— Нет, — скучно ответил командир. — Все получат поровну.
— Почему?!
— Потому что у нас стройотряд.
— Только не надо вот этой совдеповской демагогии! Надоело! Почему я за этих цуциков пахать должен, у кого руки не к тому месту! Вам забава, а я на жратву зарабатываю!
— Слушай, — командир вздохнул и остановился, — Ну, хочешь, мы с ребятами скинемся?
— Что? — тихо, угрожающе спросил Степан.
— Ну-у… я понимаю, что у тебя тяжелое материальное положение. Давай, мы с ребятами скинемся и тебе поможем?
— Я хочу получить то, что я заработал, — раздельно сказал Степан сквозь зубы. — А объедков с генеральского стола мне не надо!
Командир подошел вплотную к нему:
— Ох, не будь я командир…
— Ох, не будь ты командир… — в тон ему ответил Степан.
— Ладно, хватит, — Витя встал между ними. — Только этого не хватало для полного счастья!
— Что ж ты зациклился, Степан? — сказал Сан Саныч. — У меня двое короедов — я тоже забавляюсь? Или Ирка — с больной матерью?
— Я тебя официально предупреждаю, Смирнов, — сухо сказал командир. — Не на шабашку приехал…
Борька растерянно смотрел на них.
— Трудовой привет, — наконец неуверенно сказал он.
— Абориген! Кормилец вернулся! — Стройотрядовцы, стряхивая напряжение от неожиданного конфликта, радостно бросились к Борьке.
— Сигареты вот. Кому тетрадь, — Борька раздавал заказы.
— А письма есть?
— А то! — Он поднял над головой пачку писем, помахал. — Когда это я с пустыми руками был? «Красносельцеву Виктору!»
— Это я, я! — проталкивался вперед Витя.
— Куда? Куда? — Борька спрятал письмо за спину. — Думашь, за красивые глаза отдам? Пляши!
Витя под хохот ребят отбил, как умел, чечетку, отставил сапог и залихватски хлопнул по голенищу:
— Ап!..
Вечером он подошел к Борьке, который возился с застучавшим на обратном пути движком, присел на корточки.
— Спасибо за письмо. В отряде, как в армии, письма — вещь необходимая.
— А то! — сказал Борька на всякий случай. Сам он никогда в жизни писем не получал.
Витя помолчал, наблюдая за проворными Борькиными пальцами.
— Сколько их было? — вдруг спросил он.
Борька отвернулся, потрогал синяк, нехотя буркнул:
— Четверо.
— Да-а… Это серьезно. Ну-ка, встань, — Витя поднялся и выставил вперед ладонь. — Бей. Да не бойся, от души бей, как этих бы четверых!.. Ну, еще! Еще!
Борька, ожесточенно сопя, изо всех сил молотил кулаками в его широкую ладонь.
— От уха замахиваешься, — сказал Витя. — Запомни: побеждает не тот, кто сильней, а тот, кто быстрее. А теперь смотри внимательно. Бей меня в плечо…
Он небрежно, будто от комара отмахиваясь, отвел чуть в сторону бьющую руку, схватил за рукав и легонько дернул на себя, продолжая Борькино движение.
Борька растянулся на земле.
— Понял? Надо только чуть-чуть помочь ему самому упасть. На досуге займемся.
— Здорово! — Борька отряхивался, с восхищением глядя на невозмутимого Витю. — А ты где служил?
— На юге.
— На границе?
— Еще южнее.
— А-а… — не сразу догадался Борька.
— Ага, — Витя подмигнул ему и пошел к палаткам.
— А медаль у тебя есть? — крикнул Борька вдогонку.
— Есть.
— Какая?
— Золотая. За десять классов.
Борька проверял сеть, выпутывал из ячеи рыбу. Степан сзади курил, развалясь на сиденье с веслом на коленях.
— Чего ты со старшим сцепился?
— Да-а… — Степан плюнул в воду. — Устроили коммунистическую уравниловку. Я на бульдозере один на две бригады пашу, а эти цуцики гайку по-человечески закрутить не могут. За сто верст перлись — песни у костра петь… Им что, они в кооперативах, у мамы с папой под крылышком. А мне деньги нужны, деньги! У меня стипендия сорок, предки на пенсии… Ты знаешь, что такое — в Москве без денег? Ты не человек! Ноль! Тьфу! Пустое место! Каждый цуцик сквозь тебя смотрит… Скинутся они… Я вам скинусь!.. Знаешь, — вдруг тоскливо сказал Степан, — я когда в универ поступил — нормально поступил, без блата — я в последнюю ночь дома лежал, ворочался, заснуть не мог. Все, думаю, вырвался — сейчас приеду в Москву, и такая жизнь начнется! Такая жизнь! Удивительная! Как в сказке… А ничего не началось… Это издалека все сказкой кажется… — он замолчал.
— Слева гребни разок.
Степан зажал папиросу в зубах, щурясь от дыма, махнул веслом и опять развалился нога на ногу.
— Слышь, Абориген. Ты говорил, здесь можно на муксуне прилично заработать?
— Но.
— Ты места эти знаешь? Где муксун идет?
— Пески-то! Вслепую пройду.
— Так, может, попробуем, а? На двоих?.
Борька наколол палец об ерша, сунул в рот.
— У меня трехстенки нет, — сказал он погодя.
— Так возьми у кого-нибудь. Говорил же — все тебя знают. Можешь?
— Могу, — ответил Борька без всякой охоты и замолчал, перебирая свою худую сеть.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил Степан.
— Колчака понагнали со всей Оби. Хорошо, если свой накроет — сеть отымет. А если вартовский или мансийский — пойдет шаманить: где права? документы на лодку?.. Я ж ее со стоянки угнал, когда Феликс продать хотел. Она ж на мать записана, по наследству…
— Дурак ты, Абориген! Трояки собираешь, а тут за ночь можно на твою мореходку заработать… Кто не рискует, тот не пьет шампанского! Пил шампанское?
— Не.
— Ну вот… Струсил, что ли?
— Чо мне трусить-то… Просто…
— А заливал-то! Заливал! Первый рыбак на Оби! Я уж и правда поверил, — Степан махнул рукой и отвернулся.
— Я — струсил? — завелся Борька. — Я заливал? Да ты чо? Да пойдем хоть завтра!
— Нет, я не напрашиваюсь… Не хочешь — не надо…
— Завтра за сетью сгоняю. Струсил! Да ты думай, чо говоришь-то! — не мог успокоиться Борька.
Юра нехотя отдал ему свою трехстенку.
— Зря ты все ж таки, — сказал он. — Колчаки теперь на водометах. Не уйдешь на «Вихре».
— Говорю же — очень надо, — оправдывался Борька, принимая спеленутый брезентом сверток. — Не мне, человеку хорошему помочь. Чо, сеть пожалел?
— Да чо сеть! Пропадет — другую сплету…
— А за меня не бойся. Я теперь за ум возьмусь. В мореходку буду готовиться. Ребята помогут. В школе-то орут только, не объяснят ничо. За учебниками вот зайду.
— Это дело! Это толково… — обрадовался Юра. — Для таких ребят и рискнуть не жалко… Не скандаль опять дома-то!
— Да я туда-обратно, — Борька сиганул с ТБСки на берег и помчался домой.
Он тихонько снял бродни у порога, вошел в комнату и остолбенел: за столом сидел тренер «капитанов». Перед ним стоял Феликс, мать поодаль, у окна, скрестив на груди руки. Все трое смотрели на него.
Борька рванулся было назад, но так и замер в дверях.
— На ловца и зверь бежит, — сказал тренер. — Куда же ты, пират? Хватит уж бегать-то, давай поговорим, как дальше нам жить?
— А ну, стой! — гаркнул Феликс. — Очень здесь интересно товарищ про твои художества рассказывает… И что ж дальше-то было?
— Да… Так вот, и главное-то, что в первую очередь катер отвязал. Значит, чтоб его не догнали и чтоб яхты не собрать было. Ну, ребята молодцы — на плотиках, на «Кадетах» большей частью успели вернуть. А кто вплавь, ночью-то. Двое с воспалением легких лежат.
— Чо ж они у вас хилые такие? — ехидно спросил Борька.
— А ну помолчи, когда взрослые говорят, — крикнул Феликс.
— Остальные утром нашли — к берегу прибило. А одна все-таки под сухогруз угодила — пропал «Голландец», чинить нечего, в щепки… Так вот, я говорю — раньше это еще баловство было. Мелкое, так сказать, хулиганство на воде. Но ведь это же уголовное дело! А если бы утонул кто? А если ночью-то на «Кадете», на этой спичечной коробке — под судно?
— Да-да… Да… — кивал Феликс.
— И яхта пропала. Она ведь немалых денег стоит. Кто возмещать-то будет?
— А… а вы уверены, что это он на острове начудил? Доказательства есть, свидетели? — насторожился Феликс.
— Видели его — и на острове, и когда в лодке удирал. Догнать его могли еще на берегу — не до него было, все за яхтами кинулись… (Так что я говорю: акт надо писать и прямо в милицию нести.
— И пишите. Пи-ши-те! Вы что думаете, я этого уголовника, — Феликс, как пистолет, вскинул палец на Борьку, — покрывать стану? Не стану! Я простой работяга! Я в жизни копейки чужой не взял! Я так считаю: натворил — отвечай! И пусть судят, и пусть в колонию…
— Феликс, — робко окликнула мать.
— Пусть! И пусть там ущерб отрабатывает!
— Да нет, — тренер развел руками. — Вы поймите меня правильно. Если бы я хотел на него писать, я бы к вам не пошел. Я ведь поговорить пришел, по-хорошему…
— А здесь и говорить нечего, — закричал Феликс. — Пускай с ним милиция разговаривает, а по-хорошему он не понимает. Уж я-то пробовал, я перед ним колбасой катался — и Боречка то, и Боречка это, а Боречка на меня с молотком бросается. Я его, гниду, кормлю, одеваю, обуваю, а он — молотком замахивается! Нет уж, пишите, дорогой товарищ, пишите, а я еще от себя подпишу. Пусть он лучше посидит за мелочь, а то ведь он и человека убьет. Да вы на него посмотрите — ведь убьет, убьет! Он способен, вы ему в глаза посмотрите!
— Феликс! — чуть не плача позвала мать.
— Что — Феликс? Что? Весь в твоего ненаглядного. Только тот сам себе голову прошиб, а этот другому прошибет. Лодку украл у меня…
— Не твоя! — крикнул Борька, — Врешь, гад, не твоя!
— Украл, и мотор украл! Отвернись — дом растащит!
— Убью! — Борька бросился на Феликса. Тренер вскочил, перехватил его за руки.
— Видите! Видите! — торжествующе заорал Феликс. — Что ж это творится-то, а? Домой боюсь идти. Дочку запугал, головка у ней уже дергается, — Феликс, как глухарь на току, заводил сам себя и уже не мог остановиться. Мать отвернулась к окну. — Пишите, пишите! Думаете, я за него платить буду? Не буду!
— Да не за что платить, успокойтесь, — сказал тренер. — Яхта списанная была, ни в одной бумаге не значится. Повезло вам… Пойду. Извините за беспокойство.
— Так что же? — растерялся Феликс. — Не будете писать?
— Не буду. — Тренер взял Борьку за руку. — Пойдем-ка, пират.
Они вышли из подъезда.
— Да… — протянул тренер невесело. Прикурил, искоса поглядывая на Борьку. Тот стоял, понурив голову. — Здорово живешь… Где родной-то?
— Потонул.
— Да… Что ж с тобой делать-то, а?
Борька молчал.
— Ну вот что, — решительно сказал тренер. — Пойдем-ка к нам!
— Не пойду!
— Пойдем, — тренер силком повернул его. — Нельзя тебе одному. Совсем одичаешь. Пойдем, — и повел по улице…
Борька правил поперек воложки к острову. Тренер сидел рядом, кричал сквозь треск мотора:
— Да ты пойми, какие они тебе лягушатники? Они такое хлебали, что тебе в страшном сне не снилось! Я ж по детским комнатам их собирал, за руку приводил. Многие давно срок мотали бы, если б ко мне не попали… Вон Шубину три года светило за драки, а теперь флагманом стал! Девчонки тоже… не тимуровки были, прямо скажем… А что на тебя ополчились — ты же первый полез! Ты же начал, признайся!
— Но, — неуверенно улыбнулся Борька.
— Ну вот! А если ты с добром, то и к тебе… Главное — держись за нас, человеком станешь!
Борька уткнул моторку в пирс среди яхт, и они с тренером направились к клубу. Обгоняя их, оглядываясь, промчались от пирса мальчишки и девчонки в «капитанской» форме, навстречу из клуба вывалились остальные, встали молчаливой, настороженной толпой.
— Становись! — скомандовал тренер. — Равняйсь! Смирно!
«Капитаны» растянулись в шеренгу и подравнялись, настороженно поглядывая на Борьку.
— Ну, принимайте пополнение! — весело крикнул тренер. — Знакомьтесь, — бывший пират, гроза Большой Оби и окрестностей, а теперь член нашего клуба Борис Хромов.
«Капитаны» молча переглянулись.
— Какого клуба? — спросил флагман.
— Нашего с вами. Какого же еще?
— Когда это мы его приняли?
— Вот сейчас и принимаем. А вопросы потом. Договорились?
— Совет капитанов выступает против, — сухо сказал флагман.
— А почему это ты от имени совета говоришь?
Флагман высокомерно пожал плечами и оглянулся на «капитанов».
— Да пошел он! — тотчас наперебой закричали те, — Давай, вали, пока опять морду не набили!
— Пусть катится! — громче всех крикнула белобрысая.
Тренер перестал улыбаться.
— Разговоры в строю! — вдруг гаркнул он, будто плетью огрел. — «Смирно» была команда!.. Руки из карманов!.. Береты поправить!..
Под тяжелым взглядом тренера «капитаны» затихли, с угрюмой арестантской покорностью подтягиваясь, одергивая форменки.
— Становись в строй! — Тренер подтолкнул Борьку вперед.
— Вы сами устав утверждали, а сами нарушаете, — сказал флагман. — Нам такие в клубе не нужны.
— Ха! Не нужен я им! — закричал Борька. Он сбросил с плеча руку тренера и отбежал к берегу. — Это вы мне не нужны! Лягушачий флот! Нацепили бирюлек — думают, дороже стоят! Еще гирю подвесьте, чтоб долго не мучиться! Тряпки по ветру распустили, думают — короли здесь. Ходят! Вышагивают! — Борьке не хватало слов, он приплясывал на берегу перед «капитанами», показывал, как они поднимают паруса, смотрят из-под ладошки. — Позориться с вами — засмеют потом! Ну? — расставил он руки. — Чего стоите, пузыри таращите? Давайте! Навались! У вас здорово получается — все на одного, только и можете. Ну! Вот он я как голенький. Шагу от вас не сделаю, позорники. Ну, разом!
«Капитаны» молча смотрели на него. Борька плюнул и побрел к пирсу. Отвязал моторку и вышел из бухты.
Чутко замерли сосны вокруг лагеря. Вода в протоке застыла, как черный лед. Бульдозер неподалеку уткнулся ножом в землю. Даже флаг повис, будто прикорнул.
Борька тенью скользнул к палатке, осторожно отвел полог, тронул Степана за плечо.
— А? Что?
— Ты чо, спишь? Час потерпеть не мог?
— Задремал чуток, — Степан потер глаза, зевнул.
— Пошли. Время в обрез.
Они сели в лодку, и Борька погреб от берега. Отойдя подальше от лагеря, врубил мотор.
По пути Степан снова заснул, свесив голову на грудь. Борька со зла ударил скулой в волну, окатил его холодной водичкой.
— Ты эти дурацкие шуточки брось, — недовольно пробурчал Степан.
— Деньги свои проспишь…
Углубившись в узкий рукав, Борька заглушил мотор, снова сел на весла. Прибрежные деревья почти смыкались над водой. Степану было явно не по себе, он напряженно вглядывался в темноту.
Внезапно от берега наперерез бесшумно выдвинулась лодка, ударила в борт. Вспыхнули карманные фонарики, ослепили Борьку и Степана:
— Кто такие? Оперативники? Бумагу покажь!
— Какие оперативники? — Борька прикрыл глаза рукой. — Колчака не видал, с человеком путашь?
— Куда прешь?
— Туда же, куда и ты.
— Разворачивай!
— Чо расшумелся-то? Разворачивай! Твои пески, чо ли? Купил?
Степан испуганно помалкивал.
— Разворачивай оглобли, — хрипло сказал второй человек в лодке. — Пока корму не наскипидарил.
— Это кто там такой грозный? — прищурился Борька. — Демидов, чо ли?
— Но. А ты кто такой? — Луч второго фонаря тоже осветил Борьку. — Погоди. Это Хрома сын, чо ли? Борька?
— Но.
— Чо ж молчишь? Это ж Петра Хромова сын. Проходи. Кто с тобой?
— Свой. Ты на стреме?
— Но. Как дуплетом в воздух дам — значит, колчак пошел.
— Знаю, не учи.
Лодка снова скрылась в тени под берегом.
Борька погреб дальше. Полная луна стояла в сером небе. Впереди показались красные светляки горящих сигарет, на мгновение вспыхнула зажигалка, осветив бородатое лицо. Несколько лодок стояли, сойдясь носами. Браконьеры приглядывались к подходящей моторке.
— Еще кого черт принес?
— Здорово, земляки! — крикнул Борька.
— Здорово, коли не шутишь! Ты кто?
— Дед Пихто и бабка Матрена, — ответил Борька. — За кем буду?
На соседней лодке включили фонарик.
— Борька, что ли?
— Ты, Петрович?
— Ага. За мной и будешь.
— Кто это? — спросили с другой лодки, а с третьей ответили:
— Хромова сын. Слыхал?
— Кто ж про Хрома не слышал. Потонул вроде в прошлом лете. За отцом, значит… Эй, малец, тебе сколько лет-то?
— Все мои, — Борька распеленывал сеть из брезента.
— Не рано ли на пески пошел?
— Да он реку лучше многих знат. В лодке ж родился — Петр жену до города не довез…
Борька положил на елани сложенную сеть.
— Значит, слушай сюда. Это трехстенка и есть, — принялся вполголоса объяснять Борька. — Вишь, как бутаброд — с двух боков ячея пошире, а посреди — мелкая. Плавная называется, потому что плывет. Главное, значит, чтоб мережи меж собой не перепутались и чтоб плыла точно поперек. Дело нехитрое, когда привычно. Я на гребях буду, а ты, как скажу, байдон бросишь, — Борька указал на пустую канистру, привязанную к концу сети. — Потом сеть выкладывашь, чтоб балберы — поплавки эти — прямо легли. Понял?
— Понял.
— Как до конца спустимся — вон до кряжины — там выбирам. Если колчак не грянет — раза три до солнца пройти успеем.
Степан поежился.
— Слышь, Абориген. Я у тебя вроде водку видел.
— Но?
— Дай глотнуть. Холодно что-то.
— Не пьют на реке, — нахмурился Борька.
— Жалко, что ли? Ну ты даешь, Абориген! Для друга пожалел. Что будет-то с одного глотка?
Борька вытащил из бардачка бутылку. Степан открыл зубами, гулко глотнул, отдышался, глотнул еще раз и поставил рядом с собой.
— Борька! Спать будем? Пошел, — крикнул кто-то.
Борька взялся за весла.
— Ну, поехали. Бросай!
Степан бросил байдон на воду, стал выкладывать сеть, путаясь пальцами в ячее. Борька отгребал поперек рукава, натягивая сеть.
— Ровней клади. Да не путай стенки-то! Растряхивай! Давай! Давай, сносит, видишь!
Наконец, Степан выбросил всю сеть. Балберы изломанной линией встали поперек песков. Борька подгребал, держа лодку на одном уровне с байдоном, плывущим по течению у дальнего берега.
— Ну, выложил крендель — как бык на ходу налил… Поддерни тетиву! Да сильней дергай, не порвешь!
Балберы вздрагивали от ударов рыбы в сеть.
— Много будет? — спросил Степан.
— Возьмем — посчитаем. На сеть смотри!
У коряжины Борька с силой заработал веслами, подошел к байдону, свернув кольцом сеть, вскочил сам.
— Тяни! — Они в четыре руки стали выбирать сеть. Лодка накренилась, почти легла бортом. — Вытряхивай, тряси на елани! — командовал Борька. — Вот он, муксун! Сладкая рыбка, сла-адкая! Ох, хорош!
Они вытягивали сеть, выдергивали из ячеи рыбу, бросали на елани, неловко переступали, оскальзываясь на бешено бьющемся муксуне.
— Вся? Так, теперь складывай стенку к стенке. Слежится — не раздерешь… Теперь рыбу в мешок. Да после любоваться будешь!
Они побросали рыбу в мешок, вернулись к концу очереди. Здесь Степан вытер о штаны мокрые руки, закурил. Папироса прыгала в окоченевших, порезанных сетью пальцах.
— Чо, дрожат руки-то? Муксуна брать — не кашу кушать, — добродушно сказал Борька, — Однако, ничо сегодня идет…
Они отдыхали, сидя напротив. Под ногами бугрился набитый рыбой мешок.
— Слышь, Степан, ты на каком корабле служил? На крейсере, на эсминце?
— На адмиральском катере, мотористом, — усмехнулся Степан, — Повезло! Служба — не бей лежачего. Начальства нет — загораем. Или на пляже девок возьмем, катаемся. — Он мечтательно покачал головой, достал бутылку, отхлебнул еще пару раз.
Неожиданно в стороне грянул дуплетный выстрел. И тотчас — с другой стороны.
— Колчаки! — зашумели на лодках.
— Бросай сеть! Режь ее, режь!
— С двух сторон идут. Заперли, гады!
— Рыбу кидай! Не уйдем!
Вокруг заводили моторы, разворачивались кто куда. Заповедные пески наполнились грохотом движков. С обеих сторон в рукав влетели по два катера рыбнадзора, мощные прожектора заметались по воде.
— Глуши моторы! — раскатисто прогремел с катеров мегафон. — Всем на месте!
— Пропала лодка! — отчаянно закричал Борька. — Ах, один черт, пропала! — Он круто развернулся и рванул из рукава. Катер подался вперед, загораживая проход, навис форштевнем — Степан аж пригнулся. Но Борька успел проскочить и дал гари. Катер повернул следом и без труда стал нагонять.
Степан сидел, вцепившись обеими руками в борта, вжав голову в плечи. Борька направил лодку в узкую старицу — катёр пошел за ним, светя прожектором в спину.
— Держись! — заорал Борька. — Ногами упрись!
Степан в ужасе выставил вперед руки — Борька правил прямо в густые прибрежные кусты. Пронзив заросли, лодка скользнула днищем по закоску и, как с трамплина, пролетев несколько метров, упала на воду.
Катер, огибая закосок, отстал, но, нашарив прожектором вдалеке Борьку, снова кинулся вдогон. Борька еще раз круто свернул, убавил гарь и пошел по мелкой протоке под самым берегом, прикрываясь рукой от хлещущих по лицу прутьев. У борта из черной воды торчали растопыренные карчи. Катер влетел было в протоку, но тотчас наткнулся на карчу, его развернуло поперек, бросило в берег.
Борька вышел на чистую воду и заглушил мотор. Они посидели в тишине, глядя друг на друга.
— Ушли, — сказал Борька. — Колчак, видно, пришлый — на карчи поперся, — он вытер лоб пятерней и улыбнулся. — Чо, напугался?
Степан вытащил водку, стал пить большими, гулкими глотками. Отдышался, повел вокруг ошалелым взглядом.
— Напугаешься тут… Думал — все, как ты на берег пошел.
Борька засмеялся.
— Я этот закосок лет пять знаю. С отцом уходили… Главное, движок вовремя поднять, а то винт срежет… Ну, чо, побрели домой? Отловились на сегодня…
Он пристал к берегу не доходя лагеря. Палатки уже видны были за сосняком.
— Вот через лесок пройдешь. Будто из лесу, мол…
Степан допил водку и запустил бутылку в реку.
— Тихий час в детском саду… Отдыхают… цуцики…
— Тише ты.
— А почему это я вдруг — тише? Кого мне тут бояться?
Степан занес ногу на берег — и рухнул в воду.
— Напился-таки — Борька принялся его поднимать. — Говорил же — не пьют на реке.
— Это я напился? Только зубы пополоскал.
— Ну, скорей, чо ли! — чуть не плакал Борька. — Светат уже. Мне рыбу везти — любой колчак остановит.
— А что мне твои колчаки? У меня вон своих… — Степан, качаясь, пошел к лагерю. — Скинутся они… Я вам скинусь!..
Как знал Борька, как чуял — на полдороге к Банному наперерез ему двинулся синий «Амур» с милицейской фуражкой над ветровым щитком. Борька тоскливо оглянулся: не уйти. Заглушил движок, ногами незаметно запихивая мешок с рыбой глубже под брезент.
— По Березовой пройдем? — крикнул милицейский капитан, подымаясь размяться. Под мышкой у него болтался на ремне короткий десантный автомат. Рядом сонно глядел на Борьку сержант в бушлате с красными погонами, тоже при автомате. Между ними качалась длинная тараканья антенна полевой рации.
— Не. Пересохла, — напряженно мотнул головой Борька.
Капитан вздохнул и почесал шею под воротником.
— Бритых не видел?
— Не, — у Борьки отлегло от сердца. Не по его душу. Да и то верно: когда это колчаки с автоматами ходили!
— Чо, опять побегли? — весело спросил он.
— Но. Увидишь — шумни. Трое, — «Амур» отвалил в сторону.
Ох, и везло сегодня Борьке! И от колчаков ушел, и от ментов, да еще Михалина вдруг лишку дала — просчиталась, должно, дура старая…
Он передал Юре сеть, спустился за ним в кубрик. Юра против обыкновения был угрюм, глядел в сторону.
— Чо добыл?
— Ничо, — Борька стал рассказывать, возбужденно размахивая руками. — Раз пройти успели — тут колчак и грянул. Знали, должно — с двух концов на четырех лодках. Ну мы кто куда. Демидова сразу взяли, видел, Петровича тоже. Один за мной, а я в Гнилой рукав — там под яром-то чисто, сам знашь, а он в карчах завяз, а я оттуда в Озерную — и гари!.. Сдал уж Михалине, — он вынул деньги, показал гордо.
— Феликс приходил, — сказал вдруг Юра.
— Чего ему? — напрягся Борька.
— Велел шумнуть, когда явишься… Это… — Юра снова отвел глаза. — В специальную школу тебя хочет определить… В такую, для этих, — он покрутил пальцем у виска, — для отсталых…
— Да ты чо? — Борька улыбнулся даже. — Я чо, дурак, чо ли? Да у нас полкласса, как я, учатся! Чо ж, всех туда?
— Надоумил его кто-то. Он уж договорился, чтоб врач, значит, тебя… признал… И молоток еще…
Юра упорно смотрел в сторону, и Борька вдруг понял, что это всерьез. Так всерьез, что дальше и плыть некуда.
— Да нормальный я!
— Чо ты мне кричишь? Я-то знаю…
— Так скажи им!
— А кто я тебе? У них с матерью все права. Чо захотят, то и сделают… Это они, чтоб тебя с глаз долой. В интернат, значит, в Вартовск или в Тобольск.
— Да кто ж меня после этого в мореходку возьмет?
Борька посидел сгорбившись. Потом поднялся, вынул из стола шкатулку, взял все деньги и пошел из кубрика. Юра поднялся на палубу, молча смотрел, как Борька отвязывает лодку.
— Это… не вернусь я больше, — сказал Борька. — Уеду с отрядом, затеряюсь. Сколько денег хватит — уеду, а там в детдом пойду сдаваться. Сирота, скажу. Не дайте пропасть…
И, не оглянувшись на город, пошел вверх по реке.
У берега стоял огромный буксир-толкач «река-море», плавучий небоскреб с белой надстройкой. На заплесок были скинуты сходни, люки моторного отделения открыты — чинились, видно. Борька пристал чуть ниже, нерешительно поднялся по сходням. Навстречу вышел молодой парнишка в черной форменке с золотыми «птицами» на рукаве, веселый и круглолицый.
— Здрасьте, — сказал Борька. — Мне б капитана.
— Добрый день. Капитан слушает.
_ я это… — замялся Борька, — Я лоцию посмотреть, можно?
— Заблудился?
— Вроде, — Борька деловито полистал лоцию, открыл на нужном месте, уверенно ткнул грязным ногтем, — Значит, мы здесь… а мне сюда… значит, так и так…
— Разбираешься? — искренне удивился парень.
— А то! У вас еще лоция не полная. Вот тут свальное течение, а у вас не обозначено… А вот отсюда прямиком старица. Вы подрисуйте, я-то знаю.
— Спасибо за информацию, — усмехнулся парень. — Только мы в эти протоки и не втиснемся… Значит, лоцию ты лучше меня знаешь. С чем причалил?
— Это… Возьмите меня к себе. Юнгой. Я все могу — вести могу, я фарватер, знаю, палубу мыть могу, готовить…
— Ты сколько классов кончил, салага?
— Семь.
— А зовут как?
— Борька.
— Так вот, Борька. Кончай восьмой, поступай в речное, а там — милости просим.
— Тогда меня любой возьмет. Вы сейчас возьмите!
— Да как я тебя возьму! — сказал капитан. — Кто мне разрешит тебя взять? Никто тебя не возьмет, с семью-то классами, макароны разве продувать. Не на галере ведь ходим — там грести ума немного надо. Вот это с чем едят, к примеру? — Он положил руку на какой-то прибор. Борька пожал плечами. — Локатор это. А как устроен, знаешь? А это? А дизель как фурычет?
— Ясно, — сказал Борька. — Извините.
— Эй, Борька, — крикнул капитан. — Случилось что? Погоди!
Борька не обернулся.
В устье Тромъегана Борьку перехватил мужик на ярко-красном «Нептуне» с мотором «Меркюри». Могучий двигун, иностранный, сил больше, чем в «Жигулях», и стоит, небось, столько же. И сам мужик был какой-то иностранный, с седой гривой до плеч и в темных очках.
В катере у него курили девицы в пестрых анараках, орал магнитофон. Сиденья были обиты бархатом.
— Направо пойдешь? — спросил мужик, повернув к Борьке темные очки.
— Но.
— Будь любезен, загляни во вторую протоку, найди некоего Борьку Хромова, передай следующее: «Куйбида шумнул, мол, Федор в милицию подал за угон».
Девицы равнодушно смотрели на Борьку.
— Феликс? — спросил он, холодея.
— Да, Феликс. Ну, прощай. — Мужик врубил скорость, и могучий «Меркюри» унес девиц и музыку.
Борька остался сидеть, опустив голову. Значит, уломал-таки Феликс мать подать на розыск. Летят сейчас по телефонным проводам вдоль всей Большой Оби номер лодки и Борькины приметы: лопоухий, росту среднего, вида неказистого.
Видно, открытка на машину пришла.
Было самое рабочее время, но весь стройотряд собрался вокруг обеденного стола, смотрели молча, как Борька вытаскивает лодку на берег.
— Трудовой привет! — неуверенно сказал Борька, подходя ближе.
Никто не ответил. Навстречу ему шагал от палатки мятый, мрачный Степан с рюкзаком на плече.
— Счастливо оставаться, цуцики! — крикнул он, — Герои перестройки!
— Слушай, вали отсюда, пока я… — рванулся к нему Витя.
— Это тоже прошу занести в протокол, — насмешливо сказал Степан. — Угроза физического насилия… Поехали! — на ходу кивнул он Борьке, забросил рюкзак в лодку и уселся сам.
— А ты, приятель… — подошел к Борьке командир. — Мы же с тобой как с человеком!.. В общем, чья водка, где были, что делали — я разбираться не буду. Так что будь здоров. Спасибо за веселую ночку…
— Да уж, обхохочешься, — буркнул Витя, трогая припухшую скулу.
— И дружка своего до города подкинешь, — сказал командир.
Борька ни жив ни мертв смотрел на ребят. Те неловко отводили глаза.
— Как же так, ребята, — робко сказал Сан Саныч. — Работал же человек… Бензина сколько пожег… Давайте… — он первый вытащил пятерку и пошел, собирая деньги.
Борька посмотрел на Алену. Она стояла, опустив голову, нервно теребила цепочку на шее. Цепочка вдруг лопнула, она попыталась поймать на лету, присела, поднимая с земли. Волосы закрыли лицо.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 94 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |