Через несколько часов наступит Новый год.

Баядеры

***

Через несколько часов наступит Новый год.

Люди будут радоваться, поздравлять друг друга с праздником, пить шампанское, россо и ледяную, тягучую русскую водку.

А мы тянули жребий.

У меня взмокли ладони от напряжения, но я все теребил оставшиеся три бумажки. Пустая среди них только одна.

– Да не трави уже! – гаркнул на меня Степан, и я, вздохнув, сделал свой выбор.

На развернутом листочке чернела жирная галка.

Я проиграл.

– Слушайте, ну так же не честно! Я и в прошлый Новый год дежурил, и в позапрошлый!

– Не прибедняйся – в прошлом мы тебе налили разок, – хихикнул Женька. Паразит, нечего сказать. У него-то бумажка пустая в кармане лежит.

– Пойдем, Игорек, работать надо – положив руку мне на плечо, сказал Петр Андреич.

Вот уже третий год я служу на станции обслуживания транзитных судов. Мы расположены аккурат в центре транспортного узла. К нам прилетают на дозаправку и на ремонт всевозможные дальнобойные космогрузы. В штате всего пятнадцать человек, две смены плюс начальник, и ни одной девушки на борту, если не считать порноблондинок на стенах в каютах у каждого из нас.

Даже если очень постараться, трудно придумать работу скучнее. Но за нее неплохо платят, и через пару лет я смогу себе позволить купить собственное жилье. На дальнейшее я не строил планов.

Новый год на станции отмечали вместе с нулевым меридианом Земли, а значит, с минуты на минуту половина нашего коллектива начнет жизнерадостно и абсолютно легально нажираться в хлам. Счастливые...

В каморке приема заказов пахло плесенью. Следующий грузовик должен прибыть только через пять часов, и мы с напарником запустили видео с чемпионата мира по гейм-гонкам.

И тут раздался звук пришедшего сообщения.

– Кого там еще нелегкая несет? – нахмурился я.

Филя подкатился к системе и открыл заявку.

– Стренджер – 142 – 02, будет на месте примерно через час.

Корабль типа Стренджер – нестандартный клиент нашей забегаловки. Это карета бизнес-класса.

– Надо Андреича предупредить, а то вдруг начальство приперлось. А у нас тут алкозабег на всю катушку.

Филя злорадно хмыкнул.

– А может не надо предупреждать?

– Шутишь? За такую подставу нас быстро отсюда сольют, хорошо если на Землю, а не в шлюз.

– Тогда сам сообщай, – еще злорадней хихикнул Филя.

Я вздохнул. Да уж, неприятная миссия. Надо бы удостовериться, прежде чем народ обламывать.

– Запроси предварительный перечень услуг.

– Ладно...

Через три минуты Стренджер вышел на видеосвязь.

– Сам трепись, – проворчал Филя и сунул мне в руку гарнитуру. Я матюкнулся, застегнул воротничок и нажал кнопку приема вызова.

– Станция обслуживания «Гефест», слушаю вас, Стренджер!

На мониторе появилась картинка. И тут мне стало жарко.

Она была голой до пояса. То есть, почти голой. Ее черный кружевной лифчик просто распирало от всей той роскоши, что была в него вложена. Темные кудри собраны на макушке в причудливый фонтан, лиловые напомаженные губы провокационно улыбались. После трех лет, проведенных здесь, мне, конечно, любая живая баба показалась бы красавицей, но эта в самом деле была очень хороша!

– «Гефест», говоришь? – промурлыкала она, откидывась на спинку кресла.

Вместо ответа я энергично сглотнул.

– Звучит эротично, и, я бы сказала, многообещающе, – проворковала девушка, накручивая локон на пальчик.

– Простите, я... – мой голос сипел, свистел, а мозг лихорадочно пытался найти нужную связку слов, чтобы задать правильный вопрос и прояснить ситуацию.

– Насчет услуг предлагаю договориться сразу: четыре тысячи экю.

– Что?

– Стрип-шоу и эротическое шоу, исполняю я и моя подруга. Персональные услуги – тысяча экю. Особо симпатичным возможны скидки, – сказала она, многозначительно прищуриваясь.

– То есть вы... С подругой...

– То есть если ваш коллектив готов нам гарантировать хотя бы четыре тысячи экю, мы готовы заглянуть к вам на огонек. Так что вы решите этот вопрос и сообщите нам. До связи, мальчики!

– Постойте! – Срывающимся голосом воскликнул Филя, который неизвестно когда успел телепортироваться за спинку моего кресла, – постойте, вы в любом случае получите свои деньги! Ну скажи, Игорь!

– Однозначно.

Еще бы, да я был готов оплатить все расходы со своей собственной кредитки!

– Ну тогда скоро будем.

Связь прервалась, а Филя вдруг выругался.

– Надо было попросить подружку в кадр заглянуть!

– Что-то мне подсказывает, что на крокодила она не похожа.

– Я пойду поговорю с парнями! – крикнул мне на бегу напарник и исчез за дверью. Ну конечно, эту новость можно и лично озвучить, не то что известие о прибытии начальства.

Их встречали, как высочайших гостей. Быстренько освободив ремонтный док, парни организовали там стол, музыку и даже чуть не передрались из-за очереди в душ. Если бы они в этот момент взглянули на себя со стороны – со стыда бы сгорели. Будто на первое свидание собрались.

Дежурная смена тоже участвовала в мероприятии, так что условились до времени прибытия следующего клиента оставить по одному человеку на пункте контроля безопасности и на пункте приема заказов, и менять друг друга по очереди.

Но Петр Андреич вызвался лично нести вахту на все мероприятие.

– Старый я, мне все эти радости — совсем не то, что для вас, молодежь. Так что отдыхайте. Если что – вызову. Но учтите – не пить ни капли! Вы мне трезвые нужны будете, когда грузовик придет!

Я принципиально не пошел в душ.

В конце концов, к нам прилетят две шлюшки, а не моя невеста с тещей.

***

Окинув взглядом помещение, я содрогнулась.

Довольные, жадные глаза. Улыбающиеся лица. Аплодисменты с присвистом. У меня возникло ощущение, что они слепые, если могут радоваться, находясь в таком убогом месте. А ведь они тут не просто находились, а жили здесь годами.

Я улыбалась. Платье-чулок из непрозрачного глэсса цвета фуксии с молоком наглухо скрывало мою шею, грудь и опускалось до самых лодыжек, оставляя на обозрение только обнаженные руки, но я еще никогда не ощущала себя настолько раздетой.

Мое первое представление. Я прилежно к нему готовилась, и потому, красиво и неторопливо покачивая бедрами, спустилась вниз. И без малейшего колебания встала шелковыми туфлями прямо в ржавую пыль.

– Здравствуйте, дорогие. Заждались? – промурлыкал за спиной голос моей наставницы, и я обернулась, чтобы полюбоваться.

Запах ее духов пробивался сквозь техническую вонь, как цветок сквозь бетонную плиту. Она была одета в черное предельно простое платье чуть выше колена, с закрытыми руками и целомудренным вырезом на груди. Сегодня моя наставница решила зваться Магдаленой. Хотелось бы мне знать, она когда-нибудь назовет мне свое настоящее имя? Или она сама забыла, каким оно было?..

Потом я заученным движением приветственно протянула руки в толпу, отвечая на слова и шершавые прикосновения, будто я всем им рада. Словно я получаю удовольствие от происходящего. Это – главный закон всех женщин, назначивших цену за свои ласки. В конце концов, большинство мужчин желает купить не столько тело, сколько иллюзию любви.

А потом я чуть повернула голову – и вздрогнула.

Он так полоснул меня взглядом, что стало почти больно физически.

Игорь очень мало изменился. Только похудел и на щеках появилась сизая щетина.

Я считала его простоватым и без амбициозным, а он меня называл «замороченной». При этом мне нравилась его сила, родственная крепости старого дерева, вросшего могучими корнями в землю. А он завидовал тому, что я умею мечтать. Мы провели вместе чуть больше месяца и расстались со скандалом четыре года назад, но я его до сих пор помнила.

А Игорь, оказывается, помнил меня.

Интересно, то, что мой первый выход осуществлялся здесь, всего лишь совпадение? Или Магдалена хочет проверить таким образом мою решимость?

– Девочки, мы сейчас все сделаем, и со сценой, и с освещением, но давайте маленький авансик, а? – глуповато улыбаясь и масляно сверкая раскрасневшимися щеками, просил один из клиентов.

– Да, перед выступлением, маленький авансик! – поддержал его кто-то из толпы.

– Ну, пожалуйста!

– Что скажешь, Лидия? – спросила Магдалена, и в ее интонации мне послышался насмешливый вызов.

Я подошла к ней, нежно провела рукой по ее плечу, груди и поцеловала в губы.

Нас облили аплодисментами и свистом.

А вокруг нас начало сгущаться облачко сладковато-пряной, дурманящей похоти.

***

Настроение испорчено наглухо.

Всю жизнь мечтал посмотреть, как мою женщину, пускай даже «бывшую», пускай даже шлюху, облизывают другие. Прям как в анекдоте.

Я злился. Ну что ж, каждый зарабатывает чем может. Одни, как я, руками. Другие – головой, а ты, Лидок... творчески подошла к решению задачи.

Сцену разложили в два счета. По углам поставили какие-то дурацкие тумбы. Выключили свет, и две крали взошли на помост. Заиграла музыка, мужики заскулили, и под этот чудный аккомпанемент две проститутки начали извиваться и тереться друг об дружку.

Я отвернулся.

Мужики вокруг выглядели так, словно приняли по дозе энерджи. Шоу длилось довольно долго, так что под конец я уже оклемался и мог смотреть на сцену без неуместных эмоций.

Они обе были очень хороши. Совсем не портовый уровень – я-то в этом разбирался. Стоило темноволосой только зацепить меня взглядом, и я поплыл.

Выступление закончилось, музыка плавно сменилась.

– Приватный танец для самого смелого! Бесплатно! – крикнула темненькая, и я, как лунатик, сделал шаг вперед...

Но остановился. Ну уж нет, никаких массовок.

Темноволосая смотрела на меня, словно ждала. Даже когда на стул уже взгромоздился Степан, она продолжала смотреть, пока я не покачал отрицательно головой.

– А теперь, мальчики, немножко химии для улучшения настроения! – крикнула Лидка.

В тумбах что-то щелкнуло, и из них брызнул подсвеченный клубный спрей.

– Идите поближе! Отправляемся в раскрепощенный мир, где нет запретов!

Я не особый любитель такого рода отрыва, мне ближе естественное пьянство, но в сложившейся ситуации – а почему бы нет. И я шагнул вместе с остальными в цветное облако...

И в одно мгновение я оказался в чистом поле.

Больше не существовало ни дока, ни Лидки с ее подружкой, ни парней, ни музыки. От тишины у меня зазвенело в ушах. Над головой – темное вечернее небо, под ногами – мятая трава, пахнущая чем-то обалденным, свежим, из далекого прошлого или детства.

Такого со мной еще не было никогда. Я поводил руками в воздухе. Он оказался вязким, и если сделать резкий взмах, то появлялись пузырьки. Чем они нас там надышали?

И тут меня осенило.

Дурманчик-то, наверное, недешево стоит. А значит, вряд ли его плеснули бы просто для кайфа клиентов.

Нас обдерут как липку. Пока все в кумаре, можно запросто собрать все наши кредитные карты, все, что угодно!

Я не удивился, когда в сумеречной пустоте вдруг материализовалась фигура темноволосой. Она была в одной прозрачной сорочке.

– Привет.

Она выглядела так, как я мог бы только мечтать. Как будто на самом деле я что-то значил для нее. Как будто вся ее красота принадлежит только мне одному...

Что-то внутри меня сначала дернулось, потянулось к ней... А потом я жутко разозлился.

И влепил ей пощечину.

То есть хотел влепить, но моя рука увязла в чем-то липком и вязком, окружавшем сучку.

– Да иди ты! Тварь!

Я сделал шаг – и увяз по колено в чем-то, похожем на болото. Оно стало темным, омерзительным, похожим на дерьмо. И я заорал. Это что еще за кайф такой?

Злость обожгла мне грудь. Она закипала во мне, и когда я опустил глаза, то увидел, что все мое тело как будто раскалилось, стало прозрачным и красным, как железка, и это было больно, очень, очень больно! Я задергал ногами. Тут небо покачнулось, и я провалился в какую-то дыру. Песок засыпал мне глаза, уши, нос, и я не мог дышать.

«Конец. Это передоз, наверное», – пронеслось в голове. Но тело не могло мыслить логически, оно верило в то, что сейчас его затягивает песками, и оно хотело выбраться! Вслепую я греб руками, пытался толкаться ногами, и даже куда-то полз... Сердце гулко билось в груди, от недостатка кислорода кружилась голова... А потом вдруг я понял, что могу дышать.

Глаза открылись с трудом. Вокруг меня царил ослепительный зимний день. А я по плечи был в снегу. В шаге от меня начинался обрыв, настолько глубокий, что, наверное, вел прямиком в бездну.

Ни боли, ни жара, ни холода я не испытывал. Только невозможность пошевелиться, как это бывает иногда во сне.

«Ничего не надо делать. Все закончится, когда пройдет время», – решил я про себя.

И в это мгновение до меня донесся едва различимый звук шагов по снегу.. Кто-то приближался ко мне со спины, а я не мог повернуть свою чертову голову и посмотреть, что там!

И тут невидимый кто-то побежал прямо ко мне! Это почему-то было пострашней песка и прочей фигни...

– Игорь!

Я узнал Женькин голос. И тут меня отпустило – я повернул голову и увидел приятеля.

Он был весь черный от сажи, на лице – кровавый ожог. Его трясло.

– Еще один глюк, – сказал я себе.

Женька сел рядом со мной на снег и заплакал.

– Игорек, что происходит-то? Что происходит?

– Хорошую дурь нам вштырили, вот что происходит, – ответил я, теряясь в догадках, является ли человек рядом со мной плодом одурманенного воображения.

– Это не глюк, Игорь, это нет, это не оно, такого не бывает, нет, Игорек, мы влипли в какую-то жопу, я не понимаю что творится! – затараторил Женя вполголоса, боязливо озираясь по сторонам, как будто нас могли подслушивать.

– С ума не сходи. Сядь рядом и просто подожди. Дольше часа это не продлится.

– Ты не понял, Игорек, ты ничего не понял! Я же говорю тебе! Это не спрей, это что-то другое! После спрея таких картинок не бывает! И потом вкус, запах, осязание – нет-нет, это совсем другое! И потом в кумаре видения не совпадают, а я видел тебя! Я видел тебя в болоте, и видел как ты стал красным и как тебя затянуло вниз... И я прыгнул за тобой! Вот как я оказался здесь! Оказался здесь и нашел тебя! Ну как тебе? Как тебе такое? А еще, Игорь, а еще на поле был Стас – ты помнишь Стаса? Так вот, нет больше Стаса, его та, светлая, вот так вот взяла и … Бежать надо, Игорек! Бежать, только куда – я не знаю!

Женька что-то продолжал лопотать, а я видел только его круглые от ужаса глаза, и нехорошее чувство противно сдавило мне горло.

– Помоги мне откопаться.

– Нельзя, только сам, понимаешь? Я пытался помочь Стасу... Чем больше помогал, тем хуже. Здесь нельзя помочь, здесь каждый за себя! Но я рядом буду, я буду сидеть и ждать, когда ты выберешься...

Я закрыл глаза. Бред-то какой... Все это – бред...

А если все-таки не совсем бред? Ведь что-то внутри меня тоже бормочет: «Бежать надо, Игорек!», только совсем тихо, гораздо тише ошалевшего Женьки. Очень уж много не стыковок. Но пытаться объяснить их сейчас или все отбросить как нереальное означало остаться на месте.

А может, и в самом деле надо просто бежать?

Мне вдруг стало легче. Я пошевелил плечами и понял, что снег вокруг меня больше не такой плотный.

Я начал активно толкаться, расширяя свою берлогу.

– А почему у тебя ширинка расстегнута?

Женька дрожащими руками застегнул штаны.

***

Магдалена погладила меня по волосам.

– Ну и как тебе?

Я промолчала. Потому что не знала, как объяснить ту бурю ощущений, что творилась во мне сейчас.

Я видела мир открытым и прозрачным, словно нагромождение аквариумов. И в каждом из них царила своя логика. Любая вспышка похоти и страха имела запах и вкус. Порочные желания опьяняли, дарили неистовую радость. Страх доставлял эстетическое удовольствие. В виде цветных нитей он сплетался в диковинные узоры, и они источали ароматы еще более манящие, чем духи Магдалены.

А еще я видела Игоря. Сила его приземленности не знала себе равных. Он почти твердо стоял на ногах там, где вообще не существовало тверди. И мне было жаль...

– Хочешь остановиться? – спросила Магдалена, глядя в меня непроницаемым взглядом.

По коже прошел холодок.

– Нет, – ответила я.

Она приподняла мое лицо за подбородок, ласково прикоснулась кончиками пальцев к щеке.

– Тогда я пойду развлекусь немного. Не скучай. Если хочешь – посмотри за нами отсюда.

Я кивнула.

Между мной и ею огромная разница. Пока что.

Магдалена сделала всего несколько шагов – и оказалась в одном из прозрачных пластов. Я видела, как в удаленной от меня комнате сидит человек, напряженно уставившись в монитор. Он наблюдает, как двое наших клиентов развлекаются с моим фантомом. Клиент вне игры, и потому не видит ни их мира, ни самого фантома. На мониторе только два возбужденных мужчины, их руки странным образом соприкасаются, один из них расстегивает брюки. Вокруг человека – клубы опьяняющей меня и невидимой ему энергии.

И тут за его спиной появилась Магдалена. Я не могла поверить своим глазам, но она пришла в маске Игоря!

Мужчина обернулся. Он начал что-то говорить, но я была так взволнована, что не смогла сосредоточиться и не расслышала ни слова. Магдалена наклонилась к нему и прильнула жадным, отравляющим сознание поцелуем.

Потом она оставила маску на кресле, а сама отошла в сторону.

Бедняга посмотрел в пустоту и счастливо улыбнулся, а потом вдруг упал на пол. Он извивался, как будто его избивают. Маска носилась над ним, как ворон над падалью. Кожа на спине лопалась, расползалась, и под ней виднелась окровавленная плоть, сквозь которую постепенно начали просвечивать белые кости ребер и позвоночника.

Я вдруг поняла, что меня не пугает это зрелище. Я спокойно смотрела на кусок кровоточащего мяса, как будто передо мной разыгрывался отрывок дешевой постановки.

***

Ноги проваливались в снег глубже колен. По спине медленно и противно сползали капли пота. Я остановился, чтобы зачерпнуть ладонью теплый снег и в сотый раз попытаться освежить им лицо.

Рядом поскуливал Женька, засыпая меня вопросами типа «куда мы идем» и «что мы будем делать». Как будто я знаю. Полцарства бы отдал, чтобы он свое хлебало склеил хоть на пять минут. Но я на него больше не гаркаю, потому что пытаться прервать его детскую истерику так же безнадежно, как молитвами остановить понос.

Я уже привык, что ландшафт вокруг постоянно меняется. Обрывы затягивались, как раны, горы становились стеклянными кубами, а мои руки периодически покрывались пятнами, очень похожими на трупные. Последнее было особенно неприятно, так что я старался не смотреть на себя. Если невозможно контролировать то, что снаружи, надо хотя бы сохранить контроль внутри. А для этого необходимо по-прежнему верить, что я – это я. И точка.

Я обернулся. Странно – на дне моих следов постоянно виднелась грязь, а следы Женьки – кристально чистые, белые, едва различимые. Это не спроста.

Я вернулся к следам, потрогал их. Под моими в самом деле прощупывалась земля, а под его следами как будто было еще метра два снега. И тут ко мне пришла идея.

– Женя, ну-ка сядь, – скомандовал я приятелю.

– Зачем?

– Сядь и постарайся взять себя в руки. У меня подозрение, что пока ты не придешь в адекват, нам так и плутать по белому месиву.

Он заплакал.

– Игорь, я не могу! Он умер у меня на руках, и я... Я не хочу умирать! Я не хочу так умирать, понимаешь? А ты иди... Иди сам, может быть, и правда выберешься из этого дерьма... У меня не получится.

Я сплюнул. Вариантов было не много.

Мой кулак аккуратно въехал ему в челюсть. Я постарался, чтобы удар был не слишком сильным и не слишком слабым. Женька вскрикнул и завалился на бок. Поколебавшись, я зарядил ему слегка под дых.

– Ты что делаешь? – выдавил из себя Женя, скорчившись в комочек.

– Дурь выбиваю. Вставай, амеба! Покажи, кто ты есть!

– Козлина ты...

– А ты хуже бабы! Ну давай, вставай, врежь мне, если ты способен!

– Скотина!

Что сильнее жалости к себе? Я думаю, злость. Она всегда зашоривает все лишнее, и ты с кулаками кидаешься на вооруженного быка с корочкой элитного отдела, хотя даже дотянуться до его морды нет ни единого шанса.

Я понес отчаянную пургу, наблюдая, как у Женьки краснеют щеки и шея. А когда он поднялся на ноги...

У меня сильно закружилась голова. Настолько сильно, что я опустился на корачки, чтобы не упасть с двухметровой высоты собственного роста.

И тут раздался птичий крик. Грустный, протяжный.

Я выпрямился – и увидел вокруг себя лиственный лес. Под ногами была земля, покрытая опавшими листьями и мхом. И повсюду стояли деревья, много, много деревьев! Я бросился обнимать ошалевшего Женьку, а тот вдруг отстранил меня и указал рукой куда-то в сторону.

Там, возле огромного сучковатого ствола поблескивало что-то инородное. Что-то, похожее на трещину в картинке.

– Мы... выбрались? – прошептал наконец Женя, вопросительно глядя на меня.

Я пожал плечами.

– Думаю, это финишная черта. Если хочешь, давай я первым это проверю.

***

Магдалена, поглаживая меня по спине, как маленькую девочку, ласково проговорила:

– Поверь, это самая неинтересная часть, но самая смешная. Уровень животных инстинктов всегда выглядит одинаково, и на нем обычно остается больше половины участников. А вот дальше начнется самое любопытное...

Я чувствовала себя уставшей.

До сих пор не понимала всех принципов и законов игры, хотя активно заучивала теорию. А еще мне с трудом удавалось продолжительное время удерживать внимание на слоях мира. Временами краски блекли, изображения теряли объем и четкость. Но это естественные затруднения ученицы.

Из-под полуопущенных ресниц я видела Магдалену. Она задумчиво смотрела в никуда, и сейчас моя наставница почему-то казалась совсем не такой безупречно прекрасной.

Мне даже показалось, что рядом со мной реальная живая женщина.

– Так ты уверена, что хочешь продолжить? – спросила Магдалена, не отрываясь от созерцания.

– Уверена, – поспешно отозвалась я, чтобы она не подумала, будто я колеблюсь или сожалею.

Может быть, слишком поспешно, потому что Магдалена усмехнулась и произнесла:

– Забавно...

***

В маленькой комнате горел тусклый свет ночника.

На стене – огромный плакат Джибо, инопланетного сверхгероя. Под ним, на полочке, стояла пластмассовая модель его корабля. Между моей кроватью и Джибо чуть больше метра, и в это пространство с трудом вписывался стол со всяким хламом и синее кресло-маятник, которым я очень гордился.

С ума сойти, неужели моя комната и вправду была такой убогой?

Из кухни донесся знакомый вскрик. Он приглушенный, потому что побои мать всегда терпела, зажав себе рот рукой, чтобы случайно меня не разбудить.

Как будто я мог спать, когда этот ублюдок долбил ее головой об кухонный поли-автомат.

Из леса я шагнул прямиком в свое прошлое. Не самое приятное путешествие, если очень честно.

Я вышел из комнаты и подошел к кухне. Сквозь стеклянную дверь виднелись размытые силуэты отца и матери. Она сидела на полу. Он опустил стул, которым только что бил ее, сел и начал набивать свою вонючую трубку.

От кухни до туалета по прямой бежал длинный коридор, и сейчас я отчетливо увидел, что там горит свет, а дверь слегка приоткрыта.

Я подошел к туалету и толкнул дверь ногой. Точно – мой папаша лежал там, перепачкав всю отделку красным дерьмом, текшим в его жилах вместо крови.

Я был щуплым тринадцатилетним пацаном, так что уложить его в прямом столкновении не мог и мечтать. Но пацан нашел способ. По пьяной лавочке отец никогда не закрывал в туалет дверь и не включал там свет, так что оголенных проводов в толчке он просто не заметил.

Отключив электричество, я подошел к нему, взял за волосы и еще пару раз приложил об новомодный железный порожек.

Наверное, по сценарию здесь полагалось рвать на себе волосы от сожаления, что этот выродок неудачно помочился? Усмехнувшись, я направился к входной двери.

Открыв дверь, я оказался во дворе воспитательного училища архангела Михаила – моей тюрьмы, где мне пришлось провести пять очень долгих лет. С тех пор я ненавидел церковь и армию.

Полная луна щедро изливала прохладный свет на квадратное серое здание училища, всехристианскую часовню и мини-кладбище старого образца. Полагаю, его здесь держали в качестве декоративного элемента или опосредованного способа пробуждать в испорченных душах сложные мыслительные процессы.

Меня никогда не волновали его свето-тени, все эти драные стены с заполненными и еще пустующими нишами для праха, даже в ночную вахту. Но сейчас кладбище казалось наполненным какой-то странной жизнью. Нечто пряталось там, в обрывках тумана, следило за мной, выпивало силы и становилось все сильней. Я почти чувствовал, как его ледяные щупальца проползают мне в грудь и сворачиваются там клубком, мешая нормально дышать.

Невольно я попятился, и тут из темноты вышла маленькая женская фигурка.

– Карина?

Если я вообще кого-то в своей жизни любил, кроме матери – так это ее, девушку с россыпью рыжих волос, пахнущих корицей и свежими булочками. Ее семья принадлежала к ортодоксам, отвергающим временную стерилизацию девочек, использование клонированных органов и генную инженерию. Может быть, поэтому она была такой особенной, настоящей? Когда мы расстались, ей еще не исполнилось семнадцати, а я перевалил за двадцать. Мне тогда казалось, что так будет лучше для нее. Потому что у меня ни впереди, ни позади ничего хорошего не имелось, а она заслуживала только хорошее.

– Привет, – сказала она и улыбнулась. Нелепое серое платье висело мешком на ее тоненьких плечиках.

Карина вдруг стала задирать подол платья, и я схватил ее за руку.

– Ты что делаешь?

– Хочу познакомить тебя с сыном!

В ее распоротом животе копошилось что-то омерзительное и живое.

Ком подкатил к моему горлу и меня стошнило прямо ей на ноги.

– Ничего-ничего, – подбадривала она, ковыряясь в своем хлюпающем и копошащемся животе.

– Карина, прекрати!

– Смотри, это его ручка... Правда, хорошенькая! Ты только посмотри, какие пальчики! Весь в папу! Помнишь, я тебе всегда говорила, что у тебя красивые пальцы? А вот и ножка... Ой нет, это вторая ручка, – игриво хихикнула она, пихая мне шевелящиеся осклизлые кусочки.

У меня в глазах потемнело. Я все понял. Схватившись трясущимися руками за край ее платья, я медленно сполз вниз и обхватил ее колени.

– Прости меня... Прости... Я заставил тебя сделать тот аборт, но я думал, что так будет лучше!

– Тебе не нравится наш мальчик? Он такой, потому что его вытаскивали из меня по кускам. Я слишком долго не решалась. Был уже довольно большой срок, препаратами обойтись не получилось... И отец настоял... Это же такой позор для всей семьи...

– Замолчи, пожалуйста!

– Его вынули из меня, а он все равно во мне остался... И шевелился по ночам... Не давал спать. Совсем не давал спать, маленький хулиган! Но я его перехитрила!

Она тихонько засмеялась, взяла меня за руку и потащила за собой.

– Пойдем, я покажу тебе!

Следующий шаг перенес меня в совершенно пустую комнату. Полумрак. Серые стены. И тоненькое, как будто переломанное по суставам маленькое тело, раскачивающееся в дверном проеме.

От боли в груди хотелось скорчиться, взвыть или раздолбить лбом холодный мрамор пола. Я сполз по стене, хватая ртом воздух, как вынутая из воды рыба.

Если бы я только знал...

Я бы никогда не отпустил тебя, Карина! Никогда и никуда! И тогда в моей жизни был бы смысл. Я хотел защитить – и убил... Его, тебя. И себя.

– А ты, однако, крутой парень! – рассмеялся кто-то очень знакомый, и из сумерек вышел Филя.

– И какого хрена тебе здесь надо?

– Мне в соседней комнате показали, как умирала моя сестра. Я думал, что бессердечней меня сволочи нет. Ан нет, вот он ты, ву-а-ля!

– Рад за тебя.

Я даже не мог злиться на Фильку. Его слова не цепляли меня. Мне было все равно, что он там себе решил или что он думает. Я смотрел на Карину, и мне хотелось умереть.

– Правильное решение, приятель! Я вот тоже так решил!

В следующее мгновение я видел уже два тела, раскачивающихся в дверном проеме. Наверное, просто искажение местной реальности, потому что хоть Филька и шустрый гад, но удавиться за секунду даже он бы не смог.

Пол подо мной закачался, поплыл – и я провалился в другую комнату.

Здесь было светло, тепло и пахло едой. Запах был вкусным, но меня моментально вывернуло наизнанку.

– Испортил прекрасный старинный ковер, – проговорил приятный низкий голос, и надо мной склонился пожилой мужчина в шелковом кимоно.

Я плохо соображал. Мужчина заботливо помог мне подняться и сесть в уютное кресло у камина.

Хрусталь. Золото. Красный бархат. Богатство и пошлость просто запредельные.

Человек в кимоно налил вино в бокал и протянул его мне.

– Думаю, этот способ для тебя более подходящий, чем веревка.

Я уставился на мужчину, а тот невозмутимо ковырялся какой-то хреновиной в камине.

– Чего?

– Каин по сравнению с тобой просто агнец. Тот убил только брата, а ты – и отца, и ребенка, и любимую девушку. Кстати, мать свою ты тоже в некотором смысле убил. Ведь она спилась из-за тебя, мой мальчик.

– Да пошел ты в жопу, старый хер, – ответил я.

Я все понял. И к чему этот разговор, и кто передо мной, и почему такая дебильная обстановка. Искушающий дьявол из истории про Агнессу Израильскую, в честь которой была построена часовня в училище.

Не дождешься!

Мужчина рассмеялся.

– Признал-таки. Ну раз ты такой сообразительный, мне, видимо, ни к чему весь этот камуфляж.

«Закрой глаза! Не смотри, или сойдешь с ума!» – прошептал кто-то внутри меня, и я зажмурился.

«Кариночка, это ведь ты? Я хочу, чтобы это была ты. Потому что тогда это означает, что твой дух не проклинает меня... Хотя о чем это я? Я же не верю в загробную жизнь...»

– Полно, не делай вид, как будто ты сможешь жить со всем этим.

– Придется, – ответил я, выплескивая содержимое бокала на пол.

– Опять испортил ковер.

– Запиши на мой счет.

Дьявол расхохотался.

– Я запомню... Так ты в самом деле собрался жить дальше? Удушить последние ростки совести и стыда в душе?

– Умереть проще всего. Но кто-то должен позаботиться о моей матери и вылечить ее в конце концов. Кто-то должен помочь семье Карины...если им нужна моя помощь. Кто-то должен помнить о ней и... Если она вообще мертва! Может быть, это все чушь собачья, и на самом деле она жива и здорова! Я должен это узнать! Я хочу!

Я кричал все громче, сжимая веки все сильнее, пытаясь удержать соленую влагу внутри и не дать ей пролиться.

Яркая вспышка ослепила меня даже с закрытыми глазами.

Мое тело с безумной скоростью падало вниз.

***

Я была возбуждена, как никогда.

В прозрачных слоях миров лежали мертвые тела, и их жизненная сила проникала в меня сквозь поры, и мне хотелось кричать от восторга.

– Скажи, ты правда думала, что я остановлюсь, увидев знакомое лицо в толпе? Ты привезла меня сюда специально? – спросила я наставницу.

Магдалена низко наклонилась ко мне, и теперь я ощущала ее дыхание на своей коже.

– Дорогая, ты сильно преувеличиваешь собственную значимость. Ты мне не интересна.

Она провела пальцем по моим губам и вновь погрузилась в созерцание представления.

– А вот он еще более интересен, чем я предполагала. Недаром воспоминания об этом человеке в твоем сознании сохранились в первозданной полноте.

Мне вдруг стало холодно. То ли я ревновала Игоря к Магдалене, то ли Магдалену к Игорю, то ли стало просто досадно от ее слов.

– Поэтому ты вывела его на следующий уровень?

Ответом на мой вопрос была тишина. Не задумчивая, не растерянная, а абсолютно игнорирующая мои эмоции и чувства. Возможно, меня просто не слышали.

– Магдалена?

– Я его вывела, потому что захотела, – снизошла она наконец до ответа. – Тебя, милая, это никак не касается.

***

Тишина.

Я лежал с закрытыми глазами на чем-то мягком. Пахло свежестью и лекарствами. Я боялся открывать глаза, потому что не знал, где окажусь в следующую секунду. Может быть, я уже умер и все, что происходило со мной, – это мой путь из жизни в смерть?

Но тогда ничего не случится, если я просто здесь полежу, наслаждаясь покоем и тишиной.

Постепенно я стал как-то по-новому ощущать свое тело. Оно как будто наливалось тяжестью и болью. В груди защемило.

Я вспомнил Карину...

– Игорь Александрович, присаживайтесь, пожалуйста! Будем пить таблеточки!

С трудом я принял вертикальное положение. Веки стали просто пудовыми, но в конце концов я все-таки совладал с ними.

Смятая белая простынь. Идиотская полосатая пижама. Тощие колени, проступающие под тонкой тканью штанов. И высохшие, коричневато-желтые морщинистые руки на этих коленях.

Мои руки.

Я поднес их к лицу, чтобы получше рассмотреть. Пальцы тряслись, как у последнего алкоголика. Взгляд с трудом фокусировался.

И в этот момент я почувствовал, как что-то теплое поползло по правой ноге.

Господи, я же мочусь.

Рефлекторно схватившись за ногу, я нащупал под штаниной мягкий пластиковый мешочек. Мочесборник. Вот почему не было ощущения сырости.

– Игорь Александрович? С вами все хорошо? – взволнованно спросила меня хорошенькая молодая медсестричка с подносом в руках.

Я хотел ей ответить, но забыл нужное слово. Да и что я хотел ей сказать?..

Мне нужно было встать. Медсестра подсунула мне коляску, но я должен был сделать это самостоятельно!

Снова и снова мое тело отказывалось подчиняться, становилось все трудней дышать, и я понял, что это конец.

Нужно остановиться.

Я провел рукой по своему лицу. Какое счастье, что я не мог его видеть.

Где я? В следующем аду? Или в единственной настоящей реальности?

– Как я здесь очутился? – прошамкал я, удивляясь, как же, оказывается, сложно говорить без зубов.

Медсестра не удивилась. Она с жалостью посмотрела на меня, и, проворно поправляя мою постель и подсовывая в очередной раз таблетку, заговорила отвратительным, сюсюкающим тоном, как говорят с маленькими детьми некоторые мамаши, отказывающие своим отпрыскам даже в подозрении их причастности к интеллекту.

– Вы в приюте Эдвардса. Вас сюда перевели из клиники доктора Грабовски семнадцать лет назад. В молодости вы работали на какой-то космической станции, и там с вами случилось несчастье...

– Что со мной случилось?

– Несчастье... – еще раз повторила она, как будто в сотый раз рассказывала сказку на ночь.

– Что конкретно?

Она удивленно замерла, словно не ожидала такой реакции.

– Я не знаю. Вы сегодня... не совсем обычный. Вы хорошо себя чувствуете?

Ком подкатил к горлу, а из горла вырвался сипящий смех.

– Просто с ног сшибательно, как молодожен в медовый месяц. Почему я оказался в модной психушке?

– На почве полученных травм вам поставили редкий диагноз, и доктор Грабовски заинтересовался вашим случаем и взял на лечение.

– И что мне ставили кроме недержания?

– Раздвоение личности. Противостояние анимы и анимуса вашего «я». Об этом вся медицина шепталась.

Я помнил «Гефест». Помнил ту смену и моего напарника... Как же его звали... Потом Лидка с темноволосой шлюшкой. А потом я куда-то провалился...

И тут я отчетливо увидел одну сцену. Я сижу в мягком кресле. Рядом со мной стоит женщина. Она наклоняется ко мне, так низко, что ее дыхание щекочет мне лицо. Женщина гладит мои волосы, длинные и светлые.

И я вспомнил имя.

Магдалена.

Я застонал, пытаясь остановить хлынувший в мою память поток кровавых картинок и отвратительное, радостное чувство, обуревавшее меня...

Я?

– Все это делал я?..

Медсестричка попятилась.

– Поэтому я не могу сам подняться. Хитрая операция, как же она называется... Частичное рассечение сухожилий, вкупе с частичной парализацией для особо опасных преступников.

– Я позову доктора, – испуганно проговорила медсестра и выпорхнула в коридор.

Я смотрел в белый потолок и смеялся. По морщинистому лицу текли ручьи слез, в пластиковый мешок снова лилась моча, а я не мог остановить свой смех.

Вот и приехали.

А ведь я мог бы сейчас сидеть на диване с какой-нибудь бабкой, жрать ватрушки и беседовать о внуках. И пусть впереди у меня маячила бы та же печь крематория, за плечами были бы десятки лет воспоминаний. Настоящих, хороших. О том, как ел, как спал с любимой или нелюбимой женщиной, как работал, как заботился о ком-то.

Так что же я такое на самом деле?

У меня не осталось времени на покаяние.

Нет времени на разборы полетов и изучение работы клеток моего мозга или атомов психики. Все, что у меня есть – это проваленный рот, подрезанные жилы, медсестричка с жалостливым взглядом и пустота.

Единственное, что мне еще под силу сделать самому – это достойно встретить смерть. Какая ирония – я даже не мог сам назначить ей свидание!

Но однажды она все равно придет за мной. А я буду ждать. И когда она придет, я предстану перед ней собой.

Я должен четко определить для себя, что есть я в этой куче мусора.

Меня зовут Игорь Александрович Перов. Мне двадцать шесть лет. Я работаю...

Кто бы знал, как непросто иногда четко и ясно формулировать мысли. Но, как я уже понял, такое состояние то наступает, то пропадает вновь. Надо просто переждать и начать еще раз. Заново. Я буду начинать заново столько раз, сколько потребуется!

Дверь открылась, и в палату вошла медсестра. Одна, без врача.

Подошла ко мне, наклонилась и поцеловала в лоб.

– Пойдем, – прошептала она, глядя мне в лицо прозрачными, как лед, светло-зелеными глазами.

Она взяла меня за руку. И я встал.

Пол покачнулся, и мы полетели куда-то вниз...

***

В доке было тихо.

На полу – три мертвых тела. Разбитое стекло. Праздничный стол так и стоял в стороне, почти нетронутый. А напротив меня стоял «Стренджер» с опущенным трапом.

Я схватился за лицо, выясняя, все ли вернулось в прежнее состояние. Облегченно вздохнул.

Может быть, я снова в больном бреду, но лучше так, чем на койке приюта Эдвардса.

Страх, колебания, поиск четкой логики в происходящем больше меня не беспокоили.

Я направился к кораблю, слушая скрип стекла под подошвами ботинок.

Ступив в темное брюхо «Стренджера», я оказался в ослепительном молоке.

Вязкая белая субстанция окружала меня плотным кольцом. Она напоминала очень густой туман, только тот не ложится гирей на плечи и не парализует тело. И не пахнет так сладко.

Из молока вышла женская фигура.

Темные кудри. Светло-зеленые глаза. Полупрозрачное белое платье, из-под которого просвечивало черное кружево нижнего белья.

Я вспомнил имя: Магдалена.

– Извини за временное неудобство. Я подумала, нам обоим будет лучше, если ты не сможешь двигаться и не будешь отвлекаться на попытки реализации невозможных планов. Конечно, я вообще могла отказаться от нашей встречи, но победители игры – такая редкая порода...

Я скрипнул зубами.

– Сука.

Она погладила меня по плечу.

– Не надо так напрягаться.

– Что же ты такое?

Полуголая тварь улыбнулась.

– Ты и правда хочешь знать?

Она отвернулась. Белое платье упало вниз и пропало в тумане. Туда же отправилось белье.

А потом она развернулась ко мне, и я увидел абсолютно гладкое тело. То есть совсем гладкое, без каких-либо половых различий. Но страшней всего оказалось лицо. Оно было, и в то же время его не было. Размытая плоская маска с намеком на глаза и рот.

– Как видишь, я не женщина, и не мужчина. Но могу становиться и тем, и другим по собственному желанию.

Я просипел:

– Ты... Ты можешь... Обратно?

Она, верней оно, звонко рассмеялось.

Сквозь безрельефную болванку стали медленно проступать живые человеческие округлости.

– Ты...из космоса? – спросил я.

Магдалена покачала отрицательно головой.

– Нет, я, как и ты, абсолютно земная сущность. Но разные времена предъявляют разные требования к игре. Сейчас совращать девственных монашек уже не актуально.

– Но ты же убила их! Ты просто их убила!

Магдалена пожала плечами.

– Они были гнилыми. От них я могла получить только немного энергии нужного мне типа и силу жертвенной крови. И я это взяла.

– Почему же ты не убила меня?

– Потому что ты прошел весь круг. Не думай, будто я совершенно не способна на эмоции. Я хотела тебе сказать, что считаю тебя очень неправильным, но своеобразно красивым существом. А я умею ценить красивое.

Она погладила меня по щеке. Странное прикосновение. Похожее на прикосновение теплого воздуха к коже.

– Все будет хорошо. Ты будешь жить дальше. На камерах зафиксировано, что все они умерли от собственной руки, так что сложностей не будет. Сейчас ты потеряешь сознание, но вылетевшая на станцию помощь приведет тебя в чувство.

– Зачем тебе Лидка?

– Это ее решение. Мотивы мне не интересны.

Она заглянула мне в глаза и поцеловала. Долгим, обжигающим поцелуем.

А когда окружающий мир начал рассыпаться на крошечные искорки, она прошептала мне на ухо:

– Карина жива. И ребенок тоже. Это знание – мой подарок тебе.

– А отец?

– Он давно умер.

– Слава Богу за все! – выдохнул я, и мои колени подкосились.

***

Я старалась не думать о случившемся, но ничего не получалось.

Почему наставница отпустила Игоря? О чем говорила с ним? Зачем? Будь она человеком, я могла бы объяснить это личной симпатией, или сожалением. Тем, что не поддается логическому анализу и прогнозу, и именуется «человеческий фактор».

Из-за ее поступка сила, взятая мной, горчит, и наслаждение не такое полное, каким могло быть.

Должно было быть.

Магдалена, именовавшая себя теперь Ларой, склонилась надо мной с нежной материнской улыбкой.

– Печалишься?

Я вздохнула.

– Скорее недоумеваю...

Она задумчиво смотрела на мою руку, лежащую в ее ладони.

– Странные вы, люди. Сами себе порождаете дьяволов. И сами же от них гибнете.

– О чем ты?

Лара улыбнулась.

– Не забивай себе головку, сладость моя. Всему свое время.

Дата добавления: 2015-08-28