Приключения Эраста Фандорина #12 38 страница

– Отлично! – оживился красавчик. – Я и сам хотел вам то же п-предложить!

Бедняга! Кажется, он всерьёз собрался соперничать с Шерлоком Холмсом.

Резкие черты холмсовского лица осветились улыбкой.

– Что ж, а вот теперь можно и подкрепиться, – весело объявил он, придвигая к себе блюдо с бужениной. – Уотсон, дружище, налейте-ка мне бургундского.

Дез Эссар, кажется, тоже был доволен, что всё так замечательно устроилось.

– После обеда я провожу вас в гостевые покои, где вы сможете умыться и, если угодно, переодеться. Ровно в три прошу спуститься сюда, в столовую. Мы приступим к осмотру дома. Может быть, вы заметите то, что выскользнуло, то есть ускользнуло от моего внимания.

Напряжение несколько спало.

Зазвенели приборы, в бокалы полилось рубиновое вино.

Я был уже сыт и достал сигару. Мой же сосед, мистер Сибата, продолжал поглощать снедь с прежним аппетитом.

Энергично работая челюстями, он повернулся ко мне и спросил:

– Вы помосьник и писатерь?

Сообразив, что это означает: «Вы помощник (очевидно Холмса) и писатель?», я ответил утвердительно. Японец уточнил:

– Писете про подвиги своего масута?

Мне пришлось подумать, прежде чем я догадался, что это он так произносит слово master[5 - Господин (англ.)]. Я засмеялся.

– Да, пишу. Но Холмс мне не господин. Он мой друг.

Однако наши взаимоотношения с Холмсом мистера Сибату, кажется, не интересовали. Он придвинулся ближе и, сосредоточенно уставившись на меня своими узкими глазками, спросил:

– Вы писете, и вам пратят деньги? Муного?

Краткий, но прекрасный путь трёх мудрых

(Из записок Масахиро Сибаты)

<…> Просмотрел написанное выше и остался очень доволен. По-моему, рассказ о наших с господином приключениях в городе Париже и описания природы в главе о путешествии по железной дороге удались мне на славу. Когда же я перечитывал трогательную сцену о прикованной к полу желтоволосой девице, из моих глаз потоком лились слезы.

Однако прежде чем я продолжу правдивую повесть об элегантной танка, сочинённой мною в замке Во-Гарни, долг благодарности требует посвятить несколько слов Уотсону-сенсею, побудившему меня взяться за кисточку, а также давшему мне несколько бесценных советов касательно писательского ремесла.

Когда я услышал, что этот почтенный муж своими сочинениями зарабатывает гораздо больше денег, чем его товарищ своими расследованиями, на меня снизошло сатори. Я понял, что могу делать то же самое! Фандорин-доно ничуть не уступает умом и доблестью Шерлоку Холмсу, воля моего господина крепка, а Путь светел и прям. И я решил: пусть он продолжает схватку со злодеями земли, я по-прежнему буду помогать ему по мере моих ничтожных сил, но отныне стану всё-всё записывать. Издам чудесную книгу, которая прославит нас обоих на весь свет и принесёт столько денег, что мы сможем удалиться от дел и предоставить злодеев земли их собственной карме.

Но Уотсон-сенсей сказал, что отступления не должны быть слишком пространными, иначе читатель заскучает, а потому возвращаюсь к беседе, состоявшейся за обедом, описанию которого я посвятил предшествующую главу.

Тронутый деликатностью господина, который представил меня остальным не своим слугой, а другом, я так расчувствовался, что почти лишился аппетита, однако прислушивался к разговорам очень внимательно, благо они велись на английском, а этот язык за годы американской жизни я освоил в совершенстве.

– Правда ли, что вы много странствовали по Востоку и даже жили в Тибете? – спросил Фандорин-доно у крючконосого Холмса.

– Да. И сделал немало важных открытий. Главнейшее состоит в том, что наша душа и тело гораздо мощнее, чем представляется людям Запада. Надо лишь найти в себе ключ к источнику силы, – сказал английский сыщик, и я сразу понял, что передо мной действительно человек большой мудрости. – О, какую книгу я мог бы об этом написать, если б обладал талантом Уотсона!

Я с удовольствием послушал бы его ещё, но тут встрял хозяин замка (я уже писал, что лицом он ужасно похож на рисовую лепёшку, а голос у него писклявый, как у кошки):

– У Арсена Люпена тоже есть собственный писатель, мсье Леблан. Я бы таких писателей в тюрьму сажал! Если знаешь, где скрывается преступник, обязан сообщить в полицию!

– Холмс блестяще владеет смертоносной японской борьбой барицу, – сообщил мне Уотсон-сенсей. – Вам, мистер Сибата, она, конечно же, известна.

Нет, о смертоносной борьбе барицу мне слышать не доводилось, я даже не могу себе представить, какими иероглифами может писаться такое слово. Как мне показалось, слова доктора не доставили удовольствия его старшему другу – во всяком случае, тот поморщился.

– Арсен Люпен тоже знает какое-то хитрое восточное джицу, – опять вставил Дэзу-сан (у этого человека слишком длинная фамилия, чтоб каждый раз писать её полностью). – Он хвастается, что может в одиночку поколотить троих. Мистер Фандорин, я только по дороге сюда узнал, что вы, оказывается, не американец, а русский. Арсен Люпен тоже бывал в России, У нас в газетах писали, как он украл миллион из кассы государственного Казначейства. Должно быть, в Петербурге до сих пор об этом говорят?

– Забыли, – сказал господин. – В России из Казначейства воруют и не по стольку. Мистер Холмс, я хотел вас расспросить о преступной организации профессора Мориарти. В записках доктора Уотсона о ней говорится слишком скупо, а меня очень занимает проблема к-криминальных сообществ.

– Я выполнял инструкции Холмса. – Уотсон-сенсей погладил усы. – Он не позволил вдаваться в подробности.

Английский детектив наклонил голову.

– Расскажу всё, что знаю. После того как мы закончим это маленькое разбирательство. А я, в свою очередь, желал бы узнать детали истории доктора Линда. Правда ли, что это был истинный гений перевоплощения?

– О да.

– Любопытно. Я и сам имею некоторые основания гордиться своими талантами в этой области, – самодовольно сказал Холмс.

Я спрятал улыбку. Знал бы он, перед кем хвастает!

Дэзу-сан тоскливо протянул:

– Люпен тоже мастер камуфляжа. Про него говорят, что он может запросто менять возраст, походку, голос. Даже рост!

Есть хорошая русская пословица: «Кто о чём, а вшивый о бане». Это как раз про нашего хозяина, который ни о ком кроме Люпена думать не способен. Беднягу, конечно, можно понять, но он начинал мне надоедать – мешал внимать беседе умных людей.

– Это не самое сложное, – вежливо ответил господин. – Линд мог с лёгкостью менять пол. Я на такое никогда не отваживался.

– Видели бы вы меня в амплуа старухи! – воскликнул Холмс и расхохотался.

Во рту у него была изогнутая курительная трубка, и когда он издал лающие звуки «ха-ха-ха», с губ один за другим сорвались маленькие клочки дыма.

Хозяин открыл рот – наверное, опять хотел сказать что-то про своего Люпена, но в этот миг (Уотсон-сенсей объяснил мне, что это очень важное выражение: «но в этот миг») зазвонил телефон, стоящий у стены на столике.

Дэзу-сан вскочил, опрокинув бокал с вином, и кинулся к аппарату.

Мой французский, к сожалению, нехорош, и я не понял, что говорил в трубку Дэзу-сан. Правда, он больше слушал и восклицал: «мерд, мерд!» – вероятно, что-то вроде нашего «хай».

Закончив разговор, он взволнованно сказал:

– Это Боско! Вы ошиблись, господа. Люпен всё-таки позвонил! Он всё знает! Просил кланяться мсье Холмсу и мсье Фандорину! Сказал, что он на меня не в претензии, ведь условия игры не запрещают мне прибегнуть к помощи частных детективов. Но требование остаётся прежним: к половине двенадцатого вы должны покинуть дом. Ещё он сказал, что рад случаю скрестить шпаги с такими противниками.

Холмс поднялся.

– Соедините меня с управляющим. Я должен задать ему несколько вопросов.

– Сейчас! Это всего один поворот ручки.

Дэзу-сан покрутил ручку. Дунул в трубку. Ещё раз покрутил. Ещё дунул. Повторил слово «мерд!», очень громко.

– Прервалась связь… К сожалению, это бывает. Ничего! Я сбегаю, приведу Боско сюда, и вы сможете задать ему свои вопросы.

Наклонившись, он побежал к двери – неуклюжие ноги еле за ним поспевали.

Дождавшись, пока хозяин удалится, доктор Уотсон с возмущением сказал:

– Типично французская бравада! Какой наглец этот Люпен!

На это Шерлок Холмс сказал… Нет, я вспомнил, что во время очередной беседы по поводу писательского мастерства сенсей научил меня не писать всё время: «сказал, сказал». Надо использовать синонимы: «молвил», «проговорил», «произнёс», а ещё лучше выразительные глаголы вроде «вскричал», «простонал» или «прокряхтел».

Итак, Шерлок Холмс молвил:

– Это называется «гасконада» – озорной вызов. У французов всё делается для эффекта, всё напоказ. Что вы думаете про этого новоявленного Робин Гуда, мистер Фандорин?

Господин покривился:

– Меня с души воротит от этого мерзавца. Он кичится тем, что никогда не совершает убийств. А по-моему, лучше уж честный г-головорез, чем гнусный шантажист, наживающийся на чужой беде.

Я энергично кивнул в знак полного одобрения этой точки зрения.

– Совершенно согласен, – присоединился к нашему мнению английский сыщик. – Давайте не просто найдём тайник с бомбой, но ещё и засадим мсье Люпена за решётку, где ему самое место.

– Но я бы очень хотел, чтобы предварительно он оказал сопротивление, – мечтательно протянул Фандорин-доно. – Посмотрим, насколько хорошо усвоил он уроки дзюдзюцу.

У моего господина что ни слово, то золото.

В этот миг (ещё можно сказать «в это самое мгновение – тоже неплохо) из коридора донеслись шаги, и в столовую вошёл смуглый мужчина с подкрученными, как у Оды Нобунаги, усами и пышной причёской. По ней я тотчас догадался, что это и есть управляющий. Давеча мы видели его силуэт в окне конюшни.

Он прерывисто дышал – должно быть, очень к нам торопился. Поздоровавшись, он обвёл нас взволнованным взглядом, и я почтительно ему поклонился, потому что знал: этот Боско повёл себя, как подобает верному вассалу – зная о бомбе, не бросил господина в беде.

– Мсье совсем запыхался. Я дал ему воды. Он придёт, как только отдышится. А мне велено поспешить сюда и ответить на ваши вопросы, – очень быстро проговорил он на французском.

Холмс переводил всё сказанное доктору, я старался не пропустить ни слова. Господин же шепнул мне по-русски, что в речи Боско чувствуется итальянский акцент. Итальянцы считаются отличными слугами, их охотно нанимают на работу в лучшие дома Франции.

К тому, что нам уже было известно от Дэзу-сан, Боско добавил, что голос у знаменитого преступника звучный и наглый. Сразу после окончания разговора итальянец связался со станцией и спросил, откуда звонили, но телефонистка ответила, что вызов через коммутатор не проходил. Очевидно, Люпен каким-то образом сумел подключиться к линии напрямую.

– Как видите, я всё же был не совсем неправ, – заметил Шерлок Холмс. – Полицейский инспектор на телефонном узле ничем бы не смог нам помочь.

Когда управляющему задавали очередной вопрос, он отвечал коротко и очень быстро. Мне показалось, что ему не терпится поскорее уйти отсюда. Дважды, когда возникала пауза, он спрашивал, можно ли ему уже вернуться в конюшню. На лбу у него блестели капельки пота, глаза беспокойно перемещались с предмета на предмет, и я вдруг догадался, что он просто-напросто боится, не взорвётся ли бомба раньше времени. Моё уважение к этому человеку сразу поуменьшилось.

Внезапно господин спросил его совсем про другое.

– Я заметил, что на всех окнах первого этажа установлены ставни, снаружи запирающиеся на замок. Где ключи?

Боско заморгал, явно не понимая, чем вызван вопрос.

– Ключ один, потому что все замки одинаковые. Вот этот.

Он выбрал в связке, что висела у него на поясе, один ключ и показал.

– А остальные от чего?

– Этот от главного входа, этот от бокового со стороны оврага, этот от веранды, маленький от первого этажа башни, а этот от служебной двери…

Фандорин-доно попросил отдать ему связку и внимательно рассмотрел её, запоминая, какой ключ от чего.

– Ну теперь я могу идти? – Боско нервно переминался с ноги на ногу.

– Да, только проверьте, что с телефоном, – велел ему Шерлок Холмс (тут уж мне перевёл господин). – И покажите, где наши комнаты.

С минуту повозившись у аппарата, управляющий радостно воскликнул:

– Всё в порядке! Если что – я буду на своей квартире. Вызвать меня очень просто: один поворот ручки. Два поворота – соединение со станцией.

Это мы знали и без него.

В комнаты он нас провожать не стал. Ограничился объяснением:

– Вы найдёте сами, это очень просто. Выходите направо в коридор, там в конце биллиардная. Из неё выйдете налево, на боковую лестницу. Подниметесь на второй этаж. Там стеклянная дверь, за ней площадка. С одной стороны комната для господ из Лондона, с другой для господ из Парижа. Решайте сами, кому какая.

Поклонился и припустил из столовой бегом. Несколько мгновений спустя громко хлопнула входная дверь. Ни один японский слуга не позволил бы себе так потерять лицо!

Мы пошли в указанном направлении и, действительно, безо всяких затруднений нашли стеклянную дверь. После небольшого состязания в учтивости – кто первым выберет себе пристанище – мы с господином разместились в светлой комнате, выходившей окнами на лужайку.

Я достал из чемодана рабочий пиджак господина и его туфли на бесшумной каучуковой подошве, сам тоже переоделся в старое (вдруг придётся падать или ползать на животе), посетил уборную, а больше мне заняться было нечем. До трёх часов ещё оставалось время. Господин сидел в кресле и сосредоточенно пощёлкивал своими нефритовыми чётками, разглядывая странный шифр, который он переписал себе в книжку. Я догадывался, что Фандорин-доно разрабатывает план действий, хоть и понятия не имел, какой именно. То есть теперь-то, когда я пишу эти строки, я, конечно, знаю, но сенсей предупредил меня: сразу всё рассказывать нельзя, иначе читателям будет неинтересно, поэтому пока про план господина писать не стану. Лучше постараюсь вспомнить, о чём я тогда думал.

Ах да, про юную госпожу Дэзу. Я размышлял, что её, конечно, очень жалко, но мужа она себе всё равно найдёт, даже если останется парализованной. Зря её отец так переживает. Она хороша собой и обладает приятными манерами, а это самое главное. Многие даже найдут своеобразную прелесть в её неподвижности. Парализованная красавица подобна прекрасной статуе. У многих мужчин это вызовет и сердечную жалость, и чувственное волнение – отличная рассада, из которой нетрудно произрасти пышному цветку любви. Полагаю, некоторые предпочли бы, чтобы девушка ещё и лишилась дара речи. Тогда она вообще была бы идеальной для обожания: Когда мы с господином спасём её от взрыва и поймаем знаменитого злодея, о госпоже Дэзу напишут все газеты, и она станет знаменитой. Слава – очень сильное приворотное зелье. В старой Японии из такого великолепного сюжета обязательно сочинили бы пьесу для театра кукол.

Вот о чём я думал, пока господин перебирал нефритовые чётки. Я сидел очень тихо, чтобы не помешать ему медитировать. Без одной минуты три я нарушил тишину, сказав, что нам пора идти в столовую.

Мы спустились, и Дэзу-сан повёл нас осматривать дом, чтобы мы нашли, где хитроумный Люпен спрятал свою ужасную бомбу.

Осмотр дома более всего напоминал экскурсию по кунст-камере. Впереди шёл мсье дез Эссар, ни на минуту не умолкая, поминутно оборачиваясь и отчаянно жестикулируя, отчего он постоянно спотыкался и раза два чуть не сверзся с лестницы. За ним Фандорин со своим японцем, потом я, а замыкал процессию Холмс, иногда застревавший где-нибудь в укромном уголке, так что нам приходилось его ждать.

Должно быть, во времена дез Эссара-старшего замок изобиловал всякими диковинами, но и сейчас тут было что показать и о чём рассказать.

Ещё накануне, проходя через биллиардную, я заметил, что все стены там увешаны экзотическими орудиями смертоубийства, привезёнными из отдалённых уголков земли. Там были бумеранги, деревянная дубинка с акульими зубами, индейский нож для снятия скальпов, костяной эскимосский гарпун.

В следующей комнате моё внимание привлекла необычная люстра в виде воздушного шара с плетёной гондолой. Хозяин сказал, что его матушка никогда не разрешала её зажигать, так как боялась пожара, но теперь, когда есть электричество, опасаться нечего – и с гордостью продемонстрировал нам, как замечательно безопасны стеклянные лампочки.

Беря пример с Холмса, я не столько слушал объяснения, сколько смотрел по сторонам. Простукивал стены и полы, ощупывал малейшие выступы и неровности.

На втором этаже мы миновали малый салон, где хранилась коллекция сушёных скорпионов («папа говорил, что они красивые»); главную спальню со скрупулёзно воспроизведённой на потолке картой звёздного неба («папа знал все созвездия»); зимний сад с карликовыми деревьями и очень большим, но сломанным макетом железной дороги («мы с папой проводили здесь долгие часы»); кабинет, где на одной из стен были нарисованы полки с книгами («папу это забавляло»). Во втором этаже круглой башни у «папы» располагался Храм Солнца, а теперь хранились юридические и финансовые документы.

Третий этаж почти целиком занимали покои мадемуазель дез Эссар: её девичий будуар, очаровательный кабинетик с детскими фотографиями на стенах, комната для рукоделия, каморка горничной. Некогда здесь располагались апартаменты «матушки», поэтому никаких фокусов на третьем этаже не было, за исключением уже известного нам щелевидного входа в башню, куда дез Эссар-pere некогда ретировался от гнева своей супруги. Зато в цокольном этаже, куда мы спустились по узкой, крутой лестнице, дух незабвенного «папы» витал буквально повсюду.

Здесь было темновато, зимний свет едва просачивался в крохотные, забранные решётками оконца, и хозяин включил электричество. Известно, что у этого во всех отношениях замечательного способа освещения имеется один недостаток, который инженеры будущего несомненно сумеют преодолеть – вследствие перепадов напряжения электричество то и дело мигает. Несколько раз лампы вообще гасли, тогда дез Эссар начинал суетиться, щёлкать переключателями, и снова становилось светло. Впрочем и у Холмса, и у Фандорина при себе были фонарики, так что сыщики не прекращали поиска даже во время этих вынужденных задержек.

Попробую описать помещения полуподвала по порядку, что не так просто, ибо там было полным-полно поворотов и закоулков.

Сначала мы попали в небольшую нарядную комнату, сплошь отделанную дубом – дез Эссар назвал её «органной». В одну из стен действительно был встроен маленький орган.

– Прекрасный образец салонного _позитива,_—_ с видом знатока сказал Холмс, сначала любовно проведя рукой по лакированной крышке, а затем открыв её и пробежав пальцами по клавишам. Звук был дребезжащий, расстроенный, но акустика великолепная – только теперь я заметил, что в комнате совсем нет окон.

– Я не умею музицировать, зато папа был настоящий меломан, – объяснил дез Эссар. – Бывало, запрётся здесь и играет, играет. Тут полная звуковая изоляция, потому что матушка страдала мигренями. А что, вы полагаете, тайник может находиться здесь?

Он задавал этот вопрос всякий раз, когда кто-нибудь из нас где-то задерживался.

Я попробовал сдвинуть инструмент с места. Он был встроен в стену намертво.

На стене в золотой раме висела гравюра: Мефистофель с глумливой ухмылкой на лице. Я заглянул под картинку, потрогал крюк, на котором она висела.

Остальные уже проследовали дальше, лишь мистер Сибата малевал какие-то каракули на рулоне рисовой бумаги.

– Боюсь сьто-нибучь забычь, – пояснил он мне.

За «органной» располагался винный погреб – какой же французский дом без него?

– Там тоже вино? – показал Фандорин на огромные дубовые бочки, выложенные у дальней стены.

– Пустые. Боско в них заглядывал. Вы полагаете, их следовало откатить? Но на них толстый слой непотревоженной пыли!

Мы детально осмотрели котельную, просветив отопительную печь изнутри.

Исследовали кухню, где в прежние времена был устроен гидравлический подъёмник, подававший блюда прямо наверх, в столовую. Теперь механизм («папина гордость») не функционировал.

Чем дальше углублялись мы в подвал, тем запущенней становились помещения.

В одном была свалена сломанная мебель. В другом – странные куклы в человеческий рост, с усами из пакли и пуговичными глазами. Они были набиты ватой, вместо ног – деревянные подставки.

Я приподнял одну из кукол – она оказалась совсем лёгкой.

– Это из папиной гардеробной. Он любил, чтоб сюртуки и фраки были без единой морщинки. Вы полагаете, куклы могут иметь отношение к шифру?

От пыли я расчихался.

– Вряд ли, – ответил за меня Холмс. – Идёмте-идёмте.

Дальше был чулан, где грудой лежали клетки, капканы, а с крючков свисало множество разнообразных сеток непонятного назначения.

– Всё, что осталось от папиного зверинца, – печально сказал дез Эссар. – Я уже рассказывал. В парке когда-то был небольшой зоопарк, где жили звери, лично выловленные папой.

Фандорин поднял с пола мудрёный силок из тонкой шёлковой нити, который легко поместился у него в кулаке.

– П-превосходная ловушка для кабана. А вот эта для волка.

– Вы разбираетесь в орудиях лова? – живо спросил Холмс.

Как хорошо знакома мне эта ревнивая интонация! Я знал, что мой друг терпеть не может охоту и всё с нею связанное, но ему невыносима сама мысль о том, что есть области, в которых кто-то разбирается лучше него. Полагаю, именно в этом следует искать причину столь разносторонней, но фрагментарной эрудированности Шерлока Холмса.

– Немного, – ответил русский. – В своё время я участвовал в экспедиции по ловле уссурийского тигра и кое-чему научился у сибирских з-звероловов.

В глазах Холмса блеснула неподдельная зависть. Я не мог сдержать улыбки.

– Вы думаете, ключ нужно искать здесь? – Дез Эссар напряжённо наблюдал, как пальцы Фандорина ловко перебирают ячейки шёлковой сети.

Но русский покачал головой, и мы тронулись дальше. Он догнал нас на следующем повороте – у порога большой и в прежние времена, очевидно, роскошно обставленной комнаты. На полу лежал ветхий ковёр, в углу доживала свой век вылинявшая оттоманка.

– Здесь папа курил опиум, – чуть смущённо улыбнулся хозяин. – В его времена это не считалось чем-то предосудительным. Помните – граф Монте-Кристо, прекрасная Гайде и прочее подобное. Видите, тут целая коллекция трубок.

Я покосился на Холмса, который с интересом разглядывал стеклянный стеллаж. Попросив позволения, открыл, подержал на весу персидский чубук жёлтого дерева.

– Это для особого сорта гашиша, я видел такие в Кандагаре, – пробормотал он.

– Вы разбираетесь в наркотических веществах? – с интересом спросил Фандорин, из чего следовало, что он не читал мой «Этюд в багровых тонах», где я упоминаю о пагубной привычке, от которой мой друг впоследствии с таким трудом избавился.

Дез Эссар же воскликнул:

– Ага, вам эта комната тоже кажется подозрительной! Я исследовал её дюйм за дюймом, но ничего не обнаружил!

Но Холмс отмолчался, и мы продолжили осмотр.

Я по-прежнему уделял особое внимание стенам и потолку, благо в подвале он был низок. Надо сказать, что на лестницах и в коридорах повсюду была побелка, так что время от времени мне приходилось вытирать пальцы платком. Однако я неоднократно ловил на себе одобрительный взгляд Холмса, что побуждало меня продолжать поиски с удвоенным тщанием, Он и сам время от времени рассматривал фрагменты стены в лупу.

Обход продолжался очень долго и, к сожалению, ничего не дал. От медленной ходьбы у меня устали ноги, а наш рыхлый хозяин и вовсе выбился из сил.

Когда мы поднялись на первый этаж, оказалось, что короткий зимний день закончился – за окнами было совсем темно, и дез Эссар, повернув генеральный выключатель, зажёг свет во всём доме.

– Боже, уже седьмой час! – простонал он. – Я оставляю вас, господа. Надеюсь, что вы разгадаете эту проклятую шараду, но рисковать жизнью дочери я не могу. Поеду к директору банка за деньгами. Он ждёт меня. Ему наверняка хочется в такой вечер побыстрей оказаться в кругу семьи. Распоряжайтесь здесь по своему усмотрению. Как вызвать Боско, вы знаете.

Едва дез Эссар уехал, мы поспешили разделиться с нашими союзниками (или вернее сказать «соперниками»?). Фандорин и японец поднялись к себе в комнату – несомненно для того, чтобы обсудить план действий. Меня же Холмс удержал за рукав, так что мы остались на лестнице.

– Вы тоже подниметесь, но чуть позже, – проговорил он, оглядывая стены и потолок.

Надо сказать, что он и во время обхода всё задирал голову кверху – я даже подумал, не высматривает ли он там тайник.

– За дело, Уотсон. У нас остаётся меньше шести часов. Хотя мне думается, что мы распутаем узелок гораздо скорее.

При этих словах я ощутил неимоверное облегчение, поскольку понятия не имел, с какой стороны подойти к делу. Найти тайник в этом сумбурном, захламлённом доме представлялось мне совершенно невозможным, во всяком случае в столь короткий срок.

Здесь мне придётся описать одно мучительное для моего самолюбия происшествие, в результате которого я оказался на время отлучён от расследования.

Вот как это произошло.

– С чего начнём? – воскликнул я. – Приказывайте, я хочу быть вам полезен!

– Помните прошлогоднее дело о пропавшем кассире? – загадочно улыбнулся Холмс.

– Конечно, помню. Вы моментально доказали, что кассир вовсе не сбежал с ключами от сейфа, и в доказательство сами вскрыли несгораемую комнату, где деньги лежали в целости и сохранности. Вы блестяще произвели эту сложную техническую операцию, воспользовавшись моим фонендоскопом.

– Который я вам так и не вернул, поскольку безнадёжно его испортил.

– Да, так вы сказали. Но на премию, полученную от банка, я купил себе новый. Это было незабываемое зрелище, – расхохотался я. – Вы, словно заправский врач, диагностирующий больного, прослушиваете звуки, издаваемые поворотным механизмом замка, а мы все стоим и, затаив дыхание, наблюдаем. Консилиум, да и только! Идея не взламывать бронированную дверцу, а применить фонендоскоп была гениальна!

– Всё не так просто, – засмеялся Холмс. – Иначе взломщики накупили бы себе фонендоскопов и обчистили бы сейфы по всей стране. Я не сообщил репортёрам одной маленькой детали. В вашем инструменте я заменил фабричную мембрану на другую, собственного изобретения. Она сделана из тончайшего стекла и обладает сверхвысоким коэффициентом вибрации. Он-то и позволил мне правильно определить код замка.

– Вы хотите сказать, что в записке Люпена обозначен код какого-то замка? – спросил я.

– Нет. Я хочу сказать, что фонендоскоп находится в моей походной лаборатории и вновь сослужит нам службу.

– Но как?!

– Очень просто. Что такое бомба, которая должна взорваться в строго определённое время? Это заряд динамита, соединённый с часовым механизмом. А что делают часы?

– Идут, – подумав, ответил я.

– А ещё?

Дата добавления: 2015-08-28