Последняя страница осени.

ПОСЛЕДНЯЯ СТРАНИЦА ОСЕНИ.

Через улицу перебегали мальчишки. Они махали руками, что-то кричали и смеялись. Единственная машина на дороге - красная, спортивная, похожая на стрелу - приближалась к ним, не сбавляя скорости. Расстояние сокращалось за мгновения. Машина пронеслась в полуметре за спиной последнего пацана.

Живая картина опасности взволновала настолько, что я отошел от телефонной будки и замер, наблюдая, как убегают мальчишки, и как исчезает красная точка на дороге. Телефон запищал, напоминая, что в его утробе осталась карта. Я вернулся и набрал номер.

Прошел месяц, как я искал работу, обзванивая конторы, предлагавшие вакансии поприличнее. Моё вынужденное безделье устраивало кого угодно, только не хозяйку квартиры, где я снял комнату.

Неделю назад мне попалось объявление фирмы, производившей игровые автоматы. Требовался сценарист. На мой звонок отреагировали сразу, предложили ознакомиться с продукцией и написать пробные сценарии. В тот же день я зашел в игровой зал у метро «Арбатская» и не без сожаления избавился от последней сотенной купюры, старательно соображая, что же требуется от сценариста такого рода. А ночью я отправил два готовых варианта по электронной почте.

На следующее утро я позвонил, чтобы выяснить насколько успешно выполнил задание. Попросили перезвонить неделей позже. Этим я и занимался, пока не увидел мальчишек, перебегавших дорогу перед красным спортивным автомобилем.

- Корпорация КСИ, - наконец услышал я в трубке.

- Здравствуйте. Будьте добры, добавочный сто тридцать один.

- Секундочку.

Следующую трубку взяли на удивление быстро, и незнакомый голос сообщил:

- Слушаю.

- Это Владимир Олегович? - поинтересовался я.

- Кто его спрашивает?

- Я по поводу вакансии сценариста, - напомнил я.

- Ваше имя и фамилия.

- Константин Ви...

Тут я понял, что тон, в котором началась беседа, настораживает. Помолчав, я потребовал объяснения:

- А в чем собственно дело?

- Вы Константин Витальевич Дремалин, - сообщила трубка. - Вы последний, кто говорил с Владимиром Олеговичем Воронцовым.

- Не знаю... Это было на прошлой неделе, мы имели беседу по телефону. А что с ним случилось?

Теперь замолчали в трубке.

- Он исчез, - услышал я. - О чем вы говорили?

- Почти ни о чем. Я сообщил, что сценарии готовы и отправлены. Он предложил созвониться позже.

- Какие сценарии?

- Для игровых автоматов. Я их придумал два.

- Что за сценарии?

- Мультфильмиллион и Царевна-лягушка.

- Где вы сейчас находитесь?

- На Рублевском шоссе.

- Скажите нам точный адрес, мы сейчас приедем за вами. Надо поговорить.

- А вы кто?

- Считайте, что мы ваши лучшие друзья. Ваш адрес?

Не поверив, что созвонился с друзьями, я положил трубку. Странное ощущение вдруг коснулось сознания, словно мощный вихрь подхватил и закружил мою жизнь. И теперь уже не вздохнуть полной грудью и не сделать легкого бессмысленного движения.

- Что это было? - спросил я вслух. – Бред.

Подобный телефонный разговор мне никогда не представлялся реально возможным. Ко мне липли другие проблемы: безденежье, неверные подруги, потерянные ключи и документы. Исчезновение сотрудника корпорации КСИ не могло иметь ко мне никакого отношения.

В кармане завибрировал мобильник, я достал трубку и глянул на экран. Номер не определялся. Подозрение кольнуло сердце, и я торопливо отключил телефон. «Почему я испугался? – подумал я. - Ведь я ни в чем не виноват, ничего не знаю». Но вот голос невидимого собеседника, настаивавший на встрече. В нем было столько превосходства, столько пугающей силы, что контакт оборвался инстинктивно.

До Суворовского парка я шел вприпрыжку. Ноябрь срывал последние листья с деревьев, мокрые и грязные они лежали под ногами. Холодный ветер продувал холм, на который я поднялся, и навевал странную печаль. Пока она шептала о чем-то несбыточном и просилась внутрь, как бездомный щенок, я пытался понять, что же теперь делать.

В судьбу я верил и не верил. Бывало жизнь наполнялась смыслом, побеждая прах чувством принадлежности к чему-то важному. Но чаще я был как бесхозная пылинка, которую небрежно сдули с ладони вселенной в вечность.

Озираясь, я пересек парк и включил телефон. Я решил позвонить хозяйке. И, если она вернулась с дачи, предупредить о своем отсутствии в ближайшие дни. Лишь только телефон поймал сеть, как тут же загудел. На экране высветился наш домашний номер.

- Алё, Нина Павловна? - удивленно спросил я.

- Зря вы избегаете встречи, Константин Витальевич, - проговорил знакомый голос. - Не сомневайтесь, мы встретимся. Это вопрос времени. Как видите, мы уже нашли, где вы живете. Скоро найдем и вас. Только избавьтесь от страха. Вам ничего не угрожает. Перестаньте прятаться от нас. Где вы находитесь?

Я отключил телефон.

Несколько часов я бродил по городу, объясняя себе абсурдную ситуацию. С кем имею дело, я не знал. Хотя, конечно, догадывался. Такие длинные щупальца не могли быть у кого угодно.

«Может, стоит рискнуть и встретиться, - наконец решил я. - Тем более я не могу долго скрываться в чужом городе».

В поисках работы я приехал в столицу в начале осени. Здесь я почти никого не знал, были только старые знакомые по институту. Ехал я с желанием изменить свою жизнь. У меня была стойкая уверенность, что в столице не могут жить мелко и бессмысленно. За два месяца я подрастерял иллюзии, проникся еще большей меланхолией и работу искал скорее по инерции. Жизнь виделась черной дырой, сухим потерянным перекати-поле.

На стене высотки я увидел огромный рекламный щит от земли до крыши, из которого выпрыгивала таких же гигантских размеров черная кошка. Ее зеленые расширенные зрачки сверкали гипнотическими воронками. На мгновения я ощутил себя обреченной мышкой, и в ужасе прибавил шаг.

Только у красной буквы метро я отдышался и понял, что нервы сдают. Я добрался до Чистых прудов. В небольшой магазин сувениров я зашел погреться. Нескончаемый людской поток за стеклом успокаивал стадным чувством безопасности. В голове родилась идея - назначить встречу в оживленном месте и объяснить, наконец, что я ничего не знаю.

Я включил телефон. Он завибрировал через минуту.

- Константин Витальевич, - весьма дружелюбно проговорил тот же голос, - вы успокоились, решились на встречу?

- Да.

- Где мы встретимся?

- В пивной «Кружка» на Чистых Прудах.

- Хм. Как скажите. Вы сейчас там?

- Неважно.

- Хорошо. Ждите. Мы будем в течение получаса.

Я перешел Тургеневскую площадь и спустился в нижний зал большого пивного бара. Место я выбрал поближе к стойке, так было спокойнее. Чернокожий официант своим беззаботным видом умиротворил еще больше, и я на последние деньги заказал дешевое пиво.

За пару минут я осушил кружку. Не чувствуя вкуса, выкурил сигарету и пошел в туалет.

Когда я вернулся, не было ни обслуги, ни посетителей. В пустом зале на стене ярко светился большой экран, на котором по сочной зеленой траве на коленях катился Габриэль Батистута, сжимая кулаки и вопя от счастья. В дальнем углу слева от экрана я приметил человека. Перед ним горела точка сигареты, и расползалось рваное облако дым. Человек жестом позвал.

Отступая, я сделал шаг к лестнице, та зловеще скрипнула под чьим-то тяжелым башмаком. Такая ситуация мной не предвиделась. Но ощущения ловушки не было, наоборот появилась уверенность, что именно так всё и должно происходить.

Двигаясь между столиков, как на первое свидание, я не чувствовал особого волнения или испуга. Из угла, к которому я приближался, исходило, если не благодушие, то понимание. Там мог сидеть старый приятель или сам Создатель.

Если бы я взялся описывать человека, которого увидел в свете экрана, то сосредоточился бы только на его глазах и улыбке. Они были чрезвычайно притягательные, в них было что-то нездешнее и верховное, как у махакалы. Блуждающая улыбка не позволяла разглядеть лица, оно постоянно менялось, вызывая тревожную приязнь и волнение.

На кого же он похож, гадал я. Когда человек повернулся в профиль, глянуть на еще один гол «Ромы», меня озарило. Это же Сфинкс. И перед ним стояла тяжелая хрустальная пепельница на золотых львиных лапах. А у пепельницы лежали две фотографии. Сфинкс пододвинул фото в мою сторону.

По осеннему парку вдоль серого пруда, в центре которого дремали лебеди, шел я в белой куртке. Это было в Алтуфьевском парке пять дней назад. Тогда я заходил в гости к единственным в столице знакомым и на обратном пути решил прокатиться на каруселях. На второй фотографии я кружился вокруг оси аттракциона «Ветерок», лицо у меня было сосредоточенное и несколько глуповатое.

- Обратите внимание на человека, который присутствует на обоих снимках, - мягко посоветовал Сфинкс.

Я присмотрелся. На первом снимке слева от меня на лавочке сидел человек в сером плаще и глядел в мою сторону. Мой же взгляд был устремлен на пруд. На втором снимке этот же человек стоял чуть в стороне у лужи, в которой отражалась разноцветная карусель, курил и наблюдал за моим кружением.

- Вы знаете этого человека? - спросил Сфинкс.

- Нет.

- И там, в парке вы не заметили его?

- Нет.

- Что привело вас парк?

- Решил прокатиться на карусели.

- Но ведь было дождливо.

- Да. Поэтому и решил прокатиться последний раз. Накануне зимы...

Сфинкс понимающе кивнул.

- Вы можете сказать с уверенностью, что этот человек вам незнаком?

Я поднес фотографию ближе, словно стараясь заглянуть в парк. Осень покосилась на меня оттуда, а человек в сером плаще никак не отреагировал.

- Нет. А кто он?

- Возможно он причастен к исчезновению Воронцова, - сказал Сфинкс, словно поздравил с окончанием выпускных экзаменов.

- Какое нелепое совпадение, я в парке и этот человек, - проговорил я спустя минуту молчания.

- Рядом с этим человеком не бывает совпадений, ни обычных, ни нелепых, - поправил Сфинкс.

На несколько минут снова воцарило молчание. В тишине гудели кондиционеры, и кто-то осторожно кашлянул несколько раз. Молчание напоминало молчание подводников, замерших на дне океана перед лицом смерти.

- Что мне теперь делать? - не выдержал я.

Сфинкс задумчиво меня изучал.

- А скажите, что там было в этих ваших играх? - наконец спросил он. - Напомните, как они называются.

- Мультфильмиллион и Царевна-лягушка.

- И что это значит?

- Видите ли, мне так была нужна работа, что, наспех изучив игровые автоматы, работающие по принципу крутящегося барабана, я составил два довольно сумбурных сценария. Первая игра была на основе череды совпадающих по смыслу кадров одного мультфильма. Вторая по типу уже имевшейся игры с лягушками, но моя отличалась некоторыми бонусами. Самое сложное было подобрать картинки, поясняющие сценарий. К первой я нашел кадры из старого мультфильма, где дети отправляют со снеговиком письмо Деду Мороза. Я выбрал эпизоды с волком, гнавшимся за лисицей. А ко второму сценарию я нашел удивительной красоты женщину в купальнике. Она появлялась, когда игрок угадывал, какая из лягушек со стрелой в зубах бонусная.

- А оригиналы ваших работ остались?

- Да, дома.

Сфинкс кивнул и замолчал.

- Так что же мне теперь делать? - опять спросил я.

- Возьмите эти снимки, идите домой и хорошенько подумайте, что вас может связывать с человеком в сером пальто, - дружелюбно приказал Сфинкс.

Я хотел было положить фотографии в карман, но Сфинкс вынул конверт и протянул.

- Как со мной связаться, вы найдете в конверте, - пояснил он. - Можете идти.

Я двинулся к выходу.

- Так значит, вам нужна работа? - услышал я за спиной.

- Да, - обернулся я.

Но лицо Сфинкса ничего не выражало. И я, смутившись, пошел дальше.

Входную дверь дома я отворил через час. Первым делом вскрыл конверт. Слабо ожидаемых денежных купюр там не оказалось. Только две знакомые фотографии, визитка с номером телефона без всяких Ф.И.О. и маленький блестящий ключик. Настолько миниатюрный, что казалось, он снится. Ничего не понимая, я отложил ключик в сторону.

Я еще раз взглянул на фотографии. Человек в сером плаще оставался чужим. Решительно во всей истории было ясно одно - происходило что-то странное. И удовольствия от этого я пока не получал.

Под бормотание радиопостановки «Странник играет на сурдинке» Гамсуна я предался созерцанию. Вечерняя меланхолия за окном, посыпанная желтыми листьями, обволакивала и навевала тоску. Денег не было, я пил пахнущий пылью чай. Без сахара и сигарет. Отсутствие хозяйки не беспокоило, она могла неделями жить на даче.

Только я задремал, как показалось, что кто-то возиться в ванной. Причем, ничуть не осторожничая и переворачиваясь с боку на бок. Через минуту я туда заглянул. В медном облупленном тазике кисло белье, замоченное несколько дней назад. Но грязным трусам и майкам еще рано было оживать и недовольно возиться. На всякий случай, я пнул тазик и прикрикнул:

- Тише вы тут!

Шорох под ванной заставил вздрогнуть. Поборов желанием поджать ноги и повиснуть в воздухе, я вызвал прилив нервной храбрости, наклонился и обнаружил между ванной и раковиной дверцу с малюсеньким навесным замком.

«У кого-то начинается игра в Алису в Стране Чудес», - подумал я.

Но, убедив себя, что, скорее всего, имею дело с крысами, я поспешил выйти.

Однако странная дверца не выходила из головы. И вскоре я лежал под ванной и изучал замок. О ключике от Сфинкса я вспомнил, когда ударился головой о чугунный корпус.

Ключик подошел. Помедлив, я открыл и снял замок. За дверцей была непроглядная темнота, в которой я почему-то старался угадать ход в винный погребок. Пока я принюхивался, оттуда издалека послышались голоса. Я пошарил рукой, тепло и уютно. Только я осторожно просунул голову, как поодаль привиделась высокая картонная коробка. В такие складывали бутылки с импортным вином. Чтобы её достать, нужно было вползать целиком. Темнота не внушала опасности, а наоборот дразнила запахами щедрого чулана из детства.

Решившись, я протиснулся в проем. Но потрогать коробку не удалось, это был обман зрения. Нервно усмехнувшись, я развернулся обратно. Ход в квартиру отсутствовал. Тогда я подумал, что дверца захлопнулась, и стал шарить в поисках стены. Но и стен не оказалось. Были только теплые каменный пол и потолок, позволявший по песьи ходить на четвереньках.

- Глупости, - неуверенно сказал я, - разве можно заблудиться под раковиной?

Получалось, что можно. Обшарив темноту, я понял, что выхода нет. Если бы я много пил накануне, то легко списал бы происходившее на белую горячку. Однако я был трезвее папы римского.

Когда вдалеке опять почудились голоса, я осторожно пополз в их сторону. И довольно скоро оказался у металлической стены с вентиляционной решеткой. В неё задувал сырой ветер и хорошо был виден осенний парк. Я находился за спиной мужчины в сером плаще и вместе с ним мог наблюдать за кружением карусели. Как ни странно, но она кружила меня.

- Как же он догадался? - произнес мужчина.

К кому относились слова, было не совсем понятно. Живой голос сразу сделал картину настолько реальной, что, испугавшись, я стал быстро пятиться. Пока не попал ногой в знакомую дверцу.

Произошедшее так взволновало, что, выбравшись, я не придумал ничего лучше, как лечь на диван и свернуться калачиком. Попытка понять хоть что-нибудь закончилась головокружением, и я забылся сном, в котором падал вместе с Алисой, превращавшейся то в Сфинкса, то в гамсуновского странника. Утром разбудил телефонный звонок.

- Что он сказал? - спросил бесстрастный голос Сфинкса.

Я вспомнил прогулку под ванной и машинально ответил:

- Он сказал: «как же он догадался».

Трубка запикала.

Когда я заглянул в ванную, дверцы не было. Находиться в квартире, где свободно появляются и исчезают дверцы, было душевно сложно. Накинув куртку, я выскочил в подъезд. На первом этаже из почтового ящика торчала газета с объявлениями о работе. Одно из них было обведено маркером: в художественную мастерскую на Таганке требовался подсобный рабочий.

Глядя на замкнутую красную линию, внутри которой заключался текст объявления, я вдруг спокойно осознал, что и сам попал в поле чьих-то интересов. И мне не выбраться, пока не позволят. На телефонной карточке оставалось немного денег, и я позвонил по указанному номеру мастерской.

Через пару дней я уже работал на Таганке у художника Чернова. Он рисовал орнаменты витражей и мозаики, а толстосумы украшали ими туалеты и прихожие. Идей у Чернова было много, и наемные рабочие с полудня до полуночи занимались их воплощением.

Невысокий белобрысый, похожий на вечно недовольного чем-то мальчишку с ехидной улыбкой, Чернов мотался между двух столиц, Москвой и Питером, в каждой у него было по жене и ребенку. Он еле поспевал прокормить большое семейство. Те, кто работал в мастерской, чуяли это своей шкурой. Чернов щедрым денежным дождём не осыпал, а подкидывал ровно столько, чтобы не загнулись от голода.

Как-то поздно вечером я убирался в мастерской. Под одним из верстаков, перекладывая мешки с гипсом, я обнаружил дверцу со знакомым замком. Находка расстроила меня, и я сразу завалил её мешками.

Дома за ужином, в ожидании пока завариться лапша быстрого приготовления, я гипнотизировал кухонное окно и обратил внимание, что осень необычайно упорно держалась на плаву. Последние дни ноября, а ощущения снега нет. Казалась, осень уснула, забыв перелистнуть последнюю страницу. Съев двойную порцию лапши, я долго не мог уснуть, пучило живот. А едва задремав, проснулся от отчетливого скрипа качелей в тишине уходящей ночи.

Они скрипели и скрипели.

«Кто же качается так поздно?» - думал я

Потом не выдержал и выглянул за штору. Человек в сером плаще уныло мелькал в полумраке двора. Это был он. Тот человек на фотографии. Я отступил в комнату и перевел дыхание.

Скрип прекратился. Когда я опять выглянул, на качелях никого не было.

На следующий день я еле дождался вечера, когда остался в мастерской один. По-хозяйски открыл ключиком дверцу и вполз. Утробное тепло и знакомые запахи чулана немного успокаивали. К тому же я знал, чего хотел.

На четвереньках я добрался до решетки. Через неё можно было наблюдать уходящую ночь, скрипевшие качели и сидевшего на них человек в сером плаще. Меланхолично покачиваясь, он что-то неразборчиво бормотал. И вдруг внятно и громко произнес: «ты здесь и сейчас, я нигде и никогда». Это сломило мой дух наблюдателя. Не в силах сдержать дрожь, я отступил.

В мастерской заливался телефон. Спотыкаясь, уверенный, что звонит Чернов, не оставлявший надолго без внимания своих подопечных, я подскочил к трубке.

- Что он сказал? - бесстрастно произнес роковой голос.

- Что происходит? - в свою очередь спросил я. - Я что подопытный кролик? Чем меня пичкают? Наркотики?

- Ничего не происходит, пока, – успокоил Сфинкс. - Что он сказал?

- Я услышал только «ты здесь и сейчас, я никогда и нигде». Но я...

Трубка ответила гудками.

Я плюнул на работу, решив, что Чернов со Сфинксом за одно, и засобирался домой. На улице я увидел, как птицы сорвались с крыши и пролетели вдоль проводов, словно обезумевшие ноты. Слух даже уловил обрывки трагичных звуков из первой симфонии Малера.

- Что за бесконечная осень?! - в сердцах воскликнул я. Но не это беспокоило сейчас. - Что же происходит, черт вас всех возьми?!

Я пытался раскинуть мозгами, стараясь связать в цепочку корпорацию КСИ, свои сценарии, прогулку в парке, человека в сером плаще, его слова, дверцы и Сфинкса, давшего от них ключик. Лихорадочные размышления завязывались только на одном, что игровые автоматы – это куча денег.

- Что с того? - спрашивал я. - Причем здесь я?

Перелистывая вечером сценарии, я ничего особого не заметил. Кроме, может, одного - вся работа была пронизана меланхолией и безысходностью. Описание игры, бонусы и призы заряжали нечеловеческим пессимизмом. Можно было подумать, что тот, кто это выдумал, доживал последние деньки. Тем, кому игра адресовалась, он не оставил и проблеска надежды на светлую жизнь. И еще женщина, скрывавшаяся за бонусной царевной-лягушкой, она была как живая. Со стрелой во рту женщина, казалось, готова в любой момент выбраться наружу и начать свою игру.

Несколько дней меня не беспокоили. Изнурительная работа заставляла забыть проблемы. Все происшедшее как будто просто приснилось.

Серым дождливым днем Чернов был не в настроение. Он жаловался, что рабочие ползают как черепахи. Потом долго решал, кого отправить на установку очередного витража, старательно внушая всем, что у него в подчинение самые тупые и ленивые проходимцы. Наконец он выбрал смышленого парня, бросившего жену ради работы в столицы. Меня отрядил в помощники.

Провозились мы допоздна. В огромной четырехэтажной квартире на Остоженке, где должен был поселиться молодой брокер, который не имел семьи, но уже выстроил детский этаж и необъятную спальню, остались только я и напарник.

Винтовая лестница вела с этажа на этаж как по палубам брошенного корабля. Я поднялся на самый верх, где за окном стену опоясывал балкон и площадка для цветника. На соседней стене орнамент Чернова повторял узор из спальни одного из царей древней династии Урук. Я провел рукой по еще не высохшей колерованной шпаклёвке, и мне вдруг нестерпимо захотелось обладать этим большим дом. Моё сердце шептало, что в этом городе жить «здесь и сейчас», значит, не иметь ничего кроме этого «здесь и сейчас». Так я прожил всю бесконечную осень.

Сейчас я хотел дом, семью, смотреть по вечерам в большое окно и думать, что «нигде и никогда» – это всего лишь граница, перед которой получаешь всё, что хотел. За этой границей уже другой мир и другое «здесь и сейчас». Вздохнув над своими мечтам, я спустил в столовую, где мы установили витраж, стоивший, как отдельная квартира в Подмосковье.

Пока напарник умывался на цокольном этаже, я собирал инструмент. Вдруг кто-то чуть слышно проскрипел вверх по лестнице. Я успел заметить лишь край серого плаща.

«Господи! - подумал я, обхватив голову. - Неужели опять он? Мне пора в психушку. Господи, не лишай меня разума!».

Тишина вверху и внизу неприятно щекотала нервы.

Напарник появился спустя вечность. Вытираясь полотенцем, он удивленно посмотрел, как я прятался в столовой, и спросил:

- Кость, все в порядке?

- А что?

- Ты выглядишь, как человек, которого хотят сосватать за смерть. Гы, ты, наверное, переработал.

- Нет. Да. Все в порядке. Пора домой.

В темноте на пути к дому я вздрагивал на каждом шагу. Голые деревья и кусты пугали призраками. Дом казался ловушкой, весь мир казался ловушкой. Я зашел в ночной магазин, потоптался у бутылок с выпивкой, понял - не поможет, купил пачку сигарет и вышел.

В окнах квартиры горел свет. Увидев его, я обрадовался. Наконец-то хозяйка вернулась с дачи. Дома никого не оказалось, хотя в гости явно заходили. Все было перевернуто, как будто в поисках карты перетрясли вещички покойного Билли Бонса.

Когда выяснилось, что оригиналы сценариев исчезли, меня начало трясти.

- Уроды! Это как же так можно измываться над человеком! – заводился я. – Я что вам крыса лабораторная?! Я же вас… Я же вам не дамся!

Разбушевавшись, я смыл ключик в унитаз. В истерике отпинал чугунную ванну. Не сомкнув глаз, выкуривая сигарету за сигаретой, я еле дождался утра. В голове отстукивало одно: бежать подальше из сумасшедшей квартирки, из безумного города. Бежать, потому что здесь доконают быстрее, чем в любом другом месте.

Спозаранку, хромая, я заявился к Чернову, тот еще спал на своем затертом диванчике в углу мастерской. На табурете стояла бутылка с недопитым коньяком и блюдце с подсыхающими дольками лимона.

- Нужны деньги! - с порога закричал я. - Мне пора валить отсюда! Кто-то решил, что я участвую в большой игре! Это не так! Я ни в чем не участвую!

- Хм, денег не будет до конца недели, - сдерживая зевоту, сухо объяснил Чернов. - Наш основной клиент лежит в коме на Мальдивах.

- Где?! Что с ним?

- Доской ударило.

- Что за хрень?! Какой доской?!

- Да, ударило по голове доской для серфинга, - нехотя объяснял Чернов. - Но его жена сказала, что в любом случае проект будет продолжен, ей нужно только подписать кое-какие бумаги. На это уйдет неделя, а может чуть больше.

- Господи, почему мне так не везет?! – воскликнул я. - Это не жизнь, это кошмарный сон!

- Вот тебе пятьсот рублей, - пожал плечами Чернов.

Схватив бумажку, я выскочил на улицу. Холодный дождь беззвучно моросил на землю, как будто кто-то беззлобно мочился на труп. Осень затянулась до предела, она сама не знала, чего ждет.

В переулках у Абельмановской заставы за мной увязался громко лающий пес, взрослеющий щен с большими лапами. Не обращая внимания, я убегал от своих мыслей. Молодецки рассвирепев, собака подскочила ближе и укусила меня чуть ниже лодыжки.

От неожиданной боли я громко вскрикнул и разразился дикой бранью:

- Чертова сука! Сука! Какого хрена, чертова сука! Хочешь узнать побольше о вивисекции, хренова сучка?!!

Щен в ужасе умчался прочь.

В аптеке на перекрестке я купил спиртовой настойки боярышника. Смазал ранку, выглядевшую, точно от укуса акулы, и выпил остатки. В кармане занервничал телефон.

- Аллё! – крикнул я в трубку.

- Возьми ключ, - дружелюбно посоветовал Сфинкс.

- Где возьми? – возмутился я. – В канализацию нырять? Хотя вы уже и так меня туда уже обмакнули, теперь осталось...

- Иди в сторону Рогожки, - перебил Сфинкс, - сверни на первом перекрестке направо в переулок, не переходи трамвайные пути и внимательно смотри себе под ноги. Шагай.

- А если… - захотел поспорить я, возбужденный укусом, но врожденное чувство самосохранения прикрыло мне рот и сказало:

- Ага, пошагали уже.

Ключик лежал перед трамвайными путями, под оберткой от мороженого. Обертка отлетела в сторону при моем приближении. Наклонившись за ключиком, я почувствовал, как за мной следит не одна пара глаз.

Ключик перебрался в карман, а я перешел рельсы и быстрым шагом направился в сторону Калитниковского кладбища. Я знал его хорошо, ходил туда выпивать с коллегами. Я шел стремительным шагом, убегая от ощущения, что я длинноносый любитель приключений, не поладивший с хозяином кукольного театра.

Обжигая лицо и руки, подул холодный ветер. Листьев уже не осталось, ветер догрызал их скелеты. Я бы и сам обратился в листок, отдался бы ветру, если бы был уверен, что тогда меня оставят в покое.

Голова лихорадочно работала, я негромко спрашивал себя:

- Зачем они подсовывают мне этот ключ? Что они хотят найти с помощью меня? Ведь наверняка я всего лишь приманка. Когда же этому наступит конец? Боже мой, кажется, я теряю последний разум!

За воротами кладбища я сбавил шаг. Обстановка вокруг сама по себе внушала меланхоличное настроение, и уж тем более в купе с затянувшейся осенью и моей странной беспокойной историей. Всё во мне напрягалось. И нервы зазвучали как струны скрипки во вступлении одной из сонат Паганини. Какой я не помнил. Кажется, там была цифра 64. Зато я хорошо помнил пронзительное звучание. Оно мне и открыло, что с самого начала осени под ногами была только одна дорога. Она вела сюда. Внутри это ощущение таилось давно, но вырвалось только сейчас, за воротами кладбища.

Бесцельно я бродил среди могил. Подолгу стоял у надгробных камней, где рядом были похоронены Скворцовы и Журавлевы. А что если многие птицы не улетают на юг, а их просто закапывают в землю под птичьими фамилиями? В подтверждение, я увидел валявшиеся поблизости выдранные перья.

Мимо прошли три девушки. Две шли с детскими колясками, а третья впереди с бутылкой вина. Она несла её немного странно, как жезл, позволяющий пройти через долину мертвых. Игривое щебетание подружек, не замечавших унылого настроения осени, цеплялось за оградки как потерянный легкий палантин.

Перейдя на другую дорожку, ведущую в сторону часовни, я вдруг почувствовал, что за спиной что-то происходит. Обернувшись, я ничего не увидел, но продолжал ощущать, как из глубины аллеи на меня медленно движется сгусток энергии. Вскоре уже было видно, как пространство впереди искривлялось, будто в него как в воду бросили булыжник.

За последние дни я попривык к необычным вещам, и испуг сменился терпеливым ожиданием. На мгновения я увидел прямо перед собой женщину, губами она придерживала маленькую стрелу. Женщина была так близко, что я шагнул назад, чтобы не столкнуться. Но её зыбкое тело все равно коснулось меня, и прошло насквозь. Парализованный, я долго не мог пошевелиться, но чувствовал, как женщина уходит, оставив во мне свою частицу, колючую как наконечник стрелы.

Поняв, что могу двигаться, я рванул прочь с кладбища. На бегу я вспомнил, что видел эту женщину в окружении смеющихся болотных тварей, которыми проиллюстрировал игру «Царевна-Лягушка».

На выходе кладбища стоял Сфинкс. Он выглядел очень уставшим, было видно, что он и рад бы не задавать свои вопросы, но ничего поделать не может.

- Ты узнал её? – спросил Сфинкс.

- Кажется, да, – не выходя за ограду, ответил я. - Она была на фото, которое я взял для игры, чтобы обозначить царевну-лягушку.

- Помнишь, где взял фотографию?

- На каком-то сайте, кажется…

- Знаешь кто она?

Я пожал плечами.

- Она проработала в корпорации КСИ всего неделю, успела стать любовницей Воронцова, и пропала вместе с ним.

- Странно, - зачем-то сказал я.

- Она и тот человек в сером плаще, безусловно, как-то связаны, - продолжал Сфинкс, - но вот как? Мне иногда кажется, что она и он вообще один и тот же человек. Понимаешь?

- Никак нет, - четко ответил я.

Это «никак нет» Сфинксу, кажется, понравилось, и он улыбнулся.

«А разве так бывает?», - хотел спросить я, но, понимая, что вопросы здесь задает Сфинкс, промолчал.

- Бывает, - сказал Сфинкс. – Сам то что думаешь?

- Возможно, за этим стоят большие деньги и новые методы управления сознанием, - сразу изложил я своё предположение.

- Возможно, - уклончиво проговорил Сфинкс, как мне показалось, с иронией.

- А ключик, вы зачем мне дали?

- Мы нашли его в столе Воронцова, он лежал в конверте с надписью «Для Константина».

- Не может быть!

- Может.

- И что мне с ним теперь делать?

- На крайней слева аллее есть старый склеп, тебе туда.

- Зачем?

Сфинкс посмотрел так, что я нащупал ключик и пошел к склепу. Глядя на могилы, я без особого удивления понял, что вижу людей, чьи кости там лежали. Вернее не самих людей, а то, какими они были при жизни, и как встретили смерть.

Вот Лидия Скворцова. Она училась в МГУ на историка, мечтала работать стюардессой, была влюблена в капитана милиции. Он был старше её на десять лет. Лидия умерла в возрасте двадцати семи лет от заражения крови, смерть увидела как серебристое облако, накрывшее одноместную больничную палату, куда её положили по знакомству. А вот Журавлев Василий Петрович. Он работал авиаконструктором, имел ордена Славы и Труда, дожил да семидесяти одного года, всю жизнь любил одну женщину, свою жену, работавшую акушером, воспитал трех дочерей. Журавлев был примерным семьянином, умер дома от кровоизлияния в мозг, смерть увидел как ослепительный луч, отделивший его голову от тела.

У склепа, увитого высохшим плющом, я задержался. В сгущавшихся сумерках кладбище стало походить на черное колесо, которое наматывало мир, раскинувшийся за его пределами. Скорость была столь велика, до головокружения, что я поспешил отпереть знакомый замок и шагнуть в темноту.

Я не сразу понял, что попал в комнату с балконом и цветником. Это был дом на Остоженке. Человек в сером плаще стоял у окна.

- Ну, вот ты и дома, - сказал он, не оборачиваясь.

Я решился подойти чуть ближе и замер за спиной человека, наблюдая вместе с ним, как на улице еле заметно, отблескивая в свете фонаря, кружили снежинки.

- Случайность это или нет уже неважно, - заговорил человек в сером плаще, - но в своем сценарии «Царевна-лягушка» ты вручил верховной жабе её стрелу, когда-то недолго принадлежавшую шумерскому царю Таммузу. По преданию он украл стрелу у божества бездны и воды Энки, когда был приглашен на званый обед на небо. Позже он получил от Энки послание, что если удержит эту стрелу в себе и не умрёт, то исполнится любое его желание. Таммуз, испугавшись, решил избавиться от стрелы и запустил ее в болото. Стрелу в тростниках поймала жаба, служившая Энки. И тогда Энки превратил жабу в прекрасную женщину и отправил её во дворец к Таммузу. Царь влюбился в незнакомку. Но насладиться своим чувством ему не удалось, вместе со стрелой жаба прошла сквозь него. Таммуз умер, и Энки установил смерть неизбежным уделом для не знающего цену своим желаниям человека, а жаба стала символом всего недостижимого. Позже был еще китайский вождь Хоу И. Он получил в дар от небесных покровителей эликсир бессмертия. Но его жена, тоже возжелав вечной жизни, украла эликсир, за что была превращена в жабу. Вот так. На самом же деле между человеком и бессмертием стоит знак равенства.

- Вы что, тоже посланник Энки? – вырвалось у меня.

- Почему это? – удивился человек в сером плаще.

- Вы столько об этом знаете и так просто рассуждаете о бессмертии.

- Бессмертие естественно как воздух. Именно поэтому человек большую часть жизни твердо уверен, что никогда не умрёт. Человеку изначально было дано познать вечную жизнь, но он своим отношением к ней сам выбрал смерть. Но вернемся к тому, что касается тебя. Ты удержал стрелу.

Человек в сером плаще замолчал. Я подождал продолжения и спросил:

- Что же мне делать теперь?

- Ложись спать, утром с моря прилетит жена с ребенком.

- Чья жена?

- Твоя. Это же твой дом.

- Как это?

- Ты ведь хотел так жить? – человек кивнул на роскошное жилище.

- Да.

- Получай. Твое желание исполнилось.

- Это что другой мир?

- Тот же, это ты другой. Ты у самой границы нигде и никогда.

- А если я хочу быть здесь и сейчас?

-.Будешь, когда перейдешь её. Бессмертие – это и есть здесь и сейчас.

- А что с Воронцовым? – вдруг вспомнил я.

- Он не смог удержать стрелу, как и Таммуз.

- А как это можно её удержать или не удержать? И причем здесь этот Воронцов?

- Запустив твою «Царевну-лягушку», он первый вызвал своим желанием верховную жабу. А её стрела - это стрела чистоты и ожидания. Тот, кто в своих желаниях потерял чистоту и не умеет ждать, её не удержит. Хватит спрашивать. Все ответы на свои вопросы ты получишь в этом доме. Пойдем, проводишь меня до двери.

Я спустился в холл следом за человеком в сером плаще, так и не разглядев его лица. Пока мы спускались, я обратил внимание, что ремонт в доме уже закончен. В обжитых комнатах валялись кое-какие мои вещи, а на стене в прихожей от пола до потолка была выложена мозаикой египетская богиня Хекет с головой лягушки. Она стояла на коленях, подняв руку. Её вид почему-то окончательно убедил, что я могу здесь поселиться.

Ничего больше не сказав, человек в сером плаще шагнул за дверь, миновал двор и исчез за углом дома.

Я вышел за ним на Остоженку, но никого не увидел. Только показалось, что по освещенному фонарями пустому коридору улицы улепетывает одиночество.

Я стоял и думал о том, что не понимаю, сколько во мне осталось меня самого. Я чувствовал, как покалывает внутри и будет покалывать впредь, напоминая, что свой земной костюм я буду донашивать вместе со своими желаниями. И от этого не было тесно или неуютно, также как не было особого комфорта или радости. Было ощущение божественного космоса внутри, в котором я все больше терялся, а точнее множился, как в зеркалах, заглядывая в новые свои отражения. Я стоял на Остоженке, Я неподвижно висел вниз головой, Я на свои нужды наматывал на себя вселенную, и Я же распускался как веретено, отдаваясь жизни на бесконечные узоры.

Запрокинув голову, я ловил губами снежинки. Последняя страница осени перевернулась, и снег накидывал чистый лист.

Дата добавления: 2015-08-28