Судя по этим символам, Йима главенствовал над скотоводами. На тучных пастбищах через триста лет (в Авесте — триста зим) не доставало места для скота и людей. И тогда Йима по совету бога выступил на юг, загудел в рог, провел по земле кнутом, и она раздвинулась, раздалась вширь.
Через шестьсот зим вновь стало тесно на земле,скоту и людям, и вновь раздвинул ее на юг Йима. То же произошло еще через девятьсот зим. Все это определенно указывает на то, что племена ариев (племенной союз?), руководимые Йимой, перемещались на юг по мере истощения пастбищ. Таково едва ли не первое указание в литературе (преданиях) на экологические причины миграции древних племен, в данном случае, по-видимому, из Европы в Азию. Согласно современным научным данным, эта крупная миграция арийских племен происходила примерно 4,5 тысячелетия назад. Не об этом ли великом перемещении народов свидетельствует легенда об Йиме?
Один эпизод легенды некоторые мистически настроенные люди склонны считать сообщением о последнем ледниковом периоде.
Ахура Мазда говорит Йиме: «О Йима прекрасный, сын Вивах-ванта (как видим, здесь Йима вовсе не первочеловек. — Р-Б), на этот плотский злой мир придут зимы, а от них сильный смертельный холод. На этот плотский злой мир придут зимы, и сначала тучи снега выпадут снегом на высочайших горах...
Перед зимой будут расти травы этой страны, потом из-за таяния снегов потекут воды...»
Выходит, что после таяния великих ледников начнется настоящий потоп. Но все это не может иметь отношение к последнему оледенению уже потому, что оно завершилось примерно 10 тысячелетий назад. Интересно другое. Бог советует Йиме во избежание гибели от морозов и потопа соорудить общинное глиняное городище, где могли бы перезимовать люди и скот.
Этот эпизод призван сохранить в памяти потомков переход от кочевых временных жилищ к постоянным поселениям из нео-божженой глины. Остатки подобных сооружений можно и сейчас видеть в междуречье Сырдарьи и Амударьи. Более того, такое же круглое глиняное строение (следы его) сравнительно недавно было открыто и раскопано в Южном Приуралье. Предполагается, что ему не меньше трех-четырех тысячелетий. Не здесь ли впервые стали сооружать городища такого типа племена Ариев, перемещавшиеся на юг и юго-восток?
Конечно, миф остается мифом, и немало в нем фантастических деталей. Кстати, в свое городище Йима не пустил людей с физическими или моральными пороками, даже с крупными родимыми пятнами, которые он считал отметинами Анхра-Манью. Подобная селекция — давний предвестник идей евгеники, улучшения рода человеческого, ставших популярными в начале XX века и вдохновившими нацистов на нечеловеческие зверства во имя нее.
Истоки образа Йимы восходят, по-видимому, к верованиям тех племен древних ариев, которые считали первой парой людей на земле Яму и Ями, близнецов-супругов, — по звучанию имен мало отличавшихся от Йимы и его сестры Йимак. Поначалу его считали бессмертным богом. Заратуштра определил ему роль первого пророка, не более, сделав одним из династии правителей
100 ВЕЛИКИХ БОГОВ
(вполне возможно, что у Йимы был какой-то прототип) Но и как пророк Йима отличался тем, что он действовал в материальном мире, выполняя деловые советы Ахура Мазды А Зара-туштра определил себе первенство — среди смертных людей — в мире духовном Он получает от Бога наставления высокие, нравственные, идеологические.
Вряд ли случайно в повествовании об Йиме Ахура Мазда не раз называется «творцом плотского мира», в котором на земле властвует среди людей Йима А в завершение мифа задается вопрос кто во владениях Йимы утверждал и распространял веру маздаясиинскую, был верховным наставником? Бог отвечает: За-ратуштра И далее следует молитва Заратуштры, которая начинается так «Истина — лучшее благо».
ХАОМА
Так назывался ритуальный напиток, восхваляемый как могущественное божество, а также растение, из сока которого его получали Не всегда можно четко определить, о чем конкретно идет речь в мифе, так как напиток, божество и растение нередко сливаются воедино.
До сих пор остается загадкой, какое растение имеется в виду под Хаомой. Проблема осложняется тем, что соответствующее растение-напиток-божество известно в индийской мифологии Сома Следовательно, употребление его восходит к эпохе индоиранского или даже индоевропейского единства. Но в таком случае, это должно быть либо растение, достаточно широко распространенное (Северный Кавказ, Средняя Азия, Иран, Индия), либо несколько разных растений, обладающих наркотическими, галлюциногенными свойствами Из них называют: коноплю, белену, молочай, а также ревень, мухомор Не исключено,
сюшаашпагюопаю
что при подготовке напитка сок смешивали с молоком и добавляли в него какое-то зелье, секрет которого знали только по-
ИРАН
священные, жрецы. Наконец, возможно, что организм человека в те давние времена был более податлив к воздействию того же алкоголя, вызывая достаточно сильную реакцию даже при небольших его дозах.
Согласно Авесте, а также Ригведе, хаома имеет желто-золотистый цвет и растет преимущественно в горах. Употребление хаомы, как утверждали многие тексты, вызывает прилив сил, обострение разума, укрепляет здоровье, способствует долголетию Эти качества отличали его от других хмельных напитков (пиво, вино), притупляющих разум, пробуждающих гнев и неистовство
Так ли это было в действительности? Возможно Некоторые наркотические препараты возбуждают деятельность нервной системы, что создает иллюзию увеличения умственной и физической силы; галлюцинации словно переносят человека в иномир со своими особенностями пространства и времени Однако наркотическая зависимость сравнительно быстро приводит к разрушению психики, ослаблению рассудка и в конце концов к деградации личности
Не это ли имел в виду Заратуштра, когда по поводу употребления хаомы восклицал: «Когда опрокинут эту мочу — это хмельное питье, которым жрецы наносят вред7» По его словам, при помощи мерзости хмельного питья [хаомы] нечестивые жрецы намеренно морочат, одурманивают людей.
Но вот отрывок из Авестьг «Около утреннего времени Хаома подошел к Заратуштре, снаряжавшему огонь [жертвенный] и певшему гимны. Его спросил Заратуштра: «Кто ты, о муж, которого я увидел как самого прекрасного во всем телесном мире, по твоей наружности блестящей, бессмертной?»
И ответствовал ему Хаома праведный, устраняющий смерть: «Я есмь, Заратуштра, Хаома праведный, устраняющий смерть. Собирай меня, Спитами, выжимай меня в снедь»
Далее следует их диалог, из которого выясняется, что Йима и некоторые другие знаменитые герои, в частности победитель диакона Дахака, богатырь Трайтаона, использовали Хаому, и у них рождались сыновья-герои.
«Тогда молвил Заратуштра1 «Поклонение Хаоме1 добр Хаома, хорошо сотворен Хаома, правильно сотворен Хаома, добр, раз-даватель, целитель, красив, добродетелен, победоносен, злато-
100 ВЕЛИКИХ БОГОВ
цветен, со свежими ветвями, что [его] вкушал лучший, и для души припас в дорогу [в тот мир]».
С этих слов начинается прославление Хаомы, дарующего человеку всевозможные духовные и телесные достоинства. Оказывается, Хаома способствует рождению блестящих детей и праведного потомства, предоставляет супругов старым девам, доставляет много наслаждения. Но в то же время призывается Хаома для того, чтобы покарать злодеев, ненавистников, преступников, безбожников, блудниц: «На все, что служит к уничтожению тела праведника, Хаома жЪлтый, направляй оружие».
Как объяснить решительное противоречие в отношении Зара-туштры к Хаоме: резкое отрицание, вплоть до проклятий, и восторженное восхваление: «Я славлю облако и дождь, которые дают расти твоему телу на вершинах гор, я славлю высокие горы, где ты вырос, о Хаома!»
Учтем, что осуждение Хаомы относится к текстам более ранним (времен Заратуштры), а ее прославление — к более поздним, возможно, даже не принадлежащим ему. Хотя не исключено, что в определенные моменты, приняв хаому, испытывая его наркотическое воздействие, пророк слагал гимны в его честь. А позже, попадая под власть наркотика, переживая телесные и духовные мучения, проклинал его.
Возможно и другое: хаома из напитка ритуального, принимаемого только в определенные праздники, начал превращаться в более или менее постоянно употребляемый наркотик в среде жрецов и вельмож, правителей. Заратуштра обратил на это внимание и осознал тот вред, какой грозит обществу. Его предупреждения могли возыметь действие на некоторое время, а затем вновь наступила пора распространения наркомании. Тогда и стали популярны гимны, прославляющие Хаому.
ЗЕРВАН (ЗУРВАН)
Об этом боге времени и судьбы следует сказать особо. Он стал предметом культа, религиозного течения зерванизма, которое даже соперничало с маздеизмом. Не очень ясно, когда и как он возник. Предполагается, что сравнительно поздно. Однако, по-
ИРАН
_201
видимому, еще раньше бытовал миф о Зерване, который в пересказе М. Дрездена звучит так.
Некогда не существовало ничего: ни земли, ни неба, ни каких-либо тварей на небе или на земле. Был только один Зерван.
Ему было одиноко, и в продолжении тысячи лет он совершал жертвоприношения, прося себе сына, чье имя было бы Ор-мазд (Ахура Мазда) и который создал бы небо и землю и все, что есть на них. Совершая так жертвоприношения тысячу лет, он начал размышлять: «Есть ли польза от моих жертвоприношений, будет ли у меня сын, или все мои старания напрасны?»
И пока он так размышлял, в материнском чреве зародились и Ормазд, и Ахриман. (Из этого следует, что это первосуще-ство — человекоподобный Зерван — был двуполым по природе своей.) Ормазд предугадал его мысли, и как сама Правда сказал о них Ахриману. Тогда тот разорвал чрево и явил свое отвратительное обличье отцу Зервану, сказав: «Я твой сын, Ормазд».
С отвращеньем отвернулся от него Зерван, видя в нем исчадье тьмы, ощущав его смердение и чувствуя в нем творца зла. Он зарыдал. И тогда появился на свет его сын Ормазд — светлый и благоуханный.
Ахриман приблизился к Зервану и напомнил о его зароке: «Берегись, разве ты не поклялся первому пришедшему дать владычество над миром». И Зерван ответил: «Сгинь, Нечистый; я сделаю тебя царем на девять тысяч лет, но Ормазд будет править над тобой, а после отведенного времени будет царствовать Ормазд и все исправит по своей воле». Так и свершилось.
Этот миф, как всякий другой, оперирует человекоподобными образами. По всей вероятности, жрецы привнесли в него мысль о великом благе и действенной силе жертвоприношений. Народная фантазия украсила его живописными деталями и ост-
100 ВЕЛИКИХ БОГОВ
ИРАН
рой сюжетной коллизией. Однако у него есть глубокая философская основа. Он повествует о Вечности, которая существовала изначально и содержала — в материальном воплощении — изначальную двойственность, мужское и женское начало, без разделения добра и зла, без всего разнообразия известного нам материального мира.
В средневековом сочинении «Бундахише» («Первотворение»), в котором пересказаны, как считается, утраченные космологические взгляды, содержавшиеся в соответствующем разделе Авесты, есть гимн Вечности, где сказано: Зерван — могущественнее обоих творений — Добра и Зла. Все, что происходит в этом мире, уже предопределено Зерваном, и судьба каждого человека в его ведении.
Эти идеи стали основой манихейства, считающего равнозначными, равновеликими силами Добро и Зло. Более того, убеждаясь на горьком жизненном опыте в торжестве зла, нередко побеждающего добро, лжи, которая привлекает многих больше, чем правда, некоторые зерванисты утверждали, что в мире правит Ахриман, а Ормузду суждено вечно бороться с ним, так и не одерживая окончательной победы.
Интересней другое. Обратим внимание на выделение Вечности и Временности, то есть существования череды событий, которая служит материальным воплощением течения времени. Эту идею можно толковать как существование изначальной неопределенности, отсутствие следов каких-либо объектов и явлений. В таком случае о начале творения говорить не имеет смысла. Можно судить только о том периоде, когда в мире уже оформились и стали действовать две первичные силы.
Если обратиться к современным взглядам на структуру Вселенной, то появление материальных носителей «положительной» и «отрицательной» первоосновы мира сопоставимо с возникновением из космического вакуума частиц и античастиц. Но для такого «саморождения» (в физике этот процесс называется фоторождением) требуется «сгущение» энергии вакуума в отдельных «узлах»...
Не станем вдаваться в детали (тем более что теория фоторождения Вселенной еще не создана, заявлена лишь гипотеза). Самое замечательное, что в дальнейшем должно было происходить формирование структур, в которых центральное место занимают
частицы, тогда как античастицы остаются в скрытом состоянии (типа волновых пакетов). То есть в нашем мире действительно преобладает что-то одно: материя, включающая в себя антиматерию, или, наоборот, в зависимости от того, что мы называем материей (положительной, говоря условно) и антиматерией (отрицательной).
Повторяю, такова гипотеза, которая упомянута, еще и потому, что она предложена мной (ее пытался разрабатывать, между прочим, А.Д. Сахаров, так и не сумевший преодолеть некоторые трудности на этом пути, как оказалось, вполне преодолимые). Очень показательно, что истоки этой идеи — в ее наиболее общем философском контексте — уходят в далекое прошлое. Ведь мысли об изначальном «безвременьи», а точнее — Вечности (или Неведомом), были высказаны, как мы знаем, и в космогоническом гимне Ригведы.
Что в мире преобладает — Добро или Зло, или же они находятся в динамическом равновесии и постоянном единоборстве, каждому дано решать по-своему. Однако нельзя не отметить, что учение о предопределенности всех мировых событий, утверждаемое зерванизмом, находится в непримиримом противоречии с представлениями Заратуштры о свободном выборе человека между Добром и Злом, о свободе воли. Но в любом случае все наши деяния, весь материальный мир, все быстротекущее время находятся в беспредельности Вечности — Зерване.
МИТРА
Митра — едва ли не наиболее известный бог иранского пантеона, которого почитали в разные эпохи и разные народы. Ему посвящен один из древних и наиболее пространных гимнов Авесты:
Ахура Мазда молвил Спитаме-Заратуштре: «Таким я создал Митру, Чьи пастбища просторны, Что тех же он достоин. Молитв и восхвалений, Как я, Ахура Мазда.
100 ВЕЛИКИХ БОГОВ
Страну разрушит подлый, Тот, кто не держит слова, Он хуже ста мерзавцев Благочестивых губит...»
Слова поистине пророческие. Действительно, подлость и неисполнение негласного общественного договора отдельными людьми, группами или социальными прослойками губит страну, ведет народ к бедам и лишениям, потере нравственных основ.
Митра — бог договора, согласия, мирового соглашения (и мирного, пожалуй, тоже). «Культ Митры получил чрезвычайно широкое распространение, — писал В.Н. Топоров, — образ Митры внедрился (в непосредственном или косвенном виде) в самые разные культурно-исторические традиции и религиозно-мифологические системы».,
В природных явлениях Митре всегда сопутствует Солнце; он даже предшествует солнечному восходу и остается после заката:
Он первый из небожителей [язатов]
Поднимается над вершиной Хара [горы],
Предшествуя бессмертному, быстроконному Солнцу;
Первый овладевает
Прекрасными- золотистыми высями
И оттуда, могучий,
Обозревает все арийские жилища.
В наибольшей степени в данном случае образу Митры соответствует понятие света. О том же свидетельствует и другой отрывок:
Он шествует после заката Солнца,
Широкий, как земля,
Касается обоих концов этой обширной,
Выпуклой, бескрайней земли,
Обозревая все, что есть между землей и небесами
Но природа в глазах Заратуштры является отражением человеческих качеств; душа человека отражает явления природы; су-
ИРАН
ществуют неявные соотношения духовного мира людей с окружающим миром природы. Вот и Митра соединяет в себе воплощение света, договора, процветания природы и благоденствия людей:
По правую руку его идет
Добрый, праведный Сраоша [Послушание];
По левую — высокий,
Сильный Рашну [Правда];
Всюду, вокруг него,
Идут воды и растения,
Фравашай [Духи] праведных.
Однако Митра покровительствует не только мирному договору, но и справедливой войне:
Он разжигает битву, Он стоит среди битвы... Сносит головы Солгавших Митре людей.
В некоторых случаях Митра уподобляется Совести, или, вернее, Духу Совести, который присутствует в каждом человеке и сказывается на его поступках, определяя его судьбу:
Если солжет ему
Глава ли дома,
Или глава общины,
Или глава области,
Или глава страны,
То Митра воспрянет,
Гневный и оскорбленный,
И разрушит он и дом,
И общину, и область, и страну
Чистота помыслов, верность своему долгу, своему слову, своим обещаниям и клятвам — все это необходимо свято чтить и исполнять. И прежде всего это относится к тому, кто властвует
100 ВЕЛИКИХ БОГОВ
над другими людьми, ибо от него зависит и их судьба. Митра покарает отступника, а также всех, кто вместе с ним. Он — олицетворение справедливости.
Восходу Солнца предшествует свет, от которого вспыхивают облака и белоснежные вершины гор. Постижению истины, достижению высшего блаженства предшествует духовная чистота, стремление к правде и справедливости, иначе говоря — служение Митре. «У некоторых иранских народов, — писал И.С. Брагинский, — почитание Митре полностью ассоциировалось с культом Солнца, и слова «Михр», «Мира» (восходящие к древнеиранско-
му имени Митры) стали означать просто «солнце*. Поклонение Митре распространилось и за пределы иранского мира, послужило основой таинственных культов религии римских легионеров — митраизма, разнесенного ими по всей Западной Европе и соперничавшего с ранним христианством».
В сравнительно поздних произведениях искусства Митру изображали в виде юноши-воина, убивающего быка. Это ритуальное убийство обеспечивало победу добра и справедливости над темными враждебными силами. Во времена Древнего Рима культ Митры сопровождался мистериями, от участников которых требовалось пройти ряд испытаний голодом, жаждой, болью, холодом (в пещерных святилищах). Днем рождения Митры считалось 25 декабря, когда начинает прибывать световой день (считается, что в соответствии с этим праздником был принят и день рождения Иисуса Христа). А римские легионеры чтили в образе Митры прежде всего, по-видимому, верность долгу, присяге. Эта вера помогала им держать строгую воинскую дисциплину, действовать в сражениях согласованно, что и определяло во многом их победы, тем более что Митра, по преданию, встречал душу погибшего в царстве мертвых и вершил над ней правый суд.
До появления учения Заратуштры Митру чтили высоко, ему определяли земные владения и посредничество между людьми и божествами. «Один из наиболее интересных эпитетов Митры, —
ИРАН
писал В.Н. Топоров, — «выпрямитель линий (границ)» не только намекает на возможную примиряющую роль Митры при спорах о границах, но в конечном счете — позволяет, очевидно, восстановить для него более древнюю функцию царя-жреца, принимающего участие в ритуальных изменениях, которые подтверждают следование универсальному закону, правде. Существенна посредническая роль Митры, функция различения добра и зла, правды и лжи. В этом смысле Митра — божество, определяющее некую морально-нравственную границу». И хотя За-патуштра, исповедовавший культ единого главнейшего Бога, отвел Митре сравнительно скромное место в своем пантеоне, в последующем культ Митры возродился во всем блеске. Все-таки правда, честь, справедливость — это те опоры, на которых держится общество.
1.
КИТАЙ
КИТАЙ
Китайская мифология очень сложна, не сведена в более или менее стройную систему; из многих богов нелегко, а то и невозможно выбрать самых главных, великих. Другая особенность: очень часто мифы складывались на основе реальных событий или реальных исторических личностей, далеко не всегда можно определить, где приукрашенная действительность, а где фантастический вымысел, которому придано правдоподобие.
Кроме того, мифология китайца (верней, племен, участвовавших в создании китайской цивилизации) по преимуществу рациональна. Общество свято чтило традиции и церемонии, почитание предков; своеобразное отношение было у этих людей к природе и судьбе. «Вера в то, что основой Вселенной является забота, — пишет канадский синолог Джон Бертронг, — отлича-' ет китайскую религию от иудаизма, христианства и ислама, где основой религиозного сознания служит страх и благоговение перед Верховной Силой. Именно поэтому в Китае всегда сильна была связь религии с этической Философией».
О такой связи говорит сходство слов, обозначающих философскую школу (цзя) и религиозное учение (цзяо). Освоение цзя требует знаний, раздумий, сомнений, умственных усилий. А цзяо надо выслушивать, запоминать и принимать на веру. Цзя предназначено для мыслителей, а цзяо — для народа. Поэтому в мифах, которые сохранял и передавал из поколения в поколение народ, сравнительно немного содержится глубоких умозрений, больше — житейской мудрости.
Китайская цивилизация, не столь древняя, как египетская или индийская, 3000 лет назад достигла заметных успехов. Пока господствовали племенные отношения, китайцы, подобно дру-
гим народам, поклонялись местным божествам, тотемным животным, духам предков, демонам природных стихий. Однако с изменением социального строя общества, возникновением раннеклассовых отношений и значительным преобразованием природной среды обозначился кризис подобных воззрений. Приобрели популярность идеи Судьбы или некоего безличного бога неба. Тогда же широко распространилась практика гаданий на панцирях черепах или лопаточных костях животных. На кости делали несколько углублений и выцарапывали иероглифы, содержавшие определенные вопросы. Раскаленным бронзовым стержнем прожигались углубления в кости, и по сети появившихся трещин гадатель узнавал ответ божества.
Такой способ регулировать, предопределять свои поступки не так нелеп, как может показаться. Когда люди разуверяются в привычных верованиях, а более надежных духовных ориентиров не имеют, в сознании воцаряется хаос. Как поступать в том или другом случае? На что уповать? Чем оправдать свой выбор? Какую стратегию поведения избрать?
Возникает опасность не принимать никакого решения, остаться бездеятельным. Однако нередко медлительность, бездействие — не лучший вариант выбора, а наихудший. В подобных случаях фаталисты загадывают, бросая монету, раскладывая пасьянс или как-то иначе полагаясь на счастливый случай. А способ гадания на костях, придуманный китайцами, имеет одно достоинство: по сети появившихся трещин можно строить разные догадки. В отличие от выбора двух вариантов (например, орла или решки) в данном случае решение не столь однозначно. Узор трещин и опалин можно толковать по-разному. При этом активизируется не только рассудок, но и подсознание. Человек способен увидеть именно тот «знак судьбы», на который втайне, не отдавая себе в этом отчета, надеялся.
Переход в Китае к единой идеологии произошел сравнительно поздно, в середине I тысячелетия до н.э., когда стали объединяться разные княжества и племена. Тогда «властителями дум» стали первые крупные и оригинальные мыслители Древнего Китая — Лао-цзы и Кун Фу-цзы (Конфуций). Они обосновали религиозно-философские учения, в свете которых отошла на второй план традиционная мифология. Оба мыслителя были прежде всего реалистами.
100 ВЕЛИКИХ БОГОВ
КИТАЙ
Когда ученик спросил Конфуция, как надо служить духам, тот ответил: «Мы не умеем служить людям, как же можем мы служить духам?» Так же ответил он на вопрос о том, что происходит с человеком после смерти: «Мы не знаем, что такое жизнь, как же можем мы знать, что такое смерть?»
В народе, тем не менее, складывались новые легенды (отчасти под влиянием буддизма), переиначивались древние мифы. Нелегко определить, какие боги при этом оставались великими, признанными большинством, а какие сделались второстепенными и местными.
Так, очень колоритен образ Бян цяо — покровителя врачей, целителей: существо с птичьим клювом и крыльями летучей мыши. Считалось, что он был сподвижником другого божественного предка, культурного героя Хуан-ди.
Однако под именем Бян цао известен выдающийся врачеватель VI века до н.э. Говорили, что он своим взором проникал во внутренности человека, а в 521 году до н.э. оживил принца Го. Возможно, клюв мифической птицы символизировал иглоукалывание, которым занимался этот целитель.
В образе птицы нередко изображали и другого культурного героя — Фуси, научившего людей рыболовству и охоте, изобретателя рыболовных снастей и силков для ловли птиц, а также иероглифической письменности. Около двух тысячелетий назад его стали представлять человеком с телом дракона, сходного обликом с прародительницей Нюйвой, духом дождя (порой — царевны-лягушки) с телом змеи. Они образовали родственную пару, олицетворяя женское и мужское начало, двойственность бытия, символы инь и ян (север-юг, тьму-свет, зло-добро). В то же время считалось, что Фуси был правителем с 2852 по 2737 год до н.э., что согласуется с приблизительным началом письменности, но противоречит многим другим представлениям об этом мифологическом персонаже. Тем более что олицетворением светлого начала — ян — выступал и Хэ сяньхэ («Журавль бессмертных»), на котором летают праведные души.
Подобные сложные взаимосвязи реальности с фантазией, характерные для китайской мифологии, очень затрудняют изложение представлений о великих, а тем более, второстепенных богах. Множество легенд и мифов так и остались разобщенными, не сведенными в единую систему.
ШАН-ДИ, ТЯНЬ-ДИ
Он считался главным богом в древности — Верховным владыкой, Небесным императором (так переводится его имя). В древнейших текстах его называли просто Ди, подчеркивая то, что он именно Господь, Владыка.
В то же время, согласно предположению ряда исследователей, ди первоначально обозначало жертвоприношение верховному божеству в честь предков или даже тотемов царствующей династии. В период правления династии Шан-Инь, около XIII—XI веков до н.э., к имени «Ди» добавили Шан, имея в виду соответствующих императоров.
«В представлении иньцев, — писал известный советский синолог Л.С. Васильев, — Шан-ди был не только верховным божеством, главой всех потусторонних сил, но и ближайшим родственником самих иньцев, их легендарным родоначальником и покровителем, предком-тотемом. Именно он, Шан-ди, приняв облик божественной птицы (ласточки), чудесным образом зачал сына, который стал, по верованиям иньцев, родоначальником этого племени». Шан-ди не столько молились, сколько просили у него, обожествленного предка-покровителя, помощи и поддержки.
По словам Л.С. Васильева, «данные многочисленных иньских гадательных надписей свидетельствуют о том, что именно Шан-ди был главной и последней инстанцией в миге сверхъестественных сил, что от его милости, от его решения в конечном счете зависело поведение всех остальных духов. Ему, Шан-ди, повиновались духи ветра и дождя, облаков и грома... Победа над врагом, успешная борьба с несчастьями и болезнями, удачная охота и даже благополучное разрешение от бремени супруги вана — все это тоже было в компетенции Шан-ди. Словом, Шан-ди считался главным верховным божеством, которому на небе так же беспрекословно должны были подчи-
PW
100 ВЕЛИКИХ БОГОВ
няться все остальные духи, как на земле все люди подчинялись воле иньского правителя-вана».
Надо только уточнить, что в отличие от своевольного божества иудеев, или злокозненных дэвов иранцев, или бога-разрушителя Шивы, Шан-ди олицетворял в первую очередь мировой порядок, высшие законы мироздания и общества.
О том, как судьбы богов связаны с изменением социально-политической ситуации, можно судить и на примере Шан-ди. Когда иньцев завоевали чжоусцы, то этого бога соединили с подобным ему Тянь-ди. Сложился культ Неба (Тянь), обезличенный, не имеющий, можно сказать, корней в верованиях того или иного племени. Культ Неба стал монополией императоров, которые — и только они — приносили ему жертвы, исполняли высшие законы.
Это возлагало на императоров не только почетные священные обязанности, но и огромную ответственность. Остабаясь владыками Поднебесной империи, они одновременно находились во власти более высокой и могущественной силы — неба, космоса, мирового порядка. И если император провинился перед небом, если в его правлении происходят бедствия, страдает народ (пусть даже от природных стихий), если он принимает несправедливые решения, лжет, совершает злодеяния, его можно свергнуть. Как учил последователь Конфуция Мэн-цзы, это было бы свержением или убий-. ством негодяя и злодея, а не правителя.
Соединение в верованиях китайцев культа небесного порядка и божественных предков способствовало сохранению традиций и стремлению в первую очередь сохранять и поддерживать сложившуюся структуру общества, осторожно относиться к нововведениям и реформам.
ПАНЬГУ
Миф об этом персонаже звучит — в пересказе — так: Небо и Земля некогда составляли единство. Это напоминало куриное яйцо. Здесь и был порожден Паньгу. Минуло 18 тысяч лет, прежде чем изначальное вещество разделилось надвое: светлое и легкое (небесное) и темное и тяжелое (земное). Таким было первичное ян и инь. Между ними находился Паньгу.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |