Кланбук Последователей Сета. 1 страница

Кланбук Последователей Сета.

Пролог стр. 4 – 9 (версия № 1)

Целительная Сила Религии

Мария смотрела, как Док и та женщина вошли в комнату. Ей было наплевать на женщину, так же, как на бегающих тараканов. Ее внимание было приковано к Доку. Доку, у которого была дурь. Цепь, крепившая ее запястье к стене, звякнула, когда Мария встала на колени на грязной серой подстилке на полу. Ее тело дрожало. Док ждал долго. Должно быть, что-то от нее хочет. Наверное, опять с собакой, а женщина будет смотреть.

Док достал из кармана маленький поблескивающий пузырек, подбросил и поймал его. Ухмыльнулся, когда перехватил ее взгляд, направленный на пузырек, — вверх и вниз, вверх и вниз. Да, это, должно быть, собака.

— Хочешь получить свое лекарство, сучка? — спросил он. Вверх и вниз, вверх и вниз. Последние два раза это был лабрадор-ретривер.

— Пожалуйста, Док, — она знала ритуал. Его звали Хэйес, но ему нравилось, когда женщины называли его «Док». Ему больше не надо было ее бить.

Он вздернул голову.

— Лекарство требует оплаты, сучка. Здесь не благотворительная лечебница. Надо что-то дать взамен.

— Что дать, Док? — когда-то она трахалась с мужчинами ради наркоты, после того, как кончились ее собственные деньги. А еще когда-то была работа, небольшой кабинет. Затем Док заявил, что она слишком старая и заезженная, но мужчины (а иногда и женщины) платили за то, чтобы видеть, как она занимается этим с другой женщиной. Или с карликом. Или, как месяц назад, с собакой. Док, правда, делал и хуже: эти его наказания «больничным пайком»… Она стянула старую драную куртку и шорты, которые Док дал ей.

Затем Док нахмурился. Она никогда не видела, чтоб он так хмурился: не сердито, скорее озадаченно. Док повернулся к женщине, стоявшей рядом с ним. У нее была смуглая кожа, прямые черные волосы и длинные ногти, покрытые зеленым лаком. Она была одета в деловой темно-зеленый костюм, держала чемоданчик в руках и стояла спокойно, без какого-либо выражения, словно статуя, в темных очках с большими стеклами.

— Ммм… Вы так и не сказали, чего хотите, Рен… Мэм.

— Я хочу проверить ее, — сказала женщина. Черные линзы уставились на Марию. — Знаешь „Отче наш“?

Вот уж этого не было ни в одной из маленьких игр Дока. Док и сам выглядел удивленным. Но до того, как он вымолвил хоть слово, женщина стремительно подняла палец, прервав его. Мария никогда не видела, чтобы кто-нибудь так затыкал Доку рот. Он перестал подбрасывать пузырек с кристаллами.

— Знаешь „Отче наш“? — повторила женщина. Дурь, ей надо раздобыть дурь…

— Да, — но воскресная школа осталась далеко в прошлом. Сможет ли она вспомнить?

Женщина с щелчком открыла свой чемоданчик и извлекла стеклянную банку. Внутри был огромный паук, пушистый, с длинными лапками. Женщина подняла банку и долгое время смотрела на паука. Что, если эта мадам чокнутая, а ей нужно ублажить ее, чтобы Док дал ей наркотик…

Женщина открутила крышку банки, направляясь к Марии.

— Ты должна прочесть „Отче наш“. Всю молитву, без ошибок. Не дергайся, даже не шевелись, — она аккуратно вынула паука и подняла его перед глазами Марии. — Начинай. — Отче… Отче наш, иже еси на небесех. Да святится Имя Твое.

Женщина отпустила паука на плечо Марии. Мария сжала зубы и напрягла мускулы, сдерживаясь, чтобы не сбросить его.

— Продолжай.

— Да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. — Она чувствовала лапки паука, легкие, как перышко, щеточки на своей коже, пока он медленно, так медленно вышагивал по ее спине.

— Хлеб наш насущный даждь нам днесь. — Дурь!- И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим. — Мария зажмурила глаза, и мир ограничился поверхностью ее кожи. Паук вышагивал от ее бока по направлению к бедру. — Не введи нас во искушение, но огради нас от лукаваго, — слова сами просились на язык. Она сможет вынести это.

— Яко Твое есть Царство и Сила и Слава во веки веков. Аминь! — Мария почти что всхлипнула от облегчения, но оставалась недвижной, пока женщина не наклонилась, чтобы подхватить паука, и вернула его в банку.

— Она пойдет, — сказала женщина. — Пятьдесят баксов. Больше, чем она стоит.

— По рукам, — сказал Док. Сказал с облегчением.

— Дай ей один кристалл, не больше. Мне нужно, чтобы она переставляла ноги, но ничего более.

— Да, мэм, — Док сунул Марии светлую цилиндрическую трубку и зажигалку, она тут же высекла пламя и расположила стекло над ним. Когда пошел дым, она втянула его так, как вдохнула бы глоток воздуха. О, сладкий кристалл! Сладостное завершение боли!

Когда-то он заставлял ее чувствовать себя непобедимой и энергичной (и злобной, как черт). Потом — только злобной. Теперь он всего лишь удерживал ее от желания умереть. Она не думала больше о странной женщине. Ничто не имело значения, кроме конца серого, скучного отчаяния жизни без наркотика.

***

Старый „Фольксваген Рэббит“ заехал на скромную парковку маленькой церкви, затертой между универмагом и рядом одинаковых панельных домов. Вывеска, тускло освещенная фонарем на углу, гласила „Церковь Христа Избавителя“. Маленькая табличка рядом с дверью уведомляла о том, что церковь являлась Приютом для беглецов. Благодетели? Это могло объяснить фигню с молитвой… хотя нет, не могло бы, да что с того? Мария решила кивать головой в нужных местах, обещать все, что угодно, и сбежать отсюда, как только сможет, на поиски дури. После того, как ее накормят, конечно.

По контрасту с возрастом и дешевизной машины, у женщины — Рен — был шофер: крупный мужчина средних лет с лысой головой. Он открыл для нее дверцу автомобиля. Рен подхватила Марию за локоть, когда та вышла из машины. Ее хватка оказалась сильнее, чем ожидала Мария, а рука была холодной. Рен отперла дверь церкви и препроводила Марию внутрь, шофер маячил где-то позади. Они прошли святилище и спустились по лестнице в подвал. В углу скорчилось старое фортепиано. Рен вела ее меж длинных столов и покрашенных в черный цвет деревянных столбов, поддерживавших потолок. Они, однако, не вошли в кухню, находившуюся в другом конце комнаты. Вместо этого Рен извлекла ключ из кармана и отперла дверь в дальней стене. Еще одна лестница вниз? Мария отшатнулась в нерешительности.

Рен улыбнулась ей. Внезапно она показалась доброй и симпатичной.

— Это старое бомбоубежище, — объяснила она. — Мы подновили его для бедняков, которым нужно было пристанище на несколько ночей.

Мария рефлективно улыбнулась в ответ и шагнула вперед. В этот раз Рен ухватилась за ее плечо и направляла ее вниз по лестнице.

Они вступили в комнату с фресками на стенах. Мужчины и женщины с головами животных? Волк, крокодил, кобра, и еще какая-то тварь с длинным рылом и длинными же ушами, которую она не могла опознать. И множество змей. Еще пара дверей и тяжелые черные занавеси, закрывающие третий проем. Купель посреди комнаты.

— Какого черта? — Мария быстро оглянулась, сделала шаг назад к лестнице.

— Посмотри на меня, — сказала Рен. Испугавшись, Мария встретилась взглядом с женщиной. Ее глаза были золотыми, а зрачки — щелевидными…

Мария оказалась лежащей на ложе — нет, на столе, покрытом пластиком, — в то время как шофер приковывал ее руки и ноги в подбитые чем-то наручники. Рен стояла над ней. Ее глаза были темно-карими, нормальными.

— Что вам нужно от меня? — спросила Мария в испуге.

— Пожалуйста, у меня нет денег, но я сделаю все, все, что угодно. Вы видели. О Боже, пожалуйста, не делайте мне больно!

— Причинять боль? — Рен мимолетно улыбнулась. — Да, во время ломки тебе будет очень больно, — паника охватила Марию, и она дернулась на столе, но кандалы не поддались.

— Помогите! — закричала она, а затем завизжала так громко, как смогла, зная уже, что никто снаружи этого не услышит. Рен вытащила папку из небольшого стола рядом и проглядела содержавшиеся в ней бумаги.

— Мария Кеньон, 32 года, бакалавр архитектуры с отличием в деловом управлении, Колумбия, 1991 год. Последнее место работы — „Сирлз Интернэшнл“, менеджер среднего звена, блестящие перспективы, усердный сотрудник. Очень усердный сотрудник. Начала нюхать кокаин в 1994 году. Я думаю, тебе нужно было ходить по краю, что-то, что помогло бы тебе пережить эти 18-часовые рабочие дни. Работа становится небрежной в 1995… Полагаю, тогда ты перешла на метадрин… сосуд с кристаллами наркотика найден в ящике стола в сентябре того года, и ты уволилась, чтобы избежать скандала… а спустя год ты работала на мистера Хэйеса, на этой позиции и задержалась на последние пять лет. В общем-то, в разных позициях, надо полагать, — сказала она, вновь улыбаясь. — Милые акробатические упражнения. И все же ты не потеряла память или способность концентрироваться. — Рен захлопнула папку. — Ты можешь обладать потенциалом.

— Пожалуйста, — прошептала Мария, теперь в страхе извиваясь. — Нет у меня никакого потенциала. Мне нужна дурь. Я умру, если не раздобуду ее. Или что-нибудь другое.

— Умрешь? — проговорила Рен. — Возможно. В таком случае, я теряю 50 баксов и должна буду искать нового „клиента“. — Она склонилась к Марии. — Я вербовщик, — сказала она. — И я найму тебя… если выживешь.

Шофер сидел подле Марии, пока часами после того разговора она тряслась, скручивалась в судорогах, умоляла. Когда она потеряла контроль над выделениями тела, он срезал на ней одежду и бесстрастно обтер ее тело влажной губкой.

В конце концов, Мария безвольно лежала на столе, слишком уставшая и изнуренная даже чтобы всхлипнуть. Шофер отомкнул ее оковы, обернул ее в черную робу и приволок ее в комнату с расписанными стенами и купелью. Он брызнул ей в лицо водой, немного ее взбодрив. Затем он втолкнул ее сквозь драпри в другую комнату. Тусклый красный и зеленый свет исходил из пастей горгулий, сине-желтое пламя танцевало посреди алтаря. За алтарем вырисовывалась статуя из полированного черного дерева с золотым орнаментом: мускулистый человек в короткой юбке, со звериным рылом вместо головы и длинными, будто обрезанными ушами. Мария не сопротивлялась, когда шофер поставил ее на колени перед алтарем.

Рен стояла подле нее, одетая в такую же робу. В руках у нее был золотой посох с изогнутой перекладиной на верхушке. Пояс из чередующихся зеленых и золотых змей обвивал ее талию. Руки ее также обвивали двойным кольцом золотые змеи.

— Мария Кеньон, — пропела Рен, — ты познала страх и боль, тоску и отчаяние. Ты познаешь их вновь, но я проведу тебя сквозь них. Испей же твое первое причастие. — Она провела длинным, покрытым зеленым лаком ногтем поперек высшей точки своего запястья, сложила ладонь чашечкой и поднесла к губам Марии. Шофер схватил голову Марии и силой раскрыл ей рот. Прохладная жидкость коснулась ее языка: соленая, с металлическим привкусом, чуть сладкая; мускусный запах террариума, скользящий вниз по глотке, вызывающий тошноту… но не так уж и плохо по сравнению с тем, что заставлял ее есть Док… совсем неплохо. Мария пила, чувствуя себя все сильнее, пока Рен не отдернула руку и не облизала ее. Затем показала Марии ладонь, — порез исчез.

— Ты получила первое причастие. Моей кровью ты принадлежишь мне. — Рен, казалось, стала выше, тени, сгустившиеся вокруг нее, каким-то образом делали ее образ четче. Дыхание Марии прервалось от ужаса и благоговения. Призрачный свет, блестевший в волосах Рен, разлился, образуя клобук — над ее шеей больше не было лица, вместо него было голова гигантской кобры.

— Я Рен, дочь Сутеха. Я — твоя богиня.

***

— Нет, — сказала Рененет.

Мария опустилась на колени перед своей госпожой, держа голову склоненной, чтобы скрыть ужас в глазах.

— Я чем-то не угодила вам? — Она ненавидела эти скулящие интонации в своем голосе.

— Ты очень раздражаешь меня своей ленью.

Ленью? Да она же вкалывала так же, как в дни работы в офисе. Выполнение поручений Рененет, для культа и церкви, что служила ему прикрытием, чтение бесконечных литургий и притчей, часы песнопений и изучения иероглифов, и многое еще, чего сразу не припомнить. И искушение. Божественная кровь Рененет действовала на нее сильнее, чем любая доза дури, но старая жажда все еще настигала ее то тут, то там, когда очередное поручение вело ее мимо барыг, ошивавшихся на перекрестках. Она никогда не поддавалась. Это чего-нибудь, да стоило, не так ли?

— Ты не усвоила нужных уроков. Ты ленива, потакаешь своим желаниям, слаба. Ты не получишь более Крови. Я изгоняю тебя. — Каждое слово разило ее с большей силой, чем кулаки Дока когда-то.

— Я нашла более ценного служителя, — Рененет хлопнула в ладоши. Мария услышала, как отворилась дверь в приемный зал. Шаги ног в ботинках прошествовали к трону Рененет. Мария подняла глаза, чтобы взглянуть, кто ее заменит.

Док. Джинсовая куртка туго обтягивает массивные плечи. Грязные волосы свалялись в сосульки. Ковбойские ботинки. На тяжелой латунной пряжке ремня выбито изображение буйвола. Док. Он склонился вперед, Рененет потянулась вверх, и он поцеловал ее в губы. Шок, смущение, осознание предательство и гнев смешались у Марии внутри.

— Если хочешь и далее принадлежать культу, — произнесла ее богиня, — полагаю, ты можешь прислуживать мистеру Хэйесу.

Док широко ей улыбнулся.

— Похоже, опять будешь работать на меня, сестричка, — сказал он.

— Ааааа! — Мария кинулась на Дока. Без раздумий она призвала к действию последние капли божественной крови, остававшейся внутри ее. Она сшибла Дока, они отлетели назад, кувыркаясь на покрытом ковром полу. Мария села первой, но Док откатился в сторону. Оба вскочили на ноги, подошли вплотную и схватили друг друга. Мария приподняла крупного мужчину и швырнула его через весь зал, затем рванула за ним.

Когда Мария уже была готова размозжить голову Дока об цементную стену, Рененет отдернула ее и ударила в живот. Мария согнулась пополам, но ухватила Рененет за талию и свалила на пол. Каждая сомкнула руки на шее противницы, но лишь одной из них нужен был воздух.

Страх вытеснил ярость, когда мир начал меркнуть, и ее голова закружилась. Затем, внезапно, Мария вновь обрела способность дышать — и сообразила, что напала на свою богиню. Она позабыла про Дока, уже встававшего на ноги, и бормотала извинения и мольбы о милосердии, пока Рененет поднималась.

Док склонился над Марией. Рененет щелкнула пальцами в дюйме от его носа.

— Оставь нас, — скомандовала она.

Кулаки Дока судорожно сжались.

— Ни одна сучка не смеет… — начал он.

— Оставь нас, — прошипела Рененет, обнажая клыки. Док побледнел, что-то пробурчал и смылся.

Рененет рывком поставила Марию на ноги и улыбнулась. Мария уставилась на нее.

— Отлично, — проговорила та. — Ты преодолела Врата Гнева. Воистину, отлично! — она взрезала свою ладонь и предложила Марии своей крови.

***

Мария стояла перед Рененет, лицом к пылающему алтарю и статуе за ним. Теперь она знала, кого изображала статуя: это был Великий Сет, Cутех, Темный Бог. Рененет взяла имя дочери Сета. Ее жрица, госпожа, наставница — теперь ей это было известно — была более отдаленным потомком, принятой около века назад. Остальные последователи культа преклонили колени за ее спиной, в молчании и трепете становясь свидетелями принятия ее самой.

— Пройдешь ли ты Вратами Вечной Ночи? — вопросила Рененет, в последний раз в длинной череде вопросов и ответов. Мария давала утвердительный ответ на все, и на этот она также знала должный ответ.

— Я пройду. Я прокляну имя Ра и отвергну свет. Отныне и навсегда, я следую лишь пути Сета.

— Приди же, ибо я есть Врата, — Мария шагнула вперед и обнажила шею. Голова Рененет замерцала, становясь на один миг человеческой, а на следующий — головой гигантской кобры. Теперь Мария понимала этот гипнотический трюк. Она собрала всю свою волю и заставила себя видеть только змеиную голову. Так надлежало делать, когда Рененет призывала величайшую из сил, унаследованных ею от Темного Бога.

Длинные узкие клыки легко скользнули в ее горло. Как всегда, Мария всхлипнула от непостижимой, невероятной сладости поцелуя Рененет. Она держалась на ногах, пока могла, но ноги подгибались по мере того, как ускользала ее жизнь. Рененет подхватила ее на руки. Свет меркнул и для остальных последователей культа, шофер Рененет гасил огни один за другим. Последним потух газовый рожок на алтаре. Великое Таинство требовало полной темноты. Сердце Марии замедлило биение, затем остановилось.

Мария плыла в бесконечной ночи. Она слышала мягкое журчание воды, река Дуат, омывающая пещеры мертвых. Затем увидела призрачный далекий свет, похожий на первый луч солнца перед рассветом. Вдалеке она увидела ладью из серебра и золота. А рядом с ней — своего бога.

Самого Сета.

Ее голос пропал, а Он не произнес ни слова. Сверкающий сапфировый глаз в звериной голове Сета видел всю ее жизнь, ее душу, ее мольбу, и она знала — Он доволен. Затем Его голова стала человеческой, с рыжими волосами, и Он легко поцеловал ее в губы, направляя ее прочь от далекой ладьи. Его губы имели вкус соли, металла, мускусный привкус террариума…

Глаза Марии распахнулись. На алтаре распустился цветок голубого огня. Рененет поставила ее на ноги. Мария почувствовала голод. Рененет стукнула своим посохом по полу и указала на одного из культистов. Молодой человек подполз на коленях, польщенно улыбаясь, и поднял обнаженную руку. Мария заставила его встать на ноги. Ощутила его пульс на руке и почувствовала, как удлиняются ее новые клыки. Они вонзились с легкостью, и смертный всхлипнул, как они всегда это делают, и Мария испробовала его крови, сладкой, богатой на вкус, как никогда раньше. Рененет сжала ее плечо и потянула ее назад, когда она выпила достаточно, и затем направляла ее от одного культиста к другому, пока Мария не напилась досыта.

***

После церемонии Мария и Рененет как сестры беседовали об Обращении Марии, о их господине и боге. Рененет также было видение Темного Бога, и также она получила его поцелуй. И ее Сир тоже. Рененет думала, что любой Последователь Сета получал таким образом благословение их предка, хотя не все, возможно, помнили это впоследствии. Они говорили об оттенках тьмы и музыке бегущих вод.

— Однако есть еще одно дело на сегодняшнюю ночь, — сказала Рененет в завершение беседы. — Тебе нужен твой первый гуль. Я подобрала кое-кого особенного. Он никогда не будет удостоен Обращения, но будет прислуживать.

Они прошли в приемный зал.

Док стоял на коленях возле пустого трона. По тому, как он распределил свой вес, и его слегка искаженному лицу, — это стало видно, когда он поднял голову, — Мария заключила, что он стоял на коленях уже довольно долго. Он подождал, пока Рен усядется на трон, а затем выпалил:

— Пожалуйста, Рен, Ви-Тэ кончилось неделю назад, я чувствую это, настоящий сушняк. А Гаскин пытается наехать на меня, мне надо как-то его отвадить, — он не уделял Марии ни капли внимания, и она точно знала, почему.

Рененет заставила его замолчать нетерпеливым взмахом руки.

— Вы больше не будете служить мне, мистер Хэйес — напрямую. Я препоручаю вас моему Дитя, моей сестре. Отныне Мария будет повелевать вами. От ее расположения зависит, получите ли вы Кровь, — она обернулась к Марии со своей легкой, прохладной улыбкой. — Воспринимай это как следующую ступень твоего обучения: взаимоотношения со старыми… знакомыми.

Док посмотрел на Марию, взглянул на нее по-настоящему впервые с того момента, как она вошла в зал. Увидел ее улыбку: широкую, свирепую, мстительную. Узнал ее, наконец. Побледнел.

— Хочешь получить свое лекарство? — спросила она.

Пролог стр. 4 – 9 (версия № 1)

Целительная Сила Религии

Пролог

Целительная сила религии

Марла подняла взгляд, когда Док и женщина вошли в комнату. На женщину она не обратила внимания точно так же, как не обращала его на снующих вокруг тараканов. Только Док имел значение. Док, который давал ей мет. Цепь, приковывающая ее за талию к стене, зазвенела, когда Марла передвинулась и встала на колени посреди грязной серой подстилки на полу. Ее тело дрожало. Док выждал уже достаточно долгое время. Он должен хотеть, чтобы она что-то сделала. Вероятно, опять собака, а женщина будет смотреть.

Док вытащил из кармана маленький блестящий пузырек, подбросил его и поймал. Он ухмылялся, глядя, как она наблюдает за пузырьком – вверх и вниз, вверх и вниз. Да, это должна быть собака.

– Хочешь свое лекарство, сучка? – спросил он. Вверх и вниз, вверх и вниз. Последние два раза это был лабрадор-ретривер.

– Пожалуйста, Док.

Она знала эту традицию. Его фамилия была Хейес, но он любил, когда женщины называли его «Док». Ему больше не надо было ее бить.

Он наклонил набок голову.

– Лекарство имеет свою цену, сучка. У меня тут не бесплатная клиника. Тебе придется заплатить.

– Что мне надо сделать, Док?

Когда-то она трахалась с мужчинами, чтобы получить порох¹ – после того, как закончились ее собственные деньги. Лучший офис в здании... не помню работу. Потом Док сказал, что она была слишком старой, слишком изношенной, но мужчины (и иногда женщины) платили за то, чтобы смотреть, как она занимается этим с другой женщиной. Или с карликом. Или, начиная с последнего месяца, с собакой. Впрочем, у Дока бывали и идеи похуже – это его наказание «больничной едой»... она стянула с себя старую рваную куртку и шорты, которые Док ей выдал.

Тогда Док нахмурился. Она никогда не видела, чтобы он хмурился именно так – не сердито, а недоуменно. Док повернулся к женщине, стоявшей рядом с ним. У нее была смуглая кожа, прямые черные волосы и длинные ногти, покрытые зеленым лаком. Она была одета в темно-зеленый деловой костюм, держала с собой портфель для бумаг и стояла очень неподвижно, без выражения, точно статуя, в облегающих солнцезащитных очках.

– М... вы так и не сказали, чего вы хотите, Рен. Мэм.

– Я хочу проверить ее, – ответила женщина. Черные линзы уставились на Марлу. – Ты знаешь «Отче наш»?

Вот этого не было ни в одной из маленьких игр Дока. Сам Док выглядел удивленным. Прежде, чем он заговорил, женщина резко подняла вверх палец, прерывая его. Марла никогда не видела, чтобы кто-то заставлял Дока умолкнуть таким образом. Он перестал подбрасывать пузырек с кристаллами.

– Ты знаешь «Отче наш»? – повторила женщина. Мет, она должна получить мет...

– Да.

Однако воскресная школа была в далеком прошлом. Сможет ли она вспомнить?..

Женщина расстегнула свой портфель и вытащила из него стеклянную банку. Внутри находился огромный паук, длинноногий и мохнатый. Женщина подняла банку перед собой и долгое время смотрела на паука. Да что с того, что она чокнутая? Ей надо ублажить ее, и тогда Док даст ей кристалл.

Женщина сняла с банки крышку, подходя ближе к Марле.

– Ты должна прочесть «Отче наш» вслух. Целиком, без ошибок. Тебе нельзя дергаться или вообще шевелиться.

Она аккуратно извлекла паука из банки, держа его перед глазами Марлы.

– Начинай.

– Отче наш... отче наш, иже еси на небесех. Да святится имя Твое...

Женщина уронила паука Марле на плечо. Марла стиснула зубы и напрягла мышцы, удерживая себя от того, чтобы стряхнуть его.

– Продолжай.

– … да приидет Царствие Твое. Да будет воля... воля Твоя, яко на небеси и на земли.

Она чувствовала на себе паучьи лапы, легкие, как перышко, прикосновения к своей коже, пока животное медленно – так медленно – спускалось вниз по ее спине.

– … хлеб наш насущный даждь нам днесь...

Мет!

– … и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим...

Марла зажмурилась, и весь мир ужался до одной лишь поверхности ее кожи. Паук пробирался по ее боку к ее бедру.

– … и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго...

Слова вырывались изо рта быстрее. Она сможет сделать это.

– … яко Твое есть Царство, и сила, и слава вовеки, аминь!

Марла почти всхлипнула от облегчения, но оставалась неподвижной до тех пор, пока женщина не нагнулась, не сняла с нее паука и не вернула его в банку.

– Она подойдет, – заключила женщина, – пятьдесят баксов. Больше, чем она стоит.

– По рукам, – ответил Док. Тоже с облегчением.

– Дай ей один кристалл. Маленький. Мне нужно, чтобы она могла ходить, но не более того.

– Да, мэм.

Док протянул Марле стеклянную трубку и зажигалку; она немедленно зажгла огонь и разместила стекло над ним. Когда появился дымок, она втянула его так, словно задыхалась. О, сладкий кристалл! Сладостное, сладостное окончание боли!

Когда-то наркотик заставлял ее чувствовать себя неуязвимой и полной энергии (и чертовски вспыльчивой). Потом он просто делал ее чертовски вспыльчивой. Теперь он всего лишь удерживал ее от ощущения того, что ей хочется умереть. Она больше не думала о странной женщине. Ничто не имело значения, кроме завершения серого, пресного отчаяния жизни без мета.

Старый Volkswagen Rabbit остановился на стоянке небольшой церкви, зажатой между универмагом 7-Eleven и рядом однообразных кирпичных домов. На вывеске, тускло освещаемой уличным фонарем, значилось «Церковь Христа Спасителя». На вывеске меньшего размера, расположенной рядом с дверью, сообщалось, что церковь служила приютом для беглецов. Местные благодетели? Это объяснило бы молитву... нет, на самом деле, не объяснило бы, но какая разница? Марла решила кивать в нужные моменты, обещать все, что угодно, и сбежать как можно быстрее, чтобы найти еще мета. Не прежде, чем они накормят ее, впрочем.

Вопреки возрасту и дешевизне машины, у женщины – Рен – был шофер: огромный лысый человек средних лет. Он открыл для нее дверь. Рен схватила Марлу под локоть, выбираясь наружу. Ее хватка была сильнее, чем Марла ожидала, и ее рука была холодной. Она отворила дверь церкви и ввела Марлу внутрь, пока шофер маячил позади. Они миновали алтарь спустились по лестнице в подвал. В угол было задвинуто старое фортепиано. Рен провела ее мимо длинных столов и выкрашенных в черный деревянных свай, поддерживающих потолок. Они, тем не менее, не вошли в кухню, видневшуюся в конце комнаты. Вместо этого Рен достала из кармана ключ и открыла дверь в дальней от входа стене. Еще одна лестница, ведущая вниз? Марла попятилась в нерешительности.
Рен улыбнулась ей. Внезапно, она показалась приятной и обаятельной.

– Это старое бомбоубежище, – объяснила она, – мы обустроили его как приют для бедняков, которым требуется где-то провести несколько ночей.

Марла рефлекторно улыбнулась в ответ и шагнула вперед. В этот раз Рен держала ее за плечо и направляла ее вниз по лестнице.

Они вошли в комнату с росписью на стенах. Мужчины и женщины с головами животных? Волк, крокодил, кобра, и какой-то зверь с длинной мордой и ушами, которого она не могла определить... множество змей. Еще две двери и тяжелая драпировка в проеме третьей. Купель посреди комнаты.

– Что за черт? – Марла быстро огляделась по сторонам, сделал шаг обратно к лестнице.

– Посмотри на меня, – сказала Рен. Пораженная, Марла встретила ее взгляд. Ее глаза – золотистые, с вытянутыми зрачками...

Марла пришла в себя, лежа на кровати – нет, на покрытом пластиком столе – пока шофер защелкивал оковы на ее руке и ноге. Рен стояла над ней. Ее глаза были темно-карими, обычными.

– Чего вы хотите от меня? – спросила Марла со страхом, – пожалуйста... у меня нет денег, но я сделаю для вас все, все, что хотите. Вы же видели. Господи, пожалуйста, не делайте мне больно!

– Больно? – Рен слегка улыбнулась, – да, детоксикация будет весьма болезненной. Я являюсь сторонницей того, что завязывать надо резко.

Сердце Марлы охватила паника, и она забилась на столе, но оковы не поддавались.

– Помогите! – закричала она, и затем завопила так громко, как только могла, уже зная, что отсюда ее никто не услышит. Рен вытащила папку из стоящего рядом столика и пролистала вложенные в нее бумаги.

– Марла Кеньон, тридцать два года; бакалавр гуманитарных наук с отличием в области делового управления, Колумбийский университет, тысяча девятьсот девяносто первый год. Последнее место работы – Searles International, менеджер среднего звена, великолепные перспективы, усердный сотрудник. Очень усердный сотрудник. Впервые начала использовать кокаин в тысяча девятьсот девяносто четвертом. Тебе хотелось обладать преимуществом, я полагаю, чем-то, что позволяло бы тебе держаться все эти восемнадцатичасовые рабочие дни. Работа становится неравномерной в тысяча девятьсот девяносто пятом... думаю, именно тогда ты перешла на мефедрин... склянка кристаллического метамфетамина найдена в ящике стола в сентябре того же года, уволена, чтобы избежать скандала... и годом позже ты уже работала на мистера Хейеса, каковую позицию ты занимала последующие пять лет. В общем-то, много позиций, как я полагаю, – она улыбалась снова, – и некоторые из них весьма акробатические. И, тем не менее, ты не потеряла память или способность сосредотачиваться.

Рен захлопнула папку.

– У тебя может быть потенциал.

– Пожалуйста, – прошептала Марла, трясясь от ужаса, – у меня нет никакого потенциала. Я должна получить мет. Я умру, если я не получу мет. Или что-то вроде него.

– Умрешь? – переспросила Рен, – возможно. В таком случае я потеряю пятьдесят долларов и должна буду искать нового кандидата.

Она склонилась над Марлой.

– Я вербовщик, – сказала она, – и я нанимаю тебя... если ты выживешь.

Шофер сидел рядом с Марлой все те последующие часы, пока она тряслась, крутилась и умоляла. Когда она утратила контроль над выделениями своего тела, он срезал с нее одежду и бесстрастно обтер ее мокрой губкой.

Дата добавления: 2015-08-28