Палеоантропологические остатки неандертальцев с террито­рии Африки гораздо более фрагментарны, чем с территории Европы, хотя выразительны и своеобразны. Если исключить несколько нижних челюстей,

Палеоантропологические остатки неандертальцев с террито­рии Африки гораздо более фрагментарны, чем с территории Европы, хотя выразительны и своеобразны. Если исключить несколько нижних челюстей, непригодных для расовой харак­теристики, и череп так называемого африкантропа (Weinert, 1939), восстановленного из многих фрагментов при отсутствии их непосредственного анатомического соединения, а потому имеющего весьма условный и гипотетический морфологический облик, то речь идет практически о трех черепах, для которых возможна более или менее полноценная морфологическая ха­рактеристика— черепе из Брокен-Хилла в Родезии (Ilrdlicka, 192G; Pycraft, 1928; Morant, 1928), черепной коробке из Сал­даньи в Южной Африке (Singer, 1954) н черепе из Джебел Ирхуд в Марокко (Ennouchi, 1962, 1963). Два из них имеют сохранившийся лицевой скелет, что же касается черепной крыш­ки из Салданьи, то она почти тождественна по своему строению черепной крышке родезийского черепа и, весьма вероятно, во­площает тог же комплекс признаков. Череп из Джебел Ирхуд отличается некоторыми примитивными особенностями, напоми­нающими классических неандертальцев Европы, большими раз­мерами лицевого скелета. Свойствен ему и присутствующий на черепах европейских неандертальцев европеоидный признак — ортогнатный профиль лицевого скелета. В общем это более или менее типичная находка в пределах западного очага расообра- зования или близко от его границ, свидетельствующая, воз­можно, об уже начавшемся расселении из него.

Строение родезийского черепа вызвало большую полемику, объясняемую необычайной примитивностью его основных осо­бенностей. Эта примитивность сочетается с его довольно позд­ним хронологическим возрастом хотя и не очень точно уста­новленным (Oakley, 1966), но все же весьма вероятным. Мор­фологическая примитивность послужила для восстановления скульптурного портрета существа, явно отличающегося от дру­гих неандертальцев грубостью строения (Герасимов, 1955, 1964). Эта грубость и примитивность строения в сочетании с относи­тельно поздним возрастом заставляет видеть в родезийском че­репе какой-то реликт гоминид предшествующей стадии, хотя у него и есть отдельные прогрессивные особенности — напри­мер, крупные сосцевидные отростки. Я. Я. Рогннский (1949. См. также: Рогинский, Левин, 1955, 1963) убедительно пока­зал, что родезиец сильно отличается от представителей совре­менных негроидов и не может быть поставлен в непосредствен­ную связь с ними. Отдельные попытки показать, что в некото­рых признаках он сходен был, например, с более поздним фло- рисбадским человеком (Дебец, 1950), остались единичными и сразу же встретили аргументированную и убедительную кри­тику (Рогинский, 1950).

Что явствует из краткого обзора палеоаптропологических материалов по неандертальскому виду с территории Африки? В первую очередь весьма вероятно, что в отличие от Европы мы не имеем на территории Африки непосредственной преем­ственности при переходе от среднего к верхнему палеолиту, во всяком случае к настоящему времени открытый и исследо­ванный палеоантропологический материал не свидетельствует в пользу такой преемственности. Это означает, что формирова­ние негроидной расы произошло ие непосредственно на основе популяций более ранних форм африканских гоминид, а в про­цессе расселения новых популяций из западного очага расооб- разования в юго-западном направлении. Постулирование такого расселения заставляет нас предполагать, что имела место если и не полная, то частичная смена населения. Ясно и второе: формирование основных особенностей негроидной расы нача­лось, очевидно, позже, чем оформление европеоидного комплек­са, почему мы и не знаем находок черепов типично негроидного типа, относящихся к мустьерскому времени.

§ 25 ПЕРВИЧНЫЙ ВОСТОЧНЫЙ ОЧАГ РАСООБРАЗОВАНИЯ

Локализация первичного восточного очага расообразования, более или менее синхронного западному, зависит от того, в ка­кой мере выделенная восточная провинция обработки нижне- палеолитических орудий соотносится с результатами палеоан- троиологнческих изысканий. Наиболее богатые и значимые для нашей темы палеоантропологические находки сделаны в извест­ном стойбище синантропа Чжоу-Коу-Тянь. Описанные сначала Д. Блэком (Black, 1931), они затем были исследованы Ф. Вай- денрайхом (Weidenreich, 193G, 193Ga, 1937, 1938а, 1941, 1943). Он посвятил им и несколько общих обзоров, трактующих во­прос о месте синантропа в системе гоминид, а также его наи­более вероятные филогенетические связи как с более ранними, так и с более поздними типами человека (Weidenreich, 1939, 1940а, 1947а). В последние два десятилетня были описаны еще несколько находок, па основе которых был даже выделен но­вый вид синантропа (Woo Ju-kang, 1966. См. также: Ларичев, 1970), так что синантроп относится к числу наиболее полно и хорошо изученных находок не только в культурном и исто­рическом отношении (археология: Breuil, 1939), по и в первую очередь в отношении морфологии.

Еще Ф. Вайденрайх обратил внимание на две особенности черепов синантропов, сближающие их с краниологическими се­риями азиатских монголоидов,— так называемую лопатообраз­ную форму передних резцов и уплощеиность лицевого скелета. Уплощенность можно фиксировать лишь в верхней части, так как полностью лицевой скелет не сохранился ни на одном из черепов. Тем не менее с Ф. Вайденрайхом нельзя не согласить-

Итак, первичная расовая дифференциация человечества вы­разилась в выделении в составе преимущественно дискретного антропологического покрова нижнепалеолитического времени двух мало связанных между собой локусов расообразования, которые стабильно развивались на протяжении всей эпохи па­леолита, превращаясь в первичные очаги расообразования. В пределах этих двух очагов сложились к эпохе мустье в за­падном очаге и в эпоху верхнего палеолита в восточном прото- австралопдпая (западный очаг) и протоамерикапоидная (вос­точный очаг) комбинации признаков, ставшие исходными для современных расовых общностей — негроидов, европеоидов и монголоидов.

Разный размах изменчивости неандертальского и современ­ного видов, а именно несомненно доказанный Я. Я. Рогинским факт большего полиморфизма географически различных групп неандертальцев но сравнению с современными расами — также аргумент против полицентризма. В принципе можно предпола­гать, что две группы нижнепалеолитических гоминид, от кото­рых ведут свое начало современные расы (одна представлена синантропом, другая — гипотетична), различались между собой меньше, чем современные расы, и тогда возражение Я. Я. Ро- гинского отпадает. Но в общем в таком предположении нет большой необходимости. Формирование человека современного вида было не только биологической эволюцией, но и этапом социогенеза. Сам Я. Я. Рогинский (19476) показал это доста­точно отчетливо в статье, специально посвященной факторам саписнтации. В процессе социогенеза на стадии перехода от неандертальца к человеку современного вида не могли не дей­ствовать мощные центробежные силы как социального порядка, так и в форме стабилизирующего отбора (о нем см.: Шмаль- гаузен, 1946, 1968). Полагаю, что их действие было достаточ­ным, чтобы не только направлять процесс эволюции в двух относительно независимых областях в одном направлении, но и объяснить этими силами появление действительно сходных сочетаний краниологических признаков на верхнепалеолитиче­ских черепах из разных районов ойкумены (об этом см.: Ро­гинский, Левин, 1955, 1963; Рогинский, 1969).

Забегая вперед, скажу, что я вижу единственную возмож­ность избежать субъективизма в наименовании очагов в том, чтобы называть их строго в соответствии с географическим ме­стоположением. Географической терминологии мы и будем при­держиваться во всех случаях, когда речь пойдет о названии того или иного очага расообразования.

Гипотезу расового расчленения на два ствола и двух неза­висимых очагов расообразования защищают также А. А. Зубов и Н. Н. Чебоксаров (Cheboxarov, Zubov, 1965; Зубов, 1966, 1973; Чебоксаров, Чебоксарова, 1971). В основе гипотезы лежат одонтологические наблюдения: они позволяют сблизить пред­ставителей европеоидной расы и африканских негров и противо­поставить их азиатским монголоидам, отдельным группам вос­точной Индии и папуасам. И. И. Чебоксаров обогатил и до­полнил эту гнпотеау наблюдениями над расовым составом Юго- Восточной Азии, который, по его мнению, обнаруживает много переходных форм между южными монголоидами и австралои­дами. Очаги первичной дифференциации в этой гипотезе и па западе и на востоке пока локализованы лишь предварительно на карте, составленной С. А. Арутюновым и И. И. Чсбоксаро- вым (см.: Чебоксаров, Чебоксарова, 1971), но не получили специального обоснования.

Что можно сказать по поводу этой гипотезы? С морфологи­ческой точки зрения она покоится на абсолютизации одонтоло­гических признаков в ущерб другим. Теоретически маловероят­но, чтобы вариации двух-трех признаков одной системы отра­жали филогенетические взаимоотношения групп лучше, чем комплексы всех остальных признаков. Предполагать их исклю­чительную стабильность у нас нет оснований: сам А. А. Зубов (196G) ввел понятие редукционного комплекса, уделив одонто­логической динамике значительное место. Лопатообразные рез­цы встречались в разных группах ископаемых людей, в том числе и у европейских неандертальцев (сводка данных: Patle, 1962). Поэтому концентрация их в разных современных популя­циях может иметь реликтовый характер. Представление о гео­графии одонтологических признаков в пределах Юго-Восточной Азии и Океании основано на единичных выборках и носит пока предварительный характер.

Уже опубликованный материал (я имею в виду в первую очередь краниологический материал, наиболее сравнимый) ско­рее не свидетельствует в пользу разбираемой точки зрения. Почти все описанные серии могут быть довольно четко диагно- сцированы по комплексу признаков и отнесены либо к австра- лоидной, либо к южномонголонднон ветвям. Но даже если ши­рокое распространение переходных групп действительно имеет место, его легко объяснить многочисленными позднейшими сме­шениями между австралоидами и южными монголоидами.

§ 26 ВТОРИЧНАЯ РАСОВАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ НА ЗАПАДЕ ОЙКУМЕНЫ

Само по себе подразделение западного ствола на европеоидов и негроидов требует установления минимум двух вторичных очагов, ответвившихся от первичного западного очага. Однако промежуточное положение австралоидов по отношению к евро­пеоидам и негроидам и выделение практически во всех расо­вых классификациях самостоятельных ветвей негроидной расы— африканской и океанийской, а также важная роль австралои­

дов, как мы убедились, на раннем этапе расообразования в за­падном очаге требуют установления и третьего вторичного оча­га— очага формирования австралоидов. Восточный ствол, включающий монголоидов в широком смысле слова, дифферен­цируется дихотомически, подразделяясь опять-таки в соответ­ствии с наиболее распространенными и совершенно правильны­ми взглядами на азиатских монголоидов и американоидов. Такое подразделение требует установления па востоке двух вто­ричных очагов расовой дифференциации — для американоидов и азиатских монголоидов. В итоге мы имеем в пределах ойку­мены пять вторичных очагов расообразования на основе двух первичных.

Начнем, как и в предыдущем случае, с западных областей ойкумены. Переходя от среднего палеолита к верхнему на тер­ритории Восточного Средиземноморья в широком смысле слова, Южной Европы и Африки, мы застаем значительное число верхнепалеолитических погребений; черепа из них отличаются австралоидным комплексом признаков или во всяком случае имеют австралоидные особенности. То же можно частично по­вторить и про палеоантропологические материалы мезолитиче­ского времени. На территории Южной Европы общеизвестны находки в гротах Ментоны черепов так называемых негроидов Гримальди (Verneau, 1906). При их первой публикации в каче­стве более или менее убедительных морфологических аналогий были приведены описания более поздних черепов негроидного и австралоидного облика из южных районов Европы. Правда, Э. Влчек недавно произвел повторное исследование этих чере­пов, основанное на новой произведенной им реконструкции, и пришел к выводу, что их якобы негроидные особенности резко преувеличены за счет неправильной реставрации (Vlcek, 1965а). Но и после новой реставрации черепа из грота Гримальди со> хранили некоторый прогнатизм и тенденцию к широконосости По общей конфигурации черепа сходство с австралоидами об­наруживает другая известная европейская верхнепалеолитиче- ская находка — черен из Комб-Капелль (Klaatsch, Hauser, 1910; Klaatsch, 1910). То же можно повторить (в данном случае речь идет еще и о тенденции к прогнатизму) и про так назы­ваемый пшедмостский вариант верхнепалеолитического населе­ния (Matiegka, 1934. См. также: Якимов, 1957).

На территории южных районов Восточной Европы большое внимание привлекла ранняя верхнепалеолитическая находка, сделанная на стоянке Маркина Гора, или, как ее еще по-дру­гому называют, Костёики XV. Противоречивая комбинация при­знаков на черепе получила противоположную трактовку. Автор первого описания Г. Ф. Дебец (1955) говорил довольно опреде­ленно о негроидном его типе, основываясь на исключительном прогнатизме и шнрокопосости. Ему совершенно справедливо возражали, что сильное выступание носовых костей, свойствен­

на

пое черепу из Маркиной Горы, совершенно не свойственно аф­риканским негроидам (Рогинский, Левин, 1963; Рогинский, 1969) и скорее представляет собой либо европеоидную особен­ность, либо реликтовую черту какого-нибудь недифференциро­ванного типа. Альтернатива снимается, если видеть в человеке из Маркиной Горы представителя нротоморфной австралоидной расы, занимавшей как раз промежуточное место между евро­пеоидами и негроидами. Правда, и негроидные, и европеоидные особенности достигают на черепе из Маркиной Горы сильного выражения, но для представителя нротоморфной популяции в этом нет ничего особенного и можно скорее предполагать ти­пичность, а не специфичность такого сочетания.

Следы протоморфно-австралоидного комплекса признаков, конечно уже в ослабленном позднейшими смешениями с евро­пеоидами виде, фиксируются на территории южных районов Европы и в более позднее время, во всяком случае для эпохи мезолита о них можно говорить с полной определенностью. Для Западной Европы соответствующие находки перечислены в книге Р. Верно о палеоантропологических материалах из гро­тов Ментоны. Для Восточной Европы они отмечены в Крыму (Дебец, 1936а. Там же и частично обзор других находок) и на Украине (Кондукторова, 1957; Гохман, 1966). Особый вопрос составляет трактовка небольшой палеоантропологической серии из могильника у села Волошского на Украине (Дебец, 1955а). Могильник лишь предположительно датируется мезолитическим временем. Автор описания выделил несколько протоавстрало- идных черепов, но их морфологический тип, бесспорно, гипер­трофирован в процессе большой реставрационной работы. Г. Ф. Дебец привлекает в качестве аналогий этому материалу палеоантропологические находки из Кении (Leakey, 1936) и ре­конструирует переселение какой-то группы из Восточной Афри­ки на территорию Восточной Европы. Рассмотрение протоавст- ралоидпого комплекса, как реликтового в южных районах Ев­ропы, делает излишним такое предположение.

Переходя к территории Передней Азии, мы не имеем хорошо сохранившихся находок скелетов или черепов верхнепалеоли­тического времени. Но мезолитическое население имеет четко выраженные реликтовые черты протоавстралоидного облика. Население мезолитической натуфийской культуры в Восточном Средиземноморье как раз и характеризовалось таким сочета­нием признаков (Keith, 1931). На отдельных находках этот комплекс сопровождается, как и в Восточной Европе, сильным выступанием носовых костей (Vallois, 1936). Есть все основа­ния полагать, что параллельно с полным оформлением евро­пеоидного комплекса признаков в Европе (измерительные дан­ные верхнепалеолитических черепов: Morant, 1930; Гохман, 1966а; Piquet, 1969) протоавстралоидиая комбинация сохраня­лась либо в чистом виде, либо в уже деформированном смете- наем с европеоидами виде вплоть до мезолита, во всяком слу­чае на всех территориях Европы, входивших ранее в первичный очаг расообразования.

Несмотря на ландшафтное разнообразие Африканского ма­терика, создавшее предпосылки для различных форм хозяй­ственной деятельности в разных экологических нишах и куль­турной дифференциации уже на ранних стадиях развития чело­вечества, антропологический тип древнего населения, насколько о нем можно судить по единичным находкам, происходящим из отдельных районов, отличался единством. Для Африки не­просто соотнести отдельные палеоаитроиологнческие находки с верхнепалеолитическим или мезолитическим временем в Европе, так как они не всегда связаны с культурными остатками и сде­ланы тогда, когда еще не было методики радио-карбонового датирования. В подавляющем большинстве случаев эти находки плохо измерены, но морфологически довольно хорошо и под­робно описаны, что восполняет недостаток измерений и позво­ляет составить о них до известной степени полное представле­ние (Keith, 1931). От находки в Боскопе, в которой часто ви­дели протоморфную форму для койсанской, или бушменской расы, сохранилась лишь черепная крышка. Это лишает все по­пытки сближения ее с современными расовыми вариантами серьезного значения (Pycraft, 1925; Galloway, 1933). Черепа из Флорисбада и Кэйп-Флэтса несут типично австралоидиую ком­бинацию признаков. Что же касается типично негроидных осо­бенностей в той форме, в какой они выражены у современных африканских негроидов, то даже на черепах из Фиш-Хука в Южной Африке (Keith, 1931) и Асселяра в Сахаре (ему посвя­щена специальная монография: Boule, Vallois, 1932) эти осо­бенности выражены в целом слабее, чем в современную эпоху. Таким образом, если на территории Европы австралоидная комбинация признаков занимала лишь умеренное место на ран­нем этапе расообразования, то на территории Африки, возмож­но, и Передней Азии ее можно считать преобладающей.

К каким общим выводам о расообразовательном процессе приводит такое заключение по поводу расогенетических особен­ностей палеоантропологических находок? Можно полагать, что после оформления человека современного вида в западном очаге расообразования, а вернее говоря, параллельно с этим там продолжалось развитие протоаветралоидной ветви, которая, как мы убедились, доживает на той же территории до мезолита. Таким образом на месте первичного западного очага возник вторичный очаг расообразования. Его можно назвать азиатско- африканским, поскольку он включал в себя наряду с Передней Азией и Африку или какие-то ее части. Так как австралоидная комбинация признаков в целом тяготеет к югу, я склонен ду­мать, что на территории Южной Европы она является скорее результатом южной примеси, чем продуктом самостоятельного развития, хотя, конечно, такое предположение нельзя пока до- казать сколько-нибудь убедительно и противоположное предпо­ложение невозможно откинуть полностью. Азиатско-африкан­ский очаг представляет собой, следовательно, первый вторич­ный очаг в пределах западного первичного очага расообразо­вания, почти совпадающий с ним по локализации, хотя, весьма вероятно, и имевший несколько отличающиеся границы, особен­но, в южной своей части, где он, очевидно, захватывал более южные области.

О времени выделения азиатско-африканского очага, по-види- мому, можно говорить с того момента, когда в процессе рассе­ления из первичного западного очага на северо-запад стала формироваться европеоидная раса. Мы убедились выше, что это произошло в мустьерское время, а следовательно, к мустье от­носится и выделение азиатско-африканского очага расообразо­вания. Кстати сказать, такая датировка соответствует и палео- антроиологическим наблюдениям — вспомним морфологические особенности черепа Схул IV.

Одновременно формировавшийся с азиатско-африканским вторичный очаг, в котором складывались основные особенности европеоидной расы, можно назвать европейским. Он мог час­тично охватывать Переднюю и Среднюю Азию (находки в Ша- пидаре и Амуде), но в основном локализовался, конечно, в Ев­ропе, тяготея к ее южным районам. Первым этапом расообра- зования в этом очаге было формирование характерного и свое­образного комплекса европейских неандертальцев, а вторым — образование на основе этого комплекса не менее характерных особенностей верхиепалеолитического населения. По поводу его связи с предшествующим мустьерским было много споров. Не возвращаясь к взглядам, бытовавшим до признания неандер­тальской фазы в эволюции человека и сводившимся к посту­лированию прихода верхиепалеолитического человека в Европу откуда-то с востока (наиболее яркое выражение они нашли: Osborn, 1921), отмечу только, что и сейчас высказываются сом­нения в формировании европеоидного комплекса признаков не только в мустьерское, но и в верхнепалеолитическое время (Бунак, 1950, 1956, 1958, 1959) и в непосредственной связи верхиепалеолитического населения как с мустьерским, так и с современным.

Для мустьерской эпохи можно говорить о появлении мини­мум двух бесспорно европеоидных признаков — ортогнатного профиля лицевого скелета и сильного выступания носовых ко­стей. Верхнепалеолитический комплекс при всем отличии от неандертальского — широком, сравнительно низком лицевом скелете, низких орбитах, сильно развитых сосцевидных отрост­ках и т. д. — во-первых, сохраняет с ним несомненную преем­ственность, выражающуюся, например, в сильном рельефе и на­личии переходных форм (о них см.: Гремяцкий, 1948), во-вто­

рых, имеет еще одну европеоидную особенность — сравнитель­но резкую профилировку лицевого скелета (измерительные дан­ные: Цуй Чен-яо, 1960), которая была резкой и у неандерталь­цев, но складывалась у них на иной морфологической основе, тогда как на верхнепалеолитических черепах она складывается па той же основе, что и на современных. Вопреки утверждению сторонников гипотезы отсутствия преемственности между верх- непалеолитическим и современным населением (Бунак, 1956, 1959) можно сослаться на очевидное сходство между этим ком­плексом и краниологическими особенностями центральнокавказ­ского населения (рис. 31). В общем можно думать, что верхне- налеолитическое население имело преемственную генетическую связь с предшествующим и составило генетическую основу для сложения современного.

В 1936 г. Г. Ф. Дебец развернул и аргументировал гипотезу о верхнепалеолитическом населении как о представителях еди­ной и очень гомогенной комбинации признаков. Позже эта ги­потеза единого типа верхнепалеолитического населения была широко аргументирована на материалах по палеоантропологии СССР (Дебец, 1948а), а сам тип получил наименование «кро­маньонского в широком смысле слова». Фактически такая гипо­теза была дальнейшим развитием взглядов Дж. Моранта (Мо- rant, 1930) на расовую структуру верхиепалеолитического насе­ления как на гомогенную, а его взгляды, да и гипотеза Г. Ф. Дебеца сложились как реакция на крайний тнпологизм в основном немецких авторов и их попытки выделения многих расовых вариантов в составе верхнепалеолитического населения Европы, опирающиеся только на морфологию и игнорировавшие и хронологию, и географию соответствующих находок.

Палеоантропологический материал по эпохе верхнего палео­лита пополнился с тех пор незначительно, но палеоантрополо- гнческие коллекции по эпохам мезолита, неолита и бронзы воз­росли в несколько раз. Не имея возможности дать здесь обзор всем этим материалам, да и не видя в этом необходимости, ограничусь общим выводом: как раз по ширине лицевого ске­лета, большая величина которой считалась, да и сейчас счи­тается часто характерной чертой кроманьонского типа, древнее население Европы, относимое к этому типу, варьирует в доволь­но широких пределах. Это справедливо как по отношению к черепам верхнего палеолита (рис. 32), так и по отношению к краниологическим коллекциям более поздней эпохи. Если со­поставлять серии мезолитических могильников Тевьек и Гоэ- дик во Франции (Pequart, Boule, Vallois, 1937; Валлуа, 1957), мезолитических и неолитических могильников Украины (Гох- маи, 1958, 1966; Кондукторова, 1957; Сурнина, 1961, 1963), по­гребений ямной (Фирштейн, 1967; Круц, 1972), андроновской (Алексеев, 19676) и афанасьевской культур (Алексеев, 1961а), то они обнаружат огромную амплитуду колебаний, в первую

очередь по скуловой ширине, а затем и по другим признакам (рис. 33), хотя все они с той или иной степенью уверенности и в разное время, но непременно относились к кроманьонскому типу.

Таким образом, подводя итог предшествующему обсужде­нию уровня дифференциации верхиепалеолитического населения Европы, мы приходим к выводу, что кроманьонский тип даже в широком понимании этого термина представляет собой таксо­номическую фикцию и объединяет популяции, резко различаю­щиеся друг от друга по многим важным признакам и сближаю­щиеся только общим комплексом европеоидных особенностей и повышенным развитием рельефа черепа. В европеоидном вто- ¹ рнчном очаге расообразования, следовательно, формирование европеоидной комбинации признаков происходило не в виде единого гомогенного типа, а в виде пучка вариантов, различав­шихся между собой довольно значительно. Определение состава этого пучка, попытки которого, предпринимавшиеся неоднократ­но, не выходят пока за рамки субъективных построений, потре­бует еще большой палеоантропологической и морфологиче­ской работы.

Теперь встает следующий вопрос: каковы ведущие пути ра­сообразования в пределах Африканского континента и каковы история и судьба африканского очага расообразования? Уже предыдущее перечисление африканских налсоантропологических находок с краткой их морфологической характеристикой пока­зало нам, что оформление основного морфологического комплекса, носите­лями которого являются африканские негры,— явление позднее, выходящее уже за рамки верхнего палеолита и падающее на мезолит, а то и на бо­лее поздние эпохи. Африканский очаг расообразования, как вытекает из этого обстоятельства, выделился поз­же, чем европейский и азиатско-афри- канский, и хотя таксономически и рав­новелик им, а по площади даже, мо­жет быть, превосходит европейский, но хронологически занимает подчинен-

Рис. 31. Сравнение верхиепалеолитического на­селения Европы и современного населения цен-' тральных районов Кавказа по краниологиче­ским признакам. Мужские черепа:

I—верхнепалеолитическое население; Min—минималь­ные величины в пределах кавкасмонского типа; Мах—максимальные величины в пределах кавкаси- онского типа. Амплитуды колебаний признаков у кавкасионскнх групп приняты за 100%

Рис. 33. Краниологическая дифференциация мезолитического, неолитического и энеолитн- ческого населения Европы и Южной Сибири в сравнении с современными народами Ев­ропы. Мужские черепа:

1— размах изменчивости древнего населения;

2— размах изменчивости современного населения; R—величины стандартных квадратических укло­нений по разным признакам, принятые за 100%

ное положение и по времени возникновения наиболее близок к современной эпохе. В отличие от расселения в северо-западном направлении из первичного очага, приведшего к формирова­нию европеоидов, его возникновение—результат расселения то­же из первичного очага, но в юго-западном направлении. Но расселение это сначала, как мы помним, привело к формиро­ванию протоавстралоидов и только затем уже негроидов в их африканском варианте.

Структура африканского очага на первом этапе его форми­рования восстанавливается неоднозначно в зависимости от то­го, принять ли упомянутую выше точку зрения К- Куна о выде­лении в составе африканских негроидов двух основных ветвей— собственно негроидов в узком смысле слова и капоидов (Сооп, 1963, 1965). Если принять, то дальнейшая сравнительно ранняя дифференциация африканского очага несомненна, возможно да­же, он почти сразу же формировался как структурно составной

очаг с двумя микроочагами внутри него. Если не принимать, то гипотеза сложной структуры африканского очага становится из­лишней. Палеоантропологические материалы не дают возмож­ности ввиду своей единичности и фрагментарности удовлетвори­тельно решить эту альтернативу. Единичные находки —а имен­но ими и представлена в основном палеоантропология Африки (обзор ранних находок и библиографию см.: Vallois, Movius, 1952) — не могут быть убедительно интерпретированы как пред­ставители тех или иных расовых вариантов.

К. Кун полагал, что очаг расообразования капоидов распо­лагался далеко к северу от их теперешнего обитания, чуть ли не в Северной Африке. Для такой гипотезы, во всяком случае в первой ее части, можно подобрать определенные аргументы: наличие представителей койсанских, или щелкающих, языков в Восточной Африке (наиболее полная классификация африкан­ских языков: Greenberg, 1955, 1963. См. также: Андрианов, 1964), сведения о значительно более широком их расселении в древности, в том числе и в Центральной и Восточной Африке (обзор и библиография: Murdock, 1959). Однако эти аргумен­ты не идут дальше Центральной и Восточной Африки, и поэто­му локализовать область этногенеза койсанских народов в се­верных районах Африки как будто нет оснований. В проти­воположность койсанским народам происхождение собственно негрской ветви К. Кун локализует на юге Африки, что тоже выглядит малоправдоподобным: характерные географические ус­ловия Африки, как страны интенсивно выраженного тропичес­кого климата, представлены в центральных районах много чет­че, чем на юге, а именно в такой обстановке и в приспособле­нии к ней сложился, по-видимому, физический тип негров. Эт­ническая история африканских народов изобилует сведениями о передвижении их на юг (краткое и далеко не полное перечне-! ление их: «Пароды Африки», 1954) и сравнительно мало гово­рит о миграциях с юга на север.

Морфологические факты, которые можно было бы использо­вать для доказательства противопоставления койсанской и ка- пондной ветви всем другим расовым типам Африканского мате­рика, также немногочисленны и во всех случаях допускают иное объяснение. Отмеченные у бушменов и готтентогов эпикантуси складка верхнего века получили объяснение как параллельное по сравнению с аналогичными признаками у монголоидов об­разование, возникшее в сходных условиях сухих степей и полу­пустынь (Семенов, 1951). Генетическое доказательство тому— г рецессивное наследование эпикантуса у бушменов, тогда как у монголоидов он наследуется доминантно (Fischer, 1913, 1930). ' Иными словами, у бушменов он подавляется при наследовании, у монголоидов эпикантус, наоборот, доминирует, над признаком отсутствия эпикаитуса. Изложено было, правда, это объясне­ние— по существу, очевидно, совершенно правильное — в эпоху

господства «новой биологии» в примитивной наивно ламар­кистской форме. Характерное для койсанских народов некото­рое посветление цвета кожи — также не единичный факт в аф­риканской антропологии: население Восточной Африки, и в ча­стности Эфиопии, служит тому вторым примером. Известны и многочисленные случаи, когда путешественники писали о бо­лее светлой коже тех или иных племен в составе банту. Эти сообщения еще более убедительны, чем ссылка па население Эфиопии, в составе которого, как предполагают многие иссле­дователи, либо есть европеоидная примесь, либо проявляется древний недифференцированный комплекс признаков. Таким образом, бесспорное морфологическое своеобразие койсанскнх народов вряд ли поднимается до уровня противопоставления их всему остальному населению Африки.

Применительно к проблеме африканского очага расообразо- вання этот вывод приводит автоматически к отрицанию гипо­тезы К. Куна о существовании двух очень ранних расообразую­щих очагов на территории Африканского континента и застав­ляет полагать, что вторичный африканский очаг расообразова- ния формировался в мезолите, а может быть, частично и поз­же в достаточно гомогенной форме. Лишь позже он распался на дочерние третичные очаги. Локализация африканского вто­ричного очага при фрагментарности палеоантропологических данных весьма затруднительна, однако, исходя из вышеупомя­нутого приспособительного значения негроидного комплекса к влажной жаре, можно думать, что он был приурочен к Тропи­ческой Африке и территориально достаточно обширен. По отно­шению к вторичному азиатско-африканскому очагу, от которого он ответвился, африканский очаг располагался южнее.

§ 27 ВТОРИЧНАЯ РАСОВАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ НА ВОСТОКЕ ОЙКУМЕНЫ

На востоке процесс дробления первичного очага был, по-вндн- мому, проще, чем на западе, и соответствовал скорее той фор­ме этого процесса, которая имела место при дифференциации азиатско-африканского и африканского очагов. Сейчас пет ни­каких материалов — палеоантроиологических или археологиче­ских, которые дали бы нам возможность очертить ареалы сло­жения протомонголоидов в чистом виде и протоамериканондов и наметить разницу в географических границах этих ареалов. Пожалуй, единственное, что можно сказать чисто гипотетиче­ски,— вторичный очаг формирования протоамериканондов был несколько сдвинут по сравнению с локализацией первичного очага в сторону побережья Тихого океана и несколько на се­вер, так как именно вдоль азиатского побережья протоамерика- ноиды продвинулись сначала на север, а затем вступили на

Американский континент. Локализация вторичного очага фор­мирования иротоамериканоидов в этом случае соответствует процессам расселения, наметившимся, очевидно, па стадии пе­рехода от времени существования первичного очага к вторич­ному.

Вторичный очаг сложения классических азиатских монголо­идов также чисто гипотетически можно локализовать в сторону континентальных районов и к северу от первичного, хотя, как и вторичный протоамернканоидный, он наверняка включал часть районов, входивших и в первичный очаг. Такая локализация вторичного очага формирования азиатских монголоидов вероят­на, потому что комплекс характеризующих их признаков пред­ставляет собой, по общему мнению, результат приспособления к условиям континентальных районов внутренней Азии. Суще­ственная трудность при такой совпадающей локализации вто­ричных очагов расообразования состоит в их наименовании. Представляется целесообразным сохранить в терминологии указание на это совпадение и в то же время отразить в ней специфику расообразования в пределах каждого из очагов. Очаг формирования протоамерикаиоидов можно назвать в этом случае азиатским прибрежным, а очаг формирования ази­атских монголоидов — азиатским континентальным.

При отсутствии палеоантропологических находок и хорошо изученных археологических памятников трудно датировать хро­нологические границы существования вторичных азиатских оча­гов. Косвенные данные для этого, однако, имеются. Все сколь­ко-нибудь падежные радиокарбоновые даты для Американско­го материка не уходят глубже 25 ООО лет (сводка дат: Genoves, 1967; Bryan, 1969. См. также: Ларичева, 1966, 1971). Отдель­ные сообщения о находках следов человеческой культуры более глубокой древности, например в Техасе, датируемых будто бы 39 ООО лет, вызывают сомнения у самих американских исследо­вателей (см., например: «Четвертичный период в США», 1969). Дата в 25 ООО лет соответствует ранним и средним ступеням верхнего палеолита Европы и, следовательно, дает возможность утверждать, что Америка была заселена человеком уже в верх­нем палеолите, причем на его ранних стадиях. Можно думать, что разделение первичного восточного очага на два вторич­ных— континентальный и прибрежный — произошло во вся­ком случае на несколько тысяч лет раньше. Таким образом, вы­деление прибрежного и континентального очагов на востоке па­дает приблизительно на период времени, отделенный от совре­менности 30 000—35 ООО лет.

Какие расогенетические события предшествовали вступлению человека на Американский материк и заселению Америки? Не­посредственной причиной было, как и во всех прочих случаях заселения ойкумены, увеличение численности при малой эффек­тивности использования соответствующих экологических ниш на

Рис. 29. Сопоставление че­репа Схул V и черепа из пещеры Тешик-Таш по при­знакам, сближающим обе формы с негро-австралонд- нымн группами.

I—'Тешик-Таш; 2—Схул V; 3— ранние европейские неандер­тальцы; 4—поздние европейские неандертальцы; 5—переднеази­атские неандертальцы

Переходя к истолкованию относительного места тешик-таш- ской находки на шкале высоты уровня морфологической орга­низации, а также расовых особенностей тешик-ташского черепа и сопоставляя их с географическим положением пещеры Тешик- Таш, можно думать, что формирование европеоидного и австра- лоидного комплекса признаков происходило и па территории Средней Азии. Ее, следовательно, можно включить в западный очаг расообразования и, возвращаясь к ранее поставленному вопросу о его восточной границе, провести через южные районы Средней Азии. Из Южной Азии пока нет палеоантропологиче­ских остатков мустьерского и более раннего времени, нет их и из верхнепалеолитнческих стоянок (они могли бы дать возмож­ность ретроспективно судить о физическом типе древнего насе­ления), поэтому вопрос о включении Южной Азии в западный очаг расообразования остается открытым. Исходя из сходства ландшафтно-географическнх условий со Средней и Передней Азией, а также из отсутствия серьезных географических рубе­жей между Передней и Южной Азией, можно думать, что во всяком случае западные районы последней также входили в за­падный очаг расообразования. Что касается северных и южных границ этого очага, то они могут быть намечены еще бо­лее условно, чем западные и восточные. Единственное основа­ние для этого — предположение о постоянстве климатической обстановки внутри очага: эта обстановка к северу от Средней Азин менялась на более холодную, на юг от Северной Афри­ки— на более влажную и жаркую, в обоих случаях менее бла­гоприятную для жизни человеческих коллективов.

В какой первоначальной форме происходила кристаллиза­ция тех расовых вариантов, которые формировались в запад-

ном очаге расообразования и составили позже западный расо­образовательный локус, объединяющий европеоидную и негро­идную расы? Есть веские морфологические основания думать, что эта кристаллизация происходила вначале в форме выделе­ния австралоидиой или, вернее говоря, иротоавстралоидной комбинации признаков. В самом деле — австралоиды занимают у промежуточное положение между европеоидами и негроидами по многим признакам: к их числу относятся форма волос го­ловы, степень выступания носа, особенно в хрящевой его части (хотя по краниологическим данным австралоиды и превосходят как будто негроидов по выступанию костного носа, но ближе к ним, чем к европеоидам), возможно, пигментация. В целом, если отвлечься от частностей, которые явно представляют собой новообразования, промежуточность австралоидиого комплекса, его меньшая специализированность по сравнению с европеоид­ным и афронегроидиым комплексами очевидна. Это как раз та комбинация признаков, из которой легко представить себе раз­витие и в сторону формирования европеоидной, и в сторону формирования афронегроидной комбинаций признаков. Напро-, тив, гипотеза сложения европеоидов на основе африканских не­гроидов, или наоборот, требует отказа от морфологического критерия.

Исходя из рассмотренных выше палеоантропологических ма­териалов мустьерского времени, можно предполагать, что ав­стралоидная комбинация признаков была представлена в эту эпоху слабее, чем европеоидная (европеоидная комбинация — черепа Кафзех, Схул IV, Амуд, Шаиндар I, австралоидная ком­бинация— череп Схул V, европеоидная комбинация с австрало- идными особенностями — череп Тешик-Таш). Правда, при фраг­ментарном состоянии наших иалеоантропологических знаний можно сомневаться в том, что численное соотношение находок разных морфологических типов отражает их реальное соотно­шение, существовавшее в древних популяциях, но факт оста­ется фактом: черепов европеоидного облика больше, чем авст- ралоидного. В этом можно видеть бесспорное доказательство сложения многих характерных и основных черт европеоидного комплекса уже в мустьерскую эпоху. Па основании этого дока­зательства можно предполагать их первое появление и в не­сколько более раннее время. Одновременно с существованием протоморфных европеоидных комбинаций существовала и авст­ралоидная, которую мы признали предковой но отношению к европеоидным. Таким образом, сложение и первые этапы раз­вития исходной австралоидиой комбинации признаков в запад­ном очаге расообразования нужно датировать минимум либо раннемустьерским, либо ашельскнм временем и ждать для них палеоаптропологнческих подтверждений. Косвенное доказатель­ство такому выводу лежит в обособлении западной провинции палеолитической техники еще в нижнепалеолитическое время.

Дата добавления: 2015-08-27