Глава 2 Добро пожаловать в мир Полусумрака

Содержание.

Глава 1 Набираем высоту

Глава 2 Добро пожаловать в мир Полусумрака

Глава 3 Восхождение

Глава 4 Огонек в доме

Глава 5 Под куполом ночи

Глава 6 По лезвию ножа

Глава 7 Из оков забвенья

Глава 8 Изумрудные глаза

Глава 9 Гости никогда не стучат

Глава 10 Здравствуй, я вернулся

Глава 1

Набираем высоту

Моя история началась с того, что Эта женщина умерла.

И не понятно, что самое ужасное, обретать себя безмолвным призраком, не способным даже вспомнить её имени или день ото дня терять саму необходимость что-либо вспоминать. Сейчас я стою на кухне с пустым стаканом в руке. На часах полвосьмого утра, счастливая случайность впрочем, учитывая, что правильно они показывают время лишь два раза за день. Время уже потеряло свою ценность для меня, в её отсутствии есть только сейчас и тот момент когда я снова смогу заглянуть в её изумрудные глаза и сказать «Здравствуй, я вернулся».

Я уронил взор на стакан, отбрасывающий всеми своими гранями цветные блики на мои худые бледные руки, идеальное полотно для игривых солнечных зайчиков. Должно быть, я стоял так уже не первую минуту, пока, наконец, не догадался, что нужно вспомнить, что я хотел в него налить.

В левой руке я что-то зажимаю. Это какой-то оранжевый флакончик с этикеткой «Пирацетам», выписанный на Джона Дьюика. На просвет видно, как на дне лежит последняя таблетка. Что ж, утро преподнесло сразу две радости, во-первых меня зовут Джон, а во-вторых, мне надо за новой порцией таблеток как от ретроградной амнезии, так и от проклятой бессонницы, что значит, мой день не будет наполнен исключительно сидением дома. Честно говоря, это было натурально спасением, потому как я порядком оброс слоем пыли в этой берлоге, и поездка по горам мне бы не помешала.

Сорвав старый лоскутный брезент с моего изрядно проржавевшего пикапа, я заглянул в кабину через открытое окно, зачарованно наблюдая за танцующей мириадой цветных пылинок. Должно быть, как-то так и выглядит наш Млечный путь откуда-то из космоса: переливается мерцающими точками в плавном, но неизбежном падении в пропасть.

Несмотря на потрепанный вид, машина все еще издавала не в меру агрессивные рыки, работающего двигателя, что меня несказанно порадовало. Какая-то часть меня, каждый раз садясь за руль, предвкушает, как из-под капота вот-вот повалит дым и придется на своих двоих добираться до ближайшего соседа, а уж я в свое время позаботился о том, чтобы такой был не меньше чем в двадцати километрах вниз по извилистой горной дороге.

Отъезжая от дома, я плавно выруливал на серпантин, как вдруг кабину разорвало изнутри раскатистым многократным криком. Я резко дал по тормозам. В ушах звенело, я явно недооценивал мощность своих голосовых связок. Проклятые вороны чуть ли не довели меня до инфаркта своим оглушающим карканьем, на которое я, по-видимому, отреагировал не менее оглушительными возможностями своего голоса. Я отстегнул ремень, давая возможность своему бешено колотящемуся сердцу опуститься пониже горла, из которого оно порывалось поскорее выбраться и убежать прочь.

В этой глухой и безжизненной части гор, куда не доезжают даже редкие любители покорения вершин, подобно туману расстелилась в свое время пронзительная тишина, лишь изредка прерываемая ветром. Поэтому любая из черных пернатых тварей может заставить подскочить меня на ровном месте, когда я дома, не говоря уже о целой стае под открытым небом.

Более или менее приведя себя в чувство, мой блуждающий по сторонам взгляд наткнулся на зеркало заднего вида, где во всем великолепии можно было лицезреть никак новую картину Пикассо. Все еще перекошенное ужасом лицо, нарочито белое как простыня, как нельзя лучше подходило к моим вампироподобным красным глазам, капилляры в которых, давая себе волю, лопались по поводу и без повода то тут, то там. Надо поспать.

-Ничего не скажешь, красавчик! – сказал я своему отражению. – И этот человек сейчас едет в аптеку за лекарствами без всякого рецепта, оригинал.

Я обернулся к дому, решая, стоит ли возвращаться за треклятой бумажкой от доктора, или положиться на авось и так поехать – без рецепта. В нерешительности я достал пустую оранжевую баночку и покрутил её немного в левой руке.

-Да вроде ж не чужой, должны продать – с этими словами я схватился за рычаг коробки передач и положился на удачу. Баночку, на всякий случай зажимал в руке, была велика вероятность, что на полпути я забуду куда еду.

– Все-таки, Джони, я чертовски надеюсь, что эти чертовы таблетки от бессонницы тебе помогут – пояснял я зеркалу, временами кидая на него многозначительные взгляды, - как ни крути, а хороший сон – залог здорового образа жизни, а ты, конечно, не обижайся, но никак не тянешь на образец подражания в этом вопросе.

Миновав все мыслимые и немыслимые изгибы и опасности горной дороги, я все же умудрился, не помяв машину, очутиться на парковке, если можно так назвать потрескавшийся до основания Земли клочок асфальта за аптекой. Выходя, я последний раз глянул на зеркало заднего вида, внутренне отметив, что выгляжу, как всякий высокоорганизованный наркоман, по расписанию пришедший за положенной государством дозой – суровый, но в случае чего, готовый биться на полу в истерике и мольбах.

За кассой никого не обнаружилось, что, впрочем, не сильно меня удивило, зная, насколько увлекательной может быть работа за кассой в городе с населением чуть больше пяти сотен человек. Я нажал на звонок, и в ответ мне опять же была пронзительная тишина. Простояв так с минуту, радуя стекло на полупустых полках своим звоном, я все-таки отправился на поиски. Грешным делом, опасаясь обнаружить бездыханное тело милой старушки, что много лет всем здесь заправляет, двигался я неуверенно и нарочито медленно. Боковое зрение уловило какое-то движение, на мгновение я содрогнулся, но совершенно напрасно. Эта старушенция проворно распахнула дверь подсобки, выходя с ящиком никак целебной провизии, погруженная целиком и полностью в оглушающую музыку в наушниках, она что-то напевала, так меня и не заметив.

Соревноваться с ней в жизнерадостности было бесполезно, её обворожительная улыбка говорила: «Ей! Мне всего лишь шестьдесят и ничто не помешает мне получать от своей жизни столько удовольствия, сколько я захочу!». На её фоне, я должно быть выглядел совсем жалко, заискивающим взглядом прося о куче лекарств, в то время как она из оных могла прибегнуть разве что к свежевыжатому соку.

-Джони! Как я рада тебя видеть, как ты, дорогой? – из-под очков на меня смотрела, казалось, сама молодость. Из неё буквально фонтаном била жизнь, отчего я, потрепанный и разбитый, чувствовал себя не в своей тарелке. Видимо это один из тех случаев, когда понимаешь, насколько ты недотягиваешь до общепринятого понятия нормы, и хочешь поскорее убраться восвояси, где будешь куда органичней вписываться в общество табуретки и намыленной петли.

-Да, Миссис…- в моих глазах читалось бессилие вспомнить, сколько раз себе говорил, не ставить себя в такие идиотские ситуации с именами, и вот вам пожалуйста, получите, распишитесь.

- Хиггинс, милый, и уже давно как снова Мисс, но не переживай, однажды запомнишь и оглянуться не успеешь! –сказала она.

-Да, у меня все хорошо, Мисс Хиггинс, только дырявая голова, забыл про рецепт…-ответил я.

-Не переживай, Джони! Сейчас я мигом все принесу – и унеслась, чуть ли не в припрыжку, скрываясь где-то за стеллажами.

Когда она вернулась с ворохом непочатых оранжевых и не только бакочек и флакончиков, я сначала подумал, что либо я на самом деле безнадежно больной, просто забыл, либо это про запас, чтобы не мотаться туда-сюда несколько раз. Оказалось ни то, ни другое, просто я зашел к ней во время учета, о чем красноречиво гласила проигнорированная мной табличка на двери. Забрав свои четыре баночки с таблетками, я рассыпаясь в извинениях за собственную невнимательность, удалился за дверь, но она и внимания не обратила, только широкой улыбкой провожала меня до пикапа.

Сев за руль, я недолго думая, открыл чудодейственную баночку против бессонницы и мигом проглотил пару таблеток, чтобы когда лёг спать, мог рассчитывать проснуться только в конце февраля. Дорогу до дома я уже смутно помню, потому как провел её в блаженных мыслях о долгожданном сне.

Глава 2

Добро пожаловать в мир Полусумрака

Ветер лихо свистел над головой. Редкие деревья, плотно укутанные в паутину снега, едва ли не трещали под его напором, моля о пощаде. Казалось, он кого-то отчаянно пытался найти, менял направления, спотыкаясь о вершины снежных холмов, пристально присматривался к каждому предмету, будь то подозрительный булыжник или бревно. Я брел в едва различимых сумерках, с титаническим трудом преодолевая сугробы. Вот еще один резкий рывок ветра в обратном направлении… В моей голове лишь мутным пятном растекалось нарастающее беспокойство, все вокруг представлялось неопределенным, как будто я должен был куда-то попасть, но никак не мог вспомнить куда именно. Чтобы хоть как-то уменьшить все повышающийся градус отчаяния, я опустился на колени, заметно погрузившись в снег, и приложил руки к холодному заиндевевшему лицу. Над головой раздался громкий удар, повалив меня навзничь, ветер пристально смотрел на меня - Он меня нашел!

В миг в моей голове все прояснилось, я понял это, отняв руки от лица, которые оказавшись полупрозрачными, кричали о том, что все происходящее вокруг это сон. Ветер продолжал вызывающе смотреть на меня, я чувствовал эту непостижимую силу нависшую надо мной, над хрупким спрайтом, затерявшемся в беспредельном пространстве сна. Он готов меня раздавить – я это вижу, но продолжаю лежать полностью парализованный, не в силах даже пошевелить губами.

Медленно он начал спускаться вниз, видимо, чтобы рассмотреть меня получше. Полностью неосязаемый и невидимый, он при этом воплощение сгустка чистой необузданной энергии. В его мире, а я все больше убеждаюсь, что мир, куда я угодил целиком и полностью его, он готов стереть любую деталь, кажущуюся ему непривлекательной или дурно пахнущей, поэтому я как мог, не выражал собой угрозы, впрочем, превратившись одномоментно в недвижимый мрамор, сложно было представить, будто я могу сейчас кому-то угрожать.

Единственное правильное решение, что стоило принять в этой ситуации - проглотить свой страх и отрешиться, лишить себя всех мыслей и чувств, чтобы тобой не отобедали. Твари голодные до всех смердящих ужасом существ на их пути, что если не разорвут тебя на клочья, чтобы поживиться твоими страхами, то просто раздавят, как паука упавшего с потолка, просто потому что тебе здесь не место. Таких, как показала практика, по ту сторону действительности кишмя кишит и с моей стороны было непозволительным идиотизмом расслабиться, позволив себе забыться во сне. И вот я, уже потеряв всякий контроль, угодил прямо сюда. Не удивлюсь, если подо мной сейчас окажется симпатичное блюдце с аккуратной голубой каемочкой, поделом дураку.

Я продолжал лежать, единственное, впрочем, на что я в данный момент годился.
Ветер приблизился ко мне уже практически вплотную, так что я мог чувствовать его ледяную ладонь на своем затылке, что вопреки всему рациональному, заставило меня начать соскальзывать с белоснежной простыни этого мира прямиком в непроглядную пучину паники.

Я был обречен.

В следующий момент, когда мне удалось себя осознать, я продолжал лежать в снегу, во всяком случае, в чем-то на него похожем. Видеть его я не мог, только ощущал копчиком распространяющееся от него вверх тепло, что не могло не свидетельствовать о том, что дела мои плохи. Вывод об этом можно было еще сделать и по торчащей из левой руки кости, что тоже сложно отнести к разряду отличных новостей. Тот факт, что моя давешняя прозрачность благополучно стала не в меру осязаемой телесностью, меня удивило не так сильно, как то, что я все еще находился в этой непроглядной снежной пустыне. Мне бы уже давно истекать кровью в своей кровати, по всем законам жанра, но по какой-то причине я, считай, отделался пустяковыми переломами да обморожением.

Я привстал на локоть правой руки, резкая боль в предплечии левой заставила на миг скорчиться, превратив лицо в неприглядную мученическую гримасу. Опустив взгляд ниже, увидел что пока я был без сознания –потерять сознание во сне! Ай да молодец – ног уже было не видно, снег заботливо их укутал со всех сторон, как мило с его стороны! Хотя мысль о том, что я сейчас не где-то на задворках своего сознания, а в каком-то реальном пусть и другом мире, не заставила себя долго ждать, когда попытавшись с трудом подняться на ноги, ощутил насколько это непросто было сделать в этом неповоротливом, тянущим к себе жадном сугробе. Мысль эта продолжала сопровождать меня и по пути к затянувшим горизонт исполинским горам, и со временем она не просто уже переминалась вежливо с ноги на ногу на коврике перед входом, а по-панибратски расхаживала в голове как своя, переключая каналы, беря мои любимые тарелки и закидывая загребущие лапы на свежеотполированный журнальный столик, предусмотрительно скинув с него все ненужное, вроде мыслей о том как проснуться и куда я собственно иду.

На ряду со всеми прискорбными обстоятельствами спустя два часа, по внутренним ощущением просто вечность, я начал ощущать не то чтобы смертельную усталость, но резкую необходимость сделать привал, и очень услужливо для этого материализовалось, или шут его знает всегда тут было, раскидистое дерево. Нелепо было видеть его посреди снежной пустыми с нарочито пышной кроной листвы, пусть и переливающейся непривычным для глаз перламутровым налетом мертвенно-синего цвета. Ветра нигде не было видно, так что беспокоиться было в общем-то не о чем, но и оставаться на открытом пространстве показалось опрометчивым. Молодец, если совершил ошибку и выжил, но если выжил и повторил её снова, попахивает идиотизмом, как-то так я рассудил в тот момент, когда устраивался у многовекового ствола не то дуба, не то вяза.

-Надо как-то определяться, что делать, Джони – сказал я себе под нос. Ерунда конечно, но собственный голос, единственное что сейчас не позволяло совсем отчаяться и, потеряв голову, рвануть с первого же обрыва, яростно срывая с себя одежду.

-Посмотрим как твои дела – я начал аккуратно разматывать импровизированный жгут на руке, давая свободу кровотоку, она уже не болела, и пока было не ясно хорошо это или плохо. В школе учили насколько и в какое время года можно и нужно его, этот грешный жгут, накладывать, но без часов под рукой толку от этих знаний чуть, и пока до конца не ясно имеет ли смысл в этой треклятой пустыни пытаться оказывать себе первую помощь, или лучше сразу вены вскрыть и сказать «Привет, Создатель, дерьмовые у тебя сны какие-то…»

Рука выглядела неважно, пальца начинали синеть, а от одного вида перелома уже тянуло похвастаться перед снегом всем съеденным накануне. Было странно осознавать, насколько насущным оказался такой, казалось бы, в принципе эфемерный пустяк в этих сомнительной обстоятельствах. И тем не менее, не покидало ощущение, что мне действительно срочно нужна медицинская помощь.

-Надо бы в скорую позвонить, да деньги на счету кончились – отвечал я морозной тишине вокруг, и сам же по-дурацки захихикал, зайдясь вскоре нехорошим кашлем. Меня предательски тянуло грохнуться прямо сейчас в обморок, в надежде проснуться уже в кровати, но не было уверенности, что я вообще проснусь, или, что когда проснусь здесь же, у меня еще и ноги не посинеют. Так что оставалось лишь собраться с силами, и надеяться найти какое-то убежище.

Кровь из раны уже не текла, сама рана ни о каком жгуте не просила, поэтому прикрыв руку рукавом, сказал себе: «Будь, что будет» - и пошел себе дальше. Пейзаж правда особенно не радовал, исключением стали, разве что, манящие горы на горизонте, к которым я невольно приближался, поэтому большую часть пути я даже не оглядывался по сторонам, тупо смотря под ноги, с меня бы сталось замечтавшись о горячем чае свалиться в какую-нибудь пропасть.

По началу, я не придал особого значения каким-то странным кочкам на поверхности снега, когда нет никакой точки отсчета и не скажешь что тут норма, а где пора приказывать шевелюре стремительно маскироваться под цвет снежного пейзажа. Но спустя где-то полчаса или около того, до меня вдруг дошло, что я как болван, почти всю дорогу шел по чьим-то заснеженным следам и не замечал этого!

Внутри, словно выбравшись из безвременно долгой спячки, зашевелилась надежда. Не все еще потеряно, здесь есть еще люди! Радоваться было рано, дела мои все еще были далеки от фантастических, но пришло невероятное облегчение найти здесь хоть какие-то признаки жизни. Сейчас казалось смешным мое будничное желание избавиться от всех благ цивилизации. Всех рано или поздно подмывает выкинуть мобильный, сжечь паспорт и уйти жить в тайгу, прочь от этой городской стиральной машины, что жует и жует человечество на отжиме, крутя его на ровном месте по кругу. Изматывает до такого эмоционального обезвоживания, что в итоге у людей даже не хватает энтузиазма о чем-то помечтать. Но встретившись с обратной стороной медали, потерявшись в безбрежности незнакомого мне чужого мира, где ветры осознанно ломают кости, а снег жадно пожирает тело, стало ясно, почему люди отчаянно вцепились в искусственно созданный ими мирок со своими придуманными правилами, взаимной ответственностью и всем тем, что может дать ложное чувство безопасности. Умом я понимал, что следы не обязательно ведут к чему-то хорошему, но сердце уже отплясывало победный танец, заходясь в радостной тахикардии.

Я уже предвкушал, как сейчас из-за холма появится чей-то силуэт, упадя от бессилия на колени, перед которым можно будет с чистой совестью отрубиться, отдаваясь в эти «хорошие и непременно заботливые руки». Но шли часы, а никто не появлялся. Сложно определить точное время, похоже, здесь царят вечные сумерки, и сделать это по солнцу не представляется возможным, но с момента моего пробуждения должно было пройти уже невероятно изматывающих часов шесть или восемь.

Тревожный звоночек раздался в тот момент, когда на периферии моего затуманенного взгляда появился еще один едва различимый след. По обыкновению я продолжал путь, отрицая до последнего аксиому, которую и так знал, но никак не хотел с ней смириться. Фатальным ударом под дых, от которого я натурально грохнулся в слезах бессилия и отчаяния в снег, был появившийся все так же неожиданно абрис знакомого раскидистого дерева.

Я ходил кругами.

-Идиот! Идиот…придурок – я бил себя по голове правой ладонью, пытаясь втолкнуть в неё неожиданный факт, казавшийся такой ненужной ерундой на уроках в школе, и похоже, грозящий стоить мне жизни сейчас, что человек без четкого ориентира будет наматывать километровые круги на ровном месте.

-Посмотрел называется под ноги, бойскаут, ничего не скажешь – молодец! – язвительным тоном сокрушался я над собственным топографическим и житейским кретинизмом.

Темнеть еще больше уже, видимо, не собиралось, как показала практика это мир вечного полусумрака, атаки невероятных мистических сил тоже не предвещалось, поэтому уставший и потерявший всякую надежду, я улегся спать, кое-как устроившись у подножия все того же проклятого загадочного дерева и заснул быстрее, чем в самой теплой и уютной постели.

Глава 3

Восхождение

Забавная вещь наша память, может играть с нами в прятки, а мы об этом даже не догадаемся, ну или в лучшем случае будем щелкать в воздухе пальцами, пытаясь уловить ускользающую суть произошедшего или сказанного, невнятно мыча: «Эээ,…ну…как же его». И хорошо когда речь идет о какой-то ерунде, вроде оставленных где-то очках или ключах, но когда ты просыпаешься в неизвестном городе, обнаруживая себя лежащим на автобусной остановке без документов и всяких соображений, как и где оказался, вот тут начинаются серьезные проблемы.

Я проснулся от того, что захлебывался собственной кровью. Прямо скажем, не лучшее начало дня на краю какой угодно Вселенной, а там где я себя обнаружил и подавно. Рисуя на снегу живописные красные узоры, на радость всему экспрессионистскому началу, я отхаркивался по меньшей мере минут десять, пытаясь определить, что же со мной такое творится и откуда вообще вся эта красота мне с утра пораньше привалила. По внутренним ощущением, я мог считать себя перееханным бульдозером, внутренности горели, и жутко ныло левое плечо. Кое-как собладав с приступом, кровь перестала брызгать из меня неприглядным ключом, я с ужасом посмотрел на онемевшую левую руку. Все пальцы были черные, дрожащей правой ладонью я с содроганьем медленно приподнял рукав, обнажая все больше мертвенно-черной плоти, пока не появилась отчетливо различимая на этом неприглядном фоне торчащая белая кость. Не то гангрена, не то еще что-то и открытый перелом… Голова начала кружиться, и чтобы предотвратить неминуемое падение, я припал затылком к дереву, раздавленный сползая вниз.

Я не помнил как здесь оказался, и куда шел, но провел здесь уже определенно больше суток, раз уже успел лишиться руки и заработать внутреннее кровотечение. Все казалось одновременно и смутно знакомым и при этом враждебно отталкивающим. Чтобы я не искал, как здесь не оказался, мне срочно нужно было возвращаться домой, пока еще не поздно. Если еще не поздно….

Пошатываясь, я неспешно направился по чьим-то следам, полагая, что они выведут меня к деревне, или, чем черт не шутит, городу. Не исключено, что меня могло занести в Европу, я периодически бывал там по делам.. кажется. При этом очень расплывчато представлял сейчас, что такое Европа и как она вообще выглядит.

Очень скоро мои догадки, по видимому, оправдались, потому что спустя какое-то время путеводной звездой, где-то на склоне гор я увидел призывно мерцающую точку света, навстречу к которой и решил во чтобы то ни стало добраться. Она была едва различимой, и казалось вот-вот погаснет, поэтому всеми силами, напрягая подводящее меня зрение, тужился запомнить очертания именно того склона, на котором и мерцал спасительный маяк. Спустя где-то полчаса, следы начали уводить меня куда-то в сторону от намеченной цели, поэтому немного помявшись, решил бросить след, ведущий к гипотетическому спасению, когда оно вот оно буквально под рукой, горит и ждет когда им воспользуются.

Подходя все ближе, становилось ясно, что это действительно дом, а не блик от восходящего солнца, и я уповал на то что все еще мыслю здраво, и мой покалеченный разум не рисует перед опитым галлюцинациями взором недосягаемые миражи.

Оказавшись у подножия горы, пришлось выпустить из виду дом, скрывшийся под кроной заснеженного леса, и сохранив в уме направление, идти вверх на удачу. Вскоре, я заметил нечто выделяющееся на общем фоне, определенно какое-то строение. Оно располагалось в стороне, поэтому идти к нему было не так сложно, как к домику, окно леденцового цвета которого, хоть и обещало отеческую заботу и приют для страждущего, но находилось в неприличной недосягаемости наверху.

Было одновременно и несказанным облегчением и разочарованием обнаружить, что строение представляло из себя необитаемую старую канатную дорогу. Людей вокруг не было и не предвещалось в ближайшем будущем, что не могло не печалить, но судя по состоянию кабинки, что стояла с приглашающей распахнутой дверцей, дорога эта должна была работать и поднять меня наверх к людям. Оставалось только разобраться как вся эта громадина приводится в движение. Рядом находился управляющий пункт, и ясно было, что решение дилеммы определенно скрыто за его дверьми. Ноги уже отказывались работать, болезненные ощущения в руке поднимались все выше и единственным приемлемым вариантом сейчас было немедленно запустить кабинки любой ценой и подняться наверх к помощи. Потому что становилась очевидной моя неспособность подняться наверх самостоятельно на своих двоих.

Преодолевая предпоследние шаги на пути к спасению, я уткнулся в закрытую дверь…

-А на что ты вообще рассчитывал, Джони, что они для твоего удобство оставят дверь открытой? –процедил я сам себе сквозь зубы - Надо её выломать, я так просто не сдамся…

Едва приложившись плечом к двери, кристально чистым для осознания стал факт как собственной беспомощности, так и редкостной тупизны, учитывая, что наравне с левым теперь болело еще и правое плечо, а ключ от двери, который я не догадался поискать, звякнув, упал с верхнего косяка в снег к моим ногам. Все-таки я скорее в деревне, чем на туристическом курорте, глупо было не поискать его вообще где-то под ковриком.

-Ну что ж, одной печалью меньше – утешал себя я, подбирая заветную железяку

Управление оказалось настолько примитивно организованным, что запустить канатную дорогу не составило труда, ну то есть получать магистерскую степень для того чтобы включить пару тумблеров на панели управления не надо, а решить что за что отвечает я сумел методом тыка. Доковыляв до плавно скользящей ко мне по тросам кабинке, грешным делом, признаюсь не сразу в неё запрыгнул, забыв все печали, потому что внешний вид её, в отличие от предыдущей, оставлял грандиозный плацдарм для проносящихся перед мысленным взором сценариев, как она со свистящим звуком летит вниз в тартарары. Но от добра добра не ищут, так что – Хватит выпендриваться! Залезай давай, очередь понимаешь ли тут устраивает – напутствовал я себе, протискиваясь внутрь.

Не покидало ощущение, что кабинка была собрана из подручных материалов, всего что не так лежало у кого-то в гараже. И не то чтобы я не доверял проклепанному кем-то вручную листам ржавого металла, но серьезные опасения во мне будили скрежещущие звуки, плод страстной любви между коррозией кабинки и шатким основанием всей конструкции в целом. Очень милым и антуражным дополнением к моей свежеиспеченной покойницкой была приклеенная к одной из стенок икона Иисуса. Меня подмывало перекреститься, но я как мог держал себя в руках.

Мимо неспешно проплывали деревья загадочных пород, даже под слоем снега, они казались какими-то невероятными. В целом пейзаж не баловал разнообразием, поэтому я больше рассматривал то, что находилось внутри, в частности в углу висел старомодный телефон, отлитый чуть ли не из чугуна, по его массивности можно было осмелиться предположить, что живут здесь исключительно Гераклы. В моем представлении, как-то так и должен выглядеть телефон экстренной связи, огромный неподъемный, сняв килограммовую трубку с которого услышишь громогласное бравурное «У аппарата, говорите!».

Я продолжал на него изучающее коситься, пока в голову не пришла мысль – А почему, собственно, не позвонить? – а вдруг ответят, хоть будут знать, что я устроил произвол по важной причине…с другой стороны вдруг окажется, что я не говорю на их языке? Я же по-прежнему не в курсе в какой стране нахожусь, и в итоге они не только подумают, что хулиганье звонит, да еще и дорогу остановят, нет… рисковать нельзя.

-Доеду так – покосился на икону с Иисусом, - в смысле доедем

Дорога грозила превратиться в бесконечную и я начал серьезно беспокоиться о том, что могу проехать мой заветный домик мимо, поэтому вот уже двадцать минут нервно выглядывал в окна, выискивая взором свое предполагаемое пристанище. Как назло поднялся ветер и кабинку начало раскачивать из стороны в сторону, поначалу это было даже забавным адреналином, но сейчас грозило мне чем-то посерьезней сломанной руки. Меня охватило какое-то странное чувство, что все это уже однажды со мной происходило, и от того беспокойство только нарастало. К ставшему уже привычным скрежету металла теперь добавились пугающие треск, скрип и свист ударяющего в окна ветра.

-И чего спрашивается, этой погоде неймется? – сказал я, наблюдая разразившуюся не на шутку метель. Видимость стремительно падала с каждым порывом ветра, так что через некоторое время различить что-то за окном вообще перестало быть возможным. И это, надо сказать, пугало. Меньше всего сейчас хотелось почувствовать это предательское чувство быстро опускающегося лифта, сопровождающегося треском лопнувшего троса, ударяющего коброй по окнам и даже не видеть насколько сейчас высоко кабинка. Ветер с новой силой ударил сзади, очень странно, что он бьет каждый раз с новой стороны, но логика говорит, что в горах вообще все по-другому. На этот раз стекло не выдерживает и зарабатывает трещину. Дело плохо. Не удивительно, что канатная дорога не работала, не дураки же люди, такому риску всех подвергать. Натужно скрипели тросы, кабинку бросало из стороны в сторону, что мне совсем не нравилось.

Резко откинув меня в сторону, кабинка издала пугающе громкий утробный вопль, посыпались окна и беспощадный ледяной ветер ворвался внутрь, принося с собой чувство невесомости. Я потянулся снять трубку, сообщить о катастрофе, но сильно ударился головой, так что кровь стекающая по лбу залила глаза и я в объятиях ветра потерял себя, погружаясь в небытие.

Глава 4

Огонек в доме

Каждый день просыпаясь в этом загадочном домике в горах, Эмма помнила все меньше. И дело далеко не в том что, она стала забывчивой, с этим особенных проблем нет, не больше чем у остальных. Но прошлое Эммы стремительно ускользало от неё с каждым пробуждением в этих стенах, так что однажды, она уже забыла даже как её зовут, не говоря уже о том, как она тут оказалась. Дни её проходили в однообразной рутине, в этом непонятном доме, впрочем, всегда находилось что-то удивительное и интересное, что увлекало её ненадолго, но этого было недостаточно на фоне осознания общей безысходности и бессмысленности её нахождения тут.

Она знала, что мир окружающий дом – не её. Знала также, что он враждебен к любым изменениям, кроме тех, кои творит он сам. И безопаснее всего находиться здесь, за стенами домика, излучающего леденцовый свет из окон. Дом бережет её, по мере сил старается скрасить её досуг и сгладить печаль, которую дарят воспоминания лучшей жизни, где-то в далекой другой жизни, которую она уже и не помнит. С прошлым всегда так, когда в жизни все отлично, о нем редко кто вспоминает, охваченный буйством настоящего, но стоит остановиться потоку нового, как человек начинает вязнуть в нем будто муха в сиропе. И несмотря на всякую предусмотрительность дома, стирающего память, Эмма чувствовала, как ей чего-то не хватает, что что-то очень важное было отрезано и положено на антресоль сознания, но не хватает роста дотянуться посмотреть, что именно. Ощущая эту пустоту, она в растрепанных чувствах порой выбегает босиком из дома на мороз, окунаясь в морозную прохладу чужого мира, соблазняясь рвануть наперекор судьбе в лесную чащу, она стоит так в нерешительности, но чувствует, что должна остаться для чего-то очень важного. И не может убежать пока не вспомнит, для чего именно.

В доме частенько бывали гости. Но они не оставались больше чем, на одну ночь. То были люди, как во сне вечно спешно бегущие по своим делам, впрочем, почему «как»? Редко обращающие какое бы то ни было внимание на Эмму, а если они и снисходили остаться ненадолго на разговор, то очень быстро им это надоедало и они уходили прочь из её жизни, оставив лишь след сизого тумана до двери. Обитель для сновидящих хорош лишь тем, что сам подобно сну способен изменяться, так что никогда не знаешь, когда просыпаешься, где лестница на первый этаж будет сегодня. Однажды Эмма легла спать в кровать, а проснулась уже в гамаке, вот с минуту как смотрела в окно на первом этаже, а отвернулась, обнаружив себя уже на пыльной мансарде, где однообразным снежным пейзажем любовались только всеми покинутые сундуки с вещами. Единственная вещь, что никогда не менялась в руках Эммы, это старая короткая записка, как-то связывающая её прежнюю, с той бледной тенью, что от неё осталась со временем

«Не уходи, я к тебе вернусь. Джон»

Воображение постоянно рисовало всевозможные образы, как возвращается этот загадочный Джон и уносит её прочь, подобно тому ветру, что порой грозно стучится в окна. Долгое время она думала, что –«вот оно! То ради чего я до сих пор еще здесь». Но время шло и вместо того, чтобы терзать себя пустыми надеждами, она предпочла поддаться искушению – забыть.

А дом позаботился о том, чтобы записка оказалась там, где её бы никто не нашел.

В ту ночь когда, все случилось, Эмма уже предчувствовала скорые изменения – определенно что-то должно было пойти иначе, насколько это вообще возможно в такой рыхлой действительности. За окном начиналась сильная метель. Гостей не предвиделось и Эмма по своему обыкновению умостилось с ногами на мягком диванчике под лестницей, окутав себя теплым светом торшера в обнимку с одной из многочисленных приключенческих книжек. Они ей нравились тем, что можно было окунуться в недосягаемые миры буквально вот – открыв шелестящие страницы новой книги. Грохот, содрогнувший дом до основания, застал её в врасплох, так она, взвизгнув, бросилась сразу на улицу, но осознав сколь опрометчиво бросаться сейчас в этот буран, застыла у входа.

Нужно было действовать немедленно, она ждала своего шанса долгие годы и сейчас все перемены, неважно плохие или хорошие, ждали её буквально за дверью.

Не долго думая, она быстро оделась, и плотно натянув на голову капюшон, открыла дверь. Застыв на миг, она заворожено смотрела на буйство взметающегося вверх снега под куполом ночи, а затем рванула наперекор судьбе в лесную чащу.

Глава 5

Под куполом ночи

Выбравшись в беснующуюся метель, Эмма направилась прямиком к канатной дороге, единственное, что в этом богом забытом месте могло выйти из строя, обрушиться или взорваться на ровном месте. Дорогу она знала, хоть метель постепенно и шла на спад, а ветер уступал позиции, все же во многом приходилось полагаться на удачу. Даже удивительна избирательность необыкновенности этого мира, где-то куда ни плюнь попадешь в перламутровые фиалки, приветственно выглядывающие из-под снега, а где-то как сейчас приходиться самым примитивным образом орудовать лопатой, расчищая себе путь. Нет решительно никакой практической составляющей в здешних чудесах, определенно эту Вселенную проектировал безнадежный романтик!

Картина, представшая перед Эммой, когда она, наконец, добралась до места назначения, не то чтобы потрясала, но несколько озадачивала. Во-первых, кто бы всем этим добром тут не заправлял, но канатной дороги у него больше не было, во-вторых, в третьих и в четвертых сплошные вопросы и догадки…

Она стояла на вершине склона, взирая на изрядно покосившиеся в стороны огромные монолитные несущие конструкции, местами вырванные с фундаментом, где-то погнутые во всех возможных направлениях. Тут и там были разбитые кабинки окутанные вереницей порванных тросов и среди всего этого хаоса, как казалось, устроенного разгневанным исполином, внимание привлекали две, будто сплавленные воедино кабинки, очевидно со всей возможной амплитудой, бросившиеся в объятия друг к другу. Причем, на высоте близкой к астрономической, если верить глазам, что не видели верхушку столба, несущего совсем недавно эти кабинки, а сейчас утопающего в небосводе ночи. У этих кабинок лежало неподвижное тело, увидев которое Эмма застыла в оцепенении. Но услышав, едва различимые стоны, как гончая рванулась навстречу незнакомцу. Он был жив!

Мои глаза уставились в черную бездну купола ночи, сложно сказать однозначно было ли это действительно небо, или расширенный зрачок наблюдавшего за моими мучениями Ветра, что должно быть сейчас был страшно доволен проделанной надо мной работой, но точно могу сказать, что я лежал в этот момент на спине. Умозаключение это ну никак не тянуло на Нобелевскую премию, тем не менее, способность воспринять проплывающие мимо кроны заснеженных деревьев снизу вверх на фоне небосвода, было уже хоть чем-то. Приложив недюжие старания и приподняв чуть-чуть голову, обнаружил себя в импровизированных санях, если так можно назвать мешковину, на которой я лежал. Способность этого хрупкого человека, что впрягся меня тащить, вызывала у меня самые теплые чувства.

-Правильно, не надо добром разбрасываться, везите меня на Рейган-стрит 45, будьте любезны – говорил я, периодически выныривая из объятий морфия, но подозреваю, что на деле это звучало лишь несвязным мычанием. Что тут скажешь, контуженный.

Я явно бредил, и у меня наверняка была температура, но готов поклясться, что меня на себе тащила девушка! Единственную фразу, что каким-то чудом мой опьяненный горячкой мозг выцепил из её пространных слов о каком-то Мире и Судьбе было:

-…Впервые вижу такого бестолкового сновидца! Нет, ну каким надо быть идиотом чтобы….

Но я на неё не злился. Она молодец, она меня спасёт…На этом моменте я отрубился.

Знаете это неземное чувство, когда у вас перед носом водят ваткой нашатырного спирта, и первые две-три секунды, когда вы открыли глаза и только включился слух, но мозг еще не успел сделать все остальное - ощущение, что все что было раньше - Вам приснилось? А жизнь то вот она! Ты просто моргнул, глупый, и сознание потерял, вся прошлая жизнь тебе приснилась, а настоящая здесь начинается, на родном кафельном полу! Так вот вместо этих грешных трех секунд, это состояние сейчас внезапно стало для меня аксиомой, и хоть ты тресни, обратно в гипотезу её превратить ну никак не получалось.

Надо мной нависла фигура смутно знакомой девушки, что-то очень горячо мне повторяющей, но я лежал на полу, водил глазами по потолку и никак не мог сфокусировать внимание на её словах. Казалось, она была чем-то очень встревожена, потому что, то подскакивала, нарезая круги по коридору, где я, по всей видимости, лежал, то приспускалась на колени, снова пытаясь мне что-то объяснить. Не знаю с какого раза, но, наконец, я понял в чем суть. Её беспокоила моя рука, что меня очень удивило, потому что с ней все было в полном порядке, для пущей убедительности я даже приподнял правую руку и потряс ею перед лицом незнакомки. На что она отреагировала совершенно дико – вскочила на ноги, отошла в угол, прикрывая ладонью рот. Я определенно чего-то не понимал, и начал уже злиться на весь абсурд ситуации, тогда как она развернулась, подошла и аккуратно приподняла мою левую руку.

Я её совсем не чувствовал и судя по её виду, это было скорее благословением, чем наказанием. Она была вся сине-фиолетового цвета чуть выше локтя с переходом в густо черный к пальцам, последним штрихом в этой безобразной сцене была торчащая лучевая кость. Да уж, это объясняло её бурную реакцию на происходящее…

Я отвернулся направо, закрыв глаза, не в силах сдерживать рвотные позывы, содрогался в приступах, выплевывая желчь. Тошнотворный запах гнилой плоти красноречиво свидетельствовал о том, как обстояли мои дела. На глазах выступили слезы отчаяния. Вот ведь как все сложилось, не успел начать эту загадочную новую жизнь с кафельного пола, как сразу фора всему человечеству в целую руку.

Запах вместе с тем еще и отрезвил меня, не сказать, что мне этого сильно хотелось, но видимо надо было произнести вслух свои соображения.

-Думаешь… её еще можно спасти? – мой голос давал петуха, а в глазах быстро тухла надежда, когда она в ответ отрицательно мотнула головой. – Значит… резать?

Она молчала, глаза у обоих были на мокром месте, у неё от нервов, у меня от перспективы прожить дальнейшую жизнь калекой. Она снова подскочила и начала мотать круги по коридору, явно не находя себе места. Едва ли со мной в помещении сейчас находился хирург. Наконец из дальнего конца коридора раздался её тихий голос, вероятно, поэтому я его и не мог никак сначала разобрать.

-Все плохо… надо…ампутировать тебе руку, по-хорошему еще вчера. Это влажная гангрена

-Откуда ты знаешь?– на секунду я уже уверовал, что она и впрямь врач

-В этом доме большая библиотека, я нашла медицинский справочник. Я не уверена, что это именно она, но подходит – её глаза смотрели прямо на меня, очевидно в ожидании моего решения

-А если ты ошибаешься? Что если еще можно что-то сделать? – заискивающе спросил я.

Она не ответила. Ясно, что я напрасно торговался. Мое тело было Соединенными штатами, а левая рука Гавайями и как бы сильно я не хотел их аннексировать, все мирные жители были против. Что ж восстановлю историческую справедливость хотя бы таким замысловатым образом.. Даже не знаю как мой наверняка сотрясенный мозг сейчас додумался проводить такие несуразные параллели, но принять решение стало чуточку проще.

-Режь.

Глава 6

По лезвию ножа

За окном разгневанную снежную бурю сменила мертвенная тишина, очевидно, в предвкушении готовящегося спектакля. Эмму это одновременно как успокаивало, так и угнетало. Она в сотый раз раскладывала на столе уже с полчаса как готовые продензифецированные инструменты, которые сверкали своим холодным металлическим блеском, призывая сию же минуту впиться в кожу Незнакомца…Кстати, странно, что она до сих пор не поинтересовалась как его зовут. Хотя она уже и разучилась называть людей по именам, нет необходимости запоминать тех, кто все равно может испариться в любое мгновение, так проще.

Она вновь нависла над медицинским справочником, к сожалению, насколько бы ни была богатой здешняя библиотека, руководство по удалению конечностей нигде не нашлось, зато поваренных книг целая полка! Ну и кому здесь нужно сейчас знать, как готовить суфле, если мы даже не знаем в каком месте лучше рассечь медиальную головку трицепса?

Руки в перчатках предательски потели, но опыт говорил, что лучше перестраховаться, поэтому она смиренно взяла в руки свеженаточенный кухонный нож, увы и ах, скальпелей как и зажимов в доме не оказалось, последние, впрочем, если бы даже были, до конца так и не ясно, что ими собственно требуется зажимать? Закрыв глаза, она мысленно начала рассекать кожу, бицепс и половину клювовидно-плечевой мышцы, теперь становился вопрос, что делать дальше, рассекать прочие ткани и мышцы вокруг кости или сначала распилить кость, после чего дорассечь оставшееся…Вопросы, вопросы, вопросы и совершенно никаких ответов. Откровенно говоря, она до последнего рассчитывала на чудесное спасение, и что никого резать не придется, мы же в каком-то, мать его, волшебном мире, где ёж его в рот, постоянно происходит что-то невероятное! Неужели так много требуется, всего-то регенерировать мертвую ткань за пару минут, делов то на два плевка, жалко им что ли. На секунду она повернулась лицом к лежащему на столе Незнакомцу, в глупом ожидании, что тот вдруг, полностью исцелившись, подпрыгнет и ударится в пляс прямо на операционном столе, коим теперь стал обеденный. Но ему, отнюдь, лучше не становилось, скорее наоборот, и причем стремительно. Поэтому откладывать больше было нельзя.

Одним из самых насущных вопросов встал вопрос анестезии, которую нужно было срочно сообразить в домашних условиях. Причем предстояло придумать сильную анестезию, попшикать ледокоином пару раз и ненавязчиво пилить человеку кости ножовкой, рассчитывая на покорность, не приходилось. Решение нашлось грубое, но эффективное, поэтому Незнакомец, находящийся уже в плотном алкогольном дурмане, был привязан всеми ремнями, что нашлись во всех возможных шкафах. Конечно, это не спасет от самой пронзительной боли, какую только может испытать человек, то есть костную, но хотя бы вероятность, что, активно брыкаясь, пациент навредит сам себе теперь стремилась к нулю.

Лежа на импровизированном операционном столе, я терпеливо ждал своей участи. Надо сказать, я не виню девушку за медлительность, уверен она все еще считает, что внезапно все может стать хорошо само собой, я грешным делом и сам на это краем сознания рассчитывал, но не настолько чтобы перестать быть готовым к… к операции… Не представляю, какой надо обладать храбростью, чтобы в мирное время, по своей воле, резать и пилить живого человека, так что пускай готовится столько, сколько потребуется. Правда, я начинаю немного трезветь, и это чрезвычайно дурной признак, грозящий перерасти в катастрофу, так что сейчас, когда она подошла, наконец ко мне, я почувствовал смешанные чувства облегчения и обреченности. Она вставила мне в рот свернутое жгутом полотенце, которое, как я предвкушаю, будет продавлено моими зубами насквозь, и зафиксировала голову очередным ремнем. Остальные манипуляции я уже не мог видеть, но почувствовал как что-то плотно сдавило мне левое плечо, как я понимаю, это был жгут.

Руки тряслись и Эмму всю чуть ли не лихорадило, справиться с таким стрессом, было не просто. Но немного проблевавшись в раковину, она снова вернулась к столу. Поднесла нож к его обильно покрытой йодом руке и заглянула в глаза. Незнакомец сжимая зубами полотенце опустил веки и спустя, казалось тянущиеся словно гигантская жевательная резинка, бесконечные секунды едва заметно кивнул. Нож соскользнул с воображаемого старта, впившись в его руку, казалось он сам прогрызал себе путь под весом Эммы, радостно купаясь в алом потоке крови. Неожиданно для самой себя, Эмма осознала, всякое отсутствие у неё под рукой стерильных полотенец, тампонов или на худой конец салфеток, чтобы справиться с хлынувшей артериальной кровью, была перерезана плечевая артерия и останавливаться уже было нельзя, но было видно, что наложенный жгут внезапно ослаб, сразу смешав все карты. С самого начала все пошло не так и худшее что можно было сделать в такой патовой ситуации – это впасть в ступор. Эмму всю трясло и непослушная рука выпустила нож на грязный пол, сама она отшатнулась, глядя как кровь заливает пространство вокруг, жгут полностью соскочил и теперь шли считанные секунды до того момента, когда что-то сделать будет уже слишком поздно. Парализованная паникой Эмма смотрела в его гаснущие глаза… на кровь… на соскочивший жгут…

-Как же так? Как же так? – срывалось с её губ. Было видно, что к такому повороту она была никак не готова. Совладав с собой хоть как-то, она все же вернула жгут на место, максимальным усилием сжимая его на руке. Незнакомец издал последний болезненный стон, прежде чем потерять сознание, все-таки вытекло слишком много крови, но потерять сознание сейчас было лучшей анестезией, на которую можно было рассчитывать. Она пнула ногой нож, валявшийся под столом. В образовавшейся луже, поскользнуться на чем-то не составляло труда, но пнула она его скорее со злости, чем из соображений безопасности. Забыв про все, что она так старательно учила накануне, она схватила очередной нож и сквозь прорывающиеся слезы истерики продолжила кромсать плечо по круговой траектории. Затем, быстрым движением схватив ножовку, приступила к плечевой кости. Это далось ей с куда большим трудом, так как пилить приходилось вручную. Но вскоре злополучная гангренозная конечность отделилась от Незнакомца.

В неконтролируемом приступе, она свалилась на пол в лужу крови, все еще не в силах унять тремор и лишь беззвучно открывала рот, иногда издавая утробные рыдающие звуки отчаяния.

Она все же нашла в себе силы подняться и завершить начатое, зашив культю, параллельно ощущая, как низ живота сводит животной судорогой.

Все было кончено.

Она развязала ремни, едва уловимый пульс прощупывался на шее, остальное было в руках самого Незнакомца.

Глава 7

Из оков забвенья

Проснулся я от мерно тикающих часов на стене. Невероятно раздражающая тварь, так и подмывало в три прыжка броситься к ним и разбить вдребезги об пол. Обретя себя, лежащим под теплым одеялом в уютной маленькой гостиной на диване, я надрывно тужился понять, где сейчас нахожусь. На краю дивана сидела девушка, клюющая носом, по её виду готов был предположить, что сидела она здесь не от хорошей жизни и явно не собиралась идти спать, хотя видит бог, ей это было отчаянно необходимо.

-Ты проснулся, – на её бледном измученном лице, как на старой фотобумаге под инфракрасным светом проявилась улыбка: - Рада тебя снова видеть в сознании

-А где я? Когда успел потерять сознание? – похоже, этот мой вопрос застал её врасплох, и она вся сжалась, казалось, до размеров атома. Она отвела глаза, и какое-то время смотрела в окно, за которым, надо сказать, был уже совсем вечер, а значит, проспал я весь день.

Очень нежным плавным движением её тонкая, точно выгравированная из слоновой кости, ручка коснулась моего одеяла, натянутого аккурат до самой шеи и также аккуратно начала стягивать его на себя, обнажая мое покалеченное тело. До меня не сразу дошло, что она делает, пока не опустил глаза, увидев культю. И на меня, отнюдь, бурным водопадом не хлынули тут же все воспоминания в самых детальных подробностях, от чего следующий мой вопрос был полон недоумения, боли и ужаса от осознания своего положения.

-Как…Что… Что случилось? – от волнения я начал заикаться, хотя, право, никогда ничем подобным не страдал, скорее наоборот, я откуда-то знал, что грамотная слаженная речь одно из моих немногих достоинств, но грешные обстоятельства меня извиняли.

-Разумеется, ты не помнишь…Ты же по сути уснул, странно, что я об этом не подумала. – Она начала говорить очень тихим вкрадчивым голосом, будто листья на ветру шелестят, от чего все слова сливались для меня в непонятную, пусть и приятную мелодию. – Не знаю что с тобой было до аварии, но когда кабинки канатной дороги рухнули… я нашла тебя уже с гангреной по локоть. Нужно было срочно оперировать – на её глазах проступили капельки слез, готовые сорваться вниз по её острым скулам – И я это сделала…

Наступила долгая пауза, успешно заполняемая моими трехэтажными мысленными тирадами. Никогда не думал оказаться на месте тех людей, что порой проскальзывают перед нашим зашоренным будничным взглядом в метро и переходах. Смириться с таким положением вещей было решительно невозможно, и только глупый детский вопрос все время поднимался в голове, словно игрушка, в руках неумехи, постоянно выпускающей её из рук. Та, звонко падая, каждую секунду оглашала окрестности шумным звяканьем «Почему? За что? Как? Почему я? Почему!?»

Думать об этом было больно и просто невозможно, поэтому я попробовал отвлечься, что говорится, если не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней. Мудрость, выстраданная годами, но чтобы о ней вспомнить в критический момент, мне как последнему идиоту, пришлось в свое время провести немало часов в ванной перед зеркалом, вдалбливая её в свою непутевую голову, что столько раз пыталась безнадежные ситуации изменять самыми безнадежными способами, преумножая тем самым лишь собственное отчаяние.

-Так и возвращаясь к первому вопросу, где я? – изобразить тон заплутавшего туриста, стоило мне невероятных усилий, но начавши корчить из себя гордую независимость, всегда срабатывал механизм самозащиты, и дальше все мои страдания и рыдания в подушку отделялись от мира железным занавесом. Всему свое время, а сейчас неплохо получить побольше информации.

-Не знаю, - девушка неожиданно для себя самой рассмеялась, что было самым чудесным началом сперва незаладившейся беседы. – Честно, я не знаю где мы сейчас есть, но могу рассказать много интересного об этом доме – на этом месте она зевнула настолько широко, что милой ладошки, едва хватало, чтобы прикрыть рот.

-Ничего такое начало, многообещающее. То есть, интересоваться в какой я стране или чего уж там, берем по-крупному – континенте, бессмысленно?

-Определенно не стоит, боюсь, что мы с тобой вообще вне привычного мира, хоть я уже ни в чем и не уверена. Во всяком случае, когда придут гости, ты убедишься сам, насколько мы далеки от всего обычного и повседневного.

- А что творится за окном, вне дома? – меня перспектива оставаться здесь в ближайшую тысячу лет пока явно не прельщало, поэтому нужно было как-то выбраться отсюда к людям, но начал для осторожности из далека.

- Ты мне расскажи, это же ты оттуда пришел! – она явно получала удовольствие от разговора

- Я вообще смутно помню, как здесь оказался, но тут же кроме этого дома есть еще город какой-то или на крайний случай деревня? – я очень надеялся, что есть, и уже мысленно умолял, чтобы оказаться где-то в Северных штатах, если верить пейзажу за окном, меня бы сейчас устроила даже Аляска.

В задумчивости она изучающее кинула взгляд в окно, будто мысль поинтересоваться своим местонахождением, пришла ей в голову только что: «Здесь есть этот дом, чертова прорва ледяных гор с буйным лесом. А! Еще канатная дорога есть! Была… во всяком случае. Но может уже снова есть, в этом мире нет ничего постоянного, даже этот дом может поменяться в любой момент», - она отвернулась от окна к Незнакомцу, но как назло в красноречивое подтверждение своих слов, нашла себя сидящей на краю ванной второго этажа. Пришлось бегом спускаться по лестнице вниз к дивану в гостиной. Зайдя через дверь к Незнакомцу, она оценила произведенный на него эффект, тот лежал с отвисшей челюстью и круглыми глазами, полными недоумения.

-Фокус-покус! – как ни в чем не бывало, девушка снова присела на край дивана

-Как ты это сделала? – тупо спросил я

-Это не я, это все дом, у него тот еще нрав – она наклонилась надо мной и перешла на шепот, видимо, для того чтобы дом ни в коем случае нас не услышал. – Я пока сделаю тебе чай, а ты формулируй все тысячу вопросов, что хочешь задать, правда, отвечу я только на первые девятьсот девяносто, я знаешь ли старомодна в этом отношении и не позволяю мужчинам вот так сразу лишать меня всякой таинственности.

И ушла, оставив меня наедине со всем навалившемся грузом ответственности, теперь значит вопросы какие-то надо сочинять, а в голове крутилось лишь наивное: «А как тебя зовут?»

Что и говорить, она меня очаровала.

Глава 8

Изумрудные глаза

По поверхности воды плясали её пальцы, то окунаясь вглубь, то плавно поднимаясь вверх. Она завороженно наблюдала за спонтанным спектаклем своих рук. Ванна была наполовину полной, но длинным темным волосам уже удалось намокнуть, и теперь вода с них едва слышно капала на мрамор пола. Она решила, что ей сейчас нужна тишина, для чего её ножка недавно коснулась крана, и выключив его, игриво соскользнула вниз. Как могла Эмма отвлекала себя от мыслей о Незнакомце, что лежал сейчас в гостиной на диване. Слишком много всего на неё навалилось за последние дни и сейчас единственное, что могло помочь это теплая ванна в уединении, но предательская память о том ужасном вечере на кухне, как назло составляла ей компанию. Мгновение и вон она уже стоит с импровизированным скальпелем в дрожащей руке, затем сознание выныривает обратно, и она вновь обнаруживает себя в теплой ванне. Ей решительно нужно было закурить, и она достала из кармана брошенной на полу белой приталенной рубашки наполовину полную пачку сигарет.

Затягиваясь Эмма наблюдала за выдыхаемым ею табачным дымом, что по своему обыкновению вместо того чтобы бесследно растворяться в воздухе, стелился сейчас по поверхности воды, обволакивая собой её тело, скользя вдоль бедер и нежно укутывая собой пальчики ног. В её голове промелькнула мысль, что дом подобно этому заботливому туману обычно всегда укутывал собой её воспоминания, но после встречи с Незнакомцем, она отчетливо помнила каждое мгновение, несмотря на все желание поскорее забыть пережитое. Неужели Вселенной непременно нужно противоречить всем её желаниям? Или это из-за того что она впервые надолго покинула дом в ту ночь? Эта мысль заставила внутри что-то шелохнуться. Это чувство, казалось, было для неё давно утерянным, но сейчас она готова поклясться, что это была надежда. Надежда, вскоре вспомнить, как она сюда попала и зачем здесь находится. Взгляд, взбудораженный этой идеей, начал блуждать по углам кафельных стен, пока не наткнулся случайно на аккуратно сложенный листок, который показался смутно знакомым.

Я обнаружил себя, лежащим на полу с дикой болью в левой руке. Судя по тому, что я лежал запутавшийся в пледе подле дивана, несложно было догадаться, что сны мне снились довольно бурные. Попытавшись подняться, опираясь на руки, тело пронзила боль еще острее и интенсивнее, пока до меня, наконец, не дошел факт моего прискорбного положения, с осознанием которого ко мне пришла и память последних трех дней, проведенных в этом доме. С трудом, но я все-таки преодолел злополучное притяжение, будь оно трижды неладно, и встал на ноги. Откуда-то с другого конца дома доносилась слаборазличимая музыка, на зов которой я, недолго думая, и отправился.

Она доносилась со старого патефона, вяло жевавшего старую невнятную пластинку. Я так и не понял, что напевал хриплый женский голос, но поспешил убрать иглу звукоснимателя, потому как звуки эти были жутковаты. Проделав это, в доме наступила неестественная тишина. Я стоял в комнате окутанной сумраком, что лишь чуть-чуть расступался перед светом из коридора. Нашарив выключатель, я понял, что оказался в библиотеке, на полу были разбросаны тут и там разные учебники и энциклопедии, нагнувшись, я подобрал один из них. Им оказался справочник по онкозаболеваниям, присмотревшись к прочей литературе, кем-то судорожно разбросанной по полу, убедился – все книги относилось к медицине и анатомии.

Девушки, что не так давно меня спасла, слышно нигде не было, и в миг на мою голову ледяным ведром воды опустилась паника. Давно забытое детское чувство всепоглощающего одиночества вдруг подкатило к горлу, а в голове отчаянным мотыльком забилась мысль «Пожалуйста, пусть она будет все еще в доме!». Вообразить, что я, покалеченный и жалкий, навсегда остался вместо неё в этом пустом, безжизненном доме, было не трудно, а потому, пока я окончательно не отчаился, следовало немедленно взять себя в руки и быстрым шагом обойти всевозможные комнаты и уголки в поисках единственной причины не сойти с ума на этом самом ровном месте.

Судорожно распахивая дверь за дверью, до меня вскоре дошло, что я хожу кругами. Комнаты были подозрительно похожи друг на друга, и никак не вязались с гипотетической планировкой, не говоря уже о том, что нигде не было лестницы наверх, хотя я её отчетливо помнил при входе. Из всего этого несложно сделать вывод, что пускать наверх меня дом определенно не хотел, впрочем, показывать больше четырех комнат на первом этаже, мне тоже никто не собирался. Здесь только одна и та же гостиная в незначительных вариациях крутилась вокруг коридора, жадно приглашая вернуться на диван.

-Вот ведь зараза! Жалко тебе что ли?! – сотрясал я воздух на кухне, обессилено сползая на пол.

Вытащил меня из плена самобичевания внезапный топот шустрых маленьких ножек, раздавшийся где-то слева от меня. Сердце я натурально проглотил, и оно моментально опустилось куда-то в область пяток, не предвещая вернуться на место. В дверном проеме вслед за этим проскользнул чей-то высокий силуэт, который что-то бормотал себе под нос. Неохотно я последовал за ним на предательски подгибающихся ватных ногах, двигаясь при этом нарочито медленно.

Преодолев половину кухни, сзади раздался тихий плач. Я остолбенел не в силах развернуться на всхлипывающий звук, учитывая, что секунд пять назад там никого не было и сейчас никого быть не могло в принципе. Не оборачиваясь, я так и вышел из кухни, едва сдерживая себя от того, чтобы акробатическим прыжком достигнуть люстры, возвещая при этом Мир оглушительным визгом «Спасите, помогите!».

Прошествовав по коридору, я направился на все тоже мужское бормотание под нос, которое вело меня куда-то вглубь дома. Из открытой двери доселе неизведанной мной комнаты я увидел, как этот мужчина берет с полки книгу, открывает, не глядя, и достает оттуда пачку сигарет, никак заначку на черный день и пытается закурить, ломая спички одну за другой. Видно, что человек раздражен и подавлен, от того каждая не загоревшаяся спичка летит все дальше и швыряется все с большим остервенением в сторону. Когда, наконец, вожделенная сигарета прикуривается, мужчина всей грудью втягивает дым, удовлетворенно закатывая глаза. Затем оборачивается в мою сторону и во весь голос сотрясает стены ором: «Ты этого добивалась, Эмма?! Я закурил эту бл*дскую сигарету, а ведь бросил курить только ради тебя!»

Не в силах пошевелиться от страха перед стремительно надвигающимся на меня широкими шагами мужчиной, мне оставалась лишь роль ошеломленного зрителя, пока он разъяренно не хлопнул перед моим носом дверью, предоставляя меня самому себе. Сам же он остался наедине по ту сторону, не издавая больше ни звука. Я уже было подумал, что наваждение кончилось и можно облегченно выдыхать, но с кухни все еще были слышны всхлипывания. Я простоял под светом тусклой лампы в коридоре должно быть целую вечность, убеждая себя, что со мной в случае чего не должно произойти несчастья, и можно смело идти навстречу кухне, но на словах то всегда все просто. В конце концов, моим ногам надоело топтаться в неизвестности, и они робко ступили в направлении женского плача.

На кухне спиной ко мне стояла с виду молодая, не то чтобы стройная, скорее даже худощавая девушка с длинными темными волосами, одетая по-домашнему в короткую юбку и белую приталенную рубашку. Она нарезала что-то на разделочной доске, при этом активно поливая горькими слезами предмет своего кулинарного шедевра, который обещал выйти чрезмерно соленым. Аккуратно приблизившись к этому женскому силуэту, я начал разбирать очень тихий знакомый голос: «Джони…Джони, ну за что? Джони…я не хочу так. Нет!» Внезапно она обернулась и взглянула на меня своими изумрудными глазами. Родная до боли, черты её лица взорвали дамбу, казалось, сдерживавшую долгими годами поток воспоминаний, что обещал бесследно смыть меня в океан. Это была она…Эмма, вот как звали мою девочку, мою вторую половинку. Она смотрела сквозь меня, будто бы была на кухне одна, затем резким движением полоснула себя ножом по запястью, заливая все вокруг кровью, и в шоке падая на пол, бесследно растворилась… Оставив меня наедине с вновь обретенной памятью, под грузом которой я не в силах был оставаться на ногах и не преминул согнуться пополам. Это было, пожалуй, самым чудовищным и жестоким способом сломать меня: показать во плоти давно забытое воспоминание рокового разрыва с любовью всей жизни, с моей Эммочкой… глупышкой, что истекла кровью на нашей кухне, вернуть мне весь груз прожитого ужаса, оставив здесь на растерзания самому себе. У меня не было сил даже поднять голову, она просто болталась, наполняя пространство немым болезненным криком.

В следующий раз, открыв глаза, кухни больше не было. И это была несказанным счастьем, учитывая, что в ванной комнате, где я себя нашел, на меня смотрела чудесная пара изумрудных изумленных глаз. Облегчение, которое я испытывал в этот момент, мне даже самому себе не с чем было сравнить, мои губы сложились в бледную улыбку и пролепетали

- Я вернулся

Обнаженная и сбитая с толку девушка (Это была Эмма! Девушка, что меня спасла от гибели на канатной дороге всегда была Эммой!) протянула мне своей дрожащей рукой листок бумаги, на котором неровным почерком, подозрительно похожим на мой, было написано:

«Не уходи, я к тебе вернусь. Джон»

- Меня зовут Джон… – скорее самому себе зачем-то констатировал я.

-А меня Эмма, очень приятно – этот легкий смех облегчения, сквозь проступившие слезы в её глазах, как нельзя лучше говорил о том, что мы вновь обрели друг друга, вспомнив, наконец, кем собственно являемся. В подтверждение тому её пальцы выпустили дымящуюся сигарету прямиком в ванну, а освободившиеся руки заключили меня в категорически приятные и крепкие объятия, похоже, не собиравшиеся ослабевать ближайшую тысячу лет.

Глава 9

Гости никогда не стучат

Не знаю сколько прошло времени с того дня, как я здесь очутился. За окном утвердились вечные сумерки, поэтому определить когда день сменялся ночью было бесполезно. А что касается часов, то они здесь слишком своенравные, чтобы прилежно отсчитывать равномерные промежутки времени. Поэтому снег привык уже круглосуточно греться под леденцовым светом из окна нашей гостиной, да-да именно нашей! Осознавать, что ты, наконец, дома, на своем месте, в компании самого дорогого тебе человека и при этом не в силах понять каким образом все так удачно сложилось, то еще развлечение, надо сказать. Когда к нам обоим вернулась память, понять что-либо стало вообще очень сложно, поэтому мы говорили и говорили сутки напролет обо всем подряд, пытаясь на скорую руку состряпать для обоих хоть какую-то точку отсчета.

Такой точкой стала канатная дорога. По-моему вышло очень символично, совсем как в старых добрых легендах, где принц взбирается на вершину, чтобы спасти свою принцессу. Так и я, каким-то невероятным образом добрался до роковой кабинки у подножия горы, чтобы потом натурально свалится на голову своей очаровательной пассии. Едва ли, конечно, где-то в детских книжках принцесса потом тащит на себе одуревшего после падения принца полкилометра по сугробам, после чего героически ампутирует его гангренозную конечность, но это уже нюансы.

Дата добавления: 2015-08-28