Я лежу ночью в камере, во тьму из коридора узким неподвижным клинком пробивается свет. Я лежу удобно, я могла бы спокойно заснуть на твердом лежаке, почти счастливо, а может, по-настоящему

25 МИНУТ

Я лежу ночью в камере, во тьму из коридора узким неподвижным клинком пробивается свет. Я лежу удобно, я могла бы спокойно заснуть на твердом лежаке, почти счастливо, а может, по-настоящему счастливо. Здесь мне могло бы стать так спокойно… Впервые в жизни – так спокойно…

Но и здесь нет покоя: каждые двадцать пять минут за щелью света слышатся шаги: там по коридору проходит часовой. И надо быть готовой к этому: вдруг он захочет открыть двери в камеру, его переклинит, и он сделает со мной что угодно. Убьет, искалечит… Мы бесправны. И почему-то кажется, что если не спать в этот момент, не быть захваченной врасплох, мне удастся этому противостоять, я не сдамся, я выйду победительницей. Я надеюсь. Я готова к борьбе. Я знаю, что сделаю все, все, все…

И каждые двадцать пять минут я стараюсь проснуться, когда по коридору слышатся шаги, чтобы в случае чего…

В полусон врывается узкая как лезвие желтая полоска света на полу: она разрастается… Это открылась дверь…! Это он пришел! Сейчас сон будет потревожен, и будет боль, борьба, унизительная мокрота крови, унижение, унижение, унижение…! Я открываю глаза и вижу, что на самом деле в камере темно… это опять страх… Это сигнал – я слышу шаги по коридору. Бледный свет проникает из коридора через дверь, но мне знакома зрительная картина, когда она открывается. Я напрягаюсь, сжимаюсь бесконечно… и слышу, четко, абсолютно трезво и уверенно, как сапоги уходят дальше и затихают.

На секунду я расслабляюсь: как хочется сладко спать… Потом я снова нахожусь в забытье, в нарастающем ожидании боли и смерти – 25 минут.

Сначала я была без сна почти все ночи. Но потом организм приспособился и сделал фокус – стал просыпаться каждые двадцать пять минут, за несколько секунд до того, как шаги слышатся по коридору. И сигналы тревоги стали чередоваться с забытьем… Я недооценивала свой организм, а он, оказывается, очень умен.

Но все равно – мучение… Вдобавок, я должна лежать лицом к двери, и не могу повернуться на другой бок. Не могу и все! При одной мысли, что может случиться, все мое естество сжимается и дрожит, как пружина, которая сейчас сломается. Свет просачивается сквозь дверь, и мешает мне, и я постоянно помню про коридор, постоянно представляю желтое, растущее лезвие света… Кроме того, я вообще не могу спать все время на одном боку, и уже поэтому мучаюсь и не могу заснуть.

Я на удивление еще была жива, и стоило только радоваться, но одного хотелось – заснуть спокойно… Расслабиться и сделать вид, что меня вообще в этом мире нет, и долго-долго оставаться собой… Долго-долго отдыхать от всей прошлой жизни на твердом лежаке… НО! Охранник пока не заходил, но мог зайти любые 25 минут, и если я не буду собрана… Подобные вещи делали и делают. Порядки здесь такие, что со мной могут сотворить, что угодно, особенно если я девушка, особенно – с политзаключенной…

Весь мой мир был поделен на двадцать пять минут, и я внутреннее приготовилась, что он остается и вечно останется таким. Надежда на то, что это когда-нибудь закончится, обманчива, а обманываться страшно больно. Нельзя каждый раз, идя по тюремному коридору на допрос, мечтать, что сейчас тебе подпишут какие-то бумаги и выпустят на свободу. Это значит каждый раз, заходя в кабинет и надеясь, рвать свою душу в мелкие клочья, а потом сходить с ума от отчаяния.

И я полностью отгородилась от надежды освободиться, как будто ее не существовало вообще. Так было намного легче выживать. Поэтому, когда в один, наверное, осенний, день меня провели по тюремному коридору, я не думала ни о чем. В этом коридоре не было ничего, кроме ламп дневного света, пустоты и череды дней. Я ничего не ощутила, когда при мне подписали бумаги и сунули мне в руки. Потом мы пошли в камеру забирать мои вещи, которых толком и не было. Тогда мои чувства начали просыпаться. Но я железно подавила страх остаться здесь и радость вероятного освобождения.

Я стала ощущать только процесс: мы шли по коридору. Странно, но я была почти счастлива, что кто-то идет вместе со мной куда-то. Ты никогда не шел вместе со мной.

А потом я вышла за ворота и оказалась на холодном осеннем ветру. Где-то глубоко внутри все взорвалось. Где-то глубоко внутри все радовалось и пело оттого, что теперь мои ночи стали свободны. Но я сама ничего не чувствовала. Только свежий ветер впервые за долгое время ласкал мое лицо и заставил меня вспомнить, что мое тело способно чувствовать еще что-то, кроме страха боли. Я пошла по улице, не веря своим ногам.

На следующий же день я начала искать тебя.

Спать по ночам мне пока толком не удается, но днем во мне возрождается жизнь. И вместе с жизнью – моя любовь.

Первым делом я отправилась посмотреть на дом, где мы собирались раньше. Я уже знала, что сейчас он пуст, и в нем никто не живет, поэтому и не надеялась там увидеть тебя. Но пошла, потому что он был связан с тобой. Старый дом с крыльцом и камином на старой купеческой улице, превращенной теперь в запыленное царство ревущих машин и складов.

Я подошла к калитке. Все стало ясно: дом был наглухо заперт, крыльцо разобрано, двор заброшен, хотя и недавно. Теперь окна дома ничего не выражали. Белый порванный мусорный пакет валялся посреди двора и шуршал на ветру.

Тогда же я не замечала ни загазованности, ни проносящихся мимо автомобилей. Тогда была зима, и здесь горел камин, притягивая к себе всех вошедших. Еще от калитки была слышна музыка и за окнами мелькали тени жизни. Здесь играли музыку, здесь разговаривало между собой много людей. Ты был среди них. Я вбегала с мороза и грела руки, протягивая их к камину, а потом оборачивалась, чтобы увидеть, что делаешь ты.

Я помню, как ты пел. Я никогда не любила того, как ты пел, а любила при этом смотреть на тебя. Ты как будто говорил со мной в это время.

Каждую пятницу я шла сюда, как на любовное свидание, как на эшафот, как на панель, как в комнату пыток, как в комнату наслаждений, как в джазовый храм. Я ругала себя за то, что не могу не прийти и не увидеть тебя, и не услышать тебя, я была полна гнева на себя за эту сумасшедшую зависимость. Это была болезнь, от которой хотелось освободиться, но я все равно в следующий раз снова шла сюда, потому что без нее жизнь не имела смысла.

Без тебя ничего не имеет смысла.

Поэтому я ищу тебя.

Я обхожу все места, где мы когда-либо виделись. Вот перекресток, где я однажды увидела тебя. Тогда я повсюду искала тебя глазами, я так хотела тебя видеть, что мое сердце разрывалось на части каждую секунду, и снова, и снова, и опять. Это было просто невероятно, но тогда ты вдруг появился на пешеходном переходе! Ты шел в мою сторону в смешной сиреневой вязаной шапочке, похожей на девчачью. И ты был так красив в эту минуту, как не бывал больше никто и никогда! Ты улыбался нам…

Я снова стою ровно на том же месте у перекрестка, как когда-то. И жадно вглядываюсь в лица прохожих. Они идут, идут… Я могла бы так простоять до вечера, но понимаю, что чуда второй раз не случается. Тебя здесь уже нет, ты прошел в своей сиреневой шапочке и исчез вдали. Но все равно смотрю, как у перехода появляются все новые и новые люди и проходят по белой зебре. Я проверяю взглядом каждое лицо.

…Невидимые выли провода

Смеялась в поле ночь,

Над нами звезды щеря.

В степи на линиях столбов играл

беспутный ветер,

как ненужный гений.

И пустота пронизывает город.

И в сотнях взглядов улицы безлюдны.

И сотни фонарей его осветят,

Но без тебя не станет он теплее.

И ночь в глаза бескрайняя глядит

Сочувственно

Она меня жалеет.

Хочу я лечь и просто умереть

Под взором неба

К темной ночи ближе.

Хочу закрыть глаза.

И не могу.

Я не могу, когда тебя не вижу.

…Все спокойно, вот только каждую ночь я возвращаюсь снова в свой ирреальный мир. Каждые двадцать пять минут часы отщелкивают отрезок времени, и я четко просыпаюсь. Первое время я просыпалась в панике, в дрожи, хватая воздух ртом. О, черт, как же я посмела так крепко заснуть? Потом дрожащие пружины страха отпускают меня постепенно. Секунды я умираю от него, но знаю, через секунду мне станет чуть легче, потом еще легче, потом еще чуть… И, ощутив себя дома, где за стеной спят родные, и где покончено с прошлой жизнью, я все еще не верю в это…

Потом я начала опаздывать, просыпать свои двадцать пять минут. Я вырывалась из сна на полминуты-минуту позже, сжимаясь от ожидания кошмара. Открывала глаза, а перед ними стояло желтое лезвие открытой двери. Потом я начинала себя ругать: какая неосторожность, хорошо, что все обошлось. Потом возвращалась в реальность, и вздыхала с облегчением, и снова ругала себя: да сколько можно мучиться?

Я хочу в другую реальность.

Другая реальность. Балкон в большой комнате. Луна в нем. Это другая комната, неуютная, заставленная барахлом, и кажущаяся при этом безжизненно пустой. Но как же я хочу именно туда, я больше жизни хотела бы попасть сейчас в нее.

Вся эта комната тронута сумеречным, бледным, нереальным светом. Ни черта не видно. Даже тебя, хотя я прижата к тебе. Но главное, что я прижата к тебе. Наконец-то. Я рисую тебя: ты лежишь на спине в одних джинсах, как мертвец, запрокинув голову, а я сложила руки у тебя на груди. Но это мои руки, не твои. Целую тебя в уголок губ. Мне страшно, вдруг этот сон. Но это как будто наяву. Я пробираюсь под твою одежду, и у тебя есть еще шанс оттолкнуть меня, и я этого боюсь. Я не знаю, о чем ты думаешь, и уверена, что не узнаю. Но это не пугает меня.

Ты холоден, я знаю, ты таков, но прижимаюсь к тебе все сильнее. Ты холоден, но мне все равно. И я прижимаюсь к тебе, понимая, что ты уже меня не оттолкнешь. И я соединяюсь с тобой. Я стараюсь почувствовать нечто своими собственными усилиями.

И посмей теперь только сказать, что у нас ничего не было…

Я переворачиваюсь на другой бок и сладко засыпаю в одиночестве в призрачном свете балкона…

***

Растворилось

золото

В темень

И закат догорел.

К черту.

Через тысячу лет

Плена

Ты остался со мной.

Мертвый.

Сам ты создал

Себя. Другого

Из давно убитых желаний,

Из страстей, глубоко сокрытых.

Мы слепили

себе

Героев.…

Я чувствую себя так, будто меня прежней больше нет. И меня это не печалит. Я не ищу встреч с соратниками, да и они, встретив меня, как-то ничего не ждут. Странно, но они тоже как будто встречают во мне совсем другого, приятного, но малознакомого им человека. Я общаюсь с людьми, пожалуй, только ради того, чтобы спросить о тебе.

Где-то далеко-далеко в прошлом остались весна и начало лета, шум борьбы и рев митингов, слова, слова и лозунги, драки и дубинки, штурм заборов, заграждений и стен. Я уже не чувствую, что это происходило со мной. От прошлой жизни ничего не осталось. Ничего, кроме тебя. Я хочу только найти тебя, и все. Ты мне нужен. Ты так мне нужен… Если бы ты знал…

Если бы ты мог услышать мой крик, ты зажимал бы уши в шоке, катаясь по земле. Я слышу его. Почти каждую минуту я слышу рев отчаяния, который нарастает во мне, я слышу его мощь. Но я продолжаю смотреть на мир с той же прежней милой и легкой улыбкой жертвы. Все замолчало вокруг, и я ощущаю, что застыла в безмолвии.

…Во мне застряло время.

Не обнять

И не сбежать

И никуда не деться

Нет слов,

чтоб голос передать,

Когда в груди

Осколок сердца.

Странно, но никто тебя не встречал, никто не может мне сказать, что с тобой, где ты. Если бы ты уехал, кто-то бы знал об этом. То, что с тобой все в порядке, в этом я уверена. С тобой ничего плохого случиться не может, уж такая ты сволочь, всегда умел себя идеально обезопасить. Никогда не обманывалась на твой счет.

Я брожу целый день под холодным и сырым осенним ветром. К вечеру ноги просто гудят от усталости. Но дома меня ждет моя семья, мои родные. Дома тепло и светло, и звучат дорогие мне голоса. Я засыпаю при свете, чего со мной никогда не было, и мне так хорошо, так хорошо. Долгожданный покой и отдых, уютный клубочек… Только недостает тебя, чтобы почувствовать счастье. Я засыпаю, и сквозь сон с нежностью чувствую, как сестра укрывает меня одеялом потеплее…

В поисках тебя проходили дни, недели. Но ты как в воду канул. Иногда я не осознавала, зачем я брожу улицами: надеюсь ли найти тебя…. Или не надеюсь. Или просто брожу. Отчаяние, отчаяние просто проглатывало меня, но я упорно шла. Настала поздняя осень, и шла я под дождем.

Толстая кожаная куртка защищала меня от него, но волосы вымокли и завились. Они висели гривой, растрепанной за целый день. Возвращаться было рано. Но идти – некуда и незачем. Ничего меня не ждет. Не такого перекрестка, на котором ты ждешь меня. Но я привыкла искать тебя в каждом прохожем, заглядывать в каждое лицо, потому что я верю, что однажды ты будешь стоять на улице передо мной. Это должно случиться, потому что это будет, этого не может не быть.

Капли ледяного дождя стекали по моему лицу, а оно, наоборот, пылало. Вокруг зажигались желтые огни многоэтажек и я со странным, равнодушным наслаждением растворялась в них. Много-много огоньков таяло у меня в глазах, и значит, можно хоть миг побыть вне своей страсти. Я давно уверена, что меня ничего не ждет.

Тут меня окликнули, и я подошла на оклик. Это была Вика, подруга моей подруги, я не видела ее сто лет, да и вообще видела нечасто. Я редко встречала людей такой гармоничной внешности. И строгой, и странной, и хрупкой, и суровой. Но об этом я не стала задумываться.

Наверное, я тоже сильно изменилась и чем-то впечатлила ее, потому что она пригласила меня к себе домой отогреться и выпить чаю, и я без разговоров приняла ее предложение. Мы вошли в сумеречный двор одной из белесых многоэтажек.

Вика сидит на кухне за белым столом наискосок от меня. Она не отводит от меня глаз, я от нее. Как хорошо, что не надо заботиться о том, чтобы поддерживать разговор, как я делала всегда.

Вика похожа на мальчишку, на обалденно красивого мальчишку. Все у нее настоящее, без краски и пафоса. Черный, смоляной цвет короткой строгой стрижки. Тонкие углисто-черные брови, чем-то суровое, но нежное лицо, как будто высеченное из прекрасного камня.

Кому-то она бы не понравилась. Она сдержанна и не из тех, кто носит вежливую маску, поэтому я рада, что она пригласила меня в гости. Значит, это более чем искренне. Она не улыбается, как и раньше никогда не улыбалась, но мне теперь все равно: я и так знаю, что она хорошо относится ко мне.

Кажется, она старше меня на год-два. Мы вспоминаем общих подруг, пьем чай и вино под ярким и уютным электрическим светом. Мои волосы высохли и завились еще больше. Я понимаю, что выгляжу странно и запущенно, и совсем неженственно с копной кудрей, в свободных джинсах и каком-то другом шмотье, с диким безумным огнем голодного волка, горящим в глазах.

Я ловлю себя на том, что мы смеемся взахлеб и болтаем, как сороки, что не похоже на нас обоих. Я сама себя не узнаю: неужели это я, после тюрьмы, после страха… после тебя? После всего этого? Как будто застрявшие во мне железные горы молчания тают.

Я вспоминаю ее рассказ о том, что однажды она ушла и оставила окно открытым, а дождь залил водой гитару, на которой она училась играть. На секунду у меня мелькает мысль, что это ее призвание такое: уйти, но при этом оставить окно открытым. Но вообще-то я занимаюсь тем, что прямо ее разглядываю и особо не размышляю ни о чем.

Тогда Вика улыбается мне. Она подходит ко мне и убирает волосы с моего лба. Вика присаживается около моего стула и смотрит мне в лицо. Ее темные и блестящие глаза совсем рядом. Ее улыбка исчезает, но я упорно, бездумно, бесстрашно и фанатично не отвожу от нее взгляда. Тогда она припадает своими губами к моим. Они горячие, они страстные, они любящие. У тебя таких никогда не было, хотя твои губы я не забуду даже тогда, когда буду умирать.

Я впиваюсь в нее, хоть и не так сильно, как она в меня. Я провожу ладонью на ее голой бархатной спине под черной майкой, едва касаясь кожи, едва-едва, как будто в полете, как будто неслышно. И теперь ее очередь дрожать, как от электрического разряда, под моими руками. Мы скрываемся во вторую комнату, в темную комнату со старомодным неярким ковром над кроватью. Мы прижимаемся друг другу всем своим естеством, как будто, чтобы слиться воедино. Мы знаем, что это невозможно, но это почему-то и хорошо. Забыв даже раздеться, я провожу собою по ней, и электричество отвечает мне миллионом тончайших колебаний. И слышу свой собственный крик, выдыхая наружу лишь глухой стон сладости и боли.

Я чувствую, что все то, чего у меня не было, чего не случилось с тобой, вырывается, наконец, наружу, может дышать, может жить. То, что было не нужно тебе…

Она целует все мое тело, и мне кажется, что отметины ее строгих пылающих губ вспыхивают на мне, как огромные огни, для которых на моем теле все же, оказывается, есть место, целая Вселенная…

Я иду по улице, на которой недавно кончился дождь. Утренний туман теплый и мягкий. Сегодня погода нежная и светлая, как будто и не поздняя осень, практически зима. Я пришла к твоему дому. То есть к тому, где ты жил раньше. Я ищу тебя.

Это пятиэтажный дом, не новый и не старый, довольно ухоженный. Входные двери покрашены зеленой краской, как на всех подъездах здесь, как и лавочка. Он вообще ничем не примечателен, кроме того, что в нем живешь ты. Связь с тобой наполняет его очарованием. Я сижу на зеленой лавочке у подъезда. Я мечтаю, что сейчас ты будешь идти домой и остановишься, проходя мимо меня, и поздороваешься. Как же ты будешь удивлен, увидев меня сидящей тут. Мне кажется, что я сама испугалась бы этой встречи.

Потом я перехожу греться на солнышко, на другую лавку, покрашенную в серый металлик. Отсюда не так хорошо видно, кто идет, но меня почему-то это не пугает.

Я жду здесь уже не в первый раз, но ты не проходишь. Для меня уже стало какой-то традицией дежурить здесь, как будто это важное развлечение, как будто полезное дело.

… Ночь. Прошло двадцать пять минут, и я по привычке просыпаюсь. Я улыбаюсь и кладу голову обратно на подушку: все спокойно, все прошло…

Мир снова возвращает меня себе. Мир снова заставляет меня жить в нем, работать, ставить себе цели и достигать их. Ты не понимаешь, что на самом деле все это мне мог бы заменить ты. Или раскрасить этот мир с его осенью, хотя это и не нужно. Только ты.

Но я никак снова тебя не встречу. Где же ты?

Я знаю, что, если бы я встретила тебя снова, я не была бы такой глупой, как раньше. Я не молчала бы о своей любви. Я не пряталась бы, не скрывалась за кучей ненужных дел, не бросалась бы в них с головой, я не убеждала бы себя, что эти дела нужны, что они важны. Сейчас я вижу, что ничего, кроме меня и тебя, неважно.

«…Каждую ночь, выйдя за калитку, я смотрю на дорогу, всю в призрачных снах. Я надеюсь, что однажды из осенней темноты на освещенном участке дороги появишься ты. Сбежавший из рая. Пусть, разбитый и выдохшийся, ты скажешь, что никакого Рая нет, что все обман и иллюзия, мне все равно. Лишь бы ты пришел. Я каждую ночь смотрю на дорогу из снов… Но она пуста».

Теперь я не понимаю, как можно не говорить о своей жажде. Я смотрю в осень и вижу перед собой благоустроенный двор дома, где тебя нет. Двор бесконечного отчаяния.

Странно, почему я до сих пор, подставляя лицо холодному осеннему ветру, думаю о тебе. Не понимаю, зачем ты мне нужен. Тепло, ласку и дружбу мне дала моя семья. Ту страсть, которую ты мог дать мне, дала мне Вика.

Наверное, я просто люблю тебя.

… Прошли месяцы, но я тебя не нашла. Только глубоко в сердце осталась надежда, что ты появишься, что придешь сам. И вот недавно я шла по проселочной улице, на которой светило закатное солнце. Была весна, и земля была влажная. Я остановилась и увидела ее, теплую землю, освещенную красновато-золотистыми лучами. И ко мне вдруг пришло чувство ясной уверенности: тебя нет. Просто нет. Тебя вообще никогда не было.

Это значит, что ничего не будет, и не будет никакого смысла, но это почему-то уже не так страшно. Я вижу свет на земле и чувствую почему-то спокойствие и радость.

Странно, но я все же верю в то, что настанет день, и все, кому суждено, встретятся.

2005-2012

Дата добавления: 2015-08-28