Выполняя поручение Виктории, Браулио исколесил все приграничные земли, прежде чем напал на след сержанта Муньиса.
Служил Энрике теперь в самом дальнем из фортов, и дела у него там на первых порах складывались очень непросто, потому что в наследство от прежнего капитана он получил абсолютно деморализованное, спившееся войско, в котором атаманствовал наглый сержант Родригес.
Нового командира Родригес принял в штыки, команд его не исполнял и продолжал спаивать солдат, недвусмысленно давая понять Энрике, кто здесь самый главный.
Но к тому времени, когда Браулио добрался до искомого форта, Энрике уже удалось навести там порядок. Родригес вынужден был признать над собой власть капитана, а Росауру солдаты уважительно называли капитаншей - за мужество и твердость характера, которые ей не однажды довелось здесь продемонстрировать, прежде чем эта кучка пьяниц вновь смогла стать нормальным воинским подразделением.
Все в округе считали Росауру женой Энрике, а Августо - его сыном. Это была такая дружная семья, что никому даже и в голову не приходило выяснять, обвенчаны ли капитан и «капитанша».
И лишь заезжий священник, вознамерившийся построить в форте часовню, случайно в разговоре с Энрике узнал, как все обстоит на самом деле, и заявил, что не к лицу капитану подавать дурной пример подчиненным.
- Вам надо непременно обвенчаться, - настаивал он, но Росаура сама поговорила с отцом Лопесом и убедила его, что лучше оставить все как есть.
Однако Энрике всерьез задумался над словами Лопеса и решил, что Господь неспроста послал священника в это захолустье. Может, и вправду, наступила пора им с Росаурой получить благословение Господне?
- Ты не думай, что я делаю это под давлением падре, - взволнованно заговорил Энрике, пристально глядя в глаза Росауры и боясь получить ее отказ. - Просто раньше у нас не было такой возможности. Но теперь... Росаура, согласна ли ты стать моей женой не только перед людьми, но и перед Богом?
Давно ждавшая этих слов, она, конечно же, ответила утвердительно.
Венчание было назначено как раз на тот день, когда в форт заявился Браулио,
- Вам придется немного подождать, - сказал ему солдат. - Капитан Муньис беседует сейчас со священником.
- Это не беда, подожду, - ответил Браулио. - Я несколько месяцев искал вашего капитана, ни дня не отдыхал. Уже на коня взобраться не могу.
- Ну вот и отдохни пока, чаю выпей с дороги, - предложил солдат, - Августо, проводи гостя на кухню.
- Красивое имя - Августо, - молвил Браулио, следуя за мальчиком. - А ты, случайно, не знаешь капитана Муньиса?
- Знаю. Это - мой папа, - ответил Августо, не заметив, как при этом вытянулось лицо ошеломленного гостя.
Когда же Браулио, наконец, попал к самому капитану, то не смог толком объяснить, зачем его разыскивает сеньорита Оласабль.
А Энрике, услышав эту фамилию, сразу же подумал о Марии - на секунду у него даже потемнело в глазах.
- Вы сказали «Оласабль»? - переспросил он, боясь, что ослышался.
- Да, Виктория Оласабль, моя госпожа, - подтвердил Браулио.
И вновь Энрике испытал состояние, близкое к шоку. «Вот оно, возмездие! Настигло-таки!"- подумал он. - И момент самый подходящий для того, чтоб ответить за свой грех!»
- Что с ней, с Викторией? - спросил он, переведя дух.
- Ничего особенного, - пожал плечами Браулио. - Правда, она нервничала, посылая меня к вам.
- Но что она конкретно велела мне передать? - теряя всякое терпение, раздраженно спросил Энрике.
- Сказала, что ждет вас. Просила, чтобы вы к ней приехали.
- К сожалению, это невозможно, - ответил Энрике, у которого чуть-чуть отлегло от сердца. - Передай ей, что я жив, что трудные времена позади. И она тоже пусть будет счастлива.
- А вы не хотите написать ей хотя бы пару строк? - предложил Браулио, весьма разочарованный встречей с Муньисом. - Я бы передал...
- Нет, не стоит, - твердо произнес Энрике. - Передай на словах все, что я тебе сказал.
- Понял, - развел руками Браулио. - Что ж, желаю вам удачи, капитан.
Уже выезжая из форта, он узнал от одного из солдат, что капитан Муньис сегодня венчается с женщиной, которая давно уже фактически была его женой и от которой у него есть семилетний сын.
Адальберто надеялся найти Викторию в «Эсперансе» или хотя бы узнать о ней что-либо у Асунсьон. Но приехав туда, нашел только управляющего Вирхилио, который сказал, что прежняя хозяйка имения живет теперь на другом ранчо вместе с мужем-индейцем.
Адальберто поехал на ранчо, однако Асунсьон и там не было. Молодая индианка, не знавшая испанского языка, чуть ли не на пальцах объяснила, что хозяин и хозяйка уехали в индейское поселение и неизвестно, когда вернутся.
Огорченный Адальберто решил ехать в Санта-Марию, чтобы там - у дона Мануэля или у Марии - почерпнуть хоть какие-то сведения о судьбе Виктории.
Асунсьон же в это время действительно находилась в лагере индейцев, где отчаянно боролась за жизнь детей, на которых обрушилась неизвестная доселе болезнь. Шанке был рядом с женой, но не столько помогал ей, сколько уговаривал ее вернуться на ранчо, уверенный в том, что детей вылечит знахарь.
- Но ты ведь сам говорил, что ваш знахарь впервые столкнулся с такой болезнью! - рассердилась Асунсьон. - А это значит, что эпидемия сюда пришла от белого человека. И белый человек должен спасти ребятишек! Их надо немедленно везти к врачу, иначе они погибнут.
- Мы не можем забрать их у матерей, - твердо произнес Шанке, и Асунсьон поняла, что спорить с ним бесполезно.
Ночью, когда Шанке уснул, она тихо перенесла детей в повозку и повезла их к доктору.
А наутро в лагере поднялся страшный переполох.
- Твоя жена накликала беду, принесла смерть! - кричали Шанке обезумевшие от горя и страха матери.
- Она заплатит за это жизнью! - произнес проклятье шаман.
Шанке пытался убедить их, что Асунсьон привезет детей обратно - живыми и здоровыми, но ему не верили. Если бы он знал, куда именно повезла она детей, то помчался бы за нею следом, но Асунсьон скрыла это даже от него, и Шанке теперь оставалось только ругать себя за давешнюю несговорчивость.
Несколько дней и ночей прошли в тягостном ожидании, прежде чем Асунсьон вновь появилась в лагере.
- Ты предала нас, белая женщина, и потому будешь наказана, - грозно встретил ее вождь племени.
- Я привезла вам лекарства и детей - здоровых. Они спят в коляске. Матери могут забрать их, - ответила ему Асунсьон.
Увидев счастливых матерей, обнимающих своих детей, она заплакала и припала к груди Шанке.
Глава 17
Полгода прошло с той поры, как Виктория поселилась в домике Хулианы, и все это время она жила надеждой на встречу с Энрике, на то, что у ее ребеночка будет отец.
Когда же Браулио привез ей весьма неутешительные новости о капитане Муньисе - у Виктории случился нервный срыв. Как безумная, она металась по комнате, то и дело порываясь ехать в форт к Энрике, чтобы сказать ему о своей беременности.
- У моего ребенка должен быть отец! - кричала она Хулиане, которая силой пыталась удержать ее. - Мой мальчик не может родиться без отца!
- У него есть отец, - стараясь быть спокойной, внушала Виктории Хулиана. - Слава Богу, Энрике жив, и когда-нибудь он узнает о своем сыне. А ваша задача - выносить его и родить.
Истерика, продолжавшаяся несколько часов, совсем измотала Викторию, и наконец она забылась в тяжелом горячечном сне.
А Браулио тем временем добрался до «Эсперансы», где и встретился случайно с Адальберто, заехавшим туда на пути в Санта-Марию.
- Я подумал, вдруг за эти дни пришли какие-то известия об Асунсьон или Виктории, - пояснил Адальберто причину своего повторного визита.
- Зря только лошадей гоняете, - высокомерно ответил ему Вирхилио, а Браулио, догнав Адальберто на выезде из имения, сказал, где можно найти Викторию.
- Я вас узнал. Вы к нам когда-то приезжали, - пояснил он, почему был столь откровенен с Адальберто. - А потом мне сказали, что сеньорита Виктория собиралась за вас замуж.
- Да, я был ее женихом, - грустно подтвердил Адальберто.
- Я подумал: если вы так настойчиво ищете сеньориту Викторию, то, значит, любите ее, - сказал Браулио. - Помогите ей. Она сейчас очень страдает.
Адальберто погнал лошадей во весь опор. И приехал в дом Хулианы, когда у Виктории начались предродовые схватки.
- Что с нею? Она больна? - бросился он к постели Виктории. - У нее жар! Хулиана, надо срочно сделать ей компресс! Вытерев полотенцем испарину со лба Виктории, он отбросил в сторону одеяло и только теперь увидел огромный живот...
- Она... беременна?!
- Да, - подтвердила Хулиана. - Но дело не в этом. Вы же видите: сеньорита умирает. Я не знаю, что делать.
- Она не умирает, а рожает! - возразил Адальберто. - Она сейчас родит.
- Этого не может быть. Еще не время.
- Значит, родит раньше времени! Неси скорей чистые простыни и горячую воду.
- Да, сейчас, - очнулась, наконец, Хулиана. Увидев, что Виктория открыла глаза и узнала его, Адальберто уверенно произнес:
- Все будет хорошо, Виктория. Только потерпи, и все будет хорошо, я тебе обещаю! Разве я хоть раз не сдержал слово?
- Адальберто... - еле слышно вымолвила Виктория. - Друг... Мой лучший друг...
- Не трать на меня силы. Тужься! - скомандовал он. - Ну же, будь умницей. Не сдавайся. Тужься... Потерпи еще немножко, любовь моя...
Ребеночка он сам принял на руки, и сам перевязал пуповину.
А спустя несколько часов, когда Виктория несколько отдышалась после родов и малыш ее тихо посапывал в колыбельке, Адальберто услышал:
- Я дам ему твое имя. Ты не против?
- Виктория, милая! - воскликнул он, переполненный счастьем. - Это для меня - большая честь.
- Ну что ты! Я тебе так благодарна, - сказала она. - Ты не только сумел меня простить, но и помог мне. Без тебя мы бы с моим сыночком могли помереть.
- Не думай о плохом. Я с тобой, и я люблю тебя, как прежде. Теперь мы всегда будем вместе: ты, я и Адальберто!
- Нет, не надо, - испуганно прошептала Виктория, - Я не приму от тебя такой жертвы.
- Это не жертва, пойми, - принялся втолковывать ей Адальберто. - Ребенку нужен отец. А я сразу же полюбил его, как только он оказался в моих руках. Поверь, я смогу стать для него настоящим отцом.
- Нет, Адальберто, не надо сейчас об этом. Не торопи меня, - взмолилась Виктория.
- Конечно, у тебя есть время подумать, - согласился он. - Но я должен был сказать тебе это сейчас.
Он вышел, давая возможность Виктории спокойно обдумать его предложение, а она, осторожно встав с постели, надела на малыша крест Энрике.
- Пусть он всегда будет с тобой. Это крест твоего отца. Родного отца, которого я любила больше жизни. Но теперь у меня есть ты, и я буду любить только тебя!
После встречи с Адальберто в таверне Гонсало целые сутки пил, а когда увидел перед собою Бенито, пьяно пробормотал:
- Сходи к моей душеньке, Маргарите. Передай ей вот это, - он вытащил из мешочка несколько золотых монет. - И скажи, что на днях я к ней зайду.
- Все исполню, - ответил Бенито. - Но я разыскивал вас по другому, очень важному делу. До краснокожих, наконец, дошло, что мы обвели их вокруг пальца. Боюсь, как бы они не подняли бунт. Надо как-то заметать следы.
- Срочно распродавай скот, - вмиг протрезвев, распорядился Гонсало. - Многие землевладельцы с удовольствием пополнят свои стада.
- Будет сделано, сеньор! - отчеканил Бенито, тотчас же отправляясь выполнять поручения Гонсало.
К Маргарите он послал своего помощника Родриго, и тот вручил ей золотые монеты, сказав, что это подарок сеньора Линча.
- А где он сам? В таверне? - встрепенулась Маргарита. - Ты его там видел?
- Видел, ну и что?
Маргарита, набросив шаль на плечи, устремилась к двери, но Родриго преградил ей дорогу:
- Эй, ты куда? Сеньор Линч велел тебе дожидаться его здесь. На днях он к тебе зайдет.
- На днях?! - возмутилась Маргарита. - Да я не видела его уже две недели! Он мне нужен сейчас, а не на днях!
- Ты слишком задираешь нос, - заметил Родриго. - Надо слушаться хозяина!
- А ты кто такой, чтобы мне приказывать? - вышла из себя Маргарита и попыталась прорваться к двери.
Но Родриго с силой оттолкнул ее. Маргарита упала навзничь. Родриго же, грубо выругавшись, пошел прочь.
А пьяный Гонсало, наконец, отправился домой и сказал Марии о смерти отца.
Наутро она заказала панихиду и пошла в церковь вместе с Гонсало и доном Мануэлем, несмотря на то, что накануне родов ей уже трудно было носить свой огромный живот.
Во время панихиды к Гонсало незаметно подошла Аурелия и шепотом сказала, что Маргариту нашли без сознания и сейчас она лежит в бреду.
- Уходи отсюда, - процедил сквозь зубы Гонсало.
- Если вы ей сейчас же не поможете, я закричу, что вы - ее любовник, - пригрозила Аурелия.
- Иди к Маргарите, а я приду, как только тут все закончится, - вынужден был сдаться Гонсало.
Когда он пришел к Маргарите, вокруг нее уже вовсю хлопотала Рамона, известная в Санта-Марии повитуха.
- Она что, рожает? - в гневе закричал Гонсало.
- Тише, вы! - шикнула на него повитуха. - Дай Бог, чтоб родила! Да к тому же еще и сама выжила.
- Она так плоха? - всерьез встревожился Гонсало.
- Да.
- Сделай все, что сможешь, а я в долгу не останусь! - пообещал Гонсало.
- Тут нужен врач. Я одна не справлюсь.
- Справишься!
- Гонсало, ей нужен врач, - вмешалась Аурелия.
- А ты убирайся прочь, и чтоб я тебя здесь больше никогда не видел! - вскипел он. Аурелия осталась на месте, испепеляя взглядом Гонсало.
- Вон отсюда! - закричал он и вытолкал Аурелию из квартиры.
- Если Маргарита, не дай Бог, умрет, я не буду молчать! - пообещала она. - Ославлю вас на всю Санта-Марию!
Спустя несколько минут на свет появилась девочка - дочь Гонсало, а Маргарита продолжала оставаться на краю гибели.
- Сеньор, не берите грех на душу, пригласите врача, - настоятельно посоветовала Рамона, однако Гонсало не внял ее совету и на сей раз.
- Вот тебе деньги за то, что ты уже сделала, - сказал он, расплачиваясь с Рамоной все теми же монетами из мешочка старого Линча. - А это - за то, что ты займешься моей дочерью. Мать не в состоянии дать ей грудь, поэтому найди для девочки кормилицу, только не вздумай проболтаться, чей это ребенок. Через несколько часов я сюда вернусь, а сейчас мне надо отлучиться по делам.
Как всегда в сложных ситуациях, он отыскал Бенито, изложив ему свой дьявольский план:
- Твои люди должны быть все время начеку. И хорошенько припугните Рамону, чтоб не проболталась. Девочку я никому не отдам! Она будет моей единственной дочерью!
Войдя к Виктории спустя час и услышав на свое предложение решительное «нет», Адальберто рассказал ей всю правду о собственном происхождении.
- Ты хочешь обречь маленького Адальберто на ту же участь? - спросил он в заключение. - К тому же не забывай, что дон Федерико, мой отец, никогда не оставлял маму и меня без помощи - не только материальной, но и моральной. Я знал его как доброго и чуткого покровителя. А кто поддержит твоего сына?
И вновь Виктория оказалась перед выбором, но сосредоточиться на будущем сына не могла, так как на первый план выступили сиюминутные - заботы о нем: в груди совсем не было молока, мальчик плакал, его нужно было как-то кормить.
- Я знаю, что надо делать! - нашлась Хулиана, - Потерпи еще немного, малыш, сейчас ты будешь сыт.
И она привела в дом индианку с грудным младенцем на руках, жившую неподалеку.
- У нее хватит молока на двоих! - бодрым голосом произнесла Хулиана, строго глядя на госпожу, чтобы та и не подумала отказываться от услуг индианки, - Мы должны спасти мальчика любыми средствами.
Виктория напряженно молчала, и тогда Хулиана взяла на себя смелость вынуть малыша из колыбели и поднести его кормилице.
Изголодавшийся ребенок жадно припал к груди индианки, а из глаз Виктории потекли горькие слезы: ну почему Господь отказал ей и в этом праве - самой кормить собственное дитя?!
Адальберто же, потеряв надежду вразумить Викторию, собрался уезжать. Хулиана чуть ли не на коленях стала умолять его остаться здесь или увезти куда-нибудь Викторию, но Адальберто объяснил ей, почему уезжает:
- Пойми, мне очень тяжело быть здесь. Я всей душой люблю Викторию, и ее малыша успел полюбить, как родного сына, но... Меня отвергают, Хулиана. А это невыносимо.
Попрощавшись с Викторией, он взял мальчика на руки, прижал его к себе и, с трудом сдерживая слезы, сказал:
- Бедняжка, что ждет тебя впереди с такой неразумной мамашей! Но ты прости меня: я бессилен что-либо изменить. Никогда тебя не забуду. Да поможет тебе Бог.
- Адальберто, не будь настолько жесток! - не выдержав, заплакала Виктория. - Не рви мое сердце! Мне и так тяжело.
- Прости, - сказал он. - Больше не буду. Прощай.
Он быстро вышел из комнаты, молча обнял Хулиану и направился к своей коляске.
Но в тот же момент за спиной у него раздался отчаянный крик Виктории:
- Адальберто! Не уезжай!
Он бросился к ней, сжал в своих объятиях и услышал то, о чем мечтал с первого дня своего знакомства с Викторией:
- Я согласна стать твоей женой... Настоящей женой, понимаешь?
- Да, моя хорошая, да!
На следующий день он уехал, но только затем, чтобы привезти в дом Хулианы священника и обвенчаться здесь с Викторией.
Ожидая возвращения Адальберто, Виктория была весела, как в лучшие годы ранней, беззаботной юности. В ее душе поселились покой и радость. На этом заброшенном ранчо, в полуразвалившемся доме Виктории, наконец, удалось то, чего она не смогла достичь в стенах монастыря: прошлое, мучительное и горькое, отступило от нее, открыв дорогу новой светлой жизни.
Об Энрике Виктория теперь думала лишь как о несбывшейся мечте романтически настроенной девушки, о матери вспоминала с любовью и благодарностью, и даже воспоминания об отце и Марии, которых она так и не простила, не причиняли ей прежней боли. Пусть живут, как им вздумается, пусть будут счастливы, а у нее теперь своя семья: Адальберто - большой и маленький, да верная Хулиана. Виктории теперь есть кого любить и о ком заботиться!
Рассуждая таким образом, она не могла знать, что жестокая судьба уже взметнула свой меч над головами тех, кто был так дорог Виктории.
Индейские племена, лишившиеся и земель, и скота, не могли стерпеть такого надругательства над собой и решили отомстить бледнолицым. Вождь индейцев приказал своим воинам жечь все в округе и безжалостно убивать каждого бледнолицего, встретившегося на пути.
...К старому ранчо Хулианы индейские воины подкрались очень тихо. Виктория и Хулиана стирали во дворе пеленки, а индианка Науиль была и доме и кормила грудью Адальберто. Ее собственный малыш в это время тихо лежал в кроватке.
Ворвавшийся в дом индеец, прежде всего, бросился к этой кроватке и, не раздумывая, вонзил свое мачете в крохотное тельце ребенка:
- Умри, бледнолицый!
Науиль, не успевшая защитить свое дитя, истошно закричала:
- Убийца! Ты убил моего сына!
- Замолчи! Ты предала наш род! - пригрозил ей тем же мачете индеец. - Поедешь с нами, тебе здесь нечего делать. А из твоего ребенка, - он кивнул на Адальберто, - мы сумеем сделать настоящего воина.
Науиль повиновалась собрату по крови, желая спасти хоть сына Виктории, коль не удалось уберечь от смерти своего собственного малыша.
А тем временем во дворе разъяренные индейцы обступили плотным кольцом Викторию и Хулиану.
- Пустите меня в дом, там мой ребенок! - в отчаянии кричала Виктория.
- Твой ребенок мертв. Я сам его убил, - сказал вышедший из дома главарь, показав окровавленное мачете Виктории. - Ты тоже умрешь, но не сейчас.
Он подал знак своим подчиненным, и те схватили Викторию. Хулиане, бросившейся выручать свою госпожу, главарь всадил нож в спину.
- Поджигай! - скомандовал он своим бойцам, - Мы сейчас пойдем дальше, на соседнее ранчо. А вы, - приказал двум крепким воинам, - везите эту красотку в лагерь. Позже я сам ею займусь.
Обезумевшую от горя Викторию эти двое увезли на лошадях. Окровавленная Хулиана осталась лежать во дворе. А дом ее покойного отца горел, охваченный пламенем.
Науиль же, попытавшуюся под шумок скрыться с Адальберто на руках, главарь тоже убил, а ребенка увез с собой.
Адальберто не удалось уговорить священника поехать с ним в такую даль, зато нашелся судья, согласившийся провести обряд бракосочетания в столь необычных условиях.
Подъезжая к ранчо Хулианы, они услышали женский крик и лошадиный топот.
- Это индейцы! - догадался судья. - Спрячемся за деревьями.
Но Адальберто уже узнал голос Виктории.
- Моя невеста! Я должен ее спасти!
Одного индейца он сразил выстрелом из укрытия. Второй индеец, который вез на лошади связанную Викторию, прибавил скорости, надеясь выйти из этой переделки живым.
Адальберто бросился за ним в погоню, стараясь стрелять по лошади, чтобы не задеть пулей Викторию. Индеец в свою очередь на скаку палил по Адальберто, прикрываясь Викторией как щитом.
Наконец Адальберто удалось подстрелить лошадь. Падая, индеец не смог удержать в руках Викторию и оказался теперь мишенью. Адальберто выстрелил в него, но тот успел сделать ответный выстрел.
Раненый Адальберто помог Виктории освободиться от пут и прошептал:
- Я умираю... А ты - беги. Они могут нагрянуть сюда... Я любил тебя, Виктория!..
- Нет, не умирай! - закричала она, но глаза Адальберто закрылись, и смертельная судорога свела его тело.
Виктория заметалась вокруг него, не зная, что делать. Внезапно помутившееся сознание толкало ее обратно - к дому, к Хулиане, к ребенку, которого надо спасать. Но и оставить Адальберто у нее не было сил. Наконец она нашла, как ей казалось, разумное решение.
- Подожди меня здесь, - сказала Адальберто, не понимая, что он мертв, - я побегу к нашему сыну. А потом мы с Хулианой вылечим тебя!
Но на месте своего дома она обнаружила лишь пепелище и мертвую Хулиану.
Истошный крик вырвался из груди Виктории. Не помня себя, она стала рвать волосы на голове. И не сразу узнала Браулио, подъехавшего в тот момент к ранчо.
- Боже мой! Какая беда! - говорил он. - Бедная Хулиана!.. Но, слава Богу, вы живы, госпожа. Я увезу вас отсюда.
- Они убили моего мальчика, моего сына! - зарыдала Виктория, припав к груди своего верного слуги. - Они убили моего мужа Адальберто!..
Браулио отвез ее в «Эсперансу», но безумие, овладевшее Викторией, не давало ей покоя и гнало невесть куда. Под покровом ночи она покинула имение, никем не замеченная, и устремилась в глухую степь.
Глава 18
Поднятый по тревоге отряд бойцов под командованием капитана Муньиса скакал туда, где горели ранчо и гибли ни в чем не повинные люди.
По дороге им встретился обоз, везущий раненых бойцов, и среди них Энрике узнал своего друга Хименеса.
- Ты будешь жить! Росаура тебя вылечит! - сказал он Хименесу, но тот слабым голосом пробормотал:
- Мы в раю?
- О чем ты, друг? Мы живы!
- Но разве ты не погиб? - спросил изумленный Хименес. - Я сам слышал это от генерала и сказал сеньоре Марии...
- Боже мой, она тоже об этом узнала! - ужаснулся Энрике.
- Да, бедняжка потеряла сознание, когда услышала про твою гибель.
- Ладно, Хименес, поговорим обо всем потом, - сказал Энрике. - Я должен торопиться. Меня ждет бой.
Поцеловав Хименеса в щеку, он поскакал дальше и вскоре наткнулся на труп Адальберто.
- Какое несчастье! - повторял Энрике, копая могилу для человека, который был его другом. - Адальберто! Как же так?.. Проклятые дикари!..
Приказав солдатам сколотить деревянный крест, он сам вырезал на нем имя и фамилию покойного. Затем, молча постояв у холмика, над которым высился крест, двинул свое войско дальше.
Путь их пролегал через «Эсперансу», и Браулио сразу же узнал капитана Муньиса.
- У нас такая беда! - бросился он к капитану.
- Теперь вы будете защищены, - сказал Энрике.
- Но мертвых уже не воскресить, - вздохнул Браулио. - Хулиана погибла, и сеньор Адальберто!..
- Да, я знаю, - тоже вздохнул Энрике. – Я сам его похоронил.
- Хорошо, хоть я успел спасти госпожу, - продолжил Браулио, и Энрике взволнованно воскликнул:
- Мария здесь?
- Нет, капитан. Я говорю о сеньоре Виктории. Индейцы убили ее ребенка и мужа – сеньора Адальберто.
- Вот, значит, как? - в раздумье произнес Энрике, - Виктория и Адальберто... Отведи меня к ней, Браулио.
- Да, конечно, - засуетился тот, - только вы будьте поосторожней с нею. Она не в себе. Я боюсь за ее рассудок.
Однако войдя в комнату Виктории, они ее там не обнаружили. И во всем - имении не нашли ее.
- Что же с нею теперь будет? - плакал, не стыдясь своих слез, Браулио. - Нельзя было оставлять ее одну!.. Что я скажу сеньоре Асунсьон? Не уберег я молодую госпожу, не уберег!..
Энрике велел солдатам прочесать окрестности, но Виктория уже ушла слишком далеко от имения. Безумие вело ее к тому месту, где она оставила Адальберто. И, увидев свежую могилу, она не сразу поняла, кто здесь захоронен. Долго вглядывалась в буквы, вырезанные на кресте, и не могла сложить их в слова.
Наконец ее сознание чуть-чуть прояснилось, она прочитала надпись на кресте. С плачем бросилась обнимать сырой земляной холмик, причитая над своей несостоявшейся любовью и не видя никакого просвета в будущем.
Обессилев от рыданий, долго еще лежала Виктория рядом с могилой Адальберто, а затем встала в полный рост.
- Прощай, мой дорогой друг, - вымолвила она потрескавшимися губами. - Какой-то добрый человек похоронил тебя здесь. А где мой сын? Где наш маленький Адальберто?.. Господи, почему Ты так жесток со мной? Почему не дал мне хотя бы взглянуть на него в последний раз? Никогда Тебе этого не прощу! Слышишь, никогда!
Послав это страшное проклятие Всевышнему, она вновь побрела по степи - без цели, без дороги, пока не прибилась к пьяным бродягам, которые напоили ее вином и согрели у своего костра.
А затем один из них увел захмелевшую, полубезумную Викторию в придорожную хижину и воспользовался этой нечаянной добычей по своему разумению.
Горько заплакала Асунсьон, приехав с Шанке в «Эсперансу» и узнав, какая беда свалилась на ее любимую племянницу.
- Бедная Виктория! Она была беременна... Вот почему они с Хулианой ушли. Ты теперь все понял, Шанке? Они не хотели мешать нашему счастью. А я!.. Я... Слепая дура! Не почувствовала, как нужна Виктории. Где она теперь?
Прощаясь с безутешной Асунсьон, Энрике клятвенно пообещал ей, что отомстит виновным за содеянное зло.
- А вы знаете, кто во всем этом повинен? - бросила ему в сердцах Асунсьон, и эти ее гневные слова долго еще звучали в ушах Энрике.
Вернувшись в свой форт, Энрике еще успел проститься с Хименесом, который умер у него на руках.
- Прости, я не сумела его спасти, - сказала горестная Росаура.
- Не казни себя, - обнял ее Энрике. - Не ты повинна в том, что гибнут люди, что я потерял сразу двух своих друзей, что молодая женщина, девочка, которую я знал веселой и жизнерадостной, обезумела от горя и бродит где-то по степи... Господи, что же мы все натворили? Когда придет конец этому кровопролитию?!
Для Гонсало наступили весьма ответственные дни. Он ни на шаг не отходил от Марии, боясь упустить момент родов. И когда они, наконец, начались, решительно приступил к осуществлению своего изуверского плана.
Прежде всего, ему надо было выставить из дома тестя - под любым предлогом. И он сказал Мануэлю, что того будто бы вызывает к себе депутат Байгоррия.
- Но не могу же я сейчас оставить Марию, - возразил Мануэль.
- Не волнуйтесь, Доминга уже пошла за доктором, - успокоил его Гонсало. - А Байгоррии я пообещал, что вы приедете к означенному часу.
Обязательный Мануэль не мог подвести зятя и поступил в соответствии с расчетом Гонсало - уехал, доверив дочь ее опасному супругу.
Доминга же не дошла до доктора Падина: по дороге на нее напали бандиты и, ударив тяжелым предметом по голове, оттащили старую няньку в глухое место.
А тем временем в доме Оласаблей появилась повитуха Рамона и, передав Гонсало завернутую в одеяльце дочь Маргариты, занялась роженицей.
Гонсало с нежностью глядел на девочку, говоря ей:
- Клянусь, ты будешь богата и счастлива. Я, твой отец, не пожалею для этого сил. Никого не пощажу, только бы ты, моя доченька, была здорова и жила в роскоши. Потерпи немножко, скоро я представлю тебе твою маму.
Он старался не слушать, как за стеной стонала и кричала Мария, как мучилась она, рожая другого ребенка, отцом которого тоже был Гонсало. Того, другого, ребенка он считал чужим и недостойным жить на белом свете. Головорезы Бенито затаились наготове, ожидая только сигнала от дона Линча.
Марии же, по плану Гонсало, отводилась другая роль: он великодушно даровал ей жизнь - в обмен на то, что она, именно она, вырастит его дочь. Единственную, как он полагал, его дочь.
А между тем в соседней комнате Рамона уже приняла на руки младенца, рожденного Марией. Это была тоже девочка - хорошенькая, похожая на мать, беззащитная.
Но при виде этого, ни в чем не повинного ребеночка, Гонсало остался холоден и жесток. Сердце его не дрогнуло, не подсказало ему, что он отправляет на смерть свою собственную дочь.
Быстро передав Рамоне девочку Маргариты, он сунул ребенка Марии в руки Бенито, дожидавшегося на лестнице.
- Отнеси ее пока в дом к Рамоне.
- А может, сразу... того... - предложил Бенито.
- Ну не здесь же! - вскипел Гонсало. - И вообще, подожди с этим. Дай довести дело до конца.
Почему он сказал так? Почему велел повременить с убийством своей второй дочери?
Если бы Гонсало задал себе этот вопрос тогда, то, наверное, ответил бы, что поступил так из суеверия. Боялся взять на душу еще больший грех, пока Мария не увидела девочку Маргариты и не признала ее своей дочерью. Боялся, что материнское сердце отторгнет чужое дитя, и тогда... Он даже представить боялся эту страшную картину.
Но Мария, когда ей поднесли чужого ребенка, не почувствовала подмены - улыбнулась, прижала девочку к себе и прошептала:
- Доченька моя! Слава Богу...
В этот момент как раз вернулся взволнованный Мануэль, и Гонсало со счастливой улыбкой предъявил ему новорожденную внучку.
Растроганный Мануэль едва устоял на ногах от счастья.
- Я хочу назвать ее Лусией, - слабым голосом вымолвила Мария.
- Что ж, по-моему, прекрасное имя! - согласился Гонсало.
Мануэль был того же мнения. Когда волнения немного улеглись, Мария вспомнила о Доминге:
- Где она? Я хочу ее порадовать.
Встревоженный отсутствием Доминги, Мануэль пошел искать ее по дому и внезапно увидел Консепсьон, которая буквально тащила на себе старую негритянку.
- Боже мой! Что случилось? - испуганно воскликнул Мануэль.
- Я нашла ее тут неподалеку, - пояснила Консепсьон. - Она ползком пыталась добраться до дома.
Гонсало тоже вышел в гостиную и замер, увидев Домингу.
- Что с тобой? - подхватив ее на руки, спросил он.
- На меня напали какие-то бандиты, - с трудом выговаривая слова, ответила она.
- Ты запомнила их лица?
- Нет. Они подкрались сзади.
- Сейчас я помогу тебе, ты ляжешь в постель, - облегченно вздохнув, сказал Гонсало, - а Консепсьон сбегает за врачом. Мы выходим тебя, и ты еще будешь нянчить маленькую Лусию.
- Уже родилась? Девочка? - просияла улыбкой Доминга.
- Да, все в порядке, Мария тоже здорова! - радостно сообщил Мануэль.
- Ну, теперь я уж точно не помру, - весело заявила Доминга.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |