Название: Можешь остаться в шляпе, но не забудь раздеться

Название: Можешь остаться в шляпе, но не забудь раздеться

Жанр: юмор, капля романтики
Пейринги: Крис/Чанёль, Тао/Бэкхён (упоминание)
Рейтинг: PG-13 (исключительно за недопоцелуй, алкогольные возлияния и рэндомную обсценную лексику)
Кол-во слов: ~2850
Описание: Как пережить сочельник, если вы – Чанёль, лучший друг променял вас на своего бойфренда, а случайные снеговики, завидев вас, начинают танцевать стриптиз?

Предупреждение: AU, ООС

От автора: Во-первых, автор просит прощения у заказчика, потому что умудрился вывернуть заявку так, что она стала похожа на какое-то…непотребство. (На самом деле у автора были гораздо более развратные и наркоманские варианты развития событий в духе Тарантино и Родригеса, но он решил не отбирать остатки адекватности у этого и так далеко не шедевра). Во-вторых, автор хотел бы попросить прощения у читателей. Заранее. На всякий случай. Ничьи светлые и глубоко религиозные чувства он обижать не собирался, но в условиях мировой политической нестабильности вынужден перестраховаться. В-третьих, в тексте присутствует сквернословие. Автор подозревает, что злоупотребил, поэтому просит прощения и за это. В-четвертых, все ниженаписанное – плод авторской больной фантазии и фантазии его больных друзей (за что им нижайший поклон и искренние пожелания богатого урожая в будущем году). Автор ни что не претендует, кроме поджопников, посему энджой, ребятки, а я временно затыкаюсь.

Пы.Сы.: Песня “You can leave your hat on” в исполнении Джо Кокера (тот самый саундтрек к фильму «Девять с половиной недель») идеальна для стриптиза, имхо.

Пы.Пы.Сы.: Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью. Минздрав предупредил.

***

- Вот же гадство, - констатирует Чанёль, медленно поворачивая низкий стакан с толстыми стенками, который наполовину все-таки пуст, и загипнотизированно наблюдая, как кубики подтаявшего льда ударяются друг о друга и о стекло. Переливчатый звук, сопровождающий нехитрые манипуляции, кажется ему гимном мировой несправедливости и человеческого непостоянства, а чистый цвет старика Джека [1] напоминает жженый сахар, из которого его бабуля в далеком детстве отливала леденцы на палочке.

- Блядство, - уточняет Чанёль, одним махом допивая остатки виски, и с шумом приземляет стакан на стол, - Форменное.

Рядом стоит почти приконченная бутылка с хорошо узнаваемой черной этикеткой, а от полной пепельницы смердит так, будто сюда заглянул весь офисный планктон, работающий в какой-нибудь занюханной фирме и убивающий обеденный перерыв никотиновым дымом. Мутным взглядом Чанёль медленно обводит помещение, будто силясь определить свое положение во времени и пространстве, и обиженно шмыгает носом, останавливаясь на разноцветных кружках с нелепыми надписями на английском. Помещение оказывается его собственной кухней, а веселенькие настенные часы напоминают, почему он напивается в одиночестве в канун Рождества.

- Гребаный Бён Бэкхён! Маленький предатель, - диагностирует Чанёль устало и берется за бутылку, чтобы допить недопитое и погрузиться наконец в блаженное беспамятство. Словно в унисон с его мыслями, откуда-то начинает звучать настойчиво знакомая мелодия, и Чанёль думает, что, кажется, у него поехала крыша и что это за ним. Он даже почти готов приглашающе распахнуть руки и проорать: «Да забирайте уже скорее, я готов!» Однако реальность оказывается менее романтичной, потому что в качестве источника звука выступает не небесный ангел с дудочкой и смирительной рубашкой, а всего-навсего телефон, на который в тридцатый раз за вечер пытается дозвониться неоднократно помянутый недобрым словом Бён Бэкхён.

Чанёль зло давит на сенсорный экран, сбрасывая вызов, и почти сразу же получает в ответ гневное смс, в котором подробно описывается, почему он, Чанёль, ведет себя, как «малолетний придурок», и что с ним сделают, если не отзовется в ближайшее время. Чанёль лишь неприятно усмехается, откидывает телефон на край стола – он не собирается разговаривать с мудаками, которые ни во что не ставят настоящую мужскую дружбу – и возвращается к виски и своим невеселым размышлениям о том, как же так получилось, что лучший (бывший лучший, если быть совсем точными) друг Бэкхён променял его на своего нового бойфренда в такую ночь. Пять лет подряд они как истинные бро организовывали крутые рождественские хип-хоп вечеринки, от которых гудела вся округа, но, стоило замаячить на горизонте этому стремному китайцу Тао, как Бэкхён превратился в кисейную барышню. Какая там у них тематика в этом году заявлена? «The Perfect Christmas Date – вечеринка для тех, кто вместе»? Пафосно, безвкусно и ужасно сопливо – срань какая-то, а не концепция. Чанёль готов поставить все деньги на то, что такая антисвэговая идея могла прийти в голову только этому несуразному Цзытао, а Бэкхён, как всегда, повелся. Он, конечно, очень извинялся перед Чанёлем и даже выдал ему два пригласительных, ободряюще похлопав по спине и кинув что-то вроде: «Приходи обязательно».

Чанёль передергивает плечами и утыкается носом в стакан. Разве он в сознательном состоянии способен посетить такое сомнительное мероприятие, бросающее тень на его безупречный в узких кругах имидж? Нет, конечно. Однако из-за своей принципиальности он оказался в той ситуации, в которой находится – в одиночестве разыгрывает драму по ролям, параллельно опустошая домашний бар, пока все его друзья и знакомые собрались на вечеринке у Тао и Бэкхёна. И нет, Чанёль не ревнует. Да, совсем не ревнует.

Чанёль сам не понимает, с чего вдруг ему становится жизненно необходимо выбраться из душного пространства квартиры (то ли голову проветрить хочется, то ли приключений на распрекрасную задницу жаждется – кто ж его спьяну разберет), но порыву поддается. Замотавшись в синий вязаный шарф по самые свои огромные пьяные глаза и прихватив с собой первую попавшуюся бутылку из бара, которая по счастливой случайности оказывается 12-летним Олд Парром [2] – и где только Бэкхён его достает? – Чанёль вываливается на улицу.

Редкие снежинки назойливо переливаются в болезненно желтом свете фонарей, а в едва морозном воздухе пахнет…ничем. Ворсинки шарфа, нагретые хмельным дыханием, лезут в нос и неприятно липнут к влажным губам, отчего Чанёль плюется и совсем уж неприлично ругается, затыкая мягкую ткань под подбородок, чтобы можно было наконец по-человечески вдохнуть.

- С Рождеством, блин, Пак Чанёль… - иронизирует он, отхлебывая виски прямо из бутылки, и искренне сетует на чистоплотность корейцев – рядом не находится ни одной жестяной банки, которую бы можно было с чувством попинать.

Чанёль наобум бредет вперед, смешно тряся свежевыкрашенной головой и опасно покачиваясь из стороны в сторону; где-то впереди – а может, на самом деле, и вокруг него – слышен счастливый смех, а в небе разрываются первые фейерверки. Он чувствует себя безапелляционно брошенным и почти готов на по-настоящему мужской поступок (например, броситься головой вниз в холодный Ханган), когда в кармане пальто вибрирует телефон. Чанёль настолько поражен тем, что не забыл его в квартире, что случайно отвечает на звонок.

- Ты, блять, где, чудовище ушастое?! – Бэкхён, кажется, впервые за все время их дружбы орет так громко, что динамики едва не вырывает из гнезда. Чанёль думает, что уже обязательно бы схлопотал по соплям, если бы их не разделяли километры сотовой связи. – Что, тебе, мудаку, так сложно трубку поднять?!

- Хён… - начинает он, собираясь отбрить такой неприкрытый наезд на свою персону, но продолжить ему не дают.

- Хрен на грядке тебе хён! Еще раз спрашиваю, ты где?! – по сравнению с первой репликой Бэкхён почти контролирует напирающие изнутри эмоции. По крайней мере, старается.

Ответить в рифму Чанёлю не позволяет чувство самосохранения, которое откуда-то из глубин проспиртованного мозга еще подает слабые сигналы. Он оглядывается по сторонам, запоздало признавая в нескольких метрах от себя пару захудалых деревьев, припорошенных свежим снегом, и новенькие тренажеры для тех, кому за шестьдесят:

- В парке.

- Позволь поинтересоваться, какого хрена тебе там понадобилось? – шипят в трубку, кардинально меняя настроение беседы: с неадекватно-истеричного на все более угрожающее.

- На работу иду, - огрызается Чанёль, сам не до конца осознавая, какую чушь несет.

- Если тебя там не будет, переломаю ноги, понял? – еще немного и откуда-нибудь из соседних кустов точно выползет громадный голодный василиск - или кого там призывал Гарри Поттер на своем змеином – и сожрет его вместе с недопитым Олд Парром и сублимированными желаниями. Чанёль лишь сглатывает, делая слабую попытку справиться с сухостью во рту, и покрепче перехватывает бутылку.

- С Рождеством, ушастый, - Бэкхён бросает трубку, не дожидаясь ответа, и Чанёль недоуменно разглядывает устройство в своей руке, которое несколько секунд назад соединяло его с чистилищем.

- Приплыли, боцман, пора причаливать, - резюмирует он и нетвердой походкой направляется в сторону работы, до которой, если внутренний навигатор не врет, около пяти кварталов.

***

В торговом зале еще пахнет утренней выпечкой, справа от прилавка слышно, как работает холодильник с безалкогольными напитками, а на витринах переливаются разноцветными огнями гирлянды. Чанёль оставляет многострадального Парра на ближайшем столике и зажигает нижний свет, окидывая помещение удовлетворенным взглядом. Атмосфера Рождества здесь ощущается гораздо сильнее, чем в их с Бэкхёном съемной квартире – ей пропитаны даже пластмассовые щипцы для сдобы, аккуратно развешанные рядом с маленькими квадратными подносами, застеленными тонкой бумагой в голубые снежинки. Чанёль всерьез задумывается над тем, чтобы остаться здесь на ночь – если честно, это еще не самая печальная перспектива – когда на глаза ему попадается то, чему тут, даже гипотетически, не место. Из центра зала, выпучив свои чернющие нарисованные глаза, на него пялится огромный снеговик в красном колпаке.

Чанёль хлопает ресницами, прикидывая, когда это он успел допиться до таких специфических галлюцинаций. Или в небесной канцелярии в честь праздника всем, кто съехал крышей в сочельник, решили отправлять в качестве бредовых видений снеговиков, оленей и прочих Санта-Клаусов?

«Сойди с ума и получи прикольный глюк в подарок!» - мрачно думает он, обходя вокруг снеговика во второй раз, чтобы удостовериться, что ничего не путает, и на всякий случай тычет в него пальцем, хотя очень хочется потыкать палкой. Снеговик оказывается относительно твердым и вполне себе реальным, но почему-то совсем не холодным, что приводит Чанёля в еще большее недоумение. Немного осмелев, он прикладывается всей пятерней к материальному подтверждению собственной шизофрении, заинтересованно наблюдая, как пальцы легко пробивают верхний слой «кожи» и медленно погружаются во что-то мягкое и…липкое? Белая субстанция на руке пахнет приторно сладко и на вид так сильно напоминает ванильный крем, что Чанёль плюет на все меры предосторожности и пробует ее на язык.

- Ну надо же, и правда крем, - рассеянно бормочет он, делая шаг назад и наконец замечая у подножия снеговика кривую надпись, выведенную нетвердой кондитерской рукой чем-то, напоминающим по цвету шоколад: «Извини, ушастый! С Рождеством!»

- Значит, торт, - Чанёль ни секунды не сомневается, кому принадлежит авторство поздравительной фразы, а, следовательно, и всего безобразия, поэтому только недовольно фыркает, вытирая руку бумажными салфетками, найденными под прилавком.

Вообще-то, со стороны Бэкхёна весьма подло манипулировать любовью Чанёля к сладкому, из-за которой их ссоры всегда заканчиваются совместным поеданием профитролей с заварным кремом или ароматных булочек с корицей. Но сегодня не такой уж и бывший лучший друг превзошел любые, даже самые смелые, ожидания. Правда, Чанёлю немного обидно, что Бэкхён не запряг карету и не приехал за ним сам, чтобы поваляться в ногах и к полуночи доставить его на свою дурацкую вечеринку, а подменил себя этим шедевром кондитерского искусства, но он почти готов простить ему если не все, то очень многое.

- Снеговик-снеговик, я тебя съем, - пьяно урчит Чанёль, раздумывая, повести себя как человек социальный и схватиться за нож или же пустить в ход руки. Определиться он так и не успевает, потому что откуда-то из глубин кремовой громадины начинает звучать смутно знакомая мелодия, и на этот раз Чанёль более чем уверен, что сейчас точно за ним. Так вот ты какая, бе-е-елочка.

Когда у снеговика отваливается голова, Чанёль от страха спотыкается и падает на задницу, потому что «боже правый, я слишком молод, чтобы умирать». Он крепко жмурится, каждую секунду ожидая гнилого дыхания у лица и ощущения стальных зубов на шее, однако ничего не происходит – только музыка становится громче. Когда любопытство берет верх, Чанёль все-таки приоткрывает один глаз, намереваясь оценить обстановку, но все, что попадает в его поле зрения, - голые ноги. Голые мужские ноги, если быть совсем точным. Эти самые ноги сначала сходятся в маленьком красном треугольнике – предположительно, трусах, которые, в отличие от ног, сложно назвать мужскими, а затем переходят в торс, потенциально вполне способный когда-нибудь стать рельефным; венчает все это великолепие обычный колпак Санта-Клауса. Наверняка, где-то на промежутке между торсом и колпаком должно быть лицо, но Чанёлю сейчас явно не до него.

- Снеговик-извращенец! – орет он во всю глотку, судорожно перебирая конечностями и отползая к стратегически безопасному прилавку. – Сгинь, нечистый! По-хорошему прошу!

Чанёлю удается проявить чудеса гибкости и сложиться втрое, забившись в самый дальний угол, когда сверху раздается раздраженный голос, вероятнее всего, принадлежащий «снеговику»:

- Чувак, ты танец вообще смотреть собираешься?

- Танец? – Чанёль из вежливости высовывает голову из своего убежища, чтобы собеседнику не пришлось разговаривать с его кхм…спиной. - Какой танец?

Лицо «снеговика» оказывается там, где ему следует быть, и Чанёль даже успевает рассеянно подумать, что тот очень даже ничего. Еще бы убрать оттуда это мудацкое выражение морального превосходства.

- А ты как думаешь? Наверное, я, такой красивый и в стрингах, сейчас сбацаю тебе что-нибудь из корейского народного. Будь добр, не тупи.

Чанёль полностью выбирается обратно на свет божий и даже умудряется зафиксировать себя в положении стоя, поэтому теперь имеет счастье лицезреть недовольное дитя любви бисквита, глазури и ванильного крема в полный рост.

- Ты, собственно, кто?

- Санта-Клаус, блин. Давай так, ты не задаешь лишних вопросов и молча смотришь, я танцую, забираю свои деньги и отваливаю. Не хочу все Рождество проторчать на работе, - у парня обнаруживаются суровые кустистые брови и просто гипнотические ключицы, из-за которых еще не совсем трезвому мозгу Чанёля очень сложно участвовать в разговоре. Однако упоминание такой тривиальной темы, как финансы, почти приводит его в чувство.

- Какие деньги? – хлопает он ресницами, мучительно пытаясь осознать, когда и при каких обстоятельствах успел задолжать этому красавчику.

Собеседник на это только закатывает глаза, всем своим видом демонстрируя, что не нанимался тут объяснять всяким простые истины, но до ответа все-таки снисходит.

- Твой дружок, или кто он там тебе, отдал только половину суммы, вторую обещал после танца, понятно? Все, хватит болтать.

Парень, настроенный крайне решительно, делает несколько шагов назад и плавно ведет бедрами, отчего у Чанёля начинает кружиться голова. На заднем плане надрывается Джо Кокер, милостиво разрешая не снимать шляпы [3], пока мужская версия Ким Бэйсингер [4] вытворяет нечто странное со своим телом. Чанёль жалобно скулит, не выдерживая зрелища и закрывая глаза ладонями, потому что для него это слишком, и он не знает, что будет уместнее: засмеяться, заплакать или сдохнуть от недостатка кислорода.

- Все-все, никаких больше танцев, - просит Чанёль, не отнимая рук от лица и заставляя героя своих грядущих эротических кошмаров замереть в замысловатой позе. – И очень тебя прошу, не поворачивайся ко мне задом – мое бедное сердце не выдержит.

Парень, до этого самозабвенно крутящий бедрами восьмерки под саундтрек из «Девяти с половиной недель», воспринимает это как личное оскорбление и уверенными шагами направляется к главному входу, бормоча себе под нос проклятия в адрес «малолеток, которые сами не знают, чего хотят».

Голос Чанёля нагоняет его уже возле самой двери:

- Эй, стой! Ты куда собрался?

- Домой. Концерт по заявкам окончен, - фыркают в ответ, безрезультатно тыкая на обесточенную кнопку автоматической двери.

- В таком виде? – если бы взглядом можно было убивать, кишки Чанёля уже совершенно точно болтались бы на ближайшей люстре, а сердечную мышцу украшали бы десятки стальных игл.

Ничего не добившись от несчастной кнопки, горе-танцовщик абсолютно невозмутимо достает откуда-то сумку с вещами и, бросив небрежное «отвернись», начинает свое магическое перевоплощение из порно-звезды в человека. Чанёль послушно отворачивается, лихорадочно обдумывая план дальнейших действий, и тут в его светлую голову приходит Идея.

- Слушай, ты вторую половину-то получить хочешь? – осторожно начинает он, прикидывая, с какой стороны взяться за дело.

- Ну и? – в голосе собеседника слышится столько подозрения, будто Чанёль собирается предложить ему ограбить банк на Уолл-стрит, как минимум.

- Ты одалживаешь мне свои стринги и колпак, а я, в свою очередь, говорю Бэкхёну, что танец был и мне все очень понравилось, - Чанёль, которому наконец высочайше позволили развернуться обратно, теперь хитро разглядывает парня, одетого в простые синие джинсы и черную борцовку.

- И все? – тот недоверчиво прищуривает глаза, а процесс поиска подвоха не останавливается ни на секунду.

- И все, - Чанёль улыбается своей фирменной улыбкой «смотри-я-честный-парень-мне-можно-доверять», и протягивает руку ладонью вверх. – Согласен?

- Согласен, извращенец.

***

Чанёль сопровождает фотографию относительно скромным по объемам, но достаточно «говорящим» текстом: «Спасибо, хён, это было незабываемо! С Рождеством!» - и решительно жмет «отправить» на своем Гэлэкси. Качество сделанного снимка не тянет даже на четверочку, потому что плещется еще, плещется на дне чанёлевского желудка выпитый за вечер виски, но все самое важное там зафиксировано: смятый колпак Санта-Клауса – 1 штука; небрежно брошенные стринги - 1 штука; растянутый презерватив – 1 штука. Все это великолепие старательно украшено каплями йогурта без добавок, а в качестве антуража выступает святая-святых – рабочий стол Бён Бэкхёна.

Чанёль чувствует себя полностью отомщенным и не может сдержать торжествующей ухмылки, когда поток его сладких мыслей прерывает тактичное покашливание.

- Могу я забрать реквизит? – интересуется парень, чье имя выясняется в процессе организации совместной пакости. Крис, его зовут Крис.

- Да-да, конечно, - Чанёль сгребает в охапку больше не интересующие его шмотки и протягивает их законному владельцу.

Крис застегивает пальто на все пуговицы и перекидывает сумку через плечо, когда Чанёль поднимает на него слегка расфокусированный взгляд и неожиданно предлагает:

- Может, останешься? У меня вискарь есть, а в холодильнике должно быть шампанское.

Тот факт, что Крис соглашается, становится сюрпризом даже для него самого. Он улыбается глупо и бестолково, и Чанёль невпопад думает, что сейчас он гораздо симпатичнее, чем при первом знакомстве.

***

Через час совместных алкогольных возлияний Крис уже кажется Чанёлю классным парнем, а через полтора – идеальным человеком, партнером и, наверняка, любовником. Он жалуется ему на предателя Бэкхёна, завышенные цены на электричество и недостаток снега в это Рождество. Крис почти на каждую его реплику кивает головой, соглашаясь со всеми нелепицами, приходящими в уже значительно подпитую голову, и травит байки из своего опыта работы в качестве бармена стриптиз-клуба. По ходу пьяных откровений выясняется, что на днях он расхреначил пару бутылок дорогущего рома, и за это его сослали в торт на отработки. Танцует Крис из рук вон плохо, и даже несколько уроков от ведущих танцоров его клуба не смогли значительно повлиять на ситуацию. Чанёль смеется так сильно, что перед глазами плывут темные круги, а потом у него случается приступ нездорового кашля. Улыбка Криса выходит неожиданно нежной и понимающей, а его глаза из-за полумрака кажутся Чанёлю двумя бездонными пропастями, в которые сложно не угодить.

Он трясет головой, прогоняя наваждение, а потом хватает Криса за руку и тащит на улицу «смотреть фейерверки», потому что уже почти полночь и до Рождества остается всего несколько минут.

- Придурок, отсюда же ничего не видно, - упирается Крис, но все равно послушно наматывает на шею чужой шарф и выходит на морозный воздух.

- Сам придурок, - совсем не обижается Чанёль и восторженно смотрит на невыразительное желто-черное небо, в котором вот-вот что-нибудь взорвется. – Сегодня стреляют везде, поэтому точно увидим.

Они завороженно наблюдают за разноцветными искрами салюта, которые едва видны из-за дальней высотки, и почему-то это зрелище кажется им удивительно прекрасным. Чанёль закрывает глаза и с самым серьезным видом, на какой только способен, признается:

- Это самое отстойное Рождество в моей жизни.

- Тогда и в моей тоже.

Голос Криса раздается совсем близко, и его дыхание Чанёль чувствует на своих губах как раз перед тем, как провалиться в беспамятство.

«Какой же я пьяный, – успевает подумать он. – Как же мне хорошо».

~~~

Примечания:

[1] Джек Дэниелс (Jack Daniel’s) – знаменитая марка теннессийского виски. Строго говоря, это не совсем виски.

[2] 12-летний Олд Парр – купажированный шотландский виски. В продажу поступает в «возрасте» двенадцати лет.

[3] «…на заднем плане надрывается Джо Кокер, милостиво разрешая не снимать шляпы» – аллюзия к строчке из песни “You can leave your hat on”. Песня получила известность, прозвучав в фильме «Девять с половиной недель» в исполнении Джо Кокера. Отсылка к этой же композиции содержится в названии данного текста.

[4] Ким Бэйсингер (она же Ким Бэйсинджер) – американская актриса, сыгравшая главную роль все в том же фильме «Девять с половиной недель».

Дата добавления: 2015-08-28