Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Чем велик «великий» Гэтсби?



ЧЕМ ВЕЛИК «ВЕЛИКИЙ» ГЭТСБИ?

"Ему чего-нибудь попроще бы, А он циркачку полюбил" Б.Окуджава
«Этим сукиным детям роман нравится - что же в нем плохо?»
Э.Хемингуэй. Праздник, который всегда с тобой.

Когда применительно к личности натыкаешься на такой эпитет, как «великий», то срабатывает сложившийся за годы жизни стереотип ожидания чего-то нестандартного, значительного, зримо возвышающегося над серой безликостью толпы. Великий ученый, писатель, художник, политик, спортсмен, махинатор, – продолжать можно долго. Вынесем за скобки этическую составляющую «великости», понимая, что в любом случае это должна быть некая человеческая глыба, выделяющаяся из толпы, расширяющая горизонты жизни и наши представления о возможностях человека. Он может то, чего не могут другие. Своим примером он зовет нас за собой, придает силы и уверенность в себе, так необходимые в жизни каждого человека.
Некоторые великие начинали с самых низов, и это впечатляло.
Многие неуверенные в себе честолюбцы как бы убеждали себя: посмотри, где он был – там же, где примерно и ты сейчас, может даже ниже, а как высоко взлетел! Если смог он, то почему не сможешь ты? Разве он из другого теста? Ну-ка собери волю в кулак и вперед…
В этом мобилизующее значение великих людей: пусть не всю, но хотя бы какую-то часть жизни люди, впечатлённые великим примером, пытаются и в своей жизни добиться чего-то значимого.

Примерно так я думал, когда, заинтригованный названием романа, принялся за чтение «Великого Гэтсби» Ф.С.Фицджеральда.
Я ожидал найти еще один пример человеческой самоотверженности, великого служения какой-нибудь великой цели. И не нашел…
То, что роман не оправдал мои надежды, могло бы быть моим частным делом. На весь мир, как известно, и сам Бог не угодит. Но многочисленные критики утверждают, что обнаружили в этом романе «воплощение духа времени», что Ф.С.Фицджеральд, написав «Великого Гэтсби», стал «живой легендой», «кумиром американской молодежи, которая видела в нем блистательного выразителя собственного мироощущения». Литературная энциклопедия называет «Великого Гэтсби» лучшим романом Ф.Фицджеральда.
Над этим уже стоит призадуматься.
Конечно, можно было бы просто посочувствовать американской молодежи, раз уж у нее такие кумиры, как Гэтсби и его автор. Но искушенные в литературе критики вносят «Гэтсби» в число лучших романов XX столетия. Так Ф. Бегбедер в обозрении "Лучшие книги XX века" отводит этому роману почётное 46-е место. А в другом топ-списке мировой литературы это произведение стоит на 18-м месте.
Об этом романе похвально отозвался Хемингуэй, мнением которого я дорожу: «Если он мог написать такую великолепную книгу, как «Великий Гэтсби», я не сомневался, что он может написать и другую, которая будет еще лучше». «Праздник, который всегда с тобой».
И Д.Сэлинджер устами очаровашки Холдена даёт Гэтсби высокую оценку: "...нравится же мне Ринг Ларднер и «Великий Гэтсби». Особенно «Великий Гэтсби». Да, Гэтсби. Вот это человек. Сила!" /"Над пропастью во ржи"/.
И у Харуки Мураками - ещё одного искусственно раздутого авторитете современной литературы, в его бестселлере "Норвежский лес" герой не скупится на восторги по поводу Гэтсби. Для него этот роман чуть ли не Библия, которую он постоянно возит с собой и перечитывает.
Правда в другом месте "Праздника" Хемингуэй пишет, что «никогда не считал его /Фицджеральда – А.А./ серьезным писателем». А далее свидетельствует, что «Скотт был озадачен и расстроен тем, что книга /речь как раз о «Великом Гэтсби» - А.А./ расходится плохо». Подумалось, что как-то это не вполне между собой стыкуется.
Кстати, Фицджеральд был бы, вероятно, крайне удивлён и удовлетворён, узнай он, что
на аукционе в Нью-Йорке в 2013 году выставлялся экземпляр первого издания романа "Великий Гэтсби". Оценочная стоимость - 150 тысяч долларов. Торги назначены на 11 июня.
Но понятно, что это уже азартные игры пройдошливых последователей Гэтсби, к художественной ценности романа отношения не имеющие.



Но для себя я решил разобраться: чем же велик "великий" Гэтсби?

Уже в начале романа автор несколькими фразами пытается обозначить некий романтический силуэт героя и задать читателю установку, которую он постоянно должен иметь в виду:
«…это был редкостный дар надежды, романтический запал, какого я ни в ком больше не встречал и, наверно, не встречу. Нет, Гэтсби себя оправдал под конец».

Запал действительно редкостный.
Как вскоре выясняется, он влюблен в Дэзи, с которой пять лет назад его свела судьба. При этом чувства его не были безответны, и ему удалось добиться от Дэзи практически всего. Но он был, как говорится, «ей не пара», поскольку беден и вообще человек не ее круга. «Его родители были простые фермеры, которых вечно преследовала неудача…»

К моменту, когда автор знакомит нас с Дэзи, она уже замужем и три года как мать очаровательной дочурки. За пять лет многое изменилось в жизни Дэзи и Гэтсби, не изменилось лишь его чувство к ней. Ему удалось сохранить и «редкостный дар надежды», и «романтический запал».
Это несколько странно. Поскольку Гэтсби уже далеко не тот, каким он был пять лет назад. При его совершенно реальных возможностях найти что-то или попроще, или получше Дэзи он предпочел оставаться в плену иллюзий относительно полюбившейся девицы, сложившихся у него в период первичного штурма ее твердынь, которые пали уже тогда.
Многоопытные светские львицы Оксана Робски и Ксения Собчак в своем полезном пособии для девушек, мечтающих стать такими же, как они, пишут: «Любовь – продукт скоропортящийся...»
Но так цинично и неромантично могут рассуждать лишь невеликие люди, лишенные «романтического запала» Гэтсби.

Известно, что ученые обнаружили особое вещество, вырабатываемое организмом страстно влюбленного человека. Называется оно окситоцин. Этот гормон – физическая субстанция любви. Ученые утверждают, что он вбрасывается в кровь около трёх лет, способствуя состоянию психологической и физиологической зависимости от объекта воздыханий.
Но Гэтсби законы природы не указ. У него эта зависимость длится пять лет и еще бы длилась, если бы конец этому не поставила пуля Уилсона.
Такое предположение вполне допустимо, поскольку достоверным признан факт поразительной любви Петрарки к Лауре, которая длилась даже после ее смерти. Об этом свидетельствуют 227!!! сонетов, написанных на жизнь Лауры, и 90!!! – «На смерть Лауры».
Он и сам, правда, чувствовал, что в столь долго длящейся любви присутствует некая ненормальность и допускал, что «тебе будет стыдно, что ты приковал твою бессмертную душу к бренному, жалкому телу, и ты будешь краснеть, вспоминая о том, что ты теперь так упрямо утверждаешь». Петрарка "О презрении к миру".
Так что Гэтсби в этом плане далеко не чемпион.

Первое, что конкретно мы узнаем о «великом» Гэтсби это то, что он очень богат, поскольку ему принадлежит то, что бедному человеку принадлежать никак не может.
«Особенно великолепна была вилла справа — точная копия какого-нибудь Hotel de Ville в Нормандии, с угловой башней, где новенькая кладка просвечивала сквозь редкую еще завесу плюща, с мраморным бассейном для плавания и садом в сорок с лишним акров земли. Я знал, что это усадьба Гэтсби».
Но, ясное дело, не богатство делает Гэсби «великим». Богатые люди в Америке, да и в других местах, не такая уж редкость, но не все же богачи великие.
Кому-то наследство обломилось, кто-то удачно женился, кто-то удачно выстрелил, кто-то смошенничал. Да мало ли как люди становятся богатыми. Так что читатель ждет дальнейших разъяснений: какие же замечательные качества позволяют автору так величать своего героя.

Его счастливый соперник, Том Бьюкенен, сумевший заполучить в жены Дэзи – мечту героя, нисколько не потускневшую за пять лет в основном заочной любви, тоже далеко не бомж.
«Родители его были баснословно богаты, — уже в университете его манера сорить деньгами вызывала нарекания…»
Вилла Гэтсби великолепна, но Том и Дэзи тоже не в хибарке живут.
«Их резиденция оказалась еще изысканней, чем я рисовал себе. Веселый красный с белым дом в георгианско-колониальном стиле смотрел фасадом в сторону пролива. Зеленый газон начинался почти у самой воды, добрую четверть мили бежал к дому между клумб и дорожек, усыпанных кирпичной крошкой, и, наконец, перепрыгнув через солнечные часы, словно бы с разбегу взлетал по стене вьющимися виноградными лозами».

Но Том - подонок, хотя очень уж большого значения это не имеет, раз он так богат, красив и образован. В конце романа Дэзи убедительно нам это доказала, предпочтя его «великому» Гэтсби.
Том несколько странный. Казалось бы, если ты обладаешь Дэзи, о чем еще можно мечтать? А Том не только мечтает, как Гэтсби, он еще и реально заводит любовную интрижку на стороне с замужней дамой, о которой автор романа ни единого доброго слова не сказал. Все ее жизненное кредо укладывается в одну фразу: «Живешь ведь только раз, только раз».
Но Том о ней заботится, снимает для встреч с нею квартиру в Нью-Йорке, балует ее шопингом, потакает ее капризам. Ну а как же иначе вести себя с любовницей, не будучи стесненным в средствах?
Но случается, и между ними пробегают тучи. Автор как раз описывает случай, когда Миртл Уилсон, так зовут пассию Тома, позволила себе лишнее.
«…они стояли друг против друга и запальчиво спорили о том, имеет ли право миссис Уилсон произносить имя Дэзи.
— Дэзи! Дэзи! Дэзи! — выкрикивала миссис Уилсон. — Вот хочу и буду повторять, пока не надоест. Дэзи! Дэ…
Том сделал короткое, точно рассчитанное движение и ребром ладони разбил ей нос.
Потом были окровавленные полотенца на полу ванной…»
В результате: «на диване лежит истекающая кровью жертва».

Браво, Том! Какой удар! А главное - «точно рассчитанный». Это вам не какая-нибудь жалкая пощечина. Брюс Ли умер бы от зависти. Жаль, Дэзи не видела, как решительно и отважно Том защищает ее достоинство.
Еще ранее автор посвящает нас в то, что Том парень не хилый: «при малейшем движении плеча видно было, как под тонким сукном ходит плотный ком мускулов. Это было тело, полное сокрушительной силы…». Чехов, помнится, учил, что если в повествовании появляется ружье, то рано или поздно оно должно выстрелить. Так и у Фицджеральда «сокрушительная сила» обязана была кого-нибудь сокрушить. А тут как раз подходящий случай.
Конечно, всем, сколько-нибудь пожившим на свете, известно, что женщины порой несносны, а тут еще и задета честь его жены, матери его ребенка. Так что, казалось бы, и поделом этой самой Миртл Уилсон. Ясное дело, нужно было поставить ее на место.
Но, с другой стороны, разве это единственный способ? А как же условности, с которыми приходится считаться? Ведь ехали же они с Миртл в разных вагонах, чтобы не компрометировать друг друга. И вдруг, столь решительная аргументация в споре, от которой, конечно же, останутся следы на лице, которые не скроешь пудрой.
А дома ждет муж, который при всей его незначительности имеет право спросить: «Милочка, ты что порезалась, когда брилась?»
Но на то он и Том, подонок, одним словом. А может где-то довелось ему услышать поговорку: «Бей бабу, что молотом, - сделаешь золотом». Вот он и бьет…
Остается только посочувствовать Дэзи, которой приходится делить тяготы
совместной, обеспеченной до пресыщенности жизни с таким типом. Как после этого заинтересованно не взглянуть на Гэтсби, вновь появившегося в ее жизни?

Но чем же так хороша Дэзи – бессменная владычица сердца «великого» Гэтсби, женщина, над любовью к которой не властно время?
Сама о себе она сказала, не без кокетства: «Многоопытная и разочарованная, вот я какая». Но после нескольких лет замужества почти все дамы такие. Опять автор томит нас загадкой, которую, читая роман, мы надеемся разгадать. Что-то в ней должно быть такое, что оставило в душе Гэтсби неизгладимый след.

При первом знакомстве с Дэзи мы застаем ее за важным делом: со своей подругой они возлежат на «исполинской тахте». Судя по всему, прилегли они уже давно, и если бы не приход гостя, то неизвестно, сколько бы еще лежали.
«— Я вся как деревяшка, — пожаловалась она /подруга Дэзи – А.А./. — Невозможно столько времени валяться на диване».
Но для этих милых дам и «невозможное возможно», как поет Дима Билан.

Жизнь у Дэзи – мечты «великого» Гэтсби, на которую он растрачивает свой «редкостный дар надежды», судя по всему, пресыщенная. Настолько, что она уж и не знает, что с нею делать.
«— Давайте придумаем что-нибудь, — зевнула мисс Бейкер, усаживаясь за стол с таким видом, словно она укладывалась в постель.
— Давайте, — сказала Дэзи. — Только что? — Она беспомощно оглянулась на меня. — Что вообще можно придумать?»
Богатством воображения Дэзи и ее подруга явно не отличаются, так же, как и их разговор содержательностью.
«…в их насмешливой, бессодержательной болтовне не было легкости, она была холодной, как их белые платья, как их равнодушные глаза, не озаренные и проблеском желания».
Проходит время, гостю пора покидать гостеприимных хозяев, а тайна Дэзи так и не раскрыта. В чем же ее загадка? Но мы пока надеемся, что, автор в свое время нам все разъяснит…

Пора бы и рассказать читателю, чем же занимается наш главный герой. Автор, однако, нас в это не посвящает. Так лишь время от времени чуть-чуть намекает. Но ничего великого за этими намеками, увы, не чувствуется.
Зато очень подробно рассказывается, чем занимаются гости на его вилле.
Нам туда не попасть, к сожалению, а любопытно: как оно там? Потому спасибо автору за развернутую картину происходящего в этом раю.

«Летними вечерами на вилле у моего соседа звучала музыка. Мужские и женские силуэты вились, точно мотыльки, в синеве его сада, среди приглушенных голосов, шампанского и звезд. Днем, в час прилива, мне было видно, как его гости прыгают в воду с вышки, построенной на его причальном плоту, или загорают на раскаленном песке его пляжа, а две его моторки режут водную гладь пролива Лонг-Айленд, и за ними на пенной волне взлетают аквапланы. По субботам и воскресеньям его «роллс-ройс» превращался в рейсовый автобус и с утра до глубокой ночи возил гостей из города или в город, а его многоместный «форд» к приходу каждого поезда торопливо бежал на станцию, точно желтый проворный жук. А в понедельник восьмеро слуг, включая специально нанятого второго садовника, брали тряпки, швабры, молотки и садовые ножницы и трудились весь день, удаляя следы вчерашних разрушений. Каждую пятницу шесть корзин апельсинов и лимонов прибывали от фруктовщика из Нью-Йорка — и каждый понедельник эти же апельсины и лимоны покидали дом с черного хода в виде горы полузасохших корок. На кухне стояла машина, которая за полчаса выжимала сок из двухсот апельсинов — для этого только нужно было двести раз надавить пальцем кнопку.
Раза два или даже три в месяц на виллу являлась целая армия поставщиков. Привозили несколько сот ярдов брезента и такое количество разноцветных лампочек, будто собирались превратить сад Гэтсби в огромную рождественскую елку. На столах, в сверкающем кольце закусок, выстраивались окорока, нашпигованные специями, салаты, пестрые, как трико арлекина, поросята, запеченные в тесте, жареные индейки, отливающие волшебным блеском золота. В большом холле воздвигалась высокая стойка, даже с медной приступкой, как в настоящем баре, и чего там только не было — и джин, и ликеры, и какие-то старомодные напитки, вышедшие из употребления так давно, что многие молодые гостьи не знали их даже по названиям.
К семи часам оркестр уже на местах — не какие-нибудь жалкие полдюжины музыкантов, а полный состав: и гобои, и тромбоны, и саксофоны, и альты, и корнет-а-пистоны, и флейты-пикколо, и большие и малые барабаны. Пришли уже с пляжа последние купальщики и переодеваются наверху; вдоль подъездной аллеи по пять в ряд стоят машины гостей из Нью-Йорка, а в залах, в гостиных, на верандах, уже запестревших всеми цветами радуги, можно увидеть головы, стриженные по последней причуде моды, и шали, какие не снились даже кастильским сеньоритам. Бар работает вовсю, а по саду там и сям проплывают подносы с коктейлями, наполняя ароматами воздух, уже звонкий от смеха и болтовни, сплетен, прерванных на полуслове, завязывающихся знакомств, которые через минуту будут забыты, и пылких взаимных приветствий дам, никогда и по имени друг дружку не знавших».

В романе описание этим не заканчивается, там еще много чего, поражающего воображение, но я на этом прерву цитату. Картина и без того ясна: если рай когда-либо существовал, то на вилле у "великого" Гэтсби.
Удивляет, правда, что обитают в этом раю совсем не ангелы, а люди, попавшие туда в большинстве своем случайно.

«Туда не ждали приглашения — туда просто приезжали, и все. Садились в машину, ехали на Лонг-Айленд и в конце концов оказывались у Гэтсби. Обычно находился кто-нибудь, кто представлял вновь прибывшего хозяину, и потом каждый вел себя так, как принято себя вести в загородном увеселительном парке. А бывало, что гости приезжали и уезжали, так и не познакомившись с хозяином, — простодушная непосредственность, с которой они пользовались его гостеприимством, сама по себе служила входным билетом».

От этого остается неприятный осадок как бы насилия над здравым смыслом.
Зачем это Гэтсби устраивает столь фантастические празднества, своего рода благотворительные гульбища для не нуждающихся? Тайна сия велика, но позднее она разъяснится…

Как-то и рассказчик, в отличие от большинства гостей официально приглашенный «лакеем в ливрее», попадает на этот праздник жизни. Общаясь с гостями, он слышит целый ряд версий о том, кто же такой этот Гэтсби, принимающий гостей с таким размахом. Версии – одна другой фантастичнее, и ни одна из них рассказчика не устраивает. В одном он твердо уверен: «…чтобы молодые люди выскакивали просто ниоткуда и покупали себе дворцы на берегу пролива Лонг-Айленд — так не бывает».
Естественно и для нас разделить эту уверенность. Сейчас мы даже знаем, что "выскакивать" они могут и реально "выскакивают", например, из России.

Но вот, наконец, где-то к средине романа выясняется почему через пролив, напротив того места, где живут Дэзи и Том, задаются эти роскошные балы: именно потому, что напротив.
«— Гэтсби нарочно купил этот дом, так как знал, что Дэзи живет недалеко, по ту сторону бухты», - разъясняет ситуацию подруга Дэзи.
И нам сразу становится ясно, почему тогда, когда рассказчик первый раз увидел Гэтсби, он смотрел туда, по ту сторону пролива, а там, «где-то далеко светился зеленый огонек, должно быть, сигнальный фонарь на краю причала». А где-то за зеленым огоньком и, может быть, совсем неподалеку была она – Дэзи, его богиня.
Как романтично!

Далее выясняется, что Гэтсби - боевой офицер, герой минувшей войны, имеющий в своем активе заслуженные награды и покоренные женские сердца.
«Он рано узнал женщин и, избалованный ими, научился их презирать…». Последнее звучит как-то неожиданно, не так ли?

Ко времени, о котором идет речь, он еще и фантастически богатый человек. И "при всем при том, при всём при этом" он очень, видите ли, робок.

«— Он робеет, ведь он так долго ждал», - говорит о нем посвященная в его планы подруга Дэзи. Как это трогательно и... маловероятно.
Зная, где обитает Дэзи, он робеет, годами не смеет к ней приблизиться. На что у него хватает духу, так это лишь просматривать газеты в надежде оттуда узнать что-нибудь о любимой. Гостей своих он тоже донимает расспросами, надеясь наткнуться на ее знакомых.
И вот, наконец, удача! Рассказчик оказывается кузеном Дэзи, готовым оказать ему услуги, в границах нравственности, разумеется. Разрабатывается хитроумный план завлечения Дэзи в сети дворца Гэтсби.

«— Ему хочется, чтобы она увидела его дом, — пояснила Джордан».
Герой надеется, что, увидев его дом, Дэзи сразу поймет все то, что недопоняла в то время, пять лет назад, когда они были близки. И расчет его оправдался.

Но вот приближается момент встречи, о которой столько лет мечталось. И мы видим, как велик Гэтсби тем «романтическим запалом», о котором автор предупредил нас еще в начале романа.

«Я пошел отворить. Гэтсби, бледный как смерть, руки точно свинцовые гири в карманах пиджака, стоял в луже у порога и смотрел на меня трагическими глазами».
Как же он любит Дэзи! Жизнь его в этот момент висит на волоске.

Устроитель встречи тактично оставил их наедине, и, после неизбежного в таких случаях обоюдного смущения, вскоре от «… первоначальной скованности не осталось и следа».
И вот теперь предстоит главное: обрушить на Дэзи успех, которого он добился, и вынудить ее к вторичной капитуляции. Без ложной скромности он осматривает главное орудие своей будущей победы.

«— А хорош отсюда мой дом, правда? — сказал он мне — Посмотрите, как весь фасад освещен солнцем. Я согласился, что дом великолепен».
Первый выстрел и сразу "в яблочко". Дэзи сражена.
«— Как, неужели это — ваш дом? — вскричала она, указывая пальцем на виллу.
— Вам он нравится?
— Очень нравится…»

Но нужно закрепить победу, как говорится, «дожать противника», и Гэтсби добивается полной победы.
«…у меня день и ночь полно гостей. Ко мне приезжают очень интересные люди. Известные люди, знаменитости».

Не будем касаться особенностей внутреннего строения и убранства дома. Уверяю вас, все, что может подсказать вам ваша фантазия, там было и даже, наверняка, что-то сверх того. Один лишь штрих, подчеркивающий "скромность" нашего героя:
«Его спальня была скромнее и проще всех — если не считать туалетного прибора матового золота». М-да...

И вот, наконец, мгновение, искупившее тоску и томление, в течение пяти лет терзавших сердце Гэтсби. Не пожалею ни времени, ни места, приведу еще одну пространную цитату, чтобы вместе с героем насладиться его триумфом.

«…овладев собой, он распахнул перед нами два огромных шкафа, в которых висели
его бесчисленные костюмы, халаты, галстуки, а на полках высились штабеля уложенных дюжинами сорочек.
— У меня в Англии есть человек, который мне закупает одежду и белье. Весной и осенью я получаю оттуда все, что нужно к сезону.
Он вытащил стопку сорочек и стал метать их перед нами одну за другой; сорочки плотного шелка, льняного полотна, тончайшей фланели, развертываясь на лету, заваливали стол многоцветным хаосом. Видя наше восхищение, он схватил новую стопку, и пышный ворох на столе стал еще разрастаться — сорочки в клетку, в полоску, в крапинку, цвета лаванды, коралловые, салатные, нежно-оранжевые, с монограммами, вышитыми темно-синим шелком. У Дэзи вдруг вырвался сдавленный стон, и, уронив голову на сорочки, она разрыдалась.
— Такие красивые сорочки, — плакала она, и мягкие складки ткани глушили ее голос — Мне так грустно, ведь я никогда… никогда не видала таких красивых сорочек»

Бедная Дэзи… Ну как тут не взгрустнуть, не всплакнуть? Признаюсь, мне тоже стало грустно, ведь и я такого избыточного изобилия никогда не видел. А уж об обладании им и не заикаюсь, дабы не разрыдаться.
А если серьезно, то все это отдает поразительной сентиментальностью, безвкусицей и пошлостью.

Вслед за этим визитом на вилле Гэтсби произошли разительные перемены. Роскошные балы прекратились, неприглашенным гостям, приезжавшим ранее в немерянных количествах, приходилось уезжать восвояси, прежних слуг и лакеев рассчитали и набрали новую прислугу.
«— Мне нужна такая, которая не станет сплетничать, старина. Дэзи теперь часто приезжает — по вечерам» - Так Гэтсби объяснил ситуацию Нику, кузену Дэзи.
«Итак, весь караван-сарай развалился, как карточный домик, от ее неодобрительного взгляда», - подвел итоги кузен Ник.

Но это лишь промежуточные итоги. Мы ждем решительной развязки, которая все расставит по местам и каждому воздаст по заслугам. А пока Дэзи и Гэтсби снова любят друг друга и уже не вспоминают о приличиях. Стоило Тому, её мужу, выйти из комнаты, как:
«… она встала, подошла к Гэтсби и, притянув его к себе, поцеловала в губы.
— Я люблю тебя, ты же знаешь, — прошептала она.
— Ты, кажется, забыла, что здесь еще кто-то есть, — сказала Джордан.
Дэзи недоверчиво оглянулась.
— А ты целуй Ника.
— Фу, бесстыдница!
— Ну и пусть!»

В какой-то момент Гэтсби становится яснее в Дэзи одна ее особенность.
«— У Дэзи нескромный голос, — заметил я. /кузен Ник – А.А./ — В нем звенит… — Я запнулся.
— В нем звенят деньги, — неожиданно сказал он /Гэтсби – А.А./. Ну конечно же. Как я не понял раньше. Деньги звенели в этом голосе — вот что так пленяло в его бесконечных переливах, звон металла, победная песнь кимвал… Во дворце высоком, беломраморном, королевна, дева золотая…».
"Деньги в голосе…". Это о Дэзи – королеве грез. Не думаю, что это может добавить женщине очарования.

Но вот наступила ситуация, когда решительного объяснения между заинтересованными сторонами уже не избежать.
Гэтсби первый решительно открывает свои карты, которые, как он считает, битыми быть не могут.

«— Ваша жена вас не любит, — сказал Гэтсби. — Она вас никогда не любила. Она любит меня… — Она вас никогда не любила, слышите? — закричал он — Она вышла за вас только потому, что я был беден и она устала ждать. Это была чудовищная ошибка, но все равно, она никогда никого не любила, кроме меня».

Но Том, этот подонок, не из тех, кто сдается без боя. У него свои приемы.
Вначале он добивается признания Дэзи, что и его она тоже любила.
«Ох, ты /Гэтсби – А.А./ слишком многого хочешь! — вырвалось у нее — Я люблю тебя теперь — разве этого не довольно? Прошлого я не могу изменить. — Она заплакала — Было время, когда я любила его, — но тебя я тоже любила».

Одно это почти валит Гэтсби с ног: как это можно любить еще кого-то, когда есть он – Гэтсби. Правда, в глазах здравомыслящего человека нет в этом ничего сверхъестественного. Его долго не было рядом, а известная поговорка учит: с глаз долой из сердца вон. Или, как поется в знаменитом романсе Н.Кукольника: «Разлука уносит любовь».

Далее следует главный козырь Тома. Он, оказывается, времени даром не терял. Богатство Гэтсби и балы, которые он закатывал, не давали ему покоя. По своим каналам ему удалось выяснить, что деньги Гэтсби «плохо пахнут» и он рассказывает об этом Дэзи и другим присутствующим. Гэтсби пытается все отрицать, то есть, мягко говоря, вводить всех в заблуждение. Но Дэзи уже поверила Тому, который, кстати, в заблуждение никого не вводит. В ее голосе, мы это знаем, звенят деньги, но вдруг она проявляет неожиданную щепетильность, и замок любви, построенный Гэтсби на песке, вмиг рассыпается.
Абсолютно прав Фредерик Бегбедер, находя ее поведение в данной ситуации анахроничным: «…грязные деньги Гэтсби не смогут вернуть ему Дэзи, и это единственный анахронизм романа: в наши дни красотка Дэзи, не колеблясь ни минуты, сбежала бы с красавчиком нуворишем».
Фицджеральдом, однако, такой сюжетный ход не предусмотрен.

«Я полагаю, он понял, что его /Гэтсби – А.А./ претенциозный маленький роман окончен», - подытоживает ситуацию Том.
Похоже на это. Пора разъезжаться. Том с великодушием победителя позволяет Дэзи ехать в одной машине с Гэтсби, а сам с Ником и Джордан, спустя некоторое время, едет за ними в другой машине.

Само это великодушие и поездка Дэзи с отвергнутым ею Гэтсби психологически неубедительны.
Ей ведь должно быть крайне неловко перед ним: её любовь оказалась совершенно неспособной противостоять вызовам и испытаниям. В такой ситуации естественным было бы желание быть поближе к Тому, перед которым можно было бы изобразить раскаяние, осознание вины и готовность её загладить. Фицджеральду, однако, так не кажется.

Далее сюжет разворачивается как в очень плохом детективе, в котором случайности, натяжки, совпадения и нелепости позволяют автору кое-как довести повествование до конца.

Под надуманным предлогом за рулем оказывается Дэзи. Как раз в тот самый момент, когда они с Гэтсби проезжают мимо гаража Уилсонов, выяснение отношений между Миртл и ее супругом достигает кульминации. Миртл, любовница Тома, сама не своя, выбегает на дорогу /больше бежать, очевидно, было некуда/ и это последнее, что она успевает сделать в своей жизни.
О, эти роковые совпадения, этот "рояль в кустах"!

Неожиданный, прямо скажем, зигзаг сюжета. Только что Миртл активно, по крайней мере очень эмоционально, противостояла в семейном конфликте своему мужу-размазне, и вот, на тебе: «Едет Ваня на машине, весь размазанный по шине».
Машина Гэтсби, управляемая Дэзи, сбивает любовницу Тома насмерть. Дэзи и не думает останавливаться.
Какая гнусность! Тут бы уже Гэтсби следовало проявить щепетильность, но автору это не приходит в голову. Подозревают в наезде, естественно, хозяина автомобиля - Гэтсби, а он, проявляя благородство и все тот же неиссякаемый «романтический запал», готов взять вину на себя.

В последнем разговоре с Ником Гэтсби рассказывает ему как Дэзи когда-то запала ему в сердце, да так и осталась там навсегда.

«Она была первой «девушкой из Общества» на его пути… Он был поражен — никогда еще он не видел такого прекрасного дома. Но самым удивительным, дух захватывающим было то, что Дэзи жила в этом доме — жила запросто, все равно как он в своей лагерной палатке… Его волновало и то, что немало мужчин любили Дэзи до него — это еще повышало ей цену в его глазах… он старался не упустить время. Он брал все, что мог взять, хищнически, не раздумывая, — так взял он и Дэзи однажды тихим осенним вечером, взял, хорошо зная, что не имеет права коснуться даже ее руки».

Вот как было раньше. А пройдя войну и став богатым, имев женщин, которых он за что-то там "презирал", Гэтсби вдруг стал таким робким и застенчивым...
Его «романтический запал» за годы разлуки нисколько не угас, а только разгорелся, и кончилось это тем, «…что он обрек себя на вечное служение святыне».

Итак, Дэзи - это не просто «девушка из Общества», это святыня «благополучная и гордая — бесконечно далекая от изнурительной борьбы бедняков».
Атрибуты этой святости – неожиданное и сомнительное открытие самого Фицджеральда: хочешь быть святыней – стань бесконечно далекой «от изнурительной борьбы бедняков». По этому критерию безошибочно можно отнести к святейшим всех российских олигархов, правительство и депутатов парламента.

Помимо святости у Дэзи есть еще плоть и кровь и настойчивый внутренний голос, который «…требовал от нее решения. Она хотела устроить свою жизнь сейчас, сегодня; и чтобы решение пришло, нужна была какая-то сила — любви, денег, неоспоримой выгоды, — которую не понадобилось бы искать далеко».
Эту силу, которая, как мы помним, «сокрушительна», она нашла у Тома и покорилась ей «не без внутренней борьбы, но и не без облегчения». На этот раз обошлось, слава Богу, без «точно рассчитанных ударов ребром ладони», на которые, как мы знаем, Том большой мастак.

Дальнейшее нам известно. Известно также и то, что Гэтсби уже не владеет ситуацией, что от хода событий он безнадежно отстал. Он все еще путается в сетях своих иллюзий относительно Дэзи, зациклившись на идее, с которой ему так не хочется расставаться.

«— Может быть, она и любила его какую-то минуту, когда они только что поженились, — но даже тогда меня она любила больше».

«Зеркало любви слепо», - гласит арабская мудрость. Так оно и есть, но в случае с Гэтсби это уже похоже на паранойю.
Ни о чем другом он не может думать. А ведь под колесами его автомобиля погиб человек. Реально ему грозят серьезные неприятности. В Америке нельзя безнаказанно давить людей автомобилями. Том и «щепетильная» Дэзи это быстренько смекают и, как говорится, «делают ноги». Но что ему до этого, если на Дэзи свет клином сошелся. Переход от иллюзий к постижению истины в отношении его «святыни» так и не совершился.

Нику уже все известно, и он смотрит на ситуацию трезвыми глазами. И вот Ник обращается к Гэтсби с последними словами, словами сочувствия и симпатии.
«— Ничтожество на ничтожестве, вот они кто, — крикнул я, оглянувшись. — Вы один стоите их всех, вместе взятых».

Ну что тут скажешь? «Они», конечно же, ничтожества, но и «великость» Гэтсби как-то ни в чем не проявилась.

Они расстались, а на другой день Гэтсби глупо и нелепо погиб от пули Уилсона, ошибочно считавшего, что именно Гэтсби убил его драгоценную Миртл.
Почему он «великий» я так и не понял.

Ф.С.Фицджеральд предлагает читателю поверить, что «...Гэтсби, был некогда музыкой последней и величайшей человеческой мечты». Но поверить в эту выспреннюю нелепость невозможно. В чем же эта «последняя»!!!, «величайшая»!!! мечта? - Дэзи заполучить в
свое единоличное пользование? И за это мы должны признать его «великим»? Нет, уж, увольте.

Читатель не обязан принимать на веру навязываемые автором фантазии. Авторский текст должен обладать силой убеждения, а «от читателя требуется в некотором смысле бдительнось и сопротивление материалу». /И.Михайлов в статье об Ю.Айхенвальде. Московская Правда. 05.01.95/

Мое «сопротивление материалу» привело меня к мысли, что употребление метафор типа «музыка последней и величайшей человеческой мечты», «зеленый огонек», «неимоверное будущее счастье» свидетельствует о склонности к неоправданным чрезмерностям и, пусть уж меня извинят поклонники Ф.С.Фицджеральда, дурном вкусе.
Вспомните, во что автор вырядил своего героя в день, когда состоялось решительное объяснение Гэтсби, Тома и Дэзи. В розовый!!! костюм. Вы можете себе представить великого человека в розовом костюме? Я - нет. Даже Том над ним за это потешался.
Ну и зачем же такому типу давать повод смеяться над «великим» человеком?

Гэтсби никоим образом не велик. При всем его богатстве и некоторых приятных качествах характера, вызывающих симпатию, он просто жалок, а временами неправдоподобно инфантилен.
Его блестящая вилла, предмет его честолюбивой гордости, превратилась в своего рода развлекательный клуб высокопоставленных никчёмностей. Многие из визитеров даже не знакомы с хозяином, но охотно посещают его блистательные празднества, поскольку ни членские взносы, ни аренду клуба оплачивать не надо. Им просто пользуются, а он охотно позволяет это делать.

Поставленную и почти достигнутую пятью годами отнюдь не добродетельной жизни цель великой тоже не назовешь.
Глупа, случайна и мало правдоподобна его смерть.
«Великая» его стезя завершается жалкими похоронами, когда никто, из ценивших в нем только деньги, на похороны не явился. Бывает, конечно, всякое, но обычно уход из жизни действительно великого человека это большая утрата для всех, вовлеченных в орбиту его жизни и осознающих масштаб потери. Похороны таких людей сами по себе становятся событием, как бы последним значимым актом жизни усопшего уже после его смерти. Вспомним, хотя бы, похороны Владимира Высоцкого. Здесь же явно не тот случай.

В самом конце романа Фицджеральд пытается вычеканить фразу, в которой была бы заключена емкая, сущностная характеристика его героя. Читатель должен восскорбеть, проникнуться и осознать: кого недостойный мир потерял в лице Гэтсби. Прием не новый, но суть не в этом, а в том, что у автора ничего не вышло. Судите сами.

«Гэтсби верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья, которое отодвигается с каждым годом. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда — завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки… И в одно прекрасное утро…»

«…зеленый огонек», «свет неимоверного будущего счастья» - даже печатать неловко этот бессодержательный словесный хлам. Счастье Гэтсби видел в только в обладании Дэзи. Как любит говорить наш «великий» политик Жириновский, «это однозначно», поскольку никаких указаний на что-либо другое в романе нет.

Но вот ушел из жизни «великий» человек. Естественно предположить, что после него осталось в этом мире что-нибудь значимое, заслуживающее благодарную память потомков. Для великих покойников это обычное дело. Что же осталось после Гэтсби?
Его дом, непомерно огромный для одиноко проживавшего в нем хозяина, некогда щедро и зазывно сверкавший огнями, превратился в «огромную нелепую хоромину» с нецензурным словом на одной их входных ступенек, нацарапанным кем-то из праздношатающихся остряков. Ну и еще его деньги, которые кто-то каким-то образом разделит. Вот и все. Маловато для великого человека.

Но не будем очень уж строги к Гэтсби, поскольку он все же лишь плод писательского воображения с судьбой, которую сам себе не выбирал. Не он выбрал себе уделом пулю еще большего неудачника – Джорджа Уилсона. Но зачем же автор так безжалостно убивает «великого» человека? Вероятно, он просто не знал, как и куда еще употребить «великие» достоинства своего героя.
Его личный жизненный опыт был плохим подсказчиком. Он ведь, как и Гэтсби, немало усилий затратил, чтобы добиться благосклонности неординарной женщины. Его жена Зельда была первой красавицей Нью-Йорка «...а, следовательно, - писал Фредерик Бегбедер, - всего мира». Казалось бы, было ради чего стараться. Но проходит время и вот он уже признается дочери, что «...брак с Зельдой – самая непоправимая ошибка».
«Не выношу женщин, воспитанных для безделья», - поясняет он. И это не просто метафора. Вот что пишет ему о себе сама Зельда: «Пойми, Скотт, я никогда не смогу ничего делать, потому что я слишком ленива и потому что мне это безразлично. Я не хочу славы, не хочу, чтобы предо мной преклонялись. Единственное, чего я хочу, - это быть очень молодой, и ни за что не отвечать, и чувствовать, что моя жизнь принадлежит мне одной, и просто жить и быть счастливой». /См. статью А.Зверева о Фицджеральде в издании «Великий Гэтсби. Ночь нежна. Новеллы. Эссе. Кишинев, 1991 г./

Не вышло у Зельды пребывать счастливой. «…быть очень молодой, и ни за что не отвечать» - в течение всей жизни никому не удавалось. Кончила она, как известно, очень плохо, сгорев заживо в сумасшедшем доме. Сам же Фицджеральд умер 44-хлетним «...всеми забытым алкоголиком» Ф.Бегбедер.

Ну и какую участь мог придумать своему герою автор, у которого и его собственная жизнь - неразрешимый клубок противоречий?
Представим на мгновение, что Дэзи осталась бы с Гэтсби. Что дальше? Ведь она практически двойник Зельды, ради туалетов которой Фицджеральд запродал себя литературному журналу, а потом Голливуду.
Гэтсби продолжил бы свои финансовые махинации, чтобы его несравненная возлюбленная, так постыдно предоставившая ему отдуваться за совершенное ею преступление, не пожалела об оставленном муже. Лез бы из кожи, чтобы соответствовать ее представлениям о счастье. Неизвестно, чем бы это кончилось, но «великости» это никак бы ему не прибавило.

В заключение скажу, что название романа «Великий Гэтсби» представляется мне великой ошибкой автора. «Джей Гэтсби» - это было бы менее претенциозно и интригующе, но гораздо приемлемее. Роман Джека Лондона, главный герой которого в значительно большей степени заслуживает определения «великий», называется просто «Мартин Иден».


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 96 | Нарушение авторских прав




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Частотные характеристики звеньев | Чистая вода в каждом доме

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.02 сек.)