

Меня смутило, что обо мне не вспомнили, но лишь на мгновение –

я не обидчива.

– Ух ты! – оживилась я, – А вот это, смотри, как интересно, давай…

– Нет, Галя выбрала уже, мы вон тот будем смотреть, – без задней мысли так же запросто бросил он уверенно и почти раздражённо. Да, не показалось. Понятно, что я лишняя на этом празднике жизни.

– Ребят, кофе и пирожные на столике, – почти пропела я, выходя из комнаты.

В ванную! Скорее в спасительную ванную! Там душ и зеркала. Это то, что мне сейчас надо, чтобы умерить свой пыл. Нет, я не ревную. Он мне не изменял никогда. Только в снах. Моих, реже его. Я не ревную. Я просто бешусь. Столько лет, да все годы нашей совместной жизни, кроме первых двух счастливых, меня не устраивал уровень наших отношений. Но я не могла поверить, что то, что было между нами, что это чудо кончилось.

Мы же на полном серьёзе считали, что будем вместе и после физической смерти, и это будет даже круче, чем здесь, в этом реальном мире. Мы любили друг друга. Почти год ходили по дому только за руку.

Все последующие годы я сначала пыталась вернуть его (мне казалось, он в плену злых чар), потом объяснить себе перемены в нём побочными явлениями переживаемого нами тяжёлого периода. Финансового, и трое детей через каждые два года – шутка ли.

Когда младшенькая пошла в садик, мне показалось логичным убеждать себя, что это возрастные особенности мужского характера, которые я должна понять и принять, так как и я, наверное, меняюсь. Сколько моих слёз, искусанных или разбитых о стены рук он не видел! И девочкам досталось. Неужели я так ещё и не выстрадала своего счастья? Я потеряла всё, кроме надежды на счастье – навыки, веру в себя, время, лицо. Зубы почти все высосали дети, и не могло быть и речи, чтобы их лечить – катастрофическая нехватка времени и средств. И никакой помощи извне. Всё в две пары рук – мои и его, иначе нечем накормить детей. Вдвойне обидно то, что я – не какая-нибудь домохозяйка, мечтающая только выйти замуж и быть как за каменной стеной, а человек, который хотел, начал и мог бы строить свою жизнь сам, но повёлся на это «мы», – и в результате ни работы, ни прошлых связей, ни здоровья, ни любви. Утешает лишь надежда на временность этого кошмара, которым была моя жизнь последние годы. Хотя, когда стало легче с деньгами, немного попустило. Теперь всё не так. Теперь он – перспективный бизнесмен и лакомый кусок, но о скольких его нервных срывах не узнает она? Не только она, но и сам он, потому что я считала своим долгом гасить их в самом зачатке, когда они ещё не приносили ему заметного вреда. Старалась не грузить его своими нравственными проблемами даже в тяжкой депрессии, когда заметила, что ему тяжело меня понимать, списав это на усталость.

И всё время на вопрос: есть ли смысл продолжать быть вместе, я отвечала сама себе без тени сомнения – да! Потому что счастье взаимной любви нельзя забыть. Потому что всегда верила ему, в него и в нас, и что лучше, чем вместе, не может быть. Потому что помнила блеск его глаз. Потому что он самый красивый на свете. Потому что любила его, не смотря ни на что. То есть на то, что он стал таким равнодушным ко мне и моим потребностям и то внимание, в котором я так нуждалась все эти долгие годы, которого так ждала и на которое надеялась, в которое верила и на которое рассчитывала (он ведь сам убедил меня, единственный убедил, что я достойна настоящей Любви; убедил уже тогда, когда я перестала в это верить), его, это внимание, он стал дарить кому и чему угодно, но не мне. Мне же доставался лишь секс, который становился всё качественнее с годами, но мало утешал, хотя поддерживал надежду.

А теперь она, такая свеженькая, наивно покушается на то священное «мы», которое подразумевало союз двух душ, сердец и тел навсегда.

Теперь «мы» – это не я и он, а она и он.

Так-то, мадам.

Извольте скушать такое «мы».

Нет, хватит. Надо успокоиться. Нечего из мухи слона раздувать. Всё у нас будет хорошо. Он же так меня всегда успокаивал?

И я ему верю. Это же ОН. Всё, я спокойна. Чего себе надумала? Как с Аней. Смешно. Пойду. Улыбнусь в зеркало и пойду взгляну в его глаза, должно стать лучше.

– Ничего себе! – не удержалась от восклицания я.

Пауза не повисла.

– Ой, мы нечаянно, – Галя невинно уставилась на меня, не удосужившись даже встать с его колен.

– Правда, ты извини, – это Лёша.

–???

– Ну, прости, – убрав таки руку с её талии, произнёс он раздосадовано. И засуетился, начал зачем-то с дельным видом переставлять чашки и тарелки на столике. Мои пирожные. Как нелепо.

Галя упёрла оба кулачка в свои порозовевшие щёчки и, по-детски свесив ноги с его колен виновато, и в то же время как-то требовательно почти прокричала:

– Да мы сами не знаем, чего хотим. Хотели, то есть. – тон её стал мягче, а речь сбивчивее. – Давно уже. Мы ели, ели. И вдруг…

– Избавьте меня хотя бы от пикантных подробностей, друзья мои, это уж слишком, – услышала я свой спокойный голос будто со стороны.

Они оба смотрели на меня широко открытыми глазами. Неслыханная ли наглость или тупость обоих вызвала во мне бурю самых разных чувств и мыслей, но все они по многолетней привычке полыхали лишь внутри. Ну что я, изверг, что ли? Хочу, чтобы он был счастлив и вижу, что, увы, от меня уже ничего не зависит. Нет, есть кое-что. Вдох. Выдох. Плавно отпускаю. Маленький глоток воздуха. Теперь можно.

– Кто из вас ответит, вы сейчас же унесёте своё «мы» отсюда, или мне уйти? – продолжаю я как-то даже чересчур, железно спокойно, делая глубокое ударение на слова «вы» и «мне». Без претензий.

– Да подожди ты, – аккуратно снимая Галю с колен говорил он, глядя в пол (!), и тон его был какой-то заговорщический, – Я сейчас отвезу её домой и быстро приеду, – и они гуськом пошли в прихожую мимо меня.

Мне не хватало то ли кислорода, то ли времени, то ли проницательности, чтобы понять, действительно ли он столь глуп под действием своей «нечаянной» влюблённости, или он всегда был таким, а я раньше не замечала его глупости, или просто мой Лёша чувствует себя сейчас слишком виноватым, чтобы прощаться. Или это я дура? Последний шанс! Нужно дать ему последний шанс, иначе будет нечестно с моей стороны. Я поймала его за руку и вложив в несколько слов все свои нежные чувства сказала в лицо, пытаясь найти его глаза:

– Лёшечка, представь, что всё это происходит лет двенадцать назад, и только тогда делай выбор.

Но глаза смотрели мне в правый висок. Он молча отвернулся и пошёл дальше. Какое унизительное молчание! Я поняла. Изнутри потянуло к земле. Не сдержавшись, взяла его сзади ладонями за уши, развернула в комнату, прикрыла ногой дверь и прямо в затылок прошептала:

– А я всё равно стану счастливой. Найду работу, всё-таки сделаю себе зубы,.. Справлюсь. Не волнуйся.

__________________

Как всё пыльно кругом! Зачем здесь столько хлама? какие-то блоки для бумаг с листками, стопки старых журналов, приспособы из деревяшек и железок неизвестно для чего, чемоданы с инструментами... Всё друг на друге на полу, и на всём приклеены бумажки, написанные его рукой.

Это помещение в самом центре города следовало бы использовать более целесообразно. Надо срочно тут разобраться. Я подошла... нет, перелезла к стопке журналов у окна, на которой не было бумажки, и взяла верхний. Отряхнула и открыла. Мимо большого низкого окна бесшумно пронёсся … мотоцикл? скутер? нет, что-то, кажется, без колёс. Или показалось?

По пути к старому дивану у дальней стены боковым зрением кого-то видела в окне. Двое мужского пола громко разговаривали и что-то пили из банок. Дверь заскрипела, как только я села с намерением понять, куда же деть этот журнал, но сконцентрировать внимание на содержимом ещё не успела, – пришлось отвлечься на, простите за каламбур, «пришельцев». Это и вправду были странные парни. Впереди тинэйджер со стволом, дуло которого было размером с его лучевую кость, сзади – высокий парень в кожаной куртке и очень правдоподобной маске волка; можно было даже подумать, что это его настоящий облик.

– Что вам? – между делом спросила я, снова попытавшись воспринять содержимое журнала, это мне казалось сейчас важнее.

– Как что? – радостно и как-то по-свойски спросил тот, что с человеческим лицом, боком присаживаясь на стол в центре большой комнаты и постукивая стволом о ладонь. – Деньги давай. С дивана, болтая хвостиками, спрыгнула мигом оживившаяся девчушка. Удивительно, что я её не заметила в своём вечном шифоновом сарафане, который моя мама подарила ей ещё на четырёхлетие, и в котором я привыкла видеть её во все жаркие дни последних трёх лет, даже надоел. Но ей идёт. Она весело запрыгала возле стола:

– А денюшек нет. Утром кончились.

– Соня! – с досадой осекла её я, подумав, что это лишние подробности для посторонних ушей. Тинэйджер среагировал мгновенно:

– Тогда ещё что-нибудь давайте, – он обвёл взглядом весь этот хлам (я, наконец, подняла на него глаза из-под очков), однако быстро встал и оба ушли, не проронив больше ни слова.

Я тоже встала. Какое-то смутное чувство возникло внутри. Сердце забилось сильнее.

Подойдя к столу, я осторожно опустилась в кресло. Что-то меня точило, вертелось в голове, но никак не складывалось в мысль.

На мне очки? Ещё не успев проанализировать этот факт, я теперь увидела, как дверь отворилась. И густую паутину над ней тоже. Человек в костюме уже подошёл близко, учтиво склонился надо мной, подав красочный буклет из тонкого, как бумага, пластика.

– Что-нибудь менять будем? – поинтересовался он достаточно вежливо, чтобы не уронить престиж фирмы в этот бардак. Видимо, реклама. Я не ошиблась. В буклете были наши объекты, проекты и воплощения. Неплохо получилось. Но... где последний?

– Надо вставить ещё кое-что, – сказала я, открывая последний разворот, на котором не оказалось ничего, кроме нарисованных кнопочек.

– Вот сюда, – служащий деликатно до безобразия приставил мой указательный палец к одной из них. Значения этого жеста я не поняла, но сопротивляться не стала. Он наверняка знает свою работу. И, видно, ему нередко приходится иметь дело с эксцентричными или капризными особами. Но не стоит на это отвлекаться.

Я отчётливо представила, как выглядит то, что я не увидела в буклете, когда стала вспоминать, где можно взять изображение, напрягая память. Чувствуя, что через пару секунд смогу дать точные координаты, неспеша начала, чтобы не затягивать паузу:

– Это можно взять…

– Готово, – коротко оборвал он меня.

Смысл его фразы ещё не был мною до конца осознан, когда я ещё раз взглянула в буклет – да, оно уже было там. Красивое сочетание ярко-зелёного мрамора и золота выглядело патрициански.

– Да, – я утвердительно покивала головой, не стараясь сдержать удивления, но оно себя почему-то не проявляло, – это отличные ракурсы. Всё выглядит даже лучше, чем на самом деле, – выразила таким образом своё одобрение я, а в ответ скорее угадала, чем увидела лёгкую усмешку. Ну и ладно. Эка важность!

Служащий тем временем молча взял бумагу (или что там) и ушёл.

Или что? Что это было?

Запоздалое удивление вперемешку с тревогой стремительно наполняли меня, и я попыталась их подчинить логике для анализа. Вот выделенные в общем сумбуре мысли:

Как он это сделал?

Что за тревога?

Что за мотоцикл и мотоцикл ли?

Странная маска на парне – не его ли лицо?

Я была страшно благодарна Соне за то, что она сидела как мышка, ничуть мне не мешая. Всё непросто и странно. Я глянула на Соню, видимо ища какой-то поддержки, так как самой не хватало мощности сделать чёткий обобщающий вывод. И даже Соня показалась мне не похожей на себя.

Кого там опять несёт? Как некстати. Бабулька какая-то с сумочкой.

– Ну, как вы тут? – улыбается Соне. Соне? Она ли это? Кажется, я начала перегреваться и тормозить. Бабулька повернула свою улыбку ко мне.

– Лен? Как вы тут? Как вы? – ещё раз переспросила она тем же участливым тоном. Я молчала: слишком много вопросов вынуждали уйти в себя за ответами.

Лихорадочно мигали мысли, накладываясь друг на друга. Всплыла одна из первых странностей – очки на мне. Я стала себя осматривать. Руки. Руки – мои. Майка. Штаны. Вроде, я.

Пауза. Без мыслей, тупо чёрная пауза. Как будто смотришь на чёрную воду, и по её еле уловимому колебанию угадываешь, что что-то поднимается со дна, ещё не знаешь, хорошо это или плохо, но точно знаешь, что вот сейчас вынырнет это нечто на поверхность, сольётся с него вода и ты увидишь то важное, что может изменить всю твою неладно выстроенную жизнь, и ждёшь. Ещё не поднялось. Ещё чуть-чуть. Вот!

А сколько мне лет? Сколько именно?

Я подскочила к бабульке.

– Какой сейчас год? – взволнованно пыталась я выяснить у неё, и, наверное, трясла её за плечи или голову.

Она смотрела на меня, как доктор на больного, будто определяла, что лучше: сказать правду или соврать во благо, и потому молчала. Что-то знакомое увидела я в этом старческом лице с выражением «эх, девонька!», и тут же меня словно ударило в грудь высокой волной. Я отшатнулась, и меня накрыло с головой.

Лёшка! Девчонка!Он не приехал, конечно. Сколько лет прошло?

– Сколько… – по инерции произнесла тихо я, и поняла всю бессмысленность вопроса.

Какая разница. Мне теперь надо приспосабливаться жить, я и так потерялась без него. Без него. На миг память подарила его взгляд. Тут же нежность захлюпала и зачмокала тихо возле сердца. Хоть бы сейчас ещё раз отворилась дверь, вошёл бы он и сказал «прости», и я бы его обняла…

Я так живо представила себе это, но именно на этом романтическом моменте, в самый его пик поняла, что я бы так не сделала.

Нет, я бы его не обняла. Не обняла.

Я бы сказала:

– Иди вон!

* * *

Мама! Это же была его мама!

Дата создания

20.08.2008 г.

Дата добавления: 2015-08-28