. Терапия состоит в том, чтобы прояснить все неосознанные мотивы и проследить мысли вплоть до их истоков в прошлом. Изучение актуальной ситуации считается второстепенной целью, не имеющей приоритетного значения. Считается, что социальное поведение человека — результат его идей и именно идеи нужно изменять. Не принимается во внимание тот факт, что идеи являются результатом отношений.
. Личная терапия — основа обучения. Предполагается, что терапевт, который, пройдя через терапию сам, решил свои эмоциональные проблемы, автоматически сможет понять, как решать проблемы других людей. Обучающиеся учатся проводить терапию, наблюдая за своей собственной личной терапией.
Этих характеристик психодинамического подхода достаточно, чтобы понять, что терапия и обучение не отличались друг от друга. На сегодняшний день большинство супервизоров подготовлены в русле этого подхода и его модификаций. Теперь их просят отказаться от этого метода. Сегодня многие супервизоры стараются учить новым формам психотерапии, основанным на гипотезах, прямо противоположных тем, на которых было основано их собственное обучение. Давайте рассмотрим изменения, которые всем нам, и обучающимся и супервизорам, приходится принимать.
. Психотерапия больше не считается медицинской специальностью, и множество терапевтов избегают пользоваться такими словами, как болезнь, здоровье и пациент, для обозначения клиента, проходящего психотерапию. Психиатрия оказывает меньше влияния на психотерапевтическую практику. Психиатрическая подготовка с каждым годом теряет свое значение в качестве психотерапевтической подготовки. Обеспечивая получение образования, которое считается одним из лучших, многие психиатрические факультеты сегодня не делают акцента на обучении психотерапии. По мере того как психиатрия становится все более биологически ориентированной и ограничивается психофармакологией, психиатры, работающие в больницах, имеют все меньше возможностей нарабатывать психотерапевтические умения. Существуют факультеты психиатрии, где психотерапия относится к дисциплинам «по выбору». Психиатры редко посещают семинары по психотерапии. Занятые в основном исследованием проблем медикаментозного лечения, многие психиатры не овладевают методами разговорной психотерапии; следовательно, они склонны настаивать на том, чтобы для решения психологических проблем применялись лекарства, а не психотерапия. Когда психотерапевты хотят снизить дозировку лекарств или прекратить их применение, так как лекарства выводят их клиентов из строя, то эта точка зрения часто не совпадает с мнением лечащего психиатра. Иногда переговоры между ними ведет супервизор.
. Уже многие годы среди семейных терапевтов принято не только разговаривать с родственниками клиентов, но и приглашать их поучаствовать в терапии. Семья — это не негативная сила, а источник сил для изменения. Вследствие изменения идеологии симптом теперь не считается неадекватным, но рассматривается как поведение, соответствующее данной социальной ситуации клиента, и именно ситуацию (такую, как семья или коллектив на работе) следует изменить, чтобы избавиться от этого симптома. Поэтому более логично делать основной акцент на актуальной ситуации, а не на прошлом. Предположение терапевта о том, что симптом несет социальную функцию, не обязательно правильно, но оно позволяет ему разработать план действий. Например, терапевт может предположить, что плохое поведение подростка является его попыткой стабилизировать семью, и он начинает действовать согласно этому предположению, независимо от того, подтвердит ли его дальнейшее исследование. Мы имеем дело с гипотезами, а не с истинами, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
. При использовании большинства видов краткосрочной терапии предполагается, что терапевт дает указания, которые предположительно приведут к изменению. Результатом должны стать действия. Считается, что поведение порождает идеи как реакции на социальную ситуацию, а не идеи порождают поведение. Инсайт не считается причиной изменений, скорее изменения вызывают инсайт. Следовательно, основной акцент — на директивах, направленных на новые типы поведения, а не на интерпретациях. Рассказы клиента или его фантазии изменяются по мере того, как изменяются его отношения с другими людьми, а не наоборот.
. Всегда существовало два взгляда на бессознательное: 1) как на хранилище негативных мыслей; 2) как на позитивную силу, которая ведет человека к тому, что для него лучше всего. Это был взгляд гипнопсихологии, который разделяли многие гипнологи, включая Милтона Эриксона. В современной психотерапии акцент делается на позитивном в жизни или в бессознательном клиента, поскольку его можно стимулировать и добиться тем самым позитивных изменений. Людей учат доверять своему бессознательному. Супервизор даже может сказать обучающемуся терапевту: «Следуйте своим побуждениям на сеансе». Сейчас считается, что дело супервизора избавить подопечного от личных проблем, мешающих ему работать. Супервизор до тех пор не рекомендует терапевту подвергнуться психотерапии самому, пока не поймет, что это необходимо. По мере того как меняется психотерапия, супервизоры все больше осознают, что ответственность за то, чтобы подготовить эффективных терапевтов, помогая им преодолеть личные недостатки, является важным качеством супервизора.
. Большинство современных психотерапевтов не используют в работе с клиентами один и тот же подход. Они адаптируют его к каждому конкретному случаю. Это одна из причин того, почему так сложно описать современный краткосрочный подход в психотерапии. Терапевта учат изобретать уникальную терапию для каждого клиента. Этому сложно учить и этому трудно учиться. Все считают, что легче найти метод, который можно было бы применять ко всем без исключения.
Сегодня всю нашу сферу разрушает антитерапевтическая система диагностики. Супервизор должен в принципе описывать обучающимся проблемы клиентов в таких диагностических категориях, которые подсказывают терапевту, что делать. Например, сказать о ребенке, который не хочет ходить в школу, что у него «школьная фобия», — не самый лучший способ для супервизора описать этого ребенка. Тут больше подошла бы формулировка диагноза как проблемы «избегания школы», так как этот диагноз указывает на то, что можно было бы предпринять — сделать так, чтобы ребенок не избегал школы.
Новые способы обучения
Чтобы помочь терапевту преодолеть личностные трудности, мешающие работе с клиентами, можно использовать сходство между взаимоотношениями в учебном процессе и взаимоотношениями в психотерапии, и здесь супервизор может использовать все созданные на сегодняшний день новаторские психотерапевтические техники.
Некоторые супервизоры представляют себе слабости обучающегося в терминах глубинных эмоциональных проблем (взгляды предыдущего поколения), а не как недостаток умений или реакцию на затрудняющий понимание диагноз или социальный контекст. Например, супервизор мог бы в первую очередь проверить, не попал ли обучающийся в беду, оказавшись между супервизором, у которого он проходит практику, и академическим супервизором, преподающим прямо противоположные взгляды. Будучи вынужден подчиняться конфликтующим авторитетам, обучающийся может быть парализован, как и клиент, разрывающийся из-за конфликтных отношений в семье. Если преподаватели сосредоточены на внутреннем мире обучающегося, его внешняя ситуация будет игнорироваться. Если такие супервизоры посмотрят на проблемы с социальной точки зрения, то они откроют для себя новый мир.
Проблемы обучающегося можно разрешить, изменив его отношения с супервизором, так же как и проблемы клиента разрешаются в отношениях с терапевтом. Здесь учителю-терапевту можно посоветовать применить технику краткосрочной терапии: он может использовать ориентацию на разрешение проблем, акцент на решении или нарративный подход, ограничить изменение обучающегося с использованием парадокса или метафор, предложить испытание, дать прямой совет или указание. Теперь супервизор, как и терапевт, может быть активным и директивным. Если у обучающегося есть проблема и он «не может ничего сделать», супервизор может использовать те же непрямые техники, какие использует терапевт в работе с клиентом, который «ничего не может сделать».
Эриксон как супервизор
Милтон Эриксон представляет собой классический пример учителя, который одинаково подходил и к клиентам, и к обучающимся. Я позволю себе кратко описать то, что он в течение многих лет делал со мной, хотя то, что он делал, было сложно и заслуживает более подробного обсуждения.
Я начинал свою практику много лет назад и занимался гипнозом и семейной терапией. Я научился гипнозу у Эриксона на семинаре в 1953 году. Мы с Джоном Викландом проводили вечера гипноза, куда могли прийти все интересующиеся и получить какой-то опыт гипноза. В течение нескольких лет я преподавал в Пало Альто гипноз психологам и психиатрам, которые хотели посещать тематические семинары по краткосрочной терапии. Хотя многим из них нравилась гипнотерапия, они не хотели использовать ее сами и начали присылать мне пациентов. Когда я занялся частной практикой, я обнаружил, что знаю, как гипнотизировать людей с помощью целого ряда индукций, но при этом понятия не имею, как использовать гипноз, чтобы изменять их. Гипноз применяется, по крайней мере, в трех крупных сферах: 1) для индивидуального переживания транса, как при медитации; 2) в исследованиях, в которых изучаются такие параметры транса, как границы и глубина; 3) в клиническом применении транса, когда человека гипнотизируют, чтобы изменить его.
Еще до консультаций с Эриксоном я осознавал, что при всем моем опыте я знаком лишь с индивидуальным и исследовательским применением гипноза. Применение гипноза с целью изменить кого-то было совершенно другим. Именно поэтому я решил консультироваться у Эриксона по поводу моих случаев.
Некоторое время я занимался психотерапевтическими исследованиями, в частности изучал работу Эриксона и знал о его необычайном умении гипнотизировать. В то время и Эриксон, и многие другие обучали терапевтов на семинарах исключительно по выходным. Фрейд был против гипноза и обладая достаточным влиянием для того, чтобы предотвратить его преподавание. Было нелегко найти консультанта по гипнозу, и мне повезло, что моим учителем был Эриксон с его специфическим подходом к терапии. Я начал консультироваться с ним; многие из наших бесед я записал в книге «Беседы с Эриксоном»[6]. Много лет подряд раз в год я приезжал к нему на неделю. Когда я начинал, моя проблема была не в том, что моя терапия не была успешной. Я изменял клиентов, но я не знал, каким образом. Следовательно, я не был уверен, что смогу повторить свой успех. В беседах с Эриксоном я учился давать названия некоторым своим действиям. Например, я излечил женщину от сильнейших головных болей, но не знал, как я этого добился. Разговаривая с Эриксоном, я осознал, что я вел учет ее головным болям и стимулировал их, и это можно было расценивать как парадоксальную технику. В течение многих лет Эриксон оказывал большое влияние на мою терапевтическую технику и на мой стиль преподавания.
Вот несколько положений, которым Эриксон обучил меня: во всех своих супервизорских беседах Эриксон учил, что людей можно изменить и вылечить. Даже самые тяжелые и сложные случаи поддаются изменению. Я напомнил ему о женщине, с которой он некоторое время работал и не добился особого успеха, и он гневно ответил: «Эта женщина все еще наносит мне поражение». Для него было совершенно ясно, что работа терапевта заключается в изменении людей, и вина за неудачу лежит на терапевте. Он редко передавал своих клиентов другим, ему мешало сделать это чувство ответственности. Иногда он рассказывал о клиентах, от которых отказался. Я вспоминаю один случай с молодым человеком, от которого Эриксон отказался, сказав ему, что не может добиться успеха, поскольку страшно раздражается на него. Для Эриксона это была редкость. Он не обвинял в этом молодого человека, но взял ответственность за неудачу на себя. Именно такое отношение Эриксона заставило меня говорить моим подопечным: «Я хочу, чтобы вы продолжали работать с клиентом, пока он не вылечится или пока вам не стукнет 80, независимо от того, какое событие настанет первым». Часто клиенты меняются, если верят, что терапевт никогда не откажется от них.
Эриксон учил, что следует быть директивными, во времена, когда признавали только недирективную терапию. Он учил применять директивы, придумывать метафоры и использовать гипноз. Весь его опыт учит, как действовать, чтобы влиять и изменять клиента или начинающего терапевта. Он не категоризировал свои указания, но в рассказах о конкретных случаях терапии очевиден их ряд. Он использовал прямые директивы: он говорил клиентам, что им делать, иногда настаивая на весьма существенных изменениях в жизни. Он давал советы, тренировал клиентов в достижении желаемого и применял испытания, которые помогали людям отказаться от симптома.
Иногда Эриксон не делал вообще ничего. Как-то он объяснял большой аудитории, что такое гипноз, и попросил вызваться добровольца для демонстрации сопротивления. Вперед вышел молодой человек и встал напротив него. Хотя Эриксон просто стоял перед ним, я заметил, что молодой человек вошел в транс. Позже я спросил у Эриксона, что он сделал, чтобы погрузить юношу в транс. Он сказал, что ничего не делал. «Но он вошел в транс, — настаивал я. — Вы должны были что-то сделать». Эриксон ответил: «Нет». И добавил: «Этот юноша встал перед всеми этими людьми. Я ничего не делал, но кто-то должен был сделать хоть что-то, вот он и вошел в транс». Я уверен, что иногда Эриксон ничего не делал и с обучающимися, заставляя их, таким образом, действовать.
Я позволю себе привести в качестве примера прямые указания, которые Эриксон давал мне, когда я спрашивал его, что мне делать с тем или иным клиентом. Я работал с супружеской парой, и жена жаловалась на то, что по утрам в субботу она пылесосила все комнаты в доме, а ее муж слонялся вслед за ней из комнаты в комнату и смотрел. Она нервничала и просила его перестать. Так как он все равно не перестал этого делать, она спросила у меня, как его остановить. Я дал несколько советов, но поведение мужа не изменилось. Я попросил помощи у Эриксона, у которого всегда было наготове решение, как это и должно быть у хорошего супервизора. Он предложил, чтобы женщина разрешила своему мужу ходить за ней во время субботней уборки из комнаты в комнату. После того как она закончит пылесосить, она должна была вынуть из пылесоса мусоросборник, полный грязи, и насыпать в каждой комнате кучку мусора на пол. После этого она должна была сказать: «Так, это сделано» и оставить кучки грязи на полу до следующей субботы. Когда я спросил Эриксона, почему это должно сработать, он ответил: «Это очевидно». После настойчивых просьб объяснить, он сказал, что люди не выносят абсурда, поэтому, если жена убирает, а потом создает беспорядок там, где убирала, муж не вынесет этой ситуации и ретируется. Я посоветовал жене так поступить, и муж перестал ходить за ней из комнаты в комнату.
Иногда Эриксон прямо говорил, как следует поступить терапевту в каком-либо случае, но чаще всего он выслушивал описание конкретного случая, а потом рассказывал о бывшей у него похожей ситуации. Его описание носило метафорический характер и учило человека размышлять над проблемой. Его метафоры не только содержали непосредственные указания на то, как нужно работать с конкретным клиентом, но и стимулировали воображение терапевта, побуждая его придумывать новые интервенции.
Эриксон давал и непрямые указания, которые оказывали отсроченное воздействие как на обучающегося терапевта, так и на клиента. Я вспоминаю нашу беседу о женщине, которую я лечил от фантомных болей. Она потеряла руку из-за рака, но до сих пор чувствовала боль. Я внушал ей, что ее рука становится легче от ее фантомных болей, и она говорила, что она поднимается. Я считал это гипнотическое внушение уникальным, заслуживающим специальной статьи. Я рассказал об этом Эриксону, но он никак не прореагировал, а продолжал говорить о другом. Через день или два он обсуждал со мной одного клиента, которого лечил от боли, и сказал, что невозможно навести транс на болезненную область, нужно обратиться к чему-то более позитивному. После этого сеанса я обнаружил, что обдумываю, что, может быть, мне не следует наводить транс, сосредоточиваясь на больной руке моей клиентки. Я хорошо запомнил этот урок, так как пришел к выводу самостоятельно.
Как с клиентами, так и с обучающимися Эриксон использовал гипноз, и в обеих ситуациях человек мог знать, а мог и не знать, что происходит. Его основным обучающим инструментом был транс. Я думаю, что временами он гипнотизировал любого человека, с которым беседовал, просто от скуки. Он постоянно экспериментировал с различными формами влияния, неважно с кем — с клиентами или с обучающимися. И у тех и у других он, по-видимому, часто вызывал амнезию; человек был всегда слегка неуверен в том, что он узнал — или в том, узнал ли он что-нибудь вообще, — потому что в беседе некоторые моменты оказывались утраченными.
Типы гипноза
Большинство форм терапии берет свое начало в гипнозе. Психодинамическая школа начинала с гипноза, теория научения была основана на работах И. П. Павлова, который использовал гипноз. В семейной терапии тоже есть специалисты, обученные гипнозу. Частью крушения ортодоксального подхода в 1950-е гг. стало принятие гипноза Американской медицинской ассоциацией, давшее возможность психиатрам и другим врачам обучаться этому искусству. Теперь самые большие форумы, посвященные терапии любых видов, собирает Фонд Милтона&Эриксона, и он же готовит множество терапевтов.
Даже те, кто не использует гипноз напрямую, могут применять в своей работе умения, связанные с гипнотическим внушением. Кто-то учится более эффективно присоединяться к клиенту, кто-то — давать указания. Подготовка в области гипноза учит использовать метафоры в посланиях, а также прямые директивы. Помимо оказания помощи в экстренных случаях есть еще множество симптомов, при работе с которыми гипноз более эффективен, чем разговорная психотерапия.
Ситуация такова, что терапевту сложно пройти подготовку в клиническом использовании гипноза. Существуют по крайней мере три вида обучения гипнозу:
человек может обучиться самогипнозу, преследуя самые разные цели. Можно научиться гипнотизировать людей с исследовательскими целями для изучения возможностей трансового поведения. Ни один из этих подходов не соотносится с клиническим гипнозом, при котором терапевт пытается избавить человека от проблемы. Чтобы изучать клинический гипноз, терапевт должен наблюдать учителя в процессе работы, а затем учитель должен наблюдать за ним и направлять его действия. Так гипнозу учились в XIX в. Для этого нужны клиенты, на которых можно было бы практиковаться. Семинары, на которых терапевты гипнотизируют друг друга, помогут им научиться наводить транс, но не научат изменять людей. Это искусство постигается только на практике. Если супервизор не хочет использовать гипноз в работе с клиентами или проводить демонстрации, то у него есть еще один выход — наблюдать за обучающимися, гипнотизирующими клиента, через «прозрачное» зеркало. В этом случае можно давать указания по телефону, и они не будут слишком сильно нарушать процесс, так как клиент в это время обычно находится где-то «не здесь».
Я рекомендую терапевтам учиться гипнозу в любом доступном для них месте и надеюсь, что там, где они живут, есть возможность для достаточно длительного обучения клиническому гипнозу. Ценность этого обучения заключается не только в том, чтобы научиться применять гипноз, но и в том, что приобретенные умения очень важны и их можно использовать в любых видах терапии.
Подчеркивая ценность гипноза в обучении терапии, я должен назвать и негативные факторы. Похоже, что все маргинальное, что только есть в сфере психотерапии, включает гипноз — например, терапия множественной личности и умножение личностей в терапии. Есть и еще более экстремальное использование: люди, заявляющие, что были похищены пришельцами, обычно обретают эти воспоминания с помощью гипноза, а те, кто погружает клиентов в прошлые жизни, чтобы найти там причину актуального симптома, тоже являются гипнотерапевтами. Кроме того, есть люди, обладающие ложными воспоминаниями о перенесенном в детстве насилии, и эти воспоминания обычно тоже проявляются в процессе гипноза. Наверное, очевидно, что соответствующее обучение технике и использованию гипноза поможет гипнотерапевтам в какой-то степени отличать истинные воспоминания от ложных.
Эриксон учил гипнозу не только как терапевтической технике, но и как средству для развития воображения. Первоочередная задача преподавателя психотерапии — побудить обучающегося к творчеству и развитию воображения, поскольку это поможет ему в будущем справиться с множеством проблем, встречающихся в клинической практике. С помощью гипноза Эриксон учил практиков тому, что все можно изменить. Например, терапевт может сказать клиенту, которого гипнотизирует, что его рука сейчас поднимется сама. Если рука не поднимается, терапевт может сказать, что появляется ощущение, будто она поднимается, или что она поднимается, но клиент этого не осознает, или что клиент может думать о том, что она поднимается, когда она неподвижна. Или терапевт может сказать, что рука становится тяжелее, вместо того чтобы подниматься, и, подкрепляя эту уверенность, определяет, таким образом, сопротивление как сотрудничество.
Отношение терапевта, владеющего гипнозом, к симптому тоже может быть творческим. Если, например, женщина, страдающая головными болями без органической причины, обратится к терапевту, владеющему эриксонианским гипнозом, он сразу подумает о том, как изменить ее восприятие. К примеру, терапевт может сказать ей, что боль можно снять или что она усилится, но приступы боли будут длиться несколько секунд, а не несколько часов, как раньше, или что боль не уйдет, но клиентка перестанет ее чувствовать, или что она забудет о боли и, следовательно, не будет ждать следующего приступа. Терапевт также может сказать клиентке, что она могла бы: 1) взглянуть на свою боль со стороны, понимая ее смысл, но не ощущая ее; 2) забыть о боли, представляя себе вместо нее ужасного тигра; 3) пойти спать и одновременно видеть сон и чувствовать боль, которая к моменту пробуждения постепенно исчезает; или 4) заменить боль чем-нибудь другим, как-то иначе используя свою голову, например слушая музыку. Терапевт также может внушить клиентке думать о своей боли как о цветовом спектре, который находится за пределами ее восприятия (несмотря на то что боль существует, ее невозможно ощутить). Или можно предложить клиентке открыть в себе другое «Я», которое время от времени испытывает боль, но при этом боль испытывает только это «Я», а не клиентка.
Целью указаний терапевта может быть резкое изменение поведения, но он может избрать и пошаговую стратегию, похожую на «геометрическую прогрессию», которой любил учить Эриксон. Применяя эту вариацию гипноза к женщине, страдающей от головных болей, терапевт, обученный Эриксоном, может попросить ее провести сегодня без боли одну секунду, завтра — две секунды, на следующий день — четыре секунды и так далее. За короткое время эти секунды превратятся в часы, дни, недели и годы. (Я вспоминаю фразу Эриксона о том, что если желаешь быстрых изменений в терапии, то лучше всего начинать медленно.) Терапевт может также попросить клиентку описать ее боль, а затем включить в гипнотическое внушение образ, совместимый с ее собственным описанием симптома. Например, если клиентка говорит, что, когда возникает боль, у нее образуется туннельное зрение, терапевт может сделать туннель зримым, внушая, что он трансформируется в золотую шахту.
Терапевту полезно принимать во внимание функцию симптома. Если терапевт, работающий с женщиной из нашего примера, подозревает, что ее головные боли имеют цель избежать каких-то обязанностей, он может включить эту цель в гипнотическое внушение, например обучая клиентку просто говорить о том, что у нее болит голова, сохранив, таким образом, функцию и избавившись от боли. Терапевт может подключить к терапии и семью, например используя влияние мужа или свекрови, чтобы изменить головные боли. Словом, способ обучения Эриксона освобождает воображение и у обучающегося, и у клиентов.
Для меня был важен еще один аспект обучения у Эриксона: он обладал чувством юмора, которое пронизывало весь его подход. Терапия вполне может быть мрачным делом, и чувство юмора помогает нам выжить. Аудиозаписи наших разговоров запечатлели такой громкий смех, что иногда больше ничего нельзя расслышать.
Глава 3
Обучающийся
Когда на тренинг набирают студентов-терапевтов, которых будут учить изменять людей, академические успехи, как правило, во внимание не принимаются. Степени бакалавра, магистра, доктора философии или медицины сами по себе ничего не говорят о личности и не могут выявить какой-либо потенциал будущего терапевта; они означают только, что такой-то или такая-то учился и сдал тесты. Среди людей, проходящих учебную терапевтическую программу, можно встретить социальных работников, психологов, медсестер, психиатров, психологов в области образования, школьных психологов, специалистов по семейной и супружеской терапии, по профориентации, по больничной помощи, консультантов по проблемам зависимости, специалистов по терапевтическому массажу и акупунктуре. Какая специальность лучше всего подготавливает человека к профессии психотерапевта? Складывается любопытная ситуация. Преподаватели по каждой специальности готовят клиницистов так, как считают нужным, игнорируя идеи и методы других специальностей. Кроме того, если социальный работник уважает работу психиатра, занимающегося психотерапией, то он считает, что психиатрическое образование — то, что нужно, даже если он сам не получил такой подготовки. Если психиатр соглашается, что психологи в области образования должны получать лицензию психотерапевта, он говорит, что его собственная подготовка не так уж важна, так как психологи в области образования ее не получают.
Мы многократно убеждались в том, что те люди, которые получили только высшее образование, могут стать прекрасными терапевтами, по результатам не уступающими тем, кто обладает степенью. В филадельфийской консультативной детской клинике (Child Guidance Clinic) в начале 1970-х гг. мы с Сальвадором Минухином развернули программу обучения работе с бедными семьями. Это был момент, когда мы должны были или дать понять терапевтам, принадлежащим в основном к средним слоям общества, что значит быть бедным, или научить бедных, как стать терапевтами. Мы сделали и то и другое. Программа была двухгодичной, занятия шли по восемь часов в день. Отобранные обучающиеся не имели никакой академической подготовки, кроме высшего образования, и ничего не знали о психологических проблемах или психотерапии. Их обучили семейной терапии, и они работали как с бедными семьями, так и с людьми из средних слоев. Они получали «живую» супервизию по каждому интервью. О терапии они знали только то, чему мы их научили (поначалу мы ограничивали их контакты с остальным персоналом, чтобы избежать чужих влияний). В основном мы обучали семейной терапии людей, которые никогда не обучались индивидуальной терапии.
Через шесть месяцев мы позволили встретиться нашим студентам и персоналу клиники, который завидовал интенсивной супервизии обучающихся и тоже пытался учиться семейной терапии. Идеи сотрудников клиники были оригинальны и интересны. Я вспоминаю встречу, на которой один из сотрудников показывал видеозапись интервью с семьей. Сотрудники наперебой комментировали динамику семьи. Наши непрофессионалы вежливо слушали. Они молчали, пока не спросили их мнения. Затем один из них сказал: «Не лучше ли было попросить их снять покрывала?» Только тут мы заметили, что члены семьи сидели на стульях, закутавшись в покрывала.
Результаты исследования показали, что клиенты непрофессионалов продвинулись не хуже, чем те, кто проходил терапию у сотрудников клиники.
Критерии отбора
В принципе супервизия терапевтов в своей основе одинакова. Гораздо важнее, любит ли и уважает ли терапевт людей, испытывающих дистресс. Однако это большой вопрос — сможет ли обучающийся получить лицензию психотерапевта. Непрактично готовить человека, который не сможет получить лицензию. Квалификационное обучение дорого, и результат должен соответствовать затратам. Следовательно, нужно отбирать таких обучающихся, которые посвятят свою жизнь терапии и будут способны передать другим то, чему их обучат.
При отборе обучающегося смотрят в первую очередь на его профессиональное окружение, а не на его специальность или академический статус. Например, важно учитывать, работает ли он сейчас с каким-нибудь другим супервизором, получает ли супервизию по какому-то другому психотерапевтическому направлению; работает ли он в каком-нибудь из больничных отделений, в котором особенно важно владение терапевтическими техниками; проходит ли обучающийся в данный момент или проходил ли серьезную личную терапию, особенно с акцентом на индивидуальной работе (в этом случае его будет тяжело научить социально-ориентированному подходу). Большинство обучающихся необходимо переучивать — и то же самое нужно делать с супервизорами, получившими обширную подготовку в индивидуальной терапии, прошедшими обучение в условиях жесткого идеологического давления или работы в больнице.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |