Рис. 21. Решение задачи с точками
Эффект предварительного неосознанного решения задачи был обнаружен в исследованиях Я. А. Пономарева. Испытуемые решали задачу: соединить четыре точки (вершины квадрата) тремя прямыми линиями, не отрывая карандаша от бумаги так, чтобы карандаш вернулся в исходную точку (см. рис. 21). Задача сложна тем, что при ее решении испытуемые исходят из пресуппозиции: нельзя выходить за пределы нарисованных точек. Никто из испытуемых с этой задачей не справился. Тогда экспериментатор решил помочь испытуемым. Перед тем как поставить перед новыми испытуемыми основную задачу, он давал им подсказку. Он знакомил их с правилами некой игры, на доску ставились четыре фишки, и испытуемые, следуя правилам этой игры, совершали на доске ходом фишки точно такое же движение, которое требовалось для решения основной задачи. Затем на эту доску накладывалась калька, на место ранее стоящих фишек на кальку наносились четыре точки и давалась основная задача. Решения все равно не было. Подсказка с игрой помогала только в том случае, если вначале давалась основная задача, затем подсказка, а потом снова основная задача.
Попробуем разобраться, почему. Допустим, что в процессе решения основной задачи испытуемый нашел решение, но не осознал его, отнес в фон. Последующие попытки решения (за счет последействия фона) не должны быть результативны. Но вот испытуемому дают другую задачу. При смене задания то, что было фоном в предшествующем задании, никак не мешает решению дополнительной задачи. Подсказка в этом эксперименте эффективна только после того, как испытуемый нашел правильный ответ и принял решение его не осознавать. Но это возможно только после начала работы испытуемого над задачей. Роль подсказки в том и состоит, что она позволяет снять последействие фона.
Последействие фона наблюдается даже при решении простых вычислительных задач. Вспомните, казалось бы, странное правило, которому обучают в школе учителя арифметики: если приходится складывать много цифр в столбик, то полученный результат надо обязательно проверять, но проверять не повторным суммированием цифр сверху вниз, а обязательно каким-нибудь другим способом – вычитанием или суммированием снизу вверх. Иначе, мол, можно повторить ту же самую ошибку в том же самом месте. Но ведь для того, чтобы повторить незамеченную сознанием ошибку (такую, например, как 3 + 2 = 6), мозг должен заметить место этой ошибки и запомнить ее величину!
Это наблюдение учителей подтверждается в самых разнообразных заданиях, требующих от человека вычислений. Действительно, обнаруживается тенденция повторять предшествующие ошибки вычисления. Эти эксперименты подтверждают существование последействия фона в решении арифметических задач.
Последействие фона обнаруживается и при решении более сложных задач. Исследователи творческого мышления выделяют в процессе решения творческой задачи фазу инкубации – необходимость перерыва в деятельности после длительных безуспешных попыток решения сложной задачи. В этот момент требуется переключиться на какой-нибудь другой вид деятельности, хорошенько отдохнуть или просто лечь спать. Фаза инкубации становится необходимым этапом на пути к инсайту, к внезапному озарению. Вот как описывает процесс собственного научного открытия математик А. Пуанкаре: «Среди дорожных перипетий я забыл о своих математических работах. По прибытии в Кутанс мы взяли омнибус для прогулки. И вот в тот момент, когда я заносил ногу на ступеньку омнибуса, мне пришла в голову идея – хотя мои предыдущие мысли не имели с нею ничего общего – что те преобразования, которыми я воспользовался для определения фуксовых функций, тождественны с преобразованиями неэвклидовой геометрии. Я не проверил этой идеи. Для этого я не имел времени, так как, едва усевшись в омнибус, возобновил начатый ранее разговор. Тем не менее я сразу почувствовал полную уверенность в правильности идеи. Возвратясь в Кан, я сделал проверку; идея оказалась правильной».
Фаза инкубации определена последействием фона. Действительно, допустим, что человек находит решение в процессе своих напряженных поисков, но не осознает его. Это решение заведомо отвергается или как невозможное, или как бессмысленное, т. е. становится фоном. В таком случае попытки продолжать решать задачу не будут эффективными – фон, как мы знаем, обладает тенденцией к последействию. Но вот происходит смена задачи. В этой ситуации и в задачах восприятия, и в задачах запоминания внезапно в сознание всплывало то, что ранее было фоном. Аналогично происходит и при решении творческих задач.
Инкубация полезна и даже необходима тогда, когда длительные усилия ученого по решению задачи уже привели его к успеху – его мозг уже нашел решение, но сам ученый это решение еще не осознал. А ведь то, что не осознается, имеет тенденцию и впредь не осознаваться – поэтому-то продолжение сознательных попыток решения задачи не может приводить к осознанию уже найденного решения. После фазы инкубации фон внезапно заменяет фигуру (именно такой процесс при восприятии двойственных изображений был назван переструктурированием). И находится решение, которое кажется решающему неожиданным. Он же не знал о существовании неосознаваемого решения!
И все-таки человек узнает, что решение в неосознанном виде найдено. Об этом сознание получает эмоциональный сигнал. Познавательная деятельность и эмоции тесно связаны друг с другом. В исследовании О. К. Тихомирова было показано, что эмоциональный сигнал о том, что решение задачи найдено, опережает осознание найденного решения. В его экспериментах испытуемые решали вслух шахматные задачи. Вот типичные высказывания одного из испытуемых, характеризующие ага-переживания, т. е. внезапное появление замысла решения: «ничего не получается… совершенно ничего не получается… ох! у-у! Сейчас попробую… Идея». Было обнаружено, что состояние эмоциональной активизации, выявляемое таким физиологическим показателем, как изменение кожного сопротивления, всегда на несколько секунд предшествует называнию решающего хода. Испытуемые в этот момент насыщают свою речь эмоциональными междометиями, иногда обозначают приближение к неосознанной еще идее («так-так-так-так», «вот-вот-вот-вот», «что-то мелькнуло», «кажется, нашел» и т. д.). Вот как это выглядит в высказываниях испытуемого: «…тогда мы пойдем пешкой э… ой! g3 на g4, вот дальше король, королю некуда деваться?… Пожертвовать слона (в этот момент регистрируется эмоциональный сдвиг) или… или – чего?… Или сдаваться!.. Так вот, считаю: партия, позиция выиграна».
Творческий процесс очень труден. Ведь творец должен трудиться над решением задачи, не зная, есть ли у этой задачи решение, не зная, сможет ли он его найти, до тех пор, пока оно не будет найдено в неосознанном виде. Немногие способны на такой духовный подвиг. Не всем, кто способен на это, дарован успех. Но если кому-либо удается решить подлинно творческую задачу, в полной мере пережить состояние инсайта, то он переживает мощный эмоциональный подъем, который А. Эйнштейн сравнивал с религиозным экстазом или влюбленностью.
§ 11.7. ЗАЧЕМ ЧЕЛОВЕК ОСОЗНАЕТ
Итак, человек воспринимает и запоминает гораздо больше информации, чем осознает. И гораздо быстрее осуществляет вычисления и преобразования информации, чем это делает сознание. Он осуществляет самые разнообразные преобразования поступившей информации, заранее предсказывает и планирует свое поведение в этих предсказанных обстоятельствах. Даже решение о том, что подлежит осознанию, а что осознавать не следует, обычно принимается на неосознаваемом уровне. Зачем же тогда нужно сознание? Какую роль оно играет в процессах познания? Попробуем в этом разобраться.
Человек как живой организм всегда находится в ситуации, когда он должен совершать строго определенные действия, например обязан дышать, пить, есть. Такие действия заданы генетически, совершаются автоматически, и обычно сами эти действия не осознаются (например, мы осознаем, что дышим, но обычно не осознаем дыхательных движений). Организм умеет вычислять и оценивать на основании заданных критериев последствия тех или иных действий. Такие вычисления и действия также осуществляются автоматически.
Но в большинстве случаев человек находится в ситуации, когда нет критериев, позволяющих принять единственно правильное решение. Если нет критериев, то любой конкретный выбор того или иного действия ничем не хуже любого другого возможного выбора, поэтому его можно делать случайно. Разумеется, иногда по последствиям станет ясно, насколько удачен был сделанный выбор. Однако стратегия случайного выбора не может учитывать удачу, она в принципе не может совершенствоваться. Как же улучшить способ решения таких задач?
Принятое случайное решение можно объяснить неслучайными причинами. Это позволит в последующем оценивать уже не эффективность какого-то отдельного действия, а эффективность выбранной причины. При этом, если выбор причины окажется неудачным – что ж, от него всегда можно будет отказаться. Но есть все-таки мизерный шанс, что случайно выбранная стратегия окажется в последующем эффективной! Вот тогда это обеспечит колоссальное преимущество. Принятие решения в соответствии с правильно угаданным общим законом, очевидно, успешнее, чем принятие решения после случайного правильного угадывания отдельного действия. Приписывание случайному выбору стратегического замысла (т. е. угадывание правил игры, по которым «играет» природа) вполне целесообразно. Тогда выбор конкретных действий затем осуществляется в соответствии с этим общими правилами, по крайней мере, до тех пор, пока не доказано обратное.
Существует много экспериментальных данных, свидетельствующих о том, что люди действительно имеют тенденцию приписывать случайному статус закономерности. Случайность как таковая в принципе не воспринимается сознанием как нечто присущее реальности. Случайные события всегда оправдываются в сознании человека неслучайными причинами.
Первобытные люди в принципе не знали случайности: по их мнению, не случайно начинается дождь, не случайна удача или неудача на охоте или рыбной ловле, у них не бывает несчастных или счастливых случаев и т. д. – все события имеют свои мистические причины. Древние греки, назначавшие должностных лиц по жребию, также понимали, что случай как веление богов реализует веление судьбы. Представление о прогнозирующей роли случайности сохранилось и в современной культуре – в виде гаданий, пасьянсов, веры в приметы, астрологические прогнозы и т. п. И сегодня очень популярны рассуждения мистиков о всеобщей связи всего со всем, о неслучайности любых совпадений. Впрочем, и все великие ученые (по крайней мере, от Лейбница до А. Эйнштейна и 3. Фрейда) также полагали, что в природе не бывает ничего случайного, беспричинного.
Идея случая отсутствует в детском мышлении, где все связано со всем, и ничто не случайно. Прислушайтесь к речи маленьких детей. Как отмечают исследователи, они постоянно все обосновывают во что бы то ни стало. Случайная встреча двух явлений в природе и двух слов в разговоре не зависит, по мнению ребенка, от случая. Социальные психологи, изучая поведение человека в обыденных и экспериментальных ситуациях, также обнаружили, что люди всегда находят объяснение случайным событиям. Случайность чужда людям.
Рассмотрим один из экспериментов. В исследовании Э. Лангер студентам предлагалось купить лотерейные билеты (ценой 1 доллар), которые могли выиграть 58 долларов. Перед розыгрышем испытуемых просили назначить цену за свой билет. Испытуемые, которые сами тянули свой билет, просили за него в среднем около 9 долларов, а те, которые получили его от других, – только 2 доллара. Получается, что собственный выбор при вытягивании билета рассматривался участниками эксперимента как причина, влияющая на результат случайного события (что нелепо, если событие действительно случайно).
Людям, испытывающим тяжелые удары судьбы, затрагивающие их самих или их близких, нестерпимо думать об игре случая, о бессмысленности происшедшего и полном отсутствии контроля над ситуацией. Родители детей, больных заболеваниями крови, упрекают в этом себя или других, потому что им невыносима сама мысль о том, что никто не в ответе за судьбу ребенка. Жертвы насилия даже иногда склонны убеждать себя в том, что они сами отчасти спровоцировали это насилие. И это облегчает тяжелые переживания!
На протяжении всей истории человечества игра со случаем вызывает своеобразный азарт угадывания, чем создается повышенный интерес к азартным играм. Такое угадывание оправдано не только тем, что в глубине души человек чувствует: удача или неудача – это перст судьбы (а не случая), к которому надо прислушаться. Оно оправдано также внутренне присущей сознанию человека уверенностью, что можно «правильно» угадывать. Идея существования «правильной» стратегии угадывания случайного ряда весьма популярна – вспомните хотя бы «Пиковую даму» А. С. Пушкина. Игроки, увлекающиеся игрой в рулетку (например, Ф. М. Достоевский), создают собственные правила, хотя им хорошо известно, что случайный процесс нельзя предугадать. Существуют и правила, общие практически для всех игроков. Так, почти все они уверены, что после серии проигрышей вероятность выигрыша возрастает или что после многократного выпадения «красного» пора ставить на «черное». Подобные правила обнаруживались в многочисленных экспериментах.
В общем, сознание человека действительно не знает случайности. Человек умеет жить в случайной среде, т. е. в среде, где хотя бы некоторые события непредсказуемы. Однако он не воспринимает события как действительно случайные. Он вынужден думать, что причины и взаимосвязь между событиями ему просто пока еще не известны, хотя они наверняка существуют. Сознание пытается угадывать правила, по которым с ним «играет» природа, и постоянно ожидает событий, которые следуют из этих правил.
В тексте этой главы то, что осознается, называлось по-разному: фигурой (на фоне), смыслом (позитивным выбором значения при отвержении других значений). И все эти слова, по существу, обозначают догадку (гипотезу) о том, каким на самом деле является окружающий нас мир. Мы во многом видим лишь то, что понимаем, а понимаем лишь то, что сами предполагаем.
Проведем аналогию между развитием науки и развитием индивидуального сознания. Наука строит описание не для реальных объектов, а для заведомо не существующих, идеализированных (будь то точка без длины и ширины; идеальный газ; параллельные прямые, не пересекающиеся в бесконечности; абсолютно упругое тело; или даже такая невозможность, как тело, на которое не действует никакая сила). Как говорят методологи науки, теории, построенные учеными, – это не реалистический портрет действительного мира, а лишь карикатура на реальность. Ученый пытается угадать законы, которым подчиняется окружающий мир, затем подтвердить свои догадки в экспериментах. Сознание, точно так же, как и естественная наука, упрощает действительный мир и далеко не точно отражает его. Оно тоже лишь догадывается о причинах, господствующих в мире, и тем самым наполняет этот мир смыслом. И тоже мыслит в категориях не реального, а иллюзорного, карикатурного мира. Этот мир мы обычно и называем субъективным.
Возможные догадки, разумеется, опираются на предшествующий опыт, но в той степени, в какой они именно догадки, а не обобщение опыта, они ни на чем не основаны. Механизм сознания случайно (как обычно говорят, произвольно) выбирает любую из них в качестве предполагаемо верной. А затем уже, исходя из этого своего предположения, конструирует описание мира. Рано или поздно ошибочную гипотезу можно исправить или вообще от нее отказаться. Но если догадка подтверждается, то сознание знает об окружающем мире то, о чем оно, казалось бы, никак не могло узнать, ибо не получало об этом никакой информации. Именно так ученые догадываются о недоступных наблюдению явлениях. Сознание любого человека имеет представление об истине, добре, красоте, смысле жизни, законах природы и общества, а также о многих других абстрактных вещах, которые не могут быть получены ни генетически, ни посредством опыта.
Человек не осознает работу собственного механизма сознания. Ему ведом только осознанный результат этой работы. Ведь для того чтобы нечто осознать, надо уметь осознавать, не осознавая самого этого умения. Мы осознаем только течение нашей мысли, но не причины, побуждающие ее двигаться. Осознаваемым содержанием сознания являются только наши догадки и результаты последующей работы с ними. Даже когда мы сознательно что-то вспоминаем, то сознание не механически извлекает следы из памяти, а лишь догадывается о том, что в ней хранится, и проверяет свои догадки. Когда механизм сознания принимает решение нечто осознать (т. е. осуществляет позитивный выбор фигуры), то он одновременно принимает решение не осознавать другие возможные догадки. Позитивный выбор потому и является выбором, что если бы имелась только одна гипотеза, то выбора, собственно, и не было бы. Выбор осознаваемой гипотезы тем самым всегда предполагает отвержение (неосознание) каких-то других возможных гипотез, т. е. одновременно с позитивным выбором фигуры всегда происходит негативный выбор фона.
Разумеется, маловероятно, чтобы наши случайные догадки о причинах явлений точно соответствовали действительности. Их, конечно же, требуется проверять и в случае несоответствия корректировать. Этим как раз и занимается сознание. Сознание как механизм познания организовывает деятельность по проверке и последующей коррекции своих гипотез. Такое понимание функции сознания позволяет объяснить те экспериментально установленные законы познавательной деятельности, которые были ранее описаны. Прежде всего, сознание должно следить, насколько происходящие события соответствуют ожиданиям. Если наблюдается соответствие, то сознанию нечего проверять, не с чем работать. Вряд ли поэтому удивительно, что неизменные сигналы очень быстро ускользают из сознания. Если же ожидания нарушаются, то это выступает для сознания как сигнал недостаточной эффективности собственной познавательной деятельности. Столкновение с неожиданностью требует объяснения. Сознание отнюдь не сразу отказывается от своих гипотез, если они не соответствуют опыту, а ищет причины, приведшие к рассогласованию с ожиданиями. На это должно уходить время. И действительно, на работу с редкими и неожиданными знаками сознание тратит гораздо больше времени, чем на работу с частыми и более ожидаемыми. Сознание, столкнувшись с опытом, противоречащим сделанным ранее предположениям, не сразу отказывается от них, а, наоборот, всячески старается защитить их от опровержения (подробнее см. раздел «Когнитивные механизмы психологической защиты»). Поэтому как однажды позитивно выбранные, так и однажды отвергнутые гипотезы обладают тенденцией к последействию, что явственно обнаруживается в феноменах последействия фигуры и фона. Стремление к самоподтверждению собственных гипотез проявляется и в тенденции к лучшему запоминанию собственных предположений (эффект генерации).
Механизм сознания склонен порождать такие догадки, которые заведомо не могут быть сразу опровергнуты. Поэтому, встречаясь с новым объектом, сознание осторожно начинает с самых обобщенных гипотез, которым соответствует почти любой объект. Вспомните: на первой стадии восприятия объект вначале воспринимается как «нечто» весьма неопределенной структуры. Однако постепенно сознание последовательно ужесточает требования к соответствию и в конце концов достигает удивительных успехов в постижении реальности.
Появление новой идеи всегда означает переход от осознаваемой гипотезы к другой, до этого не осознаваемой. Этот переход субъективно не может переживаться как плавный. Когда то, что до этого не осознавалось, приходит в сознание, то это воспринимается как внезапность и сопровождается чувством личной отстраненности – ведь появление в сознании ранее неосознаваемой идеи не подлежит сознательному регулированию. Такой процесс и был назван переструктурированием, сменой взгляда на то, что ранее уже было известно. Но как смена взгляда может осуществиться? Ведь то, что однажды не было осознано, имеет тенденцию и далее оставаться неосознанным. И пока мы осознаем по-старому, это «старое» видение обладает последействием.
Как уже говорилось, те гипотезы, которые в предшествующей ситуации были отвергнуты (т. е. механизм сознания принял решение их не осознавать), имеют, тем не менее, тенденцию проникать в сознание в неподходящий момент, тогда, когда это вроде бы не нужно, когда, не найдя решения волновавшей его головоломки, человек вроде бы начинает заниматься чем-то совсем иным. Так, никак не вспоминаемая «лошадиная» фамилия приходит в голову внезапно, в самый неподходящий момент. И новые идеи посещают ученых в период инкубации, когда они поглощены решением какой-то другой задачи. Что же при этом происходит? Человек занимается каким-то делом, и вдруг ему в голову приходит не слишком уместная для нынешнего его занятия идея. Она, правда, распутывает одну из предшествующих головоломок. Но ведь эта предшествующая головоломка в данный момент не является актуальной, сознание занято совсем другим делом. Как. сознание может узнать, что мысль, внезапно пришедшая в данный момент в голову, решает одну из предыдущих задач? Похоже, что для этого используются положительные эмоции. Эмоции как бы дают сознанию сигнал: одна из неразрешимых ранее головоломок решена – найди ее. В экспериментах это проявляется в феномене эмоционального предвосхищения осознанного решения.
Сознание активно проверяет собственные гипотезы, ставя реальные эксперименты и оценивая результаты тех действий, которыми оно самостоятельно управляет. Связь сознания с деятельностью – важный принцип современной психологии. Сознание проверяет свои догадки и во взаимодействии с другими людьми. Неудивительно, что мнения других людей оказывают столь сильное влияние на восприятия и воспоминания, что под их воздействием человек начинает иначе и видеть, и помнить, он иначе осознает мир и себя.
Стремление сознания догадаться о том, как устроен мир, позволяет из весьма скудной информации, которую человек в реальности получает от органов чувств, многое узнать о космосе и звездах, о микромире и кварках, о самом себе (не только о своем физическом теле, но и о своем «Я», о своем сознании и бессознательном) и об окружающих людях. Появление языка и речи несравненно расширило возможности обмена информацией между людьми, создало историю культуры, которая позволила человеку добиться более глубокого понимания окружающего нас мира. Но свобода сознания в выборе догадок всегда оставляет возможности для ошибок, неточностей, неправильного понимания. Поиск истины не может закончиться. Человек является искателем истины, но не ее носителем.
Сознание человека так устроено, что человек все время старается понять: кто я? Каков окружающий меня мир? Зачем я явился на этот свет и почему потом уйду? Как мне совершить то, к чему призван?… Он находится в вечном поиске смысла собственной жизни, ибо сознание всему ищет смысл. Правда, сознание может только пытаться угадать ответ. Окончательный результат поиска остается неизвестным. Таинственность результата вводит в этот поиск все новых и новых героев, которые также обречены никогда не узнать полного ответа. Но как раз в этой незаданности ответа при заведомо ограниченном времени поиска и состоит подлинная увлекательность жизни.
§ 11.8. МЕДИКО-ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ИДЕИ В ПОНИМАНИИ СОЗНАНИЯ
Определение понятия «сознание» впервые было дано в V b. до нашей эры греческим философом Анаксагором, который писал: «Сознание – бесконечная, саморегулируемая, ни с чем не смешанная субстанция, источник движения, необходимая часть всего живого, имеющая сходные свойства у животных и человека».
За прошедшие два с половиной тысячелетия наши представления по этому вопросу расширились, углубились, приобрели чрезвычайную мнгогранность, но… стали и гораздо более противоречивыми.
По всей видимости, о сознании можно говорить только с конкретных методологических позиций – философских, социологических, психологических, биологических, медицинских и т. п. В данном разделе этот вопрос рассматривается с позиций таких видов человеческой деятельности, в которой понятие «сознание» имеет предельную конкретность, в частности в психопатологии, реаниматологии, анестезиологии, психологии экстремальных состояний, юридической психологии, психологии поведения и т. п.
В физиологии, по академику П. В. Симонову, под сознанием следует понимать «знание, которое с помощью слов, математических символов и обобщающих образов художественных произведений может быть передано, стать достоянием других членов общества, в том числе – других поколений в виде памятников культуры. Коммуникативное происхождение сознания обусловливает способность мысленного диалога с самим собой, то есть ведет к появлению самосознания».
В медицине наиболее принятым является определение: «Сознание представляет собой совокупность психических процессов, позволяющих человеку ориентироваться в окружающем мире, времени, собственной личности, обеспечивающих преемственность опыта, единство и многообразие поведения».
Именно конкретно-практический подход обусловливает необходимость определения критериев, по которым следует оценивать сознание. К таким критериям относят следующие:
1. Уровень психической активности (бодрствования).
2. Способность к адекватной коммуникации (вербальной и невербальной).
3. Осознание собственного «Я» и отождествлением себя с ним.
4. Осознание окружающего мира во времени и в пространстве и в соотношении его с собственным «Я».
5. Уровень активности (противодействия или соучастия) по отношению к окружающей среде.
6. Состояние внимания (непроизвольного и произвольного).
7. Характеристика восприятия: от неосознаваемого до осознания образов.
8. Состояние условно-рефлекторной активности.
9. Состояние безусловно-рефлекторной активности.
10. Способность к произвольной психической и двигательной активности, наличие или отсутствие непроизвольных актов.
11. Степень выраженности и адекватности эмоций.
12. Характеристика интеллектуальной деятельности, в частности мнемических процессов, мышления, когнитивного научения.
13. Особенности поведенческих актов, наличие этических и эстетических ценностей.
14. Объективно регистрируемые показатели деятельности ЦНС, соматической, вегетативной и эндокринной систем.
В реальных условиях перечень исследуемых показателей может быть значительно меньше, но иногда и несколько больше. Однако принципиальным является то обстоятельство, что все эти критерии поддаются не только качественной, и количественной характеристике, а при необходимости в единой метрической системе. Отсюда представляется возможным и рациональным формулировать многопараметрическую характеристику, и тогда сознание можно представить как многопараметрический континуум с неограниченным количеством переходных состояний. С такой ситуацией, по существу, и сталкивается практический психолог, решающий задачу охарактеризовать сознание в динамике.
Как показано многочисленными исследованиями, сознание представляет собой обобщающие понятие, в котором можно различать несколько уровней. В частности, осознаваемое – то, что может человек вербализовать, объяснить другому человеку. Как образно заметил австрийский врач-психиатр и психолог 3. Фрейд, осознаваемое представляет собой только видимую часть вершины айсберга, большая часть которого находится под водой – ниже уровня осознания. Подсознательное – уровень, который формируется при выраженной автоматизации какой-либо деятельности по механизму прочного динамического стереотипа, реализация которого возможна без постоянного внимания и контроля по отношению к нему. Бессознательное – основная масса нервнорефлекторных актов, которая хотя и находится в функциональном взаимодействии с сознанием, но в обычных условиях никогда не осознается. Предсознание – уровень, отражающий переход из сферы бессознательного в осознаваемое. Кроме того, иногда выделяют уровень сверхознание (К. С. Станиславский), или подсознание (П. В. Симонов) – по существу идентичные понятия, отражающие исключительно высокий уровень интеллектуально-познавательной и творческой деятельности. Взаимоотношения между этими уровнями в упрощенном виде представлены схематически ниже.
Американский нейрофизиолог X. Мегун, анализируя многочисленные сведения по данному вопросу и различные точки зрения попытался свести их в единую систему, которая в несколько измененном и дополненном виде представлена в табл. 3.
Таблица 3
Уровни сознания и их корреляты
Следует заметить, что существуют основанные на принципиально различных подходах классификации форм видов сознания, что делает практически невозможным в лаконичной форме изложить этот вопрос.
Однако трудно умолчать о так называемых измененных состояниях сознания. Строгого определения этого понятия не существует, равно как нет ничего объединяющего их по генезу. Общим является лишь более или менее выраженная их необычность. Нет оснований относить их к патологическим формам сознания. Более того, некоторые из них проявляются ежедневно в повседневной жизни всех нормальных людей.
В качестве примеров таких форм сознания могут служить: сверхбодрствование (эветресс), снижение бодрствования (дистресс), спонтанное пробуждение от сна, засыпание, сон (как медленный, так и быстрый), сновидения, сомнамбулизм, гипноз, творческое вдохновение, ритуальные обряды, медитация, транс, экстаз, оргазм (особенно женский) и др.
§ 11.9. НАРУШЕНИЯ СОЗНАНИЯ
Конкретную практическую значимость имеют патологические формы сознания, которые объединяют в три группы:
I. Выключение сознания
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |