- Какие прогнозы, доктор? – холодный женский голос раздался в помещении, глухо уходя в стены.

Уильям Сорин

Последняя надежда

- Какие прогнозы, доктор? – холодный женский голос раздался в помещении, глухо уходя в стены.

Некоторое время вопрос оставался без ответа, лишь слышалось тиканье часов, да скрип шариковой ручки.

- Довольно неутешительные… мы немного продвинулись вперед, но потом наступила сильная реакция.

- Неужели все наши труды напрасны? – тон женщины стал чуть более сухим.

- Вы знаете профессор, он не желает быть собой. Он хочет исчезнуть. Он надевает разные маски, лишь бы не быть тем, кто он есть. Мы уже многое узнали о методах лечения…

- Да, конечно… вы написали интересную монографию, но состояние вашего пациента…

-Главное, что мы нашли центральную точку его помешательства! Его желание не-быть.

- Однако с тех пор вы не продвинулись ни на йоту. Нам придется поместить его в пятый корпус. Сегодня у вас последняя терапия, если улучшений не будет, мы его переведем.

- Но пятый корпус…

- А что вы хотели? Мы и так долго нянчились с ним. Или вы добьетесь прогресса, или к безнадежникам его. Я не хочу давить на вас, - добавила она чуть погодя, смягчив тон, - вы правда многого добились. Ваши методы…Когда я прочитала вашу книгу в прошлом году, это было новое слово в психиатрии…Я знаю, что вы сделали все возможное...

- Я постараюсь, - перебил он ее, и вышел из кабинета.

Двое неспешно гуляли по парковой аллее, тихо беседуя. Деревья по бокам дорожки оделись красным и желтым, листья под подошвами мирно шуршали, создавая иллюзию покоя.

Один из них высоким, худым, и держал руки в карманах плаща. Карие глаза его все время то широко раскрывались, то суживались до щелочек. Нервические губы часто цепенели в растерянной улыбке, все в его фигуре говорило об угловатости и незаконченности. Другой был невысокий ростом, плотно сбитый мужчина, средних лет. Про таких говорят, что они крепко стоят на земле. Толстыми губами он зажимал сигару, иногда теребя ее огузками желтых пальцев.

- Ну что, Мартин, - обратился мужчина к спутнику, - можете сказать, кто вы?

Высокий улыбнулся и пожал плечами.

- А кем вы хотите, чтобы я был?

- Нет уж, это вы мне скажите, - мужчина вытащил сигару изо рта и понюхал ее.

- Хорошо, я ваш друг.

- Вы не просто мой друг. Вы знаете, почему вы здесь?

- Нет, не знаю, это вы мне скажите почему.

- Я говорил вам. Я говорил вам это вчера, позавчера, я говорю вам это уже два года.

- Может я забыл, скажите еще раз.

- Ох, Мартин… вы здесь, потому что вы больны. Вы живете в вымышленном мире, Мартин. Вы должны вернуться к нам. Пока вы не осознаете, что то, что вы называете своей жизнью – всего лишь иллюзия, фантик к конфетке, вы никогда не освободитесь от этого.

- Может, вы ошибаетесь…- Мартин неуверенно, с мольбой заглянул в лицо собеседника.

- Я ошибаюсь? Ну конечно. Все ошибаются, доктора ошибаются, медсестры ошибаются, ваша жена, что ушла от вас, ошибается. Только вы правы.

- Как жестоко…

- А как еще? Правда горька и жестока. Правда жалит. Иногда ребенка приходиться бить, чтобы он понял. Повзрослев, он бывает благодарен. Это ваш последний шанс, поймите.

Мартин не отвечал. Они шли по дорожке, устланной ковром из опавших листьев, каждый думал о своем.

- А что если я не болен? – вдруг сказал высокий, - что если прав я, а не вы?

Мужчина с сигарой грустно покачал головой.

- Всегда так. Все вы надеетесь, что вы не больны. Легче придумать тонну лжи, чем смело сказать себе: да, я не в порядке. Мне нужна помощь. Ни один еще не признал, что он…

- Сумасшедший? Вы это хотели сказать? Безумец?

- Я не хочу обидеть вас, Мартин, но да, именно так. Все вы отрицаете это.

- А может быть это вы безумны, доктор?

- Хо-хо! Обиделись все-таки. Ну один из нас точно…нуждается в лечении. И боюсь, что это не я, мой друг.

- Как там ваши дети? - неожиданно сменил тему собеседник Мартина. Тот еще более углубил руки в своих карманах, прежде чем ответить.

- Дети ничего, поживают.

- Господи… Мартин, вы не оставляете мне надежды. У вас нет детей!

- Но доктор…

- Нет, Мартин, нет. У вас нет и не было детей. Ваша жена ушла от вас два года назад. После того, как вы в припадке гнева сломали всю мебель в доме. Вы забыли?

- Я, правда, тогда немного разозлился…

- Ну хоть это не отрицаете! Что было дальше, помните?

И снова они шли, шурша листьями, Мартин, казалось, искал ответ на вопрос где-то в глубине своих карманов.

- Я не ломал всю мебель, - сказал он, - я просто ударил ногой в телевизор. Он треснул.

- Почему вы это сделали?

- Она все время смотрела его. Как под гипнозом. Вы помните, у Брэдбери было такое?

- Не отвлекайтесь.

- Ну вот. Я день за днем просил ее меньше пялиться в ящик, и больше времени уделять детям…

- Мартин, у вас нет детей!

…- а она не хотела. Я устала – говорила она, - я и так все время занимаюсь ими, а ведь они тоже твои. В общем, в один день я не выдержал и ударил его ногой.

- И все? А что вы сделали потом? Вы помните?

- Ничего, я просто ушел. Сел в машину и уехал на работу.

- Нет, все было не так.

- А как же, доктор? Как все было?

- Вы отлично знаете, вы знаете, что вы сделали потом. То, из-за чего вы оказались здесь.

- Нет, я не знаю. Я не делал ничего такого.

- Вы знаете, Мартин. Откройте правду. Вы отлично знаете. Вспомните. Вам будет больно, но эта полезная боль. Вспомните, Мартин.

- Я…я вернулся домой.

- Так, что было потом?

- Я увидел ее. Она…

- Ну же!

- Она читала книгу.

- Книгу? Вы уверены? Не ошибитесь.

- Да, книгу. Она читала книгу. Это был сборник стихов одного поэта.

- Так, так – доктор заметно поскучнел. Видимо, беседа опять двинулась не по тому руслу.

- Может все-таки это была не книга? Мартин, ну? Не книга?

- Нет, доктор, это была книга. И она стала читать мне вслух.

- Господи, Мартин, вы же знаете, там не было книги.

- И она прочитала мне:

Измученное сердце исцелимо

Хоть тянет в топь меня неумолимо

Свинцовый гроб моих воспоминаний…

Израненное тело излечимо

Так и ветшавшее неотвратимо

Когда-то было полное желаний

Теперь не стоит чьих-либо стараний

Жерновом жизни в порошок истертый

Мой тонкий дух мечтает раствориться

В бездонном море, где ничто не снится

Чтоб высохшие знаки были стерты.

Доктор задрожал. Скомкав сигару вспотевшими руками, он воскликнул:

- Вы снова читаете это стихотворение!

- Я просто вспоминаю.

- Вы не вспоминаете, вы сочинили его!

- Нет, его сочинил другой человек.

- Вы обманываете себя, это стихотворение про вас, - доктор взял себя в руки, - где-то там, в глубине Мартина есть нечто, что знает о вымышленности мира Мартина. Мира, где жена с детьми ждет его дома. Где Мартин ходит на работу каждый день, где он пишет…Что-то есть в вас, и оно пытается до вас достучаться. Это стихотворение – сигнал. В огромном океане вашей бедной души, оно как маяк, оно сигнализирует вам, указывая путь домой. Путь к реальности.

- Как вам хорошо ведомо, что есть в глубине Мартина, - с усмешкой сказал молодой человек, - а о себе вы думали когда-нибудь? Может быть, ваш мир тоже иллюзия? Разве вы не живете в своей иллюзии?

- Возможно, возможно. Я знаю этот аргумент, вы не первый пациент, кто, таким образом, пытается защитить свои вымыслы. Все живут в своих мирках, и мы - тоже. Верно? Проблема в том, Мартин, что мой мир соотносится с другими мирами. Я верю, что я доктор, и другие верят. Я думаю, что кабинет на третьем этаже мой – и другие думают. Это называется реальность. Когда наши мысли объективно совпадают с тем, что существует.

Миры реальности – как соты, они гармонируют между собой, создавая единое полотно бытия. А ваш мир столкнулся с другим миром и нарушил его границы….

- Как поэтично…- перебил его молодой человек.

…- ваша жена жила в мире, в котором добрый и любящий муж приходит домой, чтобы поцеловать ее и принести букет цветов. А вы разрушили ее мир, муж оказался не контролирующим себя, впадающим в приступы гнева…страдающим от своих навязчивых идей.

Доктор замолк, казалось, он устал повторять одно и то же. Во всей его фигуре прослеживался некий символ безнадежности…если бы кто-то, конечно, умел видеть такие символы.

- Мартин, последний раз тебя спрашиваю, кто ты, скажи мне? Можешь ли ты поведать всю правду, что ты сделал тогда?

- Милый доктор, - Мартин улыбнулся, хотя было видно, что ему совсем не весело, - я бы сказал вам, что было тогда, только это вы мне должны сказать. Вы так уверены, вы всегда уверены, но почему вы не спросите себя: «а может быть он прав?» Может быть, я прав? Может быть, это стихотворение…его придумал не я? А другой, известный поэт. Вы наверняка должны были о нем слышать. Он придумал его, когда понял, что его жизнь рушится. Он написал его, прежде чем застрелить жену и застрелиться. Разве вы не слышали об этом случае?

- И дух вопиет в пустыне, и голод гложет его. Разум сыт и тело сыто, но дух при смерти, без сил, - неожиданно процитировал доктор.

- Именно! Вы знаете о нем! Вы знаете, ну же! Он застрелился, но не смог убить себя… вы знаете его.

Мужчина с сигарой покачал головой.

- Нет, мой юный друг, - прошептал он, - нет, вы в плену своего сумасшествия. Я ничего не могу сделать. Нет никакого поэта, есть вы…

- Вы можете, доктор, вы можете, вы близки к тому, что помочь мне! Вы знаете это стихотворение!

- Я уже ничем не могу помочь, я пытался, - мужчина говорил сам с собой, не обращая внимания на спутника, - навязчивые идеи…эти стихотворения, жизнь в мире вымыслов…во мраке вселенной, где холод звезд рождает одиночество…

Мартин увидел, что навстречу им идут двое мужчин, в форме санитаров. Каменные их лица ничего не выражали, казенные глаза, казалось, смотрели сквозь него. Мартин впервые испытал отчаяние. Ему хотелось бежать, рвануться по аллее назад. Хотелось плакать от бессилья, хотелось наброситься на санитаров, на своего спутника с кулаками, вытрясти из него, наконец, то, что он так хотел услышать.

- Доктор, - прогудел один из санитаров, подойдя к ним, - что будем делать с пациентом?

- В пятый корпус его, - устало махнул рукой Мартин.

Дата добавления: 2015-08-28