|
Севернее нашего [Северного железнодорожного] кучно располагались другие лагеря: Устьвымский, Ухтинский, Абезьский, Интинский, Воркутинский. Лес, месторождение нефти, угля определяли их производственный профиль. В каждом из этих лагерей имелась либо своя агитбригада, либо театральный коллектив. Вообще у начальников северных лагерей иметь у себя талантливую труппу считалось «хорошим тоном». Начальник Воркутинского лагеря Барабанов, к примеру, славился тем, что «крал» интересных актеров из близлежащих лагерей, оформлял на них наряды через ГУЛАГ. Про Воркутинский лагерь говорили: «Ну, там настоящий театр, там известная Токарская!» Ухтинская концертная бригада тоже имела славу высокохудожественной. В целом процентов на восемьдесят она действительно состояла из профессионалов. Руководил бригадой Эггерт, которого многие знали по фильму «Медвежья свадьба». Было много артистов кавэжединцев, или, как их называли, «харбинцев»: Гроздов, Савицкая, Рябых-Рябовский и другие. Наш директор Сеничка Ерухимович — кавэжединец, как и они, с детской гордостью вещал: «Так я ж еще пацаном видел их на сцене в Харбине. Это ж не артисты, а блеск!» Сеничке мы, кстати, обязаны и рассказом о появлении харбинцев-кавэжединцев на Севере [6]. Прихоть одного из начальников СЖДЛ увидеть ухтинских артистов привела к тому, что театр затребовали в Княж-Погост, а нас отправили обслуживать колонны Ухтинского лагеря. Хоть и с трудом, нам также удалось посмотреть концерт ухтинцев «из-за кулис». Это был великолепный парад. Свет, костюмы, оркестр — решительно все было отмечено культурой, вкусом, выдумкой. Пели Зина Корнева, Глазов, обаятельная балерина харбинка Наташа Пушина покорила «танцем с мячом», играл на виолончели мастер Крейн, исполнялись песенки Беранже. После нашего бедного СЖДЛ в Ухтинском лагере все казалось осмысленным, технически оснащенным. Даже дороги, по которым нас возили, были превосходными. Геологами в Ухте была найдена тяжелая нефть, которую добывали шахтным способом. До этого обнаружили радиоактивную воду. На берегу небольшого озера нам показали коттеджи: «Там размещается палата мер и весов, как в Москве. Работают засекреченные заключенные-специалисты». Удивляли и таинственные лаборатории, и строительный размах. Более же всего прочего — земля, задаривавшая свою страну неожиданными, удивительными богатствами. Неизменной и здесь оставалась главная величина: неисчислимое количество заключенных. Начальник политотдела СЖДЛ между делом усадил нашего директора ТЭК за имевшиеся в лагерном архиве документы. — Напиши, понимаешь, создай композицию о строительстве Северной дороги, чтоб стоящая была. Ясно? [7] Во время войны, когда Донбасс был отрезан от Ленинграда, Ухта и Воркута приняли на себя функции северных кочегарок. Первый поезд по новой железной дороге, проложенной заключенными в болотистой местности, вели также заключенные машинисты. Приехавшее начальство бесстрастно наблюдало, как радовались и плакали невольники-первопроходцы, одолев свой первый рискованный рейс. Как и многое другое, из композиции было изъято все, что касалось заключенных. Лишившись главного: кем, как, чьими руками была построена дорога, правда переставала быть таковою. Вместо нее в жизнь входила дутая история очередной стройки пятилетки. Такое слагаемое, как лагеря и зеки, страна не вписывала в свою историю, объявляя этот факт как бы несуществующим, фальсифицировалась история как таковая. вернуться 6 Когда японцы вошли в Маньчжурию, образовав Маньчжоу-Го, и поставили во главе правительства сына последнего императора — Пуи, со стороны Японии начались провокации. Юридически они не могли вытеснить советское представительство. Прибегали к диверсиям. В конце концов было выдвинуто предложение: откупить долю Советского Союза. СССР пошел на переговоры. В 1935 году Япония оформила эту покупку. Наше консульство в Харбине обратилось к советским гражданам с предложением возвратиться на Родину. Из пятидесяти тысяч пожелали уехать сорок восемь! Возвратившихся кавэжединцев на всем пути следования по России встречали с лозунгами, плакатами со словами приветствия, цветами и столами, накрытыми едой. В 1937 году в специально разработанном реестре для ареста граждан появился и такой пункт: «..лица, которые когда-то были за границей, подлежат изоляции». Так и появились в лагерях представители сорока восьми тысяч устремившихся к родному очагу людей. Арестованным предъявлялось обвинение в том, что они перед выездом в Советский Союз были якобы завербованы японской разведкой. На следствии большинству внушали: достаточно признать только факт вербовки. Они, мол, понимают: что-либо совершить завербованные и по времени еще не успели. Значит — не за что будет наказывать. Были и образцы версий. Арестованным они предлагались готовенькими с небольшими поправками на индивидуальность. Говорили: «Напишите так: однажды ко мне на квартиру пришел человек. Он попросил меня собирать сведения о Красной Армии. При этом обязывал меня поступить в институт (это если возвращавшийся был молодой и действительно успел подать заявление о поступлении в вуз). Через некоторое время ко мне должен был прийти связной и сказать пароль: „Ну, как идут занятия в институте?“» Не пожелавшие подписаться, равно как и поставившие свои подписи под заготовленным для быстроты и удобства текстом, в конце следствия одинаковым образом подводились под статью КРД — контрреволюционная деятельность и со сроком десять лет столыпинскими вагонами следовали на Север в лагеря. вернуться 7 Документы являли следующее: в 1922 году в районе Воркуты, находясь в тундре на охоте, некто Попов придвинул к костру камень. Тот загорелся ярким пламенем. Охотник поискал схожий. Бросил и этот в огонь. Эффект такой же. Вернувшись в селение, рассказал об этом, показал находку. Решили отправить камень с ходоками к Ленину. Специалисты определили: антрацит с большим содержанием кислорода. И можно дешево его добывать, поскольку лежит на поверхности. В том же 1922 году Совнарком принял решение: приступить к изучению большеземельной тундры. Изучали долго. Проблему добычи угля надо было увязать со строительством железной дороги Котлас — Воркута. Бывшая авто-лежневая дорога из бревен должна была быть заменена железной. О том, что было сделано заключенными до 1940 года, повелели умолчать вообще. По документам получалось, что к строительству железной дороги приступили лишь в 1940 году. На самом деле все началось раньше. Из северных лагерей самым старым значился Ухтинский. В 1937 году сюда начали огромными партиями свозить заключенных. Один за другим стали появляться новые лагеря. В 1941 году от станции Котлас до станции Кожва уже прошел первый поезд. А в 1942-м через реку Печору был переброшен мост. Заключенными здесь строились депо, насосная станция, вокзал, складские помещения, дома, поселок. |
Позже, когда я вышагивала после концертов по уложенным заключенными шпалам немалые версты, на меня не раз из глубин сознания наваливался натуральный ужас. Лунными ночами стальные рельсы мертвенно отсвечивали и призраки оживали. Донимал некрасовский стих:
…………………………………
Многие — в страшной борьбе,
К жизни воззвав эти дебри бесплодные,
Гроб обрели здесь себе.
Прямо дороженька: насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то все косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
……………………………………….
«Братья! Вы наши плоды пожинаете!
Нам же в земле истлевать суждено…
Всё ли нас, бедных, добром поминаете
Или забыли давно?..»
Не поминали! Даже не допустили в «народную память». Сбросили со счетов всех времен.
Поездка в Ухту была прервана телефонограммой: «Немедленно возвращайтесь на ЦОЛП обслужить совещание». Поезда по расписанию все прошли. Доехать до Княж-Погоста можно было только на товарняке.
Подошел состав с хопперами, до краев заполненными углем. По команде «Садись!», как и все, я забралась на чугунную раму, стараясь отыскать какую-нибудь опору.
Ветер и скорость леденили душу. От мелькавших под ногами шпал бешено кружилась голова. Затекли руки и ноги. И казалось, все семафоры были открыты тому составу, чтоб не дать ни минуты отдохнуть, изменить положение, будто шальные исследовательские силы заключили пари «вне людей»: выдержит живое или нет. Трудно сказать, для чего человеку нужен подобный опыт. Однако и он годился.
На управленческое совещание, которое мы должны были обслужить, свезли много людей с разных колонн. Был объявлен выходной день. Возле клуба установили громкоговоритель и пустили музыку.
В непривычном и приподнятом настроении все высыпали в зону. Приехавшие отыскивали знакомых. Праздничность, солнечный день прикрывали уродство. И вдруг мы увидели, что крыши расположенных за зоной домов усыпаны забравшимися на них поселковыми вольными — и взрослыми, и детьми. Они глазели на происходящее в зоне: зеки разгуливали, были оживленны. Вольные люди полагали: им жить скучнее, хуже.
В обычные дни после работы, отужинав, заключенные тоже выходили в зону пошагать туда-сюда по дороге, ведущей к вахте. Ходили парами, поодиночке, втроем. Зрелище, надо сказать, было ошеломляющим: тьма значительных, умных, красивых людей! Это было не просто общество. Скорее, засаженная за проволоку целая общественно-историческая формация. Далеко не однородная, изнутри во многом конфликтная, разговаривавшая тем не менее на едином языке. Отменно образованные люди общались между собой без затруднений. О текущих событиях рассуждали примерно так: «Ну а чем вам не Рим…», «Зачем далеко ходить, вспомните Силезию…», «Монтень изложил это более емко…», «Платон предлагает иное…».
— А кто этот Давид Владимирович Шварц, с которым вы меня познакомили? — спрашивала я Александра Осиповича.
— Личность вполне замечательная. За любой справкой можешь обращаться к нему. Трудился в редакции Большой советской энциклопедии. Здесь и сестра его — Эсфирь Владимировна. А вот фамилия того уникума — Горелик. Физик и математик. Если пожелаешь, расстояние от Сатурна до нас вычислит тебе моментально и семизначную сумму вмиг умножит на любое число. Приметь и того, неизвестно от чего рассвирепевшего сейчас человека. Мой сосед. Непременно попрошу, чтобы дал почитать тебе свои сонеты.
В углубленных беседах люди отводили душу, тешили себя воспоминаниями, горячили друг друга спором. О душевном, заветном прекрасно умели молчать, — была выучка. Они многое знали «про жизнь, про человека».
Во время ухтинской поездки мне показали особу, находившуюся раньше в СЖДЛ и приставленную к Александру Осиповичу провокатором. По ее доносам ему был организован «второй срок».
Я во все глаза смотрела на эту женщину. В разговоре с Александром Осиповичем с горячностью высказалась:
— Она — не человек!
Александр Осипович смолчал. Когда же я к этому вернулась снова, он с каким-то горьким и отстраненным покоем сказал:
— Видишь ли, факт — это еще не все.
Меня не однажды удивляла терпимость пострадавшего к доносчику. У всех на глазах происходило множество таких встреч. И что? Вспыхивали сильные правые чувства, но как-то замирали, словно их делили на некий икс. И становилось все похожим более на горечь, чем на ярую схватку…
«Весь сыск испокон веков строился на чувстве ответственности арестованного за близких и родных, — говорил один цолповский знакомый. — На допросах нам угрожали: не подпишете — арестуем мать, дочь, расстреляем жену». Все попадавшие в жернова органов НКВД проходили через это, познавая что-то мне еще неизвестное.
«Факт — это еще не все!» Не новая для мира истина открылась мне тогда впервые. Пришла пора иначе понимать и мыслить, подвергнуть пересмотру свои ощущения, поступки бывших друзей. Являлся иной план жизни. Бог и черт, мораль и безнравственность переставали быть конечной инстанцией. За тем и другим возникало свое антипространство. Одно переходило в другое. Понятия замутнялись, становились чащобой.
Я еще не умела обходиться с наложением подобных суждений на факт. Слыла за максималистку. Ненавидела все, что рождало удвоение сознания.
Тамара Петкевич «Жизнь - сапожок непарный», см. стр. 91
http://www.litmir.me/br/?b=153799&p=92
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
Р95 Активные продажи. 2-е изд. — СПб.: Питер, 2009. —416 с: ил, 30 страница | | | Акупунктурный массаж для глаз или рецептуры китайских целителей в турмалиновой и магнитной масках |