– А что насчет Анны Хельд?
– Я поручил ее одному человеку, которому доверяю. – Лернер промакнул коркой хлеба остатки густого острого соуса. – Это очень упорный тип. Для того чтобы от него отвязаться, его надо убить.
Борну снова явились видения. Но только теперь он знал, что это не сон. Он переживал заново осколок воспоминаний, еще один элемент мозаики, вставший на свое место.
В грязном одесском переулке Сорайя стоит перед ним на коленях. Он слышит в ее голосе горечь сожаления.
– Этот ублюдок Тарик ибн Саид с самого начала водил меня за нос, – говорит она. – На самом деле он сын Хамида ибн Ашефа Надир аль-Джаму. Это он выдал мне «информацию», которая завела нас в западню. Джейсон, я все испортила.
Борн садится. Хамид ибн Ашеф. Он должен был разыскать этого человека и убить его. Приказ Алекса Конклина.
– Тебе известно, где сейчас находится Хамид ибн Ашеф?
– Да, и на этот раз сведения абсолютно достоверны, – говорит Сорайя. – Он на пляже Отрада.
Александр заворочался, ткнул Борна в бедро плоской черной мордой. Борн заморгал, прогоняя воспоминания, пытаясь сосредоточиться на настоящем. Судя по всему, он заснул, хотя и намеревался бодрствовать. Хорошо, что Александр бдительно нес дежурство за него.
Усевшись на дощатом настиле в своей крошечной подземной келье, Борн увидел, что темнота озарилась зловещим перламутровым сиянием. Бульдог ощетинился. Сюда кто-то идет!
Не обращая внимания на нахлынувшую боль, Борн спустил ноги с настила. Для возвращения Сорайи еще слишком рано. Опершись на стену, он поднялся на ноги, постоял какое-то мгновение, ощущая прикосновение теплого мускулистого тела Александра. Слабость еще не прошла, но он провел время с пользой, дыша глубоко и размеренно, занимаясь медитацией, восстанавливающей запасы жизненной энергии. От потери крови силы оставили его, но теперь он уже мог хоть как-то повелевать тем, что осталось.
Перемена освещения по-прежнему была едва заметной, но теперь Борн уже отчетливо видел, что источник света перемещается, дергаясь вверх и вниз. Это означало, что его держит в руке человек, приближающийся по подземному тоннелю.
Александр, ощетинившись, возбужденно облизывал губы. Борн потрепал собаку за ушами, как это делала Сорайя. Он не переставал себя спрашивать: кто она такая? Что она для него значит? Все те мелочи в ее поведении по отношению к нему во время его первого появления в центре «Тифон», тогда показавшиеся ему странными, теперь приобретали смысл. Сорайя ждала, что он ее вспомнит, вспомнит то, как работали они вместе в Одессе. Что здесь произошло? Почему ей пришлось уйти с оперативной работы?
Свет уже не был бесформенным. У Борна не осталось времени копаться в своей разбитой на мелкие осколки памяти. Но стоило ему сделать движение, как закружилась голова и он пошатнулся. Борн ухватился за каменную стену, чувствуя, что у него подгибаются колени. Свет становился все ярче, а он был бессилен что-либо предпринять.
Фади, двигаясь по левому ответвлению, вслушивался в малейшие звуки. Каждый раз, услышав какой-то шорох, он быстро направлял в ту сторону луч фонаря, но видел только суетящихся крыс с красными глазами и отвратительными голыми хвостами. Фади не покидало острое ощущение неоконченного дела. При мысли о том, что его отец – умный, сильный, крепкий мужчина – был превращен в никчемную оболочку, способную лишь бессвязно бормотать, пуская слюни, прикованную к инвалидному креслу, устремившую взгляд в серую бесконечность, у него в груди вспыхивал костер. Это сделал Борн, Борн и та женщина. Совсем недалеко отсюда, при этом сам Фади едва не погиб от пули Борна. Он не питал насчет Джейсона Борна никаких иллюзий. Этот человек был настоящим волшебником – менял свою внешность, материализовался из ниоткуда и так же таинственно исчезал. На самом деле именно Борн вдохновил Фади тоже стать хамелеоном, менять обличья.
Дело всей его жизни изменилось в ту самую минуту, когда пуля, выпущенная Борном, попала его отцу в позвоночник. Это ранение не только вызвало мгновенный паралич; за ним последовал инсульт, который отнял у отца способность говорить и связно мыслить.
С того самого момента радикальная философия Фади приобрела для него особый внутренний смысл. Для его последователей ничего не изменилось. Но сам Фади чувствовал произошедшие перемены. После того как Джейсон Борн искалечил его отца, у него появилась своя собственная цель, состоящая в том, чтобы причинить Борну и Сорайе Мор самые страшные мучения, перед тем как их убить. О быстрой, безболезненной смерти для них не могло быть и речи. Так считал Фади, и так считал его брат Карим аль-Джамиль. Отец, превратившийся в живой труп, связал братьев неразрывными узами. Их сознание слилось воедино, разделенное на два тела, нацеленное на неминуемое отмщение. И братья посвятили этой задаче все свои силы, весь свой изворотливый ум.
Фади, урожденный Абу Гази Надир аль-Джаму ибн Хамид ибн Ашеф аль-Фахиб, прошел мимо провала в стене слева. Впереди луч его фонарика высветил тоннели, уходящие влево и вправо. Фади заглянул сначала в один, затем в другой, но ничего не обнаружил.
Решив, что он все-таки ошибся, Фади повернул назад, возвращаясь к развилке. Он торопился вернуться к лейтенанту Ковальчуку и его людям. Ему было просто необходимо самому быть на острие. Не исключено, что в пылу боя милиционеры забудут его приказ взять Борна живым.
Проходя мимо провала в стене, Фади остановился. Повернувшись, он направил в зияющую темноту луч фонаря. Не увидев ничего необычного, он тем не менее двинулся вперед. Вскоре дорогу ему преградила каменная осыпь. Фади увидел перед собой выпученные стены, покрытые трещинами, стонущие от напряжения деревянные балки. Определенно, здесь велика вероятность нового обвала.
Поводив лучом света по груде камней, Фади увидел, что между ее верхом и сводом остается узкая щель. Он как раз размышлял, сможет ли в эту щель протиснуться человек, когда по подземному лабиринту гулким эхом раскатились отголоски выстрелов.
«Они его нашли!» – подумал Фади. Развернувшись, он возвратился в главный проход и бегом бросился назад к развилке.
Глава 18
Сорайя, бегущая по тоннелю, услышала свист каменных осколков, выбитых из стен пулями. Один острый кусок впился ей в плечо, и она едва не вскрикнула от боли. Выдернув осколок на бегу, Сорайя бросила его, сознательно оставляя след для погони. Она была полна решимости защитить Борна, исправить ту свою чудовищную ошибку, которую совершила во время предыдущего пребывания в Одессе.
Погасив фонарик, молодая женщина бежала, полагаясь исключительно на собственную память, которую едва ли можно было назвать идеальным путеводителем по этим катакомбам. Однако она понимала, что выбора у нее нет. Сорайя считала шаги. По ее подсчетам, какими бы грубыми они ни были, она уже в пяти километрах от разветвления подземных тоннелей. До выхода на землю, ближайшего к дому доктора Павлиной, оставалось еще около двух километров.
Но сначала нужно сделать три поворота и преодолеть еще одну развилку. Вдруг Сорайя услышала за спиной какой-то звук. И тотчас же катакомбы позади на мгновение озарились тусклым светом. Преследователи ее настигают! Воспользовавшись освещением, молодая женщина сориентировалась и устремилась в правое ответвление. На какое-то время ее снова поглотил непроницаемый мрак, звуки погони затихли вдали.
Но тут Сорайя налетела на что-то правой ногой. Споткнувшись, она повалилась на четвереньки. Ощупав землю перед собой, она обнаружила, что пол пещеры поднимается, и у нее сдавило сердце. Это могло означать только то, что здесь произошел новый обвал. Но насколько протяженной является каменная осыпь? Сорайя решила рискнуть включить фонарик, хотя бы на пару секунд.
Осветив завал, она быстро перебралась через него и побежала дальше. Погони больше не было слышно. Не исключено, что ей удалось оторваться от милиционеров, но рассчитывать на это нельзя.
Сорайя бежала, напрягая силы до предела. Вот второй поворот налево, вот третий. Она знала, что примерно в километре впереди будет второе разветвление. После чего она беспрепятственно выйдет на поверхность.
Фади выяснил, что милиционеры не только увидели Борна, но и стреляли в него. Не спросив у Ковальчука разрешения, он отвесил виновнику страшный удар, едва не сломав ему челюсть. Залившись краской, Ковальчук молча наблюдал за этим, кусая губы. Он не сказал ничего даже тогда, когда Фади приказал двинуться дальше. Через несколько сот метров Фади обнаружил осколок скалы, покрытый блестящей в лучах света фонарей свежей кровью. Подобрав осколок, Фади стиснул его в кулаке, ободряясь.
Но он понимал, что сейчас, в самом сердце катакомб, продолжать преследование одним отрядом бессмысленно. Повернувшись к Ковальчуку, он сказал:
– Чем дольше преступник останется под землей, тем больше у него будет шансов ускользнуть от нас. Прикажи своим людям разделиться, пусть каждый в одиночку прочешет свой участок, как это было бы в лесу на вражеской территории.
Фади видел, что милиционеры быстро теряют мужество и их беспокойство передается командиру. Надо заставить их шевелиться прямо сейчас, иначе этого не произойдет никогда.
Подойдя к Ковальчуку вплотную, он шепнул ему на ухо:
– Мы теряем время. Немедленно отдай приказ, или это сделаю я.
Лейтенант дернулся, словно дотронувшись до оголенного провода. Отступив назад, он облизал пересохшие губы. Мгновение Ковальчук как завороженный смотрел на Фади. Затем, вздрогнув, повернулся к своим людям и передал приказ разделиться, прочесывая тоннели и ответвления по одному.
Сорайя чувствовала, что до разветвления осталось уже совсем немного. Дуновение свежего воздуха нежным прикосновением возлюбленного погладило ей щеку: выход на поверхность. Позади сплошная темнота. Было очень сыро. В воздухе висел запах гниения – грунтовые воды подтачивали землю и дерево, разлагая их. Сорайя рискнула еще раз зажечь фонарик. Ее взгляд лишь мельком скользнул по покрытым капельками воды стенам – меньше чем в двадцати метрах впереди она увидела развилку. Там надо будет повернуть налево.
В этот момент в проходе у нее за спиной мелькнул луч света. Молодая женщина тотчас же погасила фонарик. В висках у нее застучала кровь, сердце бешено заколотилось. Успел ли преследователь заметить впереди свет и понять, что она здесь? Хотя ей обязательно нужно было идти дальше, она не имела права скомпрометировать доктора Павлину. Павлина – глубоко законспирированный сотрудник ЦРУ.
Застыв неподвижно, Сорайя обернулась так, чтобы ей стал виден проход, по которому она пришла. Свет исчез. Нет, вот он появился снова – крошечный маячок в кромешном мраке, теперь уже не такой рассеянный. Кто-то действительно приближался по проходу.
Сорайя медленно попятилась назад, удаляясь от преследователя, осторожно направляясь к развилке, не отрывая взгляда от пляшущего огонька. Двигаясь, она пыталась решить, что делать дальше. И вдруг стало уже слишком поздно.
Нога Сорайи проткнула мягкую поверхность пола катакомб. Молодая женщина попыталась перенести вес своего тела на другую ногу, но провалившаяся земля засасывала ее назад, вниз. Сорайя раскинула руки, стараясь удержать равновесие, но этого оказалось недостаточно. Жидкая грязь уже засосала ее по бедро. Сорайя начала вырываться.
Внезапно яркий луч высветил проход. Черное пятно приобрело знакомые очертания: украинский милиционер, огромный в этом тесном подземном коридоре.
Увидев Сорайю, он широко раскрыл глаза от удивления и выхватил пистолет.
Ровно в 22.45 компьютер Карима аль-Джамиля тихо запищал, напоминая о том, что до второго из двух ежедневных совещаний у Старика осталось пятнадцать минут. Однако это беспокоило Карима аль-Джамиля меньше, чем внезапное исчезновение Мэттью Лернера. Он спросил об этом Старика, но ублюдок лишь ответил, что Лернер выполняет «одно задание». Это могло означать все, что угодно. Подобно всем выдающимся стратегам, Карим аль-Джамиль терпеть не мог неопределенности, а именно воплощением неопределенности и стал для него Мэттью Лернер. Даже Анна не знала, где он, что уже само по себе было странно. Обычно она лично составляла распорядок дня Лернера. Директор ЦРУ что-то задумал. Карим аль-Джамиль не мог сбрасывать со счетов вероятность того, что внезапное исчезновение Лернера имеет какое-то отношение к Анне. Необходимо все выяснить, и как можно скорее. А это означало, что придется иметь дело напрямую со Стариком.
Компьютер запищал снова: пора идти. Захватив расшифровки последних переговоров «Дуджи», перехваченных сотрудниками «Тифона», Карим аль-Джамиль вышел в коридор. Там помощник вручил ему еще два листка. Карим аль-Джамиль ознакомился с ними по дороге в кабинет Старика.
В приемной его встретила Анна, как обычно строго восседавшая за письменным столом. При его появлении ее глаза озарились на долю секунды. Тотчас же взяв себя в руки, она сказала:
– Директор вас ждет.
Кивнув, Карим аль-Джамиль прошел мимо. Анна нажала кнопку, впуская его в огромный кабинет. Директор ЦРУ разговаривал по телефону, но, увидев Карима аль-Джамиля, махнул рукой, приглашая его войти.
– Совершенно верно. Все отделения остаются в состоянии повышенной готовности.
Несомненно, он разговаривал с начальником оперативного отдела.
– Вчера утром мы поставили в известность директора МАГАТЭ, – продолжал Старик, выслушав своего собеседника. – На время весь личный состав агентства переходит под наше управление… Да. Сейчас главная задача заключается в том, чтобы не дать Управлению внутренней безопасности вставлять нам палки в колеса… Нет, пока что мы не допускаем никакой утечки информации. Меньше всего нам сейчас нужно, чтобы средства массовой информации посеяли панику среди гражданского населения. – Помолчав, он кивнул. – Хорошо. Держи меня в курсе, днем и ночью.
Положив трубку, директор ЦРУ знаком предложил Кариму аль-Джамилю садиться.
– Что у тебя есть для меня?
– Наконец-то произошел прорыв. – Карим аль-Джамиль протянул документы, которые ему принесли перед самым совещанием. – Наблюдается небывалая активность переговоров «Дуджи» в Йемене.
Кивнув, директор погрузился в изучение документов.
– Конкретно из окрестностей города Шабвы, насколько я понимаю.
– Вокруг Шабвы малонаселенная горная область, – подтвердил Карим аль-Джамиль. – Идеальное место для создания подземного ядерного реактора.
– Согласен, – сказал Старик. – Пусть в Йемен срочно отправляются группы «Скорпион». Но на этот раз я попрошу еще и помощь с земли. – Он схватил телефон. – В Джибути размещены два батальона специального назначения морской пехоты. Я попрошу, чтобы их послали в Йемен в полном составе. – У него зажглись глаза. – Отлично сработано, Мартин. Надеюсь, твои люди дали нам возможность раздавить весь этот кошмар в зародыше.
– Благодарю вас, сэр.
Карим аль-Джамиль усмехнулся. Старик был бы совершенно прав, если бы только перехваты не были дезинформацией, тщательно составленной людьми «Дуджи». Хотя безжизненные просторы Шабвы действительно являются великолепным укрытием – в свое время они с братом всерьез обдумывали этот вариант, – на самом деле подземный ядерный завод «Дуджи» находился совсем не на юге Йемена.
В одном смысле Сорайе повезло, хотя она не сразу это поняла: стальные прожилки в стенах катакомб не позволяли милиционеру, обнаружившему ее, связаться со своими товарищами по рации. Он был предоставлен сам себе.
Совладав с собой, молодая женщина прекратила дергаться. Барахтаясь, она лишь еще глубже погрузилась в грязевой колодец на дне катакомб. Липкая жижа доходила ей уже до пояса.
Украинский милиционер подбежал к ней. Лишь когда он оказался совсем близко, Сорайя увидела, как он перепуган. Как знать, быть может, у него в катакомбах погибли брат или сестра? В любом случае не вызывало сомнений, что молодой парень прекрасно знал о многочисленных опасностях, подстерегающих здесь на каждом углу. И вот сейчас он видел Сорайю там, где в ужасе мысленно видел себя самого с того самого момента, как получил приказ спуститься вниз.
– Во имя всего святого, пожалуйста, помогите!
Осторожно приблизившись к краю колодца, милиционер осветил Сорайю фонарем. Она протянула к нему одну руку, держа другую за спиной.
– Кто ты такая? Что ты здесь делаешь?
– Я туристка. Я здесь заблудилась. – Сорайя жалобно всхлипнула. – Мне очень страшно. Я боюсь утонуть.
– Туристка – нет. Нам рассказали, кто вы такие. – Милиционер покачал головой. – Ваше время кончилось – твое и твоего дружка. Вы оба завязли слишком глубоко. – Достав пистолет, он направил его на Сорайю. – В любом случае сегодня вы оба умрете.
– Не будь так самоуверен, – сказала Сорайя, сражая его наповал выстрелом в сердце из компактного «вальтера П-99».
Широко раскрыв глаза, милиционер рухнул навзничь, словно картонная мишень в тире. Выпавший из его руки фонарик ударился о камень и сразу же погас.
– Проклятие, – сдавленно выругалась Сорайя.
Она убрала «вальтер» в кобуру под мышкой. Пистолет она достала, как только обрела равновесие, и все остальное время держала его за спиной. Теперь первым вопросом в повестке дня стояло дотянуться до ног убитого милиционера. Сорайя опустила грудь в грязь, стараясь улечься горизонтально. При этом она оказалась совсем рядом с целью.
«Всплывай! – мысленно приказала она себе. – Всплывай же, черт побери!»
Расслабив ноги, Сорайя за счет мышц верхней половины туловища стала дюйм за дюймом ползти вперед, максимально вытянув перед собой руки. Она чувствовала, как грязь засасывает ее обратно, не желая выпускать ноги. Переборов новый приступ паники, молодая женщина полностью сосредоточилась на том, чтобы медленно продвигаться вперед. В полной темноте это было особенно трудно. Пару раз ей казалось, что ее уже полностью засосало в грязь, что она уже мертва.
Вдруг ее пальцы наткнулись на резину: подошвы ботинок! С огромным трудом преодолев еще сантиметр-два, Сорайя ухватилась за ноги трупа. Собравшись духом, она потянула изо всех сил.
Сама она не двинулась с места, а вот труп пополз к ней. Его ноги оказались на самом краю грязевого колодца. Однако на этом все закончилось; больше грузное тело не сдвинулось ни на миллиметр.
Сорайе этого было достаточно. Используя труп в качестве импровизированного пандуса, она медленно, но уверенно перебирала руками, цепляясь все выше за его ноги, и наконец ухватилась за широкий ремень. После этого ей уже без особого труда удалось полностью выбраться из грязи.
Какое-то мгновение она лежала на трупе, чувствуя гулкие удары своего сердца, слыша собственное дыхание, с присвистом вырывающееся из легких. Наконец она перекатилась вбок, на сырой пол катакомб, и поднялась на ноги.
Как Сорайя и опасалась, фонарик убитого милиционера был безнадежно испорчен. Она достала свой, моля бога о том, чтобы он продолжал работать. Моргнул слабый лучик, тотчас же погас, загорелся снова. Оказавшись на твердой земле, Сорайя спихнула труп милиционера в грязевой колодец. Затем осмотрела пол, замазывая грязью лужицы крови.
Понимая, что батареек в фонарике надолго не хватит, Сорайя поспешила в левое ответвление, ведущее к выходу на поверхность недалеко от дома доктора Павлиной.
Во время второй посадки для дозаправки самолет, везущий Мартина Линдроса, принял на борт нового пассажира. Усевшись рядом с Линдросом, мужчина произнес несколько слов на том бедуинском диалекте арабского, на котором говорил Аббуд ибн Азиз.
– Но вы не Аббуд ибн Азиз, – сказал Линдрос, поворачивая голову на голос, словно слепой. Лицо его по-прежнему было закрыто плотным черным капюшоном.
– И правда. Я его родной брат, Мута ибн Азиз.
– Вы тоже преуспели в искусстве калечить людей, как и ваш брат?
– Такие вещи я оставляю брату, – резко ответил Мута ибн Азиз.
Линдрос, чей слух ввиду вынужденной слепоты стал особенно острым, уловил безошибочные нотки. Он решил попробовать сыграть на кроющихся за этим чувствах.
– Надеюсь, ваши руки чисты. – Линдрос ощущал, что араб внимательно его изучает, словно новый вид млекопитающего.
– Моя совесть чиста.
Линдрос пожал плечами.
– Мне нет никакого дела до того, что вы лжете.
Мута ибн Азиз отвесил ему затрещину.
Линдрос ощутил во рту привкус крови. У него мелькнула смутная мысль, смогут ли его губы распухнуть еще больше.
– У вас с братом гораздо больше общего, чем вы думаете, – глухо промолвил он.
– На свете нет двух других таких разных людей, как мы с братом.
Наступила неловкая тишина. Линдрос понял, что Мута жалеет о своих словах. Ему захотелось узнать, какая размолвка разделила братьев и может ли он как-нибудь этим воспользоваться.
– Я провел с Аббудом ибн Азизом несколько недель, – заговорил Линдрос. – Сначала он меня пытал, затем, когда у него ничего из этого не получилось, попробовал стать моим другом.
– Ха!
– Вот и я ответил ему так же, – сказал Линдрос. – На самом деле он хотел лишь узнать, что мне известно о покушении на Хамида ибн Ашефа.
Он услышал, как Мута зашевелился, подсаживаясь к нему поближе. Когда араб заговорил, его голос был едва слышен сквозь гул двигателей.
– Почему брат хотел узнать именно об этом? Он тебе сказал?
– С его стороны это было бы глупо. – Внутренняя антенна Линдроса нацелилась на только что услышанное. Несомненно, покушение на Хамида ибн Ашефа имеет крайне важное значение для обоих братьев. Почему? – У Аббуда ибн Азиза, возможно, множество недостатков, но глупость в их число не входит.
– Да, Аббуд не глуп. – Голос Муты затвердел, превратившись в сталь. – Но он лжец и обманщик – это точно.
Карим аль-Джамиль ибн Хамид ибн Ашеф аль-Вахиб, человек, который на протяжении последних дней выдавал себя за Мартина Линдроса, был поглощен поисками лазейки в главный компьютер ЦРУ, где хранилась вся до последней йоты важная информация. Вся проблема заключалась в том, что у него не было кода доступа, который открыл бы перед ним цифровые ворота. Настоящий Мартин Линдрос так и не назвал ключевое слово. В чем не было ничего удивительного. Но Карим аль-Джамиль разработал альтернативный план, изящный и действенный. Пытаться взломать систему защиты ЦРУ бесполезно. Это пробовали сделать гораздо более опытные хакеры, но тщетно. Электронная защита «Часовой» не зря считается надежной, как банковский сейф.
Итак, как получить доступ к защищенному от взломов компьютеру, если нет кода доступа? Карим аль-Джамиль знал, что если вырубить главный компьютер ЦРУ, технический персонал раздаст всем сотрудникам, и ему в том числе, новые коды доступа. А добиться этого можно, лишь внедрив в систему вирус. Поскольку «Часовой» не позволит сделать это извне, сделать это нужно изнутри.
Следовательно, Кариму аль-Джамилю требовался абсолютно надежный способ доставить компьютерный вирус в штаб-квартиру ЦРУ. Пытаться тайно занести вирус ему самому или Анне было бы слишком опасно; а все остальные возможные пути были надежно перекрыты. Нет. Даже сотрудник ЦРУ не пронесет вирус в здание. Над этой задачей Карим аль-Джамиль с братом ломали голову в течение нескольких месяцев.
И вот что они наконец придумали: шифрованная записка, обнаруженная сотрудниками «Тифона» в пуговице рубашки Фади, на самом деле была вовсе не шифром, вот почему Тиму Хитнеру так и не удалось ее вскрыть. Это была пошаговая инструкция, позволяющая восстановить вирус, используя обычный бинарный код компьютера – цепочку команд низкого уровня, которые работали бы в самом ядре операционной системы, совершенно невидимые. Восстановленные на компьютере ЦРУ, эти команды обрушатся на операционную систему, в данном случае «Юникс», искажая ее основные процедуры. В результате возникнет всеобщий хаос, и за каких-нибудь шесть минут все компьютеры ЦРУ выйдут из строя.
Конечно, существовала и защита, так что если бы даже Хитнеру по прихоти случая удалось понять, что перед ним вовсе не шифр, он все равно не смог бы непроизвольно активизировать цепочку команд – потому что они были записаны задом наперед.
Карим аль-Джамиль открыл файл, над которым трудился Хитнер, переписал цепочку двоичных знаков в обратном порядке и сохранил ее. Затем он вошел в язык программирования Си++ и переписал в окно редактирования последовательность инструкций, необходимых для создания вируса.
Наконец готовый вирус появился у Карима аль-Джамиля на экране. Достаточно всего одного нажатия клавиши, и он активизируется. За долю секунды вирус проникнет в операционную систему – не только по основным путям, но и через обходные дорожки и перекрестные ссылки. Другими словами, он закупорит и исказит потоки данных, входящие и выходящие из главного компьютера ЦРУ, тем самым обойдя «Часового» стороной. Подобное можно было осуществить только с компьютера, подключенного к сети внутри ЦРУ, потому что все атаки извне, какими бы изощренными они ни были, «Часовой» уверенно отразил бы.
Однако первым делом необходимо было решить еще один важный вопрос. На другой экран Карим аль-Джамиль вывел личное дело и стал присоединять к нему неопровержимые улики, в том числе шифр, который был использован для создания вируса.
Покончив с этим, Карим аль-Джамиль сохранил файл на жестком диске, убрал все бумаги в папку и запер ее в сейф. Одним движением пальца он очистил экран и вызвал программу, которая так терпеливо дожидалась своего рождения. Удовлетворенно вздохнув, он нажал клавишу.
Вирус активизировался.
Глава 19
Аббуд ибн Азиз, один среди волн и своих мрачных мыслей, первым увидел Фади, показавшегося из входа в каменоломни. Прошло уже больше трех часов с того момента, как Фади в сопровождении милицейского отряда открыл решетку и спустился под землю. Тонкий знаток выражений лица и жестов своего предводителя, Аббуд ибн Азиз сразу же понял, что найти Борна не удалось. Для него это было очень плохо, потому что это было плохо для Фади. Милиционеры задыхались, шатаясь от усталости.
Аббуд ибн Азиз услышал жалобный голос лейтенанта Ковальчука:
– Товарищ генерал-майор, я потерял одного из своих людей.
– А я потерял гораздо больше, лейтенант, – отрезал Фади. – Твоему человеку не удалось задержать опасного преступника. Он стал жертвой собственной некомпетентности – должен сказать, совершенно справедливое наказание. Вместо того чтобы скулить, рассматривай случившееся как полезный урок. Твои люди недостаточно крепки – им еще работать и работать.
Прежде чем Ковальчук успел ответить, Фади развернулся и направился к пристани, к которой была пришвартована парусная шлюпка.
– Уходим, – бросил он, поднявшись на борт.
Фади был в таком отвратительном настроении, что казалось, будто от него летят искры. В такие моменты он становился особенно вспыльчивым, Аббуд ибн Азиз знал это лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, Карима аль-Джамиля. Но именно о Кариме аль-Джамиле ему требовалось переговорить сейчас со своим предводителем.
Он дождался, когда шлюпка отойдет от причала и паруса наполнятся ветром. Наконец милицейские катера остались позади, и шлюпка растворилась в черноморской ночи, направляясь к причалу, где Аббуд ибн Азиз оставил машину, на которой им предстояло уехать в аэропорт. Усевшись рядом с Фади на носу, вдалеке от экипажа из двух человек, Аббуд ибн Азиз предложил предводителю еду. Какое-то время они ели под шелест воды, расходящейся от носа двумя симметричными усами, и под редкие сигналы сирены, печальные, словно плач потерявшегося ребенка.
– Пока тебя не было, у меня состоялся неприятный разговор с доктором Сенаресом, – наконец нарушил молчание Аббуд ибн Азиз. – Он сомневается в том, что у доктора Вейнтропа все готово для завершения работ по созданию ядерного устройства, хотя сам Вейнтроп это и отрицает.
– Доктор Вейнтроп умышленно тянет время, – заметил Фади.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |