Но в душе все же тлела искорка надежды. Что-то должно произойти. Не может же это длиться вечно. Что-то будет, я верила в это. И это произошло – приехала Ольга.
Ее появление встряхнуло меня. Так относиться к ребенку было не по-человечески. Невинное, всеми обманутое дитя! Что станет с Ольгой через месяц или два? Превратится в наркоманку, как мы с Татьяной? Станет психически ненормальной? А может, кончит жизнь самоубийством? Или согласится со своим положением и проработает много лет на Марата и К°?
В первый свой день здесь Ольга сидела как напуганный воробышек на своей кровати и вертела головой.
– Девочки, скажите что-нибудь, – жалобно попросила она.
– А что тебе сказать? – откликнулась Татьяна. – Ты тоже будешь работать.
– Работать? – вскрикнула я. – Ты это называешь работой?
– Эй, не бузите, старушки! – закричал из гостиной Арон. – Мне надо поспать.
– Это рабство ты называешь работой? – прошипела я, убавив голос.
– Работа как работа. Тут в Швеции намного лучше, чем в Москве. Здесь у меня, по крайней мере, крыша над головой.
– Они же тут над нами издеваются! Унижают!
– А, одна или две оплеухи не считаются. Какое же это издевательство? Тебя что, папаша никогда не бил?
– У меня не было отца, а мать пила, ты знаешь это. Я выросла с бабушкой.
– Вот видишь? – победоносно произнесла Татьяна. – Что, тебе лучше было тогда?
– Меня никто и никогда не бил. Никто не принуждал становиться на колени, – я опять сорвалась на крик. – Никто не вынуждал заниматься проституцией!
Ольга заплакала.
– Прости, Оля, я не хотела тебя обидеть, – обратилась я к ней.
– Какой ангел! Ты полагаешь, что я захотела стать проституткой по собственному желанию?
– Вообще-то да.
– У меня не было выбора, – возразила Татьяна. – Мне нужно было вытащить из детдома брата. Они там над ним издевались, избивали и… и…
Татьяна тоже разразилась слезами.
– У человека всегда есть выбор, – произнесла я.
– Так чего же ты тут сидишь? Иди, уходи отсюда.
Я замолчала.
– Ну, что же ты не уходишь?
– Ты хорошо знаешь. Я не могу…
– Ты только что сказала, что у человека всегда есть выбор. Твой выбор – выставлять свою п… на всеобщее обозрение. Причем совершенно бесплатно. Я-то хоть получаю за это деньги.
Татьяна была права. Ведь я могла и не делать этого, но… ценой избиения. Меня бы забили до смерти, и я бы тогда перестала быть рабыней. Но я выбрала жизнь, а значит, выбрала проституцию и рабство.
– Нет, – сказала мне докторша, – ты выбрала шанс выжить.
– Ты называешь этот ад жизнью?
– Нет, но ты же выжила. Теперь ты свободный человек.
– Я больше не человек. Я живой труп.
– Нет, ты не труп. – Докторша мягко дотронулась до моего плеча. – Труп совершенно безразличен к страданиям других. А ты не была такой.
Я подумала про Ольгу. Маленькая напуганная птичка… Мне было трудно заснуть в ту ночь. Я лежала и размышляла. Впервые за многие месяцы я думала так, что у меня раскалились мозги. Что-то нужно было придумать. Я должна, и все тут!
На первом месте стоял, конечно, побег. Добыть ключ от квартиры и удрать, когда все спят. Потом пойти в полицию, хотя тут была закавыка. Полиции я боялась. Я не знала местного языка, у меня не было денег, и я не знала дороги. Спрашивать кого-либо об этом на улице я опасалась. Но даже если мне удастся добраться до полиции, кто мне поверит, что я была рабыней? Никто.
Однажды Арон, пребывая в хорошем настроении, рассказал нам, что Швеция – благополучная и богатая страна. К тому же почти социалистическая. А в социалистической стране рабство было исключено. Это мы учили в школе.
Арон еще говорил, что в Швеции совсем нет бедных. Если у тебя нет работы, можно жить на социальное пособие в размере тысячи долларов в месяц. Тысяча долларов! Такую зарплату в России получают не все директора фирм. Это звучало как в сказке!
В этой стране, рассказывал нам Арон, всем одинаково хорошо. Образование бесплатное, медицинская помощь тоже почти бесплатная. Даже наркоманы могли получать бесплатные инъекции. Он не был уверен, что понял правильно, когда в одной газете прочитал, что один инвалид получал бонусные чеки на посещение проституток, ведь инвалидам тоже надо удовлетворять свои мужские потребности.
– Девки, вы, наверное, и представить не могли, – смеялся Арон, – что можно получить пособие на то, чтобы трахать проституток? Вот как государство может заботиться о своих гражданах!
Я не поверила Арону. Получать пособие и не работать – нет, такого быть просто не может. Откуда же тогда деньги берутся? Он, наверное, что-то недопонял.
– Между прочим, я тоже получаю социальное пособие, – неожиданно сказал Арон.
– Ты же работаешь на Марата, – с подозрением посмотрела на него Татьяна. – А пособие, по твоим словам, получают безработные.
– Глупые вы курицы, я же не говорю шведам, что работаю. Что я им скажу – что проституток пашу?
Слушая Арона, я поняла, что в полицию идти неразумно. Кто мне поверит, что нас ежедневно избивают в стране, где, если верить Арону, даже ребенка нельзя по заднице шлепнуть. А я им что расскажу? Что меня избили до крови за то, что я отказалась удовлетворить желание одного клиента, который сначала пописал на меня, а потом попросил слизать с тела его мочу?
Постепенно я стала склоняться к мысли о том, чтобы уговорить какого-нибудь клиента позвонить в русское посольство. Хоть я приехала в Швецию по липовому паспорту из Литвы, я все равно была российской гражданкой. Посольские должны помочь мне. Все-таки они наши, русские. Они должны поверить мне. Они могут разыскать мою бабушку. Да любой житель нашей деревни может подтвердить, что я – это я. Нет, посольские не могут бросить нас на произвол судьбы. Но как сообщить им, что мы находимся здесь? Как?
Я ворочалась в постели чуть ли не всю ночь, пока не заснула.
Бабушка была права, когда говорила, что утро вечера мудренее. На следующее утро решение пришло само по себе.
Когда я проснулась, у меня сильно болел низ живота. Когда я сходила по малой нужде, боль усилилась. И все время хотелось в туалет. От Арона скрыть это не удалось, и он обо всем доложил Марату.
– А ну-ка иди сюда, гребаная шлюшка, – крикнул тот из гостиной, где сидел и подсчитывал деньги.
Марат сидел в кресле, положив ноги на стол. Он курил и ничего не говорил.
Я стояла перед ним, потупив глаза, и тоже молчала.
– Какого хре-е-ена, – наконец сказал он и стукнул кулаком по подлокотнику, – какого хрена, блин, у тебя вдруг заболела твоя мокроссачка.
Сейчас он начнет меня бить, промелькнуло в голове. Я зажмурилась и стала ждать ударов.
– Едрена ма-а-ать! – продолжал рычать Марат, но пока не бил.
– Надо показать ее врачу, – предложил Арон.
– Врачу? – вскинулся Марат. – А ты знаешь, во что это обойдется?
– Да, но это все-таки лучше, чем получить жалобу от клиента. Ты же знаешь, каковы шведы, они тут же настучат в полицию, если у нее начнет капать промеж ног.
– Ну, бляха-муха! Да ее дешевле убить, – сказал Марат и сплюнул на пол. – Вот подлая тварь!
Я задрожала от страха, неожиданно вспомнив Эвелину. Она, прежде чем исчезнуть, тоже жаловалась на боли в животе. Выходит, ее точно убили?
– У меня есть один знакомый врач, он мог бы посмотреть ее. Может, она просто симулирует, – сказал Арон.
– Короче, звони ему прямо сейчас! – приказал Марат.
Арон начал искать номер телефона в своем мобильнике.
– Нашел! – вскричал он и защелкал по кнопкам. Я с напряжением ждала.
– Ну да, ну да… Мне нужна помощь… Проблемы с нашей телкой… Нет, нет, не у меня, а у нее… Он слушал некоторое время, а потом повернулся ко мне:
– Жжет?
– Да, – ответила я.
– Выделения? Что это за хреновина? Она сама знает? Ты знаешь, что это такое? – спросил он меня.
– Да, выделения у меня есть.
– И они дурно пахнут? – повторил он вопрос врача.
– Да.
Арон снова послушал.
– Подожди минутку, – сказал он в трубку, – я спрошу у босса. Нам надо ехать немедленно. – Это уже адресовалось Марату. – Через час он уедет и будет занят весь день.
– Ну, блин! Через час у меня встреча.
– Ты можешь отвезти нас туда, а обратно мы возьмем такси.
– Этой потаскушке хватит и метро. Ишь, придумал – такси!
Я не верила своим ушам: неужели я смогу выйти из квартиры? И смогу подышать свежим воздухом? А может, я смогу…
Я боялась даже думать об этом, чтобы не выдать своих мыслей. А вдруг подвернется случай сбежать? Не показывая своей радости, я попросила разрешения сбегать в туалет.
Слезы лились градом, когда я сходила по маленькому, – так было больно. Но я готова была вытерпеть любую боль, лишь бы у меня все получилось.
– Возьми мою куртку, – предложила Татьяна. – На улице холодно.
– Спасибо, не надо, у меня есть кофта.
– Не дури. Кто ходит в кофте в конце декабря! Конец декабря!
А я и не знала… Скоро Новый год… Прошло уже пять месяцев с тех пор, как я последний раз видела бабушку. Как она там? Жива ли? Я вдруг сильно забеспокоилась о бабушке. Зимой она часто недомогала, ныли суставы, болела спина. Я обычно сама колола дрова для бани и сама натаскивала воду из колодца. Как бы здорово было сейчас сходить в баню! Баня вылечила бы меня без всякого доктора. Бабушка говорила, что баня излечивает от всех болезней.
– У тебя красное лицо, – заметила Ольга. – У тебя температура?
– Больной обычно не чувствует температуры, – сказала Татьяна. – Она подошла ко мне и потрогала лоб. – Наташ, да у тебя жар! Возьми мою куртку и шарф, а то еще неизвестно, чем это кончится.
Я подумала, что она права. Если вдруг получится с побегом, то я хоть не буду зябнуть.
– Спасибо, Танюш…
Я взяла у нее куртку. Это был белый пуховик с капюшоном, явно великоватый для меня.
– Поторопись, зассыха! – закричал Марат. – Тут тебе, блин, не показ моды.
– Я подгоню машину к подъезду, – сказал Арон.
Я надела куртку и пошла за Маратом. Каждое движение отзывалось болью. Голова кружилась.
– Давай, давай, – шипел Марат, спускаясь по лестнице.
– Я не могу быстрее, – ответила я.
– Может, мне тебя на руках нести? – заржал он. – Как невесту?
Он смеялся громко, не опасаясь, что могут услышать соседи. Арон в этом отношении был куда осторожнее. После переезда он не позволял нам включать музыку на полную громкость. Он боялся, что соседи будут недовольны. Я никак не могла взять в толк: сам же говорил, что шведам все по барабану, они никогда не будут вмешиваться в чужую жизнь. Но однажды я услышала, как он говорил с Маратом:
– Ты понимаешь, Марат, после того как ты дал объявление, к нам в квартиру прут и прут…
– А ты что, не рад этому?
– Рад то рад, но соседи начнут подозревать…
– Соседи – твоя проблема, ты же, блин, в доле, так что сделай что-нибудь.
– Все я да я! Я и за телками слежу, я и в магазины хожу. Плати давай больше!
– Заткнись! Сказал, твоя проблема, значит, твоя! Как Арон решал проблему любопытных соседей, мне неизвестно. У нас с Татьяной порой было до пятнадцати клиентов в день, таким образом, поток в квартиру действительно не иссякал, и соседи не могли этого не заметить. Но… как и на прежнем месте, в полицию никто из них не обратился. У меня было такое впечатление, что никому до нас не было дела. Никому…
Спускаясь по лестнице, я читала фамилии. Андерссон, Свенссон, Бергквист… Иногда я стояла у окна и наблюдала, как наши соседи возвращаются с работы. Обычные люди, мужчины и женщины… Ну почему, почему они не проявляют интереса к тому, что в квартиру на пятом этаже без конца кто-то ходит. Вот бы кто-нибудь открыл бордель в нашей Трудолюбовке или в Красном Селе. Да об этом бы все узнали! А здесь… Что за равнодушные люди?
– Поторопись! – раздраженно прикрикнул Марат.
Я пошла побыстрее, чтобы не получить тычка. У подъезда Марат схватил меня за рукав и потащил к машине. Я чуть не упала.
В лицо пахнул холодом. Я набрала в легкие побольше воздуха. Каким же вкусным бывает уличный воздух! Несмотря на конец декабря, моросил дождик, люди прятались под зонтиками, и я не могла видеть их лица. Чужие люди в чужой стране… Никто не посмотрел в нашу сторону. Никто ничего не заподозрил. Да и почему кто-то должен был что-то подозревать?
Я чувствовала себя одинокой, брошенной в этом огромном городе, где никто не мог мне помочь. Дождевые капли собирались на моих бровях и струйками стекали по щекам, перемешиваясь со слезами, которых никто не замечал.
Глава двадцатая
Машина ехала, я сидела на заднем сиденье, положив руки между ног, и тяжело дышала. Возможно, у меня и в самом деле была высокая температура, потому что губы пересохли и растрескались. Низ живота пылал. Наверняка заразил кто-то из клиентов… Я даже знала, кто именно. Один противный тип, не пожелавший надеть презерватив. Я отказалась его принять, но он поговорил с Ароном и договорился с ним о двойной таксе. Я отмывалась потом почти четверть часа, но это не помогло.
Что за заразу я подхватила? Когда машину потряхивало на небольших неровностях, я кусала губы, чтобы не закричать от боли. Но я не хотела, чтобы это увидел Марат, я боялась, что он начнет меня бить. В последнее время он стал совсем уж невменяемым, даже Татьяне от него доставалось. Вероятно, он посчитал, что слишком расщедрился в отношении ее заработков, и поэтому искал всякие поводы, чтобы вымесить на ней зло. Может быть, у него с бизнесом возникли проблемы? Нет, навряд ли. Мы с Танькой работали беспрерывно и приносили ему хороший доход.
Сидя в машине, Марат то и дело поглядывал на часы. Я видела, что он был в подавленном состоянии.
– Когда доедем? – спросил он Арона.
– Минут через пятнадцать, – ответил тот.
– Твою мать! Времени нет ни хрена. Ладно, оставлю вас в клинике. Потом типа звякну. Может, смогу приехать за вами. Если нет, вернетесь на метро.
Телефон Марата звонил не умолкая, но он не отвечал. Сидевший за рулем Арон гнал машину, нарушая все правила, несколько раз ему сигналили.
– Тут ее паспорт и деньги. – Марат вытащил из кармана мой липовый паспорт и передал его Арону. – Короче, я сразу уеду.
Вот это да… Удрать от Арона было не так уж и трудно. Почему же я не подумала об этом варианте раньше? Надо было прикинуться, что я заболела, – они бы давно отвезли меня к врачу. Я бы убежала и спряталась. Но сейчас я не могу этого сделать. Было так больно, что я с трудом могла шевелиться.
Арон резко тормознул, чтобы не столкнуться с машиной впереди.
– Ну и козлы, эти шведы, ездить невозможно, – выругался он и просигналил водителю, пропустившему пешехода.
Пешеход, не спеша пересекавший улицу, остановился и посмотрел в нашу сторону.
– Твою ма-а-ть, – закричал Марат. – Он еще, блин, остановился. Мало мы им всыпали под Полтавой!
– Ага, – заржал Арон, – шведам русские всыпали. А я, между прочим, грузин, ты – армянин.
Не слушая их перепалки, я присмотрелась к пешеходу. Мне показалось, что я его где-то видела. Ну конечно же! Это Лейф, мой клиент, который имел обыкновение быстро спускать, а потом ласкал меня в оставшееся время. Он не мог разглядеть меня в машине, но я все равно вжалась в сиденье. Мне было стыдно из-за того, что я нахожусь в такой компании. Я боялась, что меня кто-то узнает, – пусть даже кто-нибудь из клиентов, использовавших мое тело.
– Гляди-ка, – Арон показал пальцем на Лейфа и заржал еще громче. – Это тот самый козел, который платит за услуги двадцатками.
– Выйди спроси, не надо ли ему сделать отсос, чтобы он попроворней переходил улицу. Да еще скажи, что у нас с собой его любимая шлюха, – захохотал Марат.
– Ну, блин, ты и юморист…
Неожиданно я почувствовала, как же сильно их ненавижу – Марата, Арона, Радика, Леандра, – всех. И естественно, Сергея. Сергея я ненавидела больше всех. Какая же я была глупая, что поверила ему! Попадись он мне сейчас, я бы задушила его собственными руками.
Когда я рассказала об этом докторше, она, как ни странно, обрадовалась:
– Как врач, я не могу призывать тебя к мести, но все-таки скажу – это хорошо, что к тебе вернулись сильные чувства. Это маленький шаг в правильном направлении.
– А в каком направлении? – поинтересовалась я.
– К выздоровлению. Твоя душа нуждается в лечении, Наташа. И результата можно достичь, отказавшись от самообвинений, признав, что все случившееся не было твоей виной.
– Слышала уже. Ты как попугай повторяешь, что это была не моя ошибка. Хорошо, пусть не моя ошибка, но я, тем не менее, жила в этой грязи несколько месяцев. За что? Почему я позволила им унижать себя? Почему я позволила им измываться над моим телом?
– А у тебя была возможность не позволить?
– Не-е-ет.
Я задумалась на минутку. Передо мной возникли звериные глаза Марата, его остроносые ботинки, которыми он меня пинал… Я все еще боялась его. Я боялась, что он вернется и будет пинать меня в живот, если я откажусь делать то, что он прикажет. А что, если Марата оправдают или дадут ему маленький срок? Полиция пытается уговорить меня выступить на суде в качестве свидетельницы. А что будет со мной после суда?
– Все будет хорошо, – утешила меня докторша. – Тебе не надо больше бояться.
– Но мне все равно страшно, – прошептала я.
– Это и есть ответ на вопрос, почему ты разрешала Марату унижать тебя.
– Я не понимаю.
– Ты боялась. Ты боялась, что он забьет тебя насмерть. Наполнив тебя страхом, они могли тебя контролировать. То, что ты считаешь унижением, можно расценивать и по-другому. Ты хотела выжить. Любыми средствами. Для того чтобы выжить, можно пойти на что угодно.
– Ты так считаешь?
– Да, многие из нас так поступают.
– Даже переступив через моральные границы?
– Вот именно.
– Нет, я тебе не верю. Я просто трусила, малодушничала.
– Ну вот, ты опять начинаешь обвинять себя. Мы же договорились, что ты больше не будешь делать этого.
Она сделала ударение на словах «не будешь». Я вздохнула. Ей легко говорить, но как простить саму себя?
– Каждому человеку присуще чувство страха. Страх – это инструмент, который помогает выживать. Если ты повстречаешься со львом, ведь ты постараешься убежать от него, верно?
– Угу, – ответила я. Я не понимала, куда она клонит. Марат ведь не был львом, хоть и обладал звериным взглядом.
– Если бы мы не испытывали страха, мы бы уже давно вымерли как род. Нас бы поели те же львы и тигры. Только страх с незапамятных времен позволяет нам выжить. Страх – это защитное средство ото всех опасностей.
– Очень умно! А я – обыкновенная трусиха. Меня подстилали под этих мерзавцев. Фу, как это было гадко!
– Нет, Наташа, ты храбрая девочка, ты предприняла несколько попыток бегства, ты защищала Оксану и Ольгу. И ты сама предприняла решающий шаг на пути к освобождению, несмотря на то что вовсе не была уверена в том, что все получится.
Она была права, моя докторша-психиатр. Я не была уверена в том, что у меня все выйдет. Но я не могла больше терпеть. Я чувствовала, что стою на краю пропасти. Перепрыгну – окажусь на свободе, нет – об этом даже думать не хотелось. Уж лучше погибнуть, чем возвращаться в эту вонючую, прокуренную квартиру.
Когда машина снова поехала, я стала смотреть по сторонам. Город большой, на улицах много людей, и это было отлично. В толпе затеряться намного легче. Рядом с «Глобусом», где мы жили, было не так уж много народу. Я даже подумала, что в Стокгольме вообще мало жителей, но, оказывается, это не так. У входа в магазины вообще была толчея. А, так скоро Рождество, вспомнила я. В кино я видела, как дети получают рождественские подарки, а у нас подарки получают на Новый год. Я вздохнула. Уж на что мы бедно жили, но бабушка всегда мне что-нибудь дарила. Она выбирала практичные вещи – варежки или шарфик. В последний раз я получила от нее настоящие тонкие колготки. Где она только их купила? Бедная бабушка! У нее было слабое сердце, и она очень переживала, что я уеду учиться и оставлю ее одну. Я обещала заботиться о ней, как заботилась обо мне она, когда я была маленькой. А теперь она, вероятно, думала, что я ее обманула. Нет, я должна убежать во что бы то ни стало, что бы со мной ни случилось…
Хорошо, что Татьяна дала мне теплую куртку. Без нее я бы замерзла…
Я старалась читать вывески, чтобы не пропустить русское посольство либо другое русское учреждение, где можно было бы попросить о защите. Посольство здесь точно должно быть, хотя Арон вряд ли проедет мимо. Надеяться на это было просто глупо, но я все равно надеялась.
В детстве я часто просила бабушку рассказать мне сказку о двенадцати зайчатах, которые хотели стать храбрыми. Волшебник сказал им, что в Новый год, ровно в полночь, они могут загадать любое желание и оно исполнится. Я тоже загадывала желания. Помнится, под Новый год я шептала про себя: «Хочу, чтобы у меня были настоящие папа и мама и чтобы они любили меня». Наверное, мое желание не исполнилось потому, что я засыпала раньше боя курантов. Но теперь я не упущу своего шанса. Мое единственное желание – убежать – должно исполниться. Я никогда не вернусь обратно. Пусть лучше Марат убьет меня.
– Вот, бля, нам надо на другую сторону улицы, – выругался Арон, когда мы выехали из длинного тоннеля. – Теперь надо крутиться.
– Твою мать, что ж ты раньше молчал? Тут нет левого поворота! – заорал Марат.
– Я не знал.
– Не знал, – передразнил Марат. – Ты что, не слышал, что у меня времени в обрез. Теперь придется до следующего перекрестка пилить.
Мой тюремщик был мрачнее тучи. Я вжалась в сиденье, чтобы ничем не напоминать о себе. Я боялась, что он прикажет Арону развернуться и везти меня назад.
У следующего светофора Арон был вынужден остановиться. Я снова стала читать вывески. По-шведски я не понимала, но я все еще надеялась увидеть что-нибудь, написанное кириллицей. И мои надежды сбылись. «Аэрофлот» – вдруг прочитала я, чуть не поперхнувшись от неожиданности. Может, мне показалось? Но нет – вот она, вывеска. Совсем близко. Сердце бешено заколотилось. Вместо русского посольства я могла обратиться в «Аэрофлот»!
На перекрестке Арон свернул, и дом, где находилось представительство «Аэрофлота», остался позади. Хорошо еще, мужчины не заметили, как я обернулась и посмотрела на него. «Аэрофлот» – вот мое спасение. Бежать надо туда. Там наверняка работают русские, и у них есть контакт с русским посольством. Они должны помочь мне!
– Здесь! – крикнул Арон, и машина остановилась.
– Где здесь, что-то я не вижу? – спросил Марат.
– Дальше проезда нет, надо идти вон к тем домам. Тут метров пятьдесят, не больше.
– Ладно, позвонишь мне, как только управитесь, – сказал Марат, пересаживаясь на водительское место. – А ты шевелись, крыса дохлая! – прикрикнул он на меня.
Машина резко рванула с места и исчезла. Я глубоко вздохнула и пошла за Ароном.
Приемная врача находилась всего лишь в квартале от представительства «Аэрофлота».
Глава двадцать первая
Дождь перестал, но воздух был влажный. Казалось, он был соткан из мелких капелек. Дышать было тяжело, к тому же меня знобило. Татьянина куртка не помогала. Арон схватил меня руку и широким размашистым шагом двинулся вперед. Я еле поспевала за ним. Каждый шаг отзывался невыносимой болью. Ноги дрожали, и от отчаяния я расплакалась. Как же я убегу, если идти даже не могу?
– Прекрати хныкать и поторопись!
Арон дернул меня за рукав, я споткнулась, потеряла равновесие и едва не упала.
– Ты что, не можешь идти? – спросил он, обернувшись.
– Не могу, – ответила я, переводя дыхание.
– Твою мать… Что же мне с тобой делать?
– Подожди минутку. Я отдохну.
– У нас время назначено через пять минут. Не успеем – всё!
– Ладно, пошли, – сказала я сквозь слезы.
– Ты что-то позеленела. Тебе плохо? – спросил Арон.
– Да. Подожди, дай постоять, голова кружится. Арон нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Вероятно, он не знал, что предпринять.
– Нам все-таки надо идти, – сказал он.
– Я не могу, – захныкала я.
– Давай, давай, пошли.
Я оперлась на его руку, и мы медленно пошли вперед. Народу вокруг было много, но мне от этого было не легче. Я чувствовала, что теряю сознание. Пришлось снова остановиться.
– Пойдем, осталось немного, – сказал Арон.
– Я не могу.
– Соберись, твое спасение находится в каких-то десяти метрах…
Он говорил о приемной врача, но я подумала совсем о другом. Арон прав, надо собраться, иначе как я доберусь до «Аэрофлота»?
Наконец мы вошли в подъезд и сели в лифт. Арон нажал на кнопку. Я прислонилась к стенке и размышляла. Меня мучила единственная мысль – как вырваться из приемной? Как обмануть этого парня, который на поверку оказался не таким уж плохим, – пока мы шли сюда, в голосе Арона даже слышалось сочувствие.
В лифте было зеркало. Я посмотрела на себя и испугалась. Худое лицо с выступающими скулами, темные круги под глазами, растрескавшиеся губы – это была не я. Как же я могла пасть так низко? Как я могла превратиться в такую шлюху? Хорошо еще, что лифт остановился, иначе я бы забилась в истерике.
В небольшой приемной Арон сразу подошел к стойке и начал говорить с медсестрой на шведском языке. Потом он извлек паспорт и показал на меня. Медсестра кивнула. Арон достал бумажник и заплатил за прием.
Я сидела на стуле, закрыв глаза. Было очень больно, я с трудом дышала. Куда мне в таком состоянии бежать? Нет, ничего не получится… Я поняла, что не справлюсь с этим. Придется отказаться от своей затеи. Чуда не произойдет… От обиды слезы полились в два ручья, но я даже не вытирала их.
– Пошли, – сказал Арон, помог мне встать и повел в другой конец коридора.
Там перед дверью уже стоял доктор и ждал меня. Он поздоровался и спросил, говорю ли я по-английски.
– Чуть-чуть, – ответила я на английском языке, надеясь избавиться от Арона как переводчика.
Мои надежды оправдались.
– Если у нас возникнут проблемы, я позову тебя, – сказал доктор Арону.
Осмотр занял довольно много времени, потом доктор позвал Арона.
– Обратитесь с ней к терапевту. У нее, возможно, воспаление легких, хотя я до конца не уверен. Температура высокая – тридцать девять. В остальном никакая опасность ей не угрожает – обычная инфекция мочевых путей, легко отделалась. Но ей нужен отдых. Несколько дней отдыха. Вот рецепт на антибиотик. Его нужно принимать семь дней. Только не прерывайте лечение.
Арон поблагодарил, и мы покинули приемную. Убегать уже не было сил.
Я остановилась и снова заплакала.
– Ты вообще не можешь идти? – спросил Арон.
– Не могу, ты же видишь.
Он подумал минутку, потом достал мобильный телефон и позвонил куда-то.
– Я заказал такси, – сказал он, закончив разговор. – Оно сейчас подъедет.
Всё, ловушка снова захлопнулась. Моя рождественская сказка так и осталась сказкой.
Я была в отчаянии, я не хотела возвращаться, я не могла больше быть рабыней!
– Эй, ты что опять ревешь? – услышала я голос Арона. – Я сбегаю в аптеку, как только вернемся домой.
Домой! Для меня это была тюрьма. Нет, хуже тюрьмы!
– У меня больше нет сил, – прошептала я.
– Нет проблем, по пути остановимся, и я куплю тебе таблетки, – Арон истолковал мои слова по-своему. – У них в Швеции отличные таблетки, они быстро помогают, почти сразу.
Я продолжала реветь. Свобода была так близко, всего в квартале от меня, и все-таки она оказалась недостижимой.
– Тебе не придется принимать клиентов сегодня, – пытался утешить меня Арон.
Я была не в состоянии отвечать. Я только плакала.
Такси подъехало через несколько минут, Арон помог мне сесть и попросил шофера остановиться у ближайшей аптеки.
Я сидела и непрестанно плакала. Почему я так не вовремя заболела, что не могла даже идти? Почему мир так несправедлив?
Почему?
В борделе дела шли полным ходом. Арона заменял Радик, на кухне сидел клиент, дожидавшийся своей очереди, Татьяна и Ольга, как всегда, пахали.
– Надо положить ее в отдельную комнату, – сказал Арон Радику, вышедшему в прихожую. – Она заболела.
– Да, ты прав, – рассмеялся Радик, – ей и вправду нужна отдельная комната. Клиент ее уже ждет.
– Я же сказал, что она больна, – заорал Арон. – Она может всех заразить.
– Я не боюсь заразиться, – заявил швед, появляясь из кухни. – Я просто посижу с ней некоторое время. Я заплачу за это.
Я удивленно посмотрела на него сквозь слезы. Это был Лейф. Тот самый Лейф, на которого сегодня рассердился Марат. Внезапно все звуки исчезли. Я впала в прострацию. Ничего в моей жизни не изменится, ничего… Попавшие в ад не возвращаются. Значит, такая моя судьба.
Я медленно прошла в свою комнату и, не снимая Та-тьяниной куртки, опустилась на кровать.
Лейф зашел следом и закрыл за собой дверь. Потом он взял стул и уселся рядом с кроватью.
– Прими свое лекарство, Наташа.
Я взглянула на него. В одной руке он держал стакан с водой, в другой – две таблетки. В его глазах светилось сочувствие. А я и не знала, что он говорит по-русски.
– Пожалуйста, выпей. Тебе сразу станет лучше.
– Я не хочу, чтобы мне стало лучше, – ответила я. – Я хочу умереть.
– Почему? – спросил он удивленно. – Скоро Рождество, и я купил тебе подарок.
Он достал из кармана маленький сверток, перевязанный золотистыми нитями.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |