— А если вы падете перед искушением… если поддадитесь Падшему или угодите в западню ее воли… — Он коснулся рукой эфеса своего тяжелого меча, и лицо его сделалось тверже гранита. Перед этой ветхозаветной решимостью даже фанатизм Моргана казался так, струйкой пара. — Если вы преобразитесь, я тоже буду здесь.
Страх окатил меня ледяной волной. Вот блин!
Я сглотнул, и мне пришлось крепче сжать руль Жучка, чтобы не было видно, как дрожат руки. При всем при этом в голосе Майкла не прозвучало угрозы, не проявилось ее и на его лице. Он просто констатировал факт.
Отметина на левой ладони жгла руку, и я в первый раз всерьез задумался, не переоцениваю ли я своих способностей вести дела с Ласкиэлью. Что, если Майкл прав? Что, если я уже облажался в чем-то и кончу так, как несчастный ублюдок Расмуссен? Как серийный убийца с демонической энергетикой?
— Если это случится, — ответил я сиплым шепотом, — я хочу, чтобы так и было.
По его глазам я видел, что ему эта мысль нравится не больше, чем мне, — но он просто изначально не мог вести себя со мной иначе, чем предельно искренне. Он мой друг, и его это тревожило. Если бы ему пришлось причинить мне боль, это терзало бы его самого еще больнее.
Может, эти слова вырвались у него как подсознательная попытка уговорить меня избавиться от монеты. Он не мог стоять в стороне, позволяя происходить чему-то нехорошему, даже если это означало, что ему придется убить друга.
Я мог относиться к этому с уважением. Я понимал это — ведь я тоже не мог бы стоять в стороне. Но и отказаться от своей магии, лишив себя возможности творить с ее помощью добро, я тоже не мог.
Даже если это убьет меня.
Жизнь — сложная штука. Видит Бог, еще какая сложная. Порой мне кажется, что чем старше я становлюсь, тем сложнее мне в ней разобраться. Есть в этом что-то извращенное. Я думал, мне полагалось бы умнеть. Вместо этого я продолжаю получать по башке из-за своей невежественности. Сложная штука — жизнь.
Но и альтернативы, черт подери, ей немного.
Я вернулся к себе. Я не будил девчонку, пока мы не приехали, и только тогда коснулся ее плеча. Она вздрогнула и сразу проснулась, недоуменно моргая.
— Где мы? — спросила она.
— У меня дома, — ответил я. — Нам надо поговорить.
Она еще поморгала и кивнула.
— Зачем?
— Затем, что тебе нужно понять кое-что. Заходи.
Мы вышли из машины. Я подвел ее к двери.
— Стань рядом со мной, — скомандовал я. Она послушалась. Я взял ее за левую руку. — Растопырь пальцы и зажмурься, — приказал я. Она снова сделала все, как я сказал. Я поднес ее ладонь на расстояние в пару дюймов от двери. — А теперь сосредоточься. Посмотрим, что ты почувствуешь.
Она наморщила лоб.
— Эм-м, — произнесла она, беспокойно покачиваясь взад-вперед. — Тут… давление, что ли? М-м… или скорее жужжание. Вроде как в высоковольтных проводах.
— Горячо, — похвалил я и отпустил ее запястье. — То, что ты почувствовала, — это энергия, которую я использую для охраны моего жилья. Если бы ты попробовала войти, не обезвредив ее, ты схлопотала бы электрический разряд, который бы от тебя и кучки пепла не оставил.
Она уставилась на меня, потом вздрогнула и поспешно отвела руку подальше от двери.
— Я дам тебе амулет, позволяющий проходить мои обереги — до тех пор, пока я не буду знать наверняка, что ты сама умеешь отключать их, входить и включать за собой. Однако сегодня просто не пытайся открывать дверь. Ни заходя, ни выходя. Идет?
— Идет, — тихо пробормотала она.
Мы вошли. Мои уборщики уже закончили работу. Молли оставила у меня рюкзак с одеждой и бельем, раскидав шмотки по всему дивану. Теперь рюкзак лежал аккуратно застегнутый и подозрительно уменьшившийся в размерах. Не сомневаюсь, мои уборщики уложили его так, что все вошло без малейшего усилия.
Молли потрясенно оглядывалась по сторонам.
— А ваша горничная как сюда заходит? — поинтересовалась она.
— Не знаю, о чем это ты, — отозвался я, потому что об уборшиках-фейри говорить нельзя, если не хочешь, чтобы они прекратили тебя обслуживать. Я махнул рукой в сторону дивана, на котором лежал ее рюкзак. — Садись.
Она повиновалась, хотя я видел, что мой командный тон мало ее вдохновляет.
Я сел в кресло напротив. Тем временем из спальни выплыл Мистер и бесцеремонно обвился вокруг ее ноги, приветственно мурлыкнув.
— О'кей, детка, — произнес я. — Мы остались живы. У меня не было особенных надежд на такой исход.
Она потрясенно уставилась на меня.
— Ч-что?
— Я не думал, что смогу провернуть все это. Совершить набег на столицу фейри? Устоять перед Советом Старейшин? Перед всеми этими киношными жутиками? Твоей мамой? Блин, я до сих пор поверить не могу, что жив, не говоря уже о том, что мне удалось вытащить тебя.
— Н-но… — Она нахмурилась. — У вас ни разу не было… То есть вы все это время держались, как будто контролируете ситуацию. Вы казались так уверены в том, что происходит.
— Правило номер один в чародейском бизнесе, — сказал я. — Никогда не давай другим увидеть, как ты дрейфишь. Люди ожидают от тебя всякого такого. Это может обернуться большим преимуществом. Не профукай этого, состроив такую физиономию, будто ты так же растерян, как все остальные. Это вредит имиджу.
Молли чуть улыбнулась.
— Ясно, — сказала она и нагнулась погладить Мистера. — У меня, должно быть, жуткий вид.
— Что ж, у тебя позади тяжелый день, — кивнул я. — Послушай. Нам нужно поговорить о том, как тебе предстоит жить. Я так понимаю, ты уже решила порвать с Нельсоном. Я типа уловил намек на это, когда мы вносили за него залог.
Она кивнула.
— Что ж. Раз так, тебе и впрямь не стоит с ним оставаться. Не говоря уже о том, что ему понадобится время, чтобы выздороветь.
— Я не могу оставаться дома, — тихо произнесла она. — После всего, что случилось… и мама никогда не одобрит магии. Она считает ее порочной — всю без остатка. И если я буду там, это будет пугать младших — ну, как мы с мамой все время ссоримся.
Я хмыкнул.
— Тебе все равно надо где-то жить. Этот вопрос придется решить чем быстрее, тем лучше.
— Идет, — кивнула она.
— Следующее, что тебе нужно знать, — продолжал я. — Прямо с этой минуты у тебя не будет никаких послаблений. Тебе не позволено делать ни единой ошибки. Ничего такого, после чего только говоришь «упс». Стоит тебе раз облажаться и соскользнуть в свои дурные привычки еще глубже, это убьет нас обоих. Порой я буду с тобой жесток, Молли. Это необходимо. Потому что от этого зависит и моя жизнь, не только твоя. Усекла?
— Да, — сказала она.
Я еще раз хмыкнул, встал и прошел в свою маленькую спальню. Порывшись в шкафу, я нашел там старую коричневую ученическую рясу, оставленную у меня кем-то из свежеиспеченных Стражей после какого-то из местных собраний. Я вынес ее в комнату и вручил Молли.
— Храни ее там, где ты можешь забрать ее в любой момент. Тебе предстоит присутствовать со мной на собраниях Совета, и это твоя форменная одежда. — Я нахмурился и потер виски. — Черт, надо аспирин принять. И поесть. Ты голодна?
Молли кивнула.
— Только я грязная как свин. Вы не против, если я помоюсь?
Я покосился на нее и вздохнул.
— Нет. Давай, только живее. — Я встал и прошел на кухню, пробормотав на ходу заклинание, от которого загорелось несколько свечей, в том числе та, что стояла рядом с девушкой. Она взяла рясу, свечу, подхватила свой рюкзак и скрылась за дверью.
Я проверил содержимое ледника. Убирая мое жилье, фейри обыкновенно добавляли в ледник и шкаф какой-нибудь еды, хотя в том, что касается здоровой пиши, наши понятия порой расходились. Помнится, как-то раз я открыл шкаф и не обнаружил в нем ничего, кроме огромного количества коробок сухофруктов. Удивляюсь, как я не свалился тогда с диабетом, а Томас, который не знал точно, откуда у нас берется еда, объявил меня сухофрукнутым.
Впрочем, обычно все обстояло не так драматично, хотя в леднике из продуктов преобладала замороженная пицца, ради которой мои магические уборшики пополняли запасы льда с прямо-таки религиозным рвением. Большую часть пиццы я оставлял на поверхности нетронутой к их очередному визиту, что можно считать продолжением моей политики бессовестного подкупа маленького народца — с вполне успешными, надо сказать, результатами.
Я слишком устал, чтобы готовить что-либо, да и никаких деликатесов в доме не было, так что я просто сунул пару сосисок между ломтями хлеба, добавил туда латук и проглотил всухомятку.
Потом взял несколько кусков льда, кинул их в кувшин и наполнил его водой. Сняв с полки стакан, я налил в него ледяной воды из кувшина и забрал стакан и кувшин к камину. Я поставил кувшин на каминную полку, почти механически растопил заклинанием камин и принялся ждать неизбежного, потягивая холодную воду и глядя в огонь. Мистер составлял мне компанию, сидя на книжной полке.
Молли потребовалось некоторое время, чтобы подготовиться, но меньше, чем я ожидал. Дверь моей спальни отворилась, и она вышла в гостиную.
Она приняла душ. Ее волосы цвета сладкой ваты свисали мокрыми прядями. Она окончательно смыла весь макияж, но на щеках розовели пятна, не имеющие, как я предположил, никакого отношения к косметике. Разнообразные колечки и прочие пирсинговые штучки, которые я мог разглядеть, сияли в свечном свете оранжевым. Она шла босиком. И в коричневой рясе. Я приподнял бровь и стал ждать продолжения.
Она зарделась сильнее и медленно подошла ко мне, остановившись на расстоянии меньше фута.
Я не дал ей никакой зацепки. Никакого выражения на лице. Ни слова. Я просто молчал.
— Вы заглянули в меня, — тихо прошептала она. — А я заглянула в вас.
— Это действует именно так, — подтвердил я тихим нейтральным тоном.
Она поежилась.
— Я увидела, какой вы человек. Добрый. Мягкий. — Она подняла взгляд и заглянула мне в глаза. — Одинокий. И… — Она порозовела еще на пару градусов. — И голодный. Никто не касался вас уже очень давно.
Она подняла руку и положила мне на грудь. Ее пальцы были очень теплыми, и волна чисто биологической реакции, миновав мозг, разлилась по телу горячим наслаждением — и желанием. Я опустил взгляд на руку Молли. Пальцы ее, едва касаясь, описывали медленный круг по моей груди. Я испытал легкую брезгливость к самому себе и к моей реакции. Блин! Я знал эту девицу с тех пор, как ей еще не приходилось покупать женских гигиенических товаров.
Мне удалось запугать свои мужские гормоны, не дав им зарычать или пустить слюни, хотя голос мой все-таки сделался чуть более хриплым.
— Тоже верно.
Она снова подняла на меня взгляд, широко раскрыв глаза — достаточно бездонные и голубые, чтобы в них утонуть.
— Вы спасли мне жизнь, — сказала она, и я услышал, как дрожит ее голос. — Вы собираетесь учить меня. Я… — Она облизнула губы и повела плечами. Коричневая ряса соскользнула на пол.
Татуировка, начинавшаяся на ее шее, спускалась к самому проткнутому пирсингом соску. У нее обнаружилось еще несколько колечек и других штучек на местах, где я подозревал (чисто гипотетически!) их существование. Она поежилась и задышала чуть чаше. Отсветы огня в камине весело играли на ее теле, меняя очертания.
Я видел тела и круче. Правда, по большей части обладательницы оных использовали внешность для того, чтобы скрыть от меня что-то, так что разница заключалась больше в презентации. Молли не обладала особым опытом выставлять себя перед мужчиной или разыгрывать кокетку. Она могла бы стоять иначе — прогнув спину, развернув бедра, напустив на лицо выражение чувственного сексуального интереса, словно приглашая меня броситься к ней. Она могла бы выглядеть богиней совращенной юности.
Вместо этого она стояла неуверенная, напуганная, слишком наивная (а может, честная?), чтобы держать себя неискренне, — и уязвимая. Напуганная, неуверенная принцесса, заблудившаяся в темном лесу.
Это оказалось хуже, чем если бы она охмуряла меня, как опытная куртизанка. То, что я видел в ней, было честным и полным надежды, доверчивым и испуганным. Она была подлинной, и хрупкой, и бесценной. Мои эмоции, объединившись с моими железами, накинулись на меня, визжа, что она нуждается в человеческом тепле, и что самое лучшее, что я могу сделать, — это обнять ее и сказать, что все будет хорошо, — и что если за этим что-нибудь последует, кто может винить в этом меня?
Я мог. Поэтому я просто смотрел на нее с непроницаемым лицом.
— Я хочу научиться у вас, — продолжала она. — Я хочу сделать все, что могу, чтобы помочь вам. Отблагодарить вас. Я хочу, чтобы вы научили меня этому.
— Чему? — тихо, осторожно спросил я.
Она облизнула губы.
— Всему. Покажите мне все.
— Ты уверена? — спросил я.
Она кивнула, широко раскрыв глаза. Зрачки ее расширились, пока вокруг них не осталось узкого кольца голубого.
— Научите меня, — прошептала она.
Я коснулся ее лица пальцами правой руки.
— Стань на колени, — сказал я. — Закрой глаза.
Она повиновалась, дрожа; дыхание ее участилось от возбуждения.
Но это прекратилось, как только я снял кувшин ледяной воды с каминной полки и вылил ей на голову.
Она взвизгнула и опрокинулась навзничь. Прошло, наверное, десять секунд, прежде чем Молли оправилась от шока, и к этому времени она задыхалась и дрожала, раскрыв глаза еще шире от потрясения и замешательства — ну и от скрытой боли.
Я повернулся к ней и тоже опустился на карачки, чтобы смотреть ей в лицо.
— Урок первый. Этого не будет, Молли, — произнес я все тем же спокойным, мягким тоном. — Вбей это себе в голову прямо сейчас. Этого не будет никогда.
Нижняя губа ее дрогнула, и она низко опустила голову. Плечи ее тряслись.
Я дал себе виртуальный подзатыльник и, взяв с дивана одеяло, накинул ей на плечи.
— Иди к огню, согрейся.
Не сразу, но она взяла себя в руки и подобралась к камину. Съежилась под одеялом, мокрая, униженная.
— Вы знали, — произнесла она дрожащим голосом. — Что я… сделаю это.
— Почти уверен был, — подтвердил я.
— Заглянув мне в душу?
— Вовсе не из-за этого, — возразил я. — Я догадался, что, должно быть, у тебя имелся повод, по которому ты не обратилась ко мне за помощью, когда обнаружила в себе способности. Что, судя по всему, ты некоторое время интересовалась мною. Ведь к любимому рок-кумиру не приходят бренчать на гитаре, выставляя себя полнейшим неучем.
Она поежилась и покраснела еще сильнее.
— Нет. Все не так…
Очень даже так. Впрочем, для первого раза я взгрел ее достаточно сильно.
— Ну, если ты так говоришь… — кивнул я. — Молли, вы с твоей мамой можете цапаться как кошка с собакой, но у вас с ней гораздо больше общего, чем тебе кажется.
— Неправда это.
— Это банальность, и все же: многие молодые женщины ищут себе мужчину, похожего на их отца. Твой папа сражается с чудовищами. Твой папа спас маму от дракона. Я освободил тебя из Арктис-Тора. Ты не находишь никакого сходства?
Она открыла рот, но ничего не сказала, а хмуро уставилась на огонь. Не сердито уставилась. Скорее упрямо.
— Плюс к этому тебя как следует напугали. Тебе негде жить. А я — тот парень, который пытается помочь тебе. — Я покачал головой. — Но даже если бы это не было связано с магией, этого бы все равно не случилось. Я совершал в жизни разные поступки, которыми не могу гордиться. Но я никогда в жизни не злоупотреблю твоим доверием. Наши взаимоотношения не будут отношениями равных. Я учу. Ты учишься. Я говорю тебе сделать что-то, и ты, черт подери, это делаешь.
Что-то такое, тинейджерское, упрямое мелькнуло в ее глазах.
— Даже не думай, — сказал я. — Молли, одно дело быть продырявленной во всех возможных местах, и татутированной, и с волосами дикого цвета — просто потому, что тебе тошно жить по правилам. Но то, чем мы занимаемся сейчас, — совсем другое дело. Ошибка в подборе краски для волос не причинит вреда никому, кроме тебя самой. Стоит тебе ошибиться с магией, и кто-то — возможно, и не один человек, а много — может пострадать. Поэтому делай все так, как я тебе говорю, когда тебе говорю, и делай это потому, что не хочешь никого убивать. Иначе ты можешь погибнуть сама. Таков наш с тобой уговор, и ты с ним согласилась.
Она промолчала. Злости в ее лице поубавилось, но упрямое, бунтарское выражение осталось.
Я сощурился, сжал кулак и прошипел одно короткое слово. Огонь в камине вдруг взвихрился яростным смерчем. Молли отпрянула от него, прикрыв рукой глаза.
Когда она опустила руку, я стоял, пригнувшись к самому ее лицу.
— Я тебе не папа и не мама, детка, — сказал я. — И у тебя больше нет времени играть в подростковые бунты. Таков уговор. Поэтому делай, как я скажу, или тебе не выжить. — Я придвинулся еще ближе и смерил ее взглядом, который приберегаю обычно для распоясавшихся демонов и типов с опросниками в супермаркетах. — Скажи, Молли, у тебя есть сомнения — хоть капля сомнений — в том, что я, черт подери, могу заставить тебя сделать это?
Она поперхнулась. Комок упрямства в ее глазах вдруг разлетелся в клочья — так крошится алмаз, если ударить его под нужным углом. Она снова поежилась под одеялом.
— Нет, сэр, — пробормотала она чуть слышно.
Я кивнул. Она сидела, напуганная и дрожащая, в чем, собственно, и заключался смысл этого урока — вывести ее из равновесия, пока она не оправилась от последних событий, довести до ее сознания то, с чем она столкнулась. Было абсолютно необходимо, чтобы она поняла, как будут обстоять дела до тех пор, пока она не научится контролировать свои способности. Все, что угодно, кроме стопроцентной готовности к сотрудничеству, убило бы ее.
Однако думать об этом, глядя на то, как она, дрожа, смотрит в огонь, а по щекам ее стекают янтарные в свете камина слезы, было очень трудно. Нет, правда, совершенно душераздирающее зрелище. Все-таки она была еще такая, черт подери, юная.
Поэтому я пригнулся и обнял-таки ее за плечи.
— Все правильно, детка. Здесь есть чего бояться. Но ты не переживай. Все будет хорошо.
Она прижалась ко мне, дрожа. Пару секунд я не отстранял ее, потом выпрямился.
— Одевайся и собери вещи, — сказал я.
— Зачем?
Я выразительно посмотрел на нее. Она покраснела, подобрала рясу и нырнула в спальню. Когда она вышла, я уже надел плащ и был готов к выходу. Мы сели в машину, и я тронул Жучка с места.
— Можно спросить?
— Надеюсь, да. Тебе придется многому научиться, прежде чем начнешь понимать, когда этого не стоит делать.
Она чуть улыбнулась.
— Куда мы едем?
— В твою новую берлогу, — ответил я.
Она нахмурилась, но откинулась на спинку сиденья.
— А-а…
Мы затормозили у дома Карпентеров, ярко освещенного, несмотря на поздний час.
— О нет, — пробормотала Молли. — Скажите мне, что это шутка.
— Ты возвращаешься домой.
— Но…
— И не просто возвращаешься, — продолжал я так, словно она ничего не сказала. — Ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы стать самой почтительной, любящей, почтительной, разумной и еще раз почтительной дочерью на свете. Особенно во всем, что касается твоей мамы.
Она уставилась на меня в полном ошалении.
— Да, — продолжал я. — А еще ты возвращаешься в школу до самого ее окончания.
Молли пристально посмотрела на меня, потом зажмурилась и снова открыла глаза.
— Я умерла, — произнесла она. — Я умерла, и это Ад.
Я фыркнул.
— Если ты не способна контролировать себя хотя бы до такой степени, чтобы окончить среднюю школу и ужиться с родными тебе людьми, которые тебя любят, ты уж точно не сможешь контролировать себя в том, чему я тебя буду учить.
— Но… но…
— Считай возвращение домой длительным курсом почтительности и самоконтроля, — ободряюще сказал я. — Я буду связываться с твоими родителями не реже, чем раз в неделю. Ты будешь заниматься со мной до начала занятий в школе, а потом начнешь получать от меня книги и задания на дом…
— Задания на дом? — почти простонала она.
— Не перебивай. Домашние задания только на выходные. Заниматься тогда будем вечерами по пятницам и субботам.
— Пятницам и суббо… — Она осеклась, вздохнула и сникла. — Ад. Я в Аду.
— Это еще цветочки. Я так понимаю, ты ведешь половую жизнь?
Она порозовела и спрятала лицо в ладонях.
— Я… я… Ну, ладно. Я девственница.
Я пристально посмотрел на нее.
Она подняла на меня взгляд и покраснела еще сильнее.
— Чисто технически.
— Технически, — хмыкнул я.
— Э… Ну, я… типа, занималась открытиями. Изучала места.
— Ясно, — кивнул я. — Ну что ж, Магеллан, никаких больше открытий и новых мест, куда не ступала нога человека, — до тех пор, пока не освоишься с профессией. Секс здорово запутывает ситуацию, а для тебя это может обернуться бедой.
— Но…
— Да, и никаких исследований в одиночку.
Она уставилась на меня, словно в первый раз увидела.
— Почему?
— Ослепнешь, — бросил я и пошел через двор к крыльцу.
— Вы шутите, — пробормотала она, потом спохватилась и поспешила за мной. — Это шутка, правда? А, Гарри?
Я поднялся на крыльцо, не отвечая. Молли плелась за мной с обреченным видом — ни дать ни взять осужденный преступник, до последней минуты надеющийся на помилование от губернатора. Однако когда двери распахнулись и на нее с радостным визгом обрушилась вся ее родня, она буквально просияла.
Я вежливо поболтал со всеми с минуту, пока ко мне не прихромал Мыш, виляя хвостом и ухмыляясь до ушей. Нос его был перепачкан чем-то — то ли медовой горчицей, то ли кетчупом. Я пристегнул поводок к ошейнику и повел его к машине.
Прежде чем я успел взяться за ручку, меня догнала Черити. Я поднял бровь и подождал, пока она отдышится.
— Вы им сказали? — выпалила она. — Кем я была?
— Конечно, нет, — обиделся я.
Она чуть обмякла от облегчения.
— Ох…
— Всегда пожалуйста, — хмыкнул я.
Она нахмурилась.
— Если вы причините зло моей девочке, я лично приду в тот чулан, который вы называете своим офисом, и вышвырну вас из окна. Вы поняли?
— Смерть путем выбрасывания из окна, куда уж яснее.
Хмурое лицо ее чуть дрогнуло, а потом она резко тряхнула головой, обняла меня с силой, от которой у меня едва не треснули ребра, и, не сказав больше ни слова, вернулась в дом.
Мыш сидел рядом со мной, вздыхая и счастливо ухмыляясь.
Я вернулся домой и лег спать.
Следующий день я провел в своей лаборатории, стараясь записать все, что произошло, пока я ничего не забыл. Боб стоял на столе рядом с тетрадью, помогая мне уточнять детали.
— Да, — спохватился он. — Я понял, что было не так в схеме Маленького Чикаго.
Я поперхнулся.
— Ого. Bay. Действительно плохо?
— Еще как. Мы забыли промежуточные клапаны энергетических потоков. Вся накопленная энергия шла в одну точку.
Я нахмурился.
— Это как если бы электричество уходило в землю, да? Или в конденсатор?
— Именно так, — подтвердил Боб. — С той только разницей, что конденсатором служил ты. Такое количество энергии, сосредоточенное в одной точке, снесло бы тебе голову с плеч.
— Но не снесло, — заметил я.
— Но не снесло, — согласился Боб.
— Разве такое возможно?
— Невозможно, — сказал он. — Кто-то исправил схему.
— Что? Ты уверен?
— Ну не сама же она исправилась, — заявил Боб. — Когда я смотрел на схему несколько ночей назад, ущербная секция была на виду, только тогда я не заметил этого. Когда я смотрел на нее сегодня, она изменилась. Кто-то ее изменил.
— В моей лаборатории? Под моим домом? Под охраной оберегов? Этого не может быть.
— Ну, не совсем, — возразил Боб. — Это просто очень, очень, очень, очень, очень, очень трудно. И маловероятно. Ему необходимо было знать, что твоя лаборатория находится именно здесь. И еще уметь беспрепятственно миновать твои обереги.
— И плюс к этому хорошо знать проект, чтобы лезть в него вот так запросто, — добавил я. — Не говоря уже о том, что ему нужно было для начала вообще знать о существовании этого моего проекта, а об этом не известно никому.
— Весьма, весьма маловероятно, — согласился Боб.
— Черт возьми!
— Эй, я думал, ты у нас любитель загадок, Гарри.
Я тряхнул головой и совсем уже было собирался сказать ему, куда он может идти вместе со всеми своими загадками, когда в дверь постучали.
За дверью стояла и улыбалась мне Мёрфи.
— Привет, — выпалила она и протянула мне мой обрез. — Томас просил, чтобы я занесла тебе. Просил передать, что теперь у него есть собственные игрушки.
Я взял обрез, посмотрел стволы на свет и нахмурился.
— Даже не почистил…
Она снова улыбнулась.
— Право же, Дрезден. Ты порой бываешь таким занудой.
— Это потому, что я очень чувствительный. Зайдешь?
Она улыбнулась еще раз, но покачала головой.
— Некогда. Первая смена через полчаса.
— А-а, — сказал я. — Ну и как обстоят дела?
— Ох, предстоят еще долгие разбирательства с оргвыводами, — ответила она. — Официально, разумеется.
— Разумеется, — кивнул я.
— Но неофициально… — Она пожала плечами. — Я теряю кресло начальника ОСР. Меня понижают до сержанта-детектива.
Я поморщился.
— А кого назначают на твое место?
— Столлинза скорее всего. У него больше всех опыта после меня, лучший послужной список, чем у большинства в отделе, и его уважают. — Она отвернулась. — И старшинство свое я тоже теряю. Целиком. Меня назначают в напарники самому опытному детективу.
— И кому же? — поинтересовался я.
— Роулинзу, — ответила она, чуть натянуто улыбнувшись. — Он так отличился в этом последнем деле, что его перевели в ОСР.
— Добро не остается безнаказанным, — заметил я.
— Воистину так, — вздохнула Мёрфи.
— Разве это плохо? Он вроде очень даже порядочный мужик.
— Очень, очень, — согласилась Мёрфи, сморщив нос. — Но он был знаком с моим отцом.
— Ох, — выдохнул я. — Со всеми вытекающими последствиями.
— Примерно так, — кивнула она. — А ты? У тебя все в порядке?
На мгновение я встретился с ней взглядом, потом отвернулся.
— Я… гм. Все будет о'кей.
Она кивнула, а потом просто шагнула вперед и обняла меня. Мои руки сами собой обвились вокруг нее. Это не было наэлектризованное, многообещающее объятие. Мёрфи мой друг. Она была утомлена и расстроена, и то, что ей было дороже всего, унизили и осквернили, но она переживала за меня. Обнимала меня. Утешала.
И я отвечал ей тем же. Мы оторвались друг от друга одновременно, и оба не испытали при этом никакой неловкости. Она улыбнулась мне, пусть даже немножко горько, и покосилась на часы.
— Надо ехать.
— Угу, — кивнул я. — Спасибо, Мёрф.
Она уехала. Немного позже зазвонил телефон, и я поднял трубку.
— Все получилось? — спросил Томас. — В смысле, с девочкой?
— Более или менее, — ответил я. — Ты-то сам в порядке?
— Угу, — отозвался он.
— Тебе ничего не нужно? — Ну, например, поболтать о том, как он снова кормится на людях и одновременно зарабатывает.
— Да нет вроде, — ответил он.
Я не сомневаюсь, он услышал невысказанный вопрос, потому что тон его сделался на долю градуса холоднее, советуя мне не давить. Томас мой брат. Я мог и подождать.
— Что там с Мёрфи? — поинтересовался он.
Я рассказал ему про ее работу.
Он недовольно помолчал пару секунд.
— Но все-таки что с Мёрфи? — повторил он.
Я насупился и сел на диван.
— Ничего такого. Ей это не интересно.
— С чего ты взял? — настаивал он.
— Она сама сказала.
— Она тебе сказала.
— Да, она мне сказала.
Он вздохнул.
— И ты ей поверил.
— Ну, — пробормотал я. — Да.
— Я с ней поговорил, пока она везла меня домой, — сказал он.
— Поговорил?
— Поговорил. Хотел выяснить кое-что.
— Выяснил? — спросил я.
— Угу.
— Что?
— Что вы оба напыщенные идиоты, — раздраженно сказал он и повесил трубку.
С минуту я хмуро смотрел на телефон, потом пробормотал себе под нос пару ласковых слов в адрес моего сводного брата, взял гитару и некоторое время силился извлечь из нее нечто, отдаленно напоминающее музыку. Порой мне лучше думается, когда я играю, да и время незаметнее проходит. Я играл и обдумывал разные вещи до тех пор, пока в дверь снова не постучали. Я отставил гитару в сторону и пошел к двери.
За дверью стоял Эбинизер. Когда я выглянул, он кивнул и осторожно улыбнулся мне.
— Что, не ожидал? — спросил старый чародей.
— Не очень, — признался я. — Заходите.
Он вошел, я достал из ледника пару бутылок пива и протянул одну ему.
— Что случилось?
— Сам расскажи, — хмыкнул он.
И я рассказал ему про события нескольких последних дней, особенно все, что касалось Лилии и Хвата, Мэйв и Мэб. Эбинизер слушал молча, не перебивая.
— Ну и каша, — заметил он, когда я закончил.
— Не то слово. — Я отхлебнул пива. — Знаете, что мне кажется?
Он допил свое пиво и мотнул головой.
— Мне кажется, нами играют.
— Летняя Леди?
Я покачал головой.
— Мне кажется, Лилию обвели вокруг пальца почти так же, как и нас.
Он нахмурился и потер лоб рукой.
— Как так?
— А вот этого я и сам пока не знаю, — признался я. — Мне кажется, кто-то сделал из Молли маяк для фетчей. И я, черт подери, совершенно уверен в том, что эти фетчи совершенно не случайно утащили Молли в Арктис-Тор как раз тогда, когда он почти не оборонялся. Кто-то хотел, чтобы я попал в Арктис-Тор.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |