Однако на лице Серегила было написано лишь искреннее беспокойство за Алека; он взял с каминной полки стаканы и кувшин с зенгатским вином, уселся в ногах постели Алека и налил им обоим по щедрой порции.
— Опять страшный сон, да? — повторил он.
— Так ты знаешь?..
— Ты мечешься во сне всю неделю. Пей. Ты бледен, как остывший пепел.
Крепкое вино согрело Алека, но мокрая от пота рубашка липла к спине. Закутавшись в одеяло, он молча пил, прислушиваясь к рыданиям ветра.
— Не хочешь ли рассказать?
Алек долго смотрел в свой стакан, прежде чем ответить.
— Это просто все время повторяющийся сон.
— Один и тот же? Юноша кивнул.
— Четыре или пять раз на этой неделе.
— Значит, один и тот же? Ты должен был сказать об этом.
— Ты был не особенно общителен последнее время, — тихо ответил Алек.
— Ну… — Серегил провел рукой по волосам. — Я никогда не умел с веселостью переносить поражения.
— Мне очень жаль, что так получилось с картой. — Мысль об этом не давала Алеку покоя всю эту долгую унылую неделю. — Мне следовало забрать ее, когда подвернулся случай.
— Нет, тогда ты сделал все правильно, — заверил его Серегил. — Просто в этом деле мы все время опаздывали. Если бы я пораньше подцепил Ритела на крючок или если бы он прожил еще полчаса, мы бы все у него выпытали. Что ж, тут уже ничего не изменишь. А теперь расскажи-ка мне о своем кошмаре.
Алек еще раз глотнул вина, отставил наполовину выпитый стакан и принялся рассказывать свой сон так подробно, как только мог вспомнить.
— Когда рассказываешь, все выглядит не так страшно, — сказал он, закончив. — Особенно последняя часть. Но во время сна конец всегда кажется самым ужасным. Даже хуже, чем то, что мой отец…
Алек умолк, удивленный тем, как сжалось его горло. Он пристально смотрел на собственные руки, надеясь, что волосы скрывают его лицо.
После недолгого молчания Серегил мягко произнес:
— Тебе многое пришлось вынести в последнее время — сначала ты узнал правду о своем рождении, а потом еще и эта неудача. Вид изувеченного Ритела там, в камере, должно быть, оживил тяжелые воспоминания. А может быть, ты теперь просто позволил себе по-настоящему оплакать смерть своего отца.
Алек быстро поднял глаза.
— Я оплакивал его и раньше.
— Может быть, тали, но за все то время, что мы вместе, ты почти никогда его не упоминал, не говоря уже о том, чтобы лить слезы.
Алек начал вертеть в пальцах уголок одеяла; его удивила собственная горькая реакция на слова Серегила.
— Может быть, и нет… Все равно я ничего не мог изменить. я был бессилен помочь отцу, мог только сидеть рядом и смотреть, как он ссыхается, словно мертвая мошка, и захлебывается собственной кровью. — Алек с усилием сглотнул. — К тому же сон совсем не о том на самом деле.
— Нет, О чем же тогда?
Алек беспомощно покачал головой:
— Не знаю. Только не о том.
Серегил грубовато похлопал его по колену и встал.
— Что ты скажешь на то, чтобы нам явиться к Нисандеру к завтраку? Он здорово разбирается в снах, и к тому же ты сможешь поговорить с ним и с Теро насчет продолжительности своей жизни. Из-за суматохи вокруг Тима и Ритела у тебя и времени не было разобраться в этом.
— Так легче — когда некогда думать, — ответил Алек со вздохом. — Но мне действительно хотелось бы поговорить с ними.
Лежа в темноте в собственной постели, Серегил прислушивался, как дыхание Алека в соседней комнате становится ровнее, когда тот наконец заснул.
— Больше никаких снов, друг мой, — прошептал он по-ауренфэйски, и это было больше, чем просто доброе пожелание. Он почти слышал шепот безумного оракула в полумраке; за прошедшие недели и месяцы в этих словах словно прибавилось напора и значения «Береги Хранителя! Береги Воина и Копье!»
Копье Древко. Древко стрелы, которое Алек сжимал в руке в своем сне ночь за ночью — бесполезное, никому не опасное без своего разящего наконечника.
«Это может означать тысячу разных вещей», — говорил себе Серегил, сердито стараясь прогнать собственную уверенность: еще одна кость выпала в полной ужасного значения игре, понять которую он был пока не в силах.
К рассвету буря улеглась, тучи ушли в сторону моря. Устремленные ввысь белые стены, купола и башни Дома Орески сверкали на фоне безоблачного неба. Когда Алек и Серегил въехали в сады, на них повеяло запахом свежей травы и распускающихся цветов, словно обещанием весны по ту сторону стен, во внешнем мире.
У Нисандера и Теро оказались и другие гости к завтраку. Кентавры, Хверлу и Фийя. каким-то образом одолели лестницы и коридоры и протиснулись в двери, вовсе не рассчитанные на существ размером с тяжеловоза. Магиана тоже присутствовала; она устроилась на краешке стола рядом с Фийей, поставив ноги на высокий стул.
— Что за приятный сюрприз! — воскликнул Нисандер, пододвигая скамью к рабочему столу, на котором был накрыт завтрак. Угощение состояло из обычных блюд — масла, сыра, меда, вина — и огромной корзины с фруктами. Мясо, обычно подававшееся к завтраку, на этот раз отсутствовало — из уважения к чувствам кентавров. Многозначительно взглянув на Серегила из— под кустистых бровей, Нисандер добавил: — Надеюсь, вас привело сюда лишь желание увидеться с нами.
— Более или менее, — ответил тот, кладя себе на тарелку пресную лепешку и фрукты. — Алек слегка растерян, узнав, что ему предстоит прожить несколько лишних столетий. Вот я и подумал, что вы, чародеи, сможете дать ему парочку полезных советов, поскольку и сами были в свое время застигнуты такой перспективой врасплох.
— Значит, он наконец тебе все рассказал, — обратилась к Алеку Магиана.
— Давно пора. Хверлу удивленно фыркнул.
— Он до сих пор ничего не знал? — Он что-то сказал Фийе на своем свистящем языке, и та покачала головой. Повернувшись к Алеку, Хверлу проговорил:
— Мы увидели это в первый же день, как ты появился тут, но Серегил не велел ничего тебе говорить. Почему?
— Думаю, он хотел, чтобы я сначала привык к нему, — ответил Алек, бросая на друга лукавый взгляд.
— Ну, мне кажется, на такое потребовалось бы много времени, — заметил Теро.
— И все-таки, зная, как все повернулось, я думаю, что Серегил поступил мудро, — сказал Нисандер. — Теперь ведь не только чувство долга и страх удерживают тебя с нами, верно, Алек?
— Конечно. Но мысль о том, что через три или четыре столетия я все так же смогу сидеть здесь… — Он не отрывал взгляда от тарелки, покачивая головой. — Такого я себе представить не могу.
— Я иногда чувствую то же самое, — отозвался Теро. Серегил удивленно взглянул на молодого волшебника. За все время своего знакомства с ним он ни разу не слышал, чтобы Теро говорил о своих чувствах.
— Я начал догадываться, еще когда был мальчишкой, — продолжал тот. — Но все равно, когда волшебники подтвердили наличие у меня магической силы, это оказалось сильным потрясением. Только подумать, что ожидает нас в жизни: бесконечные годы учения, невероятные открытия…
«Он сегодня почти похож на человека», — подумал Серегил, глядя на соперника с новым интересом.
— Я не очень удачно выбрал момент, чтобы рассказать тебе. — обратился он к Алеку. — Тем вечером я был не в себе — после встречи с Адриэль и всего остального. Но Теро говорит верно, только одно и позволило мне сохранить рассудок, покинув Ауренен: долгая жизнь — подарок для того, кто не разучился удивляться и любопытен. А мне кажется, что в этих качествах недостатка ты не испытываешь. Нисандер засмеялся:
— Несомненно. Знаешь, Алек, после двух столетий, когда я открывал для себя все новые и новые чудеса, я так радуюсь сознанию, что, проживи я еще двести лет, я все еще буду наслаждаться новыми открытиями. Мы с Магианой были не такими затворниками, как многие маги, и поэтому, как и Серегил, пережили старение и смерть многих друзей. Я солгал бы, сказав, что не испытывал боли, но каждая такая дружба, какой бы короткой она ни была, — бесценный дар, и пожертвовать им я не согласился бы.
— Я могу показаться тебе бессердечной, — добавила Магиана, — но после того, как ты переживешь представителей одного-двух поколений, становится легче заглушить свою скорбь. Это не значит, что ты начинаешь меньше любить своих друзей, ты просто учишься уважать круговорот жизни. И все равно я благодарю Иллиора за то, что вы нашли друг друга.
— Я тоже, — ответил Алек с чувством, удивившим его самого; он даже слегка покраснел, смущенный своим порывом. — Я только жалею, что не смог поговорить с отцом обо всем этом… и о моей матери. Серегил построил хорошую теорию о том, что могло случиться с ними, но теперь я никогда не узнаю, как все было на самом деле.
— Может быть, и нет, — сказал Нисандер. — Но ты можешь почтить их память, относясь с уважением к жизни, которую они тебе дали.
— Раз уж мы заговорили о твоих родителях, Алек, расскажи Нисандеру о тех кошмарах, что преследуют тебя со времени гибели Ритела, — вмешался Серегил, воспользовавшись подходящим поворотом разговора.
— Вот как? — поднял брови Нисандер, вопросительно глядя на юношу.
— Можешь ты подробно пересказать свой сон? — спросила Магиана. — Сны иногда оказываются удивительным инструментом, а те, что приходят не один раз, обычно очень важны.
Серегил исподтишка посматривал на Нисандера, пока Алек излагал все детали кошмара; он слишком хорошо знал старого волшебника, чтобы не заметить проблеск острого интереса за внешним спокойным вниманием.
— И каждый раз все кончается именно так, и это самое страшное, — завершил рассказ Алек. Даже несмотря на яркое утреннее солнце, заливающее комнату, воспоминание о видении заставило его поежиться.
Магиана медленно покачала головой.
— Сцены насилия могут пробуждать другие болезненные воспоминания, я думаю. Хотя твой отец умер от длительной болезни, а не от руки убийцы, должно быть, в то время ты испытывал ужасную боль и страх.
Алек только кивнул, но Нисандер прочел страдание за его сдержанной манерой.
— Да. Ужасная смерть кузнеца в сочетании с неожиданным открытием своего настоящего происхождения могла породить в твоем мозгу такие образы, — заключил маг, хотя взгляд, брошенный им на Серегила, говорил иное: у Нисандера, очевидно, были и другие соображения. — На твоем месте я бы особенно не беспокоился, милый мальчик. Уверен, что со временем все пройдет.
— Надеюсь, — вздохнул Алек. — Дело дошло до того, что я с ужасом ложусь спать.
— Нисандер, у тебя ведь есть книга Рели-а-Нолиены? — спросил Серегил. — Такая философия могла бы сейчас помочь Алеку. Мне кажется, я видел ее на полке в гостиной.
— Кажется, так и есть, — ответил Нисандер. — Давай спустимся туда, ты поможешь мне ее найти.
Пока они шли по лестнице, Нисандер молчал. Но как только дверь гостиной закрылась за ними, он бросил на Серегила вопросительный взгляд.
— Как я понимаю, есть что-то, что ты хотел бы обсудить со мной наедине?
— Неужели это было так очевидно?
— Ну-ну, не притворяйся. Рели-а-Нолиена! — Опустившись в свое любимое кресло у камина, Нисандер бросил на Серегила лукавый взгляд — Я же помню, ты не раз называл ее писания полной чепухой.
Серегил пожал плечами и провел пальцем вдоль волшебной фрески, охранявшей комнату
— Да это просто первое имя, которое пришло мне в голову. Что ты думаешь по поводу кошмаров Алека и в особенности древка стрелы без острия? У меня такое чувство, что это связано… — Серегил умолк, заметив предостерегающий взгляд Нисандера. — Связано с тем, о чем мне не разрешается говорить.
— Да, связь представляется очевидной. Ты, без сомнения, вспомнил предсказание оракула.
— Хранитель, Воин и Копье.
— Безусловно, возможно, что здесь имеется связь, хотя почему она вдруг проявилась сейчас, я не знаю. С другой стороны, тут может ничего и не быть особенного Алек — лучник. Что способно для него выразить беспомощность сильнее, чем бесполезная стрела?
— Я тоже пытался успокоить себя подобными соображениями. Мы оба знаем, кто такой Пожиратель Смерти, меня дважды касалась темная сила, и лишь по невероятному везению я сохранил жизнь и рассудок. Поэтому мне очень хотелось бы верить, что Алек не запутался в той же паутине, однако мне кажется, что именно это и происходит, и именно это его сон и означает. Ты ведь тоже так думаешь, верно?
— И каких же действий ты от меня ожидаешь? — в голосе Нисандера проскользнула горечь. — Если мы столкнулись действительно с пророчеством, тогда то, что должно случиться, — случится, согласны мы с этим или нет.
— Настоящее пророчество, а? Рок, хочешь ты сказать, — скривился Серегил. — Но тогда почему во сне? Какая польза от предупреждения, если все равно судьбы нельзя избежать?
— Избегать чего-либо — редко лучший путь разрешить проблему.
— Так же как и зарыть голову в песок и покорно ждать, пока рухнут небеса.
— Что ж, кто предупрежден — тот вооружен, не так ли?
— Вооружен против чего? — с усиливающимся раздражением спросил Серегил, заметив на лице мага хорошо знакомое замкнутое выражение. — Ну ладно, ты все еще должен хранить свой мрачный секрет, но мне кажется, что сами боги намекают на что-то. Если Хранитель — ты, а в этом ты признался, и если Алек, единственный из нас лучник, — Древко, тогда я — Воин? — Он помолчал, про себя примеривая такую роль, однако не ощутил той же безусловной уверенности, которую чувствовал относительно Алека. — Воин, тот, кто первым идет в бой… Нет, со мной это как-то не совпадает. Кроме того, оракул не стал бы советовать мне беречь самого себя. Так почему же он вообще что-то сказал мне, если только…
— Серегил, пожалуйста!..
— Если только в пророчестве не имеется в виду кто-то четвертый, — воскликнул Серегил, возбужденно шагая от камина к двери и обратно; в его уме роились всевозможные варианты. — Конечно! Четверка — священное число, Четверка — бессмертные, противостоящие Пожирателю Смерти, так что… — Теперь он снова чувствовал внутреннюю правоту. Что бы ни ответил ему Нисандер, Серегил инстинктивно понимал, что он на верном пути. — Клянусь светом Иллиора! Нисандер, оракул не сказал бы мне того, что сказал, если бы для этого не было важной причины, если бы мне тоже не отводилась какая-то роль!
Нисандер еще секунду смотрел на свои стиснутые руки, прислушиваясь к внутреннему голосу. Наконец, глубоко вздохнув, он тихо сказал:
— Ты — Проводник, Невидимый. Я не говорил тебе о твоем предназначении по двум причинам.
— Каким же?
— Во-первых, потому что я надеялся — по правде сказать. все еще надеюсь, — что это не будет иметь значения. И во-вторых, потому что я больше ничего не знаю. Никто из Хранителей не знал.
— А как насчет Воина?
— Скорее всего — это Микам, поскольку события коснулись и его. Ради Иллиора, Серегил, перестань ты бегать и сядь!
Серегил замер у книжных полок.
— Что ты имеешь в виду — «не будет иметь значения»? Закрыв глаза, Нисандер потер переносицу.
— Так же, как были другие Хранители, были другие Воины, другие Проводники. Похоже, они есть всегда — из поколения в поколение, в готовности на случай…
— На случай чего?
— Я не могу тебе сказать. Признаюсь, я все еще цепляюсь за надежду, что ужасное зло может быть предотвращено. Пока же я должен хранить свой секрет, как и раньше. Но я могу сказать тебе, раз уж ты догадался о столь многом. что четыре фигуры, упомянутые в пророчестве, всегда были известны Хранителям, но им так и не открылось, каковы окажутся их функции. Но если ты, Серегил, — Невидимый, если Алек — Древко, а Микам — Воин, то ни друг, ни враг не может этого изменить. Серегил в отчаянии застонал.
— Другими словами, все, что мы можем сделать, — просто ждать, пока ужасное нечто случится. Или не случится; тогда нам предстоит всю жизнь томиться ожиданием — мы ведь не будем знать, не случится ли оно в конце концов.
— Такова, несомненно, одна из причин, почему Хранители скрывают свое знание от других. Мало пользы в том, что ты теперь обо всем знаешь, это лишь прибавит тебе беспокойства. С другой стороны… — Нисандер помолчал, глядя на Серегила со смесью жалости и озабоченности, — боюсь, что моя надежда передать ношу новому Хранителю окажется тщетной У Мардуса были деревянные диски; другие пленимарцы явились в Ашекские горы в поисках короны чуть ли не одновременно с тобой. Существуют и другие волшебные предметы — некоторые в Пленимаре, некоторые, слава богам, рассеянные по дальним странам. Только по счастливой случайности мой учитель, Аркониэль, завладел палимпсестом, который привел тебя к короне. Пленимарцы, несомненно, предпринимают все больше усилий, чтобы завладеть талисманами. Это ничего хорошего не сулит, милый мальчик.
Что же касается твоей дилеммы, — Нисандер устало улыбнулся, — позволь тебе напомнить, что, не будь ты столь неисправимо любопытен, ты не оказался бы перед ней.
— А как насчет остальных? Нисандер развел руками:
— Я не могу запретить тебе сообщить им то, что тебе известно, но подумай о том, что ты сам только что сказал. Даже зная, предпринять пока ничего нельзя; наша судьба во власти бессмертных.
— Очень неудобное у нас положение, — проворчал Серегил.
— Согласен. И к тому же, возможно, опасное. Все мы должны как никогда проявлять осмотрительность.
— За Алеком я присмотрю, если ты это имеешь в виду, но что делать с Микамом?
— Я наложил на вас троих охранительные чары, как только вы вернулись с севера. С тех пор кто-то несколько раз пытался преодолеть те, что защищают вас с Алеком, но…
— Что? — Леденящий ужас сковал грудь Серегила. — Ты же никогда…
— Меня не удивили такие попытки, — спокойно продолжал Нисандер. — К тому же они, конечно, были безуспешны. Наложенные на вас заклятия продолжают действовать, так что вас нельзя увидеть магическим оком До сих пор не было никаких покушений на чары, охраняющие Микама и его семейство.
— Потроха Билайри! Тебе известно, кто это делает?
— К несчастью, те, кто вас ищет, так же хорошо защищены. Их магия очень сильна, и они знают, как ею пользоваться.
— Мне это не нравится. Мне это совсем не нравится, — пробормотал Серегил. — Существуют и другие способы, помимо волшебных, чтобы найти человека. Проклятие, ведь появился же Раль, верно? Кто может гарантировать, что так же не появится Мардус или его присные? Бедный Алек ведь совсем не умел тогда заметать следы.
— Что бы ни случилось, ты не должен винить мальчика, — предостерег его Нисандер.
— Кто говорит о том, чтобы его винить? — Серегил, как всегда в расстройстве, запустил пальцы в волосы. — Он чертовски здорово справился, учитывая обстоятельства. Он спас мне жизнь. Теперь моя очередь оберегать его. И Микама. Зная то, что мне известно, я как порядочный человек должен предупредить его об опасности. Серегил приготовился к спору, но Нисандер только вздохнул и кивнул:
— Хорошо, только сообщи ему как можно меньше
— Тут ты прав. Проклятие, они там, наверное, гадают, куда мы делись. — Серегил поднялся и направился к двери, но Нисандер остался на прежнем месте.
— Серегил!
Повернувшись на голос, Серегил встретил печальный взгляд Нисандера.
— Надеюсь, милый мальчик, ты поверишь мне: что бы ни принесли нам грядущие дни, я не мог предвидеть, что эти тяжелые времена наступят, пока я Хранитель, и что кто-то из вас тоже окажется под угрозой.
Серегил хмуро улыбнулся.
— Знаешь, я большую часть своей жизни провел, слушая легенды или рассказывая их Должно быть, оказаться частью легенды тоже будет интересно Только хотелось бы надеяться, что барды, которые через много лет будут ее пересказывать, смогут закончить так: «И дружная четверка после этого жила долго и счастливо».
— Я тоже надеюсь, милый мальчик, я тоже. Придумай мне какое-нибудь оправдание: мне хочется посидеть здесь еще немного.
После ухода Серегила Нисандера окружила тишина. Опустив руки на колени, он позволил себе расслабиться, прислушиваясь лишь к собственному дыханию и биению сердца. Скоро он не слышал уже ничего другого. Тогда, медленно и осторожно, он погрузился в невидимый поток ясновидения; образы троих его товарищей должны были помочь вызвать силы, которые управляют грядущим Серые контуры плыли перед его умственным взором, бесконечная путаница Того, Что Будет, Того, Что Может Быть, Того, Что Должно Произойти, и Того, Что Можно Только Вообразить. Как же выбрать крупицы истины из будущего, которое еще не определилось…
…Руки Тикари Меграеша, всегда присутствующие в его снах и видениях, протянулись к Нисандеру. Сумрак наполнился неясными голосами, криками, стонами, плачем. Он мог слышать звон оружия, вопли сражающихся…
Затем резко, словно удар, на него обрушилось видение черного диска, окруженного узким нимбом белого пламени. Казалось, диск взирает на него, как глаз гневного бога.
Знакомые благовония окутали Серегила, как только он приблизился к двери комнаты на вершине башни. Войдя, он увидел Илинестру, сидящую рядом с Магианой. Быстро окинув взглядом комнату, Серегил подумал, что видит перед собой любопытную картину. Как всегда, Илинестра выбрала для себя самую выигрышную одежду и позу: ее блестящие черные волосы, небрежно заплетенные в косу, лежали на одном плече, свободно падающие складки платья подчеркивали соблазнительность тела. Она весело болтала с Магианой. Та любезно отвечала ей, хотя Серегилу показалось, что глаза волшебницы смотрят на молодую колдунью с легким отвращением.
Фийя была не столь сдержанна. Она отодвинулась от Илинестры подальше и смотрела на нее с откровенной неприязнью.
Теро, казалось, разрывался между смущением и вожделением. Алек стоял на безопасном расстоянии от своей соблазнительницы и о чем-то увлеченно беседовал с Хверлу.
Когда вошел Серегил, все глаза обратились к нему.
— Ах, ну вот наконец и они, — сказала Магиана. — Но где же Нисандер?..
— Он чем-то увлекся, оказавшись в своем кабинете, — ответил Серегил.
— Как неудачно, — вздохнула Илинестра. — Я надеялась, мне удастся выманить его в сад хоть ненадолго.
— Ну, ты же знаешь, каков он. Нисандер может и задержаться.
— Я скажу ему. что ты его искала, — несколько надуто предложил Теро. — А тем временем…
— Ах, как-нибудь в другой раз, — небрежно отмахнулась Илинестра и скользнула к двери.
Когда она ушла, Фийя просвистела что-то на своем языке Хверлу; тот рассмеялся.
— Она говорит, что запах этой женщины вызывает у нее колики, — перевел он сказанное Фийей.
— У меня тоже, — согласилась Магиана с ехидной улыбкой. — Хотя, смею сказать, большинство мужчин находит этот запах привлекательным. Должно быть, Илинестра соскучилась по Нисандеру. На этой неделе она уже третий раз приходит в поисках его. Верно, Теро?
— Я не следил, — пожал плечами молодой маг. — Извините меня, но я должен заняться своей работой.
Когда они двинулись в обратный путь, Алек со смехом сказал:
— Спорю на сестерций, он дождется, пока все разойдутся, а потом побежит за ней.
— Тот, кто поспорит с тобой, проиграет, — ответил Серегил со своей кривой улыбкой. — Я еще никогда не видел, чтобы это правило нарушалось: любовь, когда хладнокровный карась вроде Теро наконец-то влюбляется, делает из него полного дурака.
— Знаешь, я думаю, ты слишком сурово его судишь.
— Вот как?
Алек пожал плечами:
— Сначала Теро мне тоже не очень-то нравился, но теперь он не кажется таким уж плохим. Он помог спасти нас во время того нападения на замок Кассарии, да и в деле с Рителом тоже помогал. С тех пор он, можно сказать, дружелюбен. Может быть, Нисандер прав насчет него? Как ни высокомерен и холоден Теро внешне, не думаю, что он плохой.
Серегил скептически ухмыльнулся:
— Ты от природы милосерден. Однако у нас есть более важные основания для беспокойства, чем Теро. Я все расскажу тебе, когда мы доберемся до дому.
Капюшоны плащей у обоих были низко опущены, но даже не видя лица друга, Алек догадался, что во время разговора Серегила с Нисандером наедине выяснилось что-то важное.
— Что там? — спросил он; по тону Серегила нельзя было определить, идет ли речь о новой работе или о какой-то возникшей проблеме.
— Не здесь, — покачал головой Серегил. Больше по дороге в гостиницу они не разговаривали, но Алек заметил, что выбранный Серегилом путь был еще более запутанным, чем обычно.
Как только они вошли в дверь кухни, их приветствовала Триис.
— Я не слышала, как вы выходили. — Старая женщина точила ножи, сидя у очага. — Рири прошлым вечером принес весточку для вас, но она адресована не Коту из Римини. Пакет на каминной полке за солонкой.
Серегил взял в руки сложенную квадратом толстую бумагу, перевязанную засаленным шнурком и запечатанную свечным воском.
— Что-нибудь еще? — спросил он, наклоняясь к Лутасу, который играл деревянной ложкой на полу у ног прабабки.
— Нет, ничего.
— Сколько сейчас в гостинице постояльцев?
— Похоже, ветер унес всех наших гостей, — проворчала. Триис, пробуя ногтем остроту ножа. — Большую комнату занимали шестеро возчиков, но они отбыли рано утром. Остался только торговец лошадьми с сыном в передней комнате и приехавший на празднество купец. Никогда еще в это время года у нас не бывало так мало постояльцев Я послала Силлу и Диомиса на рынок, посмотреть, что к чему.
Неожиданно Лутас заставил их всех подпрыгнуть, издав гневный вопль.
— Клянусь Пламенем, он все утро такой беспокойный, — вздохнула Триис. — Наверное, еще один зубик режется.
— Я его утешу, — сказал Алек, подхватывая малыша на руки и подбрасывая вверх. Однако плач не прекратился.
— К мамочке хочешь, верно, мой золотой? — Триис с улыбкой протянула ребенку его деревянную ложку. Но Лутас оттолкнул ее руку и заревел еще громче, извиваясь как угорь.
— Найди-ка его любимую тряпку, — сказал Алек Серегилу, перекрикивая вопли.
Пошарив в колыбели, Серегил нашел яркий платок, завязанный посередине узлом, и протянул его малышу. Лутас схватил платок, засунул узел в рот и принялся с недовольным видом жевать. Через несколько секунд ребенок уже сонно прижался к плечу Алека.
— Ты стал совсем заправской нянюшкой, — прошептал Серегил.
— Они с Лутасом приятели, — ласково пробормотала Триис.
Алек как раз укладывал малыша в колыбель, когда в кухню ввалился Рири, с шумом захлопнув дверь. Лутас немедленно проснулся и завопил с новой силой.
Глухонемой конюх виновато кивнул Алеку, потом вытащил из-под куртки маленький свиток и протянул Серегилу.
— Ох! — простонал тот и поманил Алека. — Пошли!
Снова оказавшись среди беспорядка своей комнаты, Серегил бросился на кушетку и развернул свиток; внутри оказалось кольцо с рубином — задаток за услуги Кота из Римини. Серегил, нетерпеливо фыркнув, отодвинул и письмо, и кольцо в сторону и взялся за пакет. Разрезав шнурок, он расправил послание на колене.
— Ну вот, наконец-то хорошие новости! — радостно воскликнул он. — Вот послушай: «Прибыл в гавань Римини. Жду приказаний. Спросить Велкена в „Грифоне“. Подписано: Раль, капитан „Зеленой дамы“, отправлено вчера.
— Вчера? Нам лучше повидаться с ним не откладывая.
— Лишний час роли не играет. — Улыбка сошла с лица Серегила; он указал Алеку на стул. — Сначала нам нужно еще кое-чем заняться.
Алек сел, обеспокоенно глядя на Серегила.
— Сначала ты как наблюдатель должен дать клятву хранить секрет, — сказал Серегил с несвойственной ему серьезностью.
Алека охватил трепет предвкушения. Он кивнул:
— Клянусь. В чем дело?
— Эти твои сны, с древком стрелы без наконечника. Они многое сказали Нисандеру. На самом деле и мне тоже, как только я услышал твой рассказ прошлой ночью, но для полной уверенности я должен был узнать мнение Нисандера.
— О чем? — с тревожным предчувствием спросил Алек.
— Мне так много нужно тебе рассказать, что я не знаю, с чего начать. — Серегил несколько секунд смотрел на свои стиснутые руки. — Помнишь, в ту первую ночь, когда мы перебрались сюда, я снова уходил.
— В храм Иллиора?
— Верно. Но я ведь никогда не рассказывал тебе зачем?
— Нет, не рассказывал.
— Я отправился туда в надежде, что оракул сможет открыть мне что— нибудь о том деревянном диске, который мы привезли из Вольда. — Серегил коснулся рукой груди, где оставался невидимый шрам.
Алек недоверчиво вытаращил на него глаза.
— Нисандер знает?..
— Теперь знает, но дело не в этом. Оракул ничего не открыл мне насчет дисков, но он сказал кое-что; потом я понял, что это было пророчество. Он говорил о Пожирателе Смерти…
— Том самом, о котором идет речь в найденном нами дневнике и которого называли на церемонии Скорбной Ночи?
— Да. Он сказал мне, что я должен оберегать троих, которых он назвал Хранителем, Воином и Копьем. Есть еще четвертый. Невидимый, или Проводник. Это, кажется, я, а Нисандер — Хранитель. Теперь, зная о твоих снах, мы думаем, что ты, возможно…
— Копье, древко, — тихо сказал Алек, вспомнив стрелу без наконечника и чувство беспомощности, которое всегда охватывало его при взгляде на нее.
— Вероятно. У Нисандера есть еще предчувствие, что Воин — это Микам.
— Но Пожиратель Смерти — это Сериамайус. — Алек заметил, как поморщился Серегил, когда он произнес это имя вслух — Что касается Древка и Хранителя, то они каким-то образом связаны. Ох, погоди-ка… — Алек внезапно ощутил дурноту. — Этот диск, этот проклятый деревянный диск, из-за которого ты так болел и чуть не лишился рассудка… Ты же пошел к оракулу, чтобы спросить о нем, значит, он имеет какое-то отношение к пророчеству.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |