– Сама потрогай! - прошептал Стасик.
– Боишься, что ли?
– Не знаю…
– Ну и потрогай!
Стасик осторожно склонился и положил палец на живот малыша. Живот был почти холодный.
– Может, укрыть его? - спросил Стасик. - Газетой?
– Он не умер? - Анна-Мария с любопытством осветила фонариком крохотное бледное личико. - Возьми его в руки!
– А чего я? - возмутился Стасик.
– Ну ты же у нас бесстрашный герой, Майор Богдамир?
Стасик шмыгнул носом, опасливо засунул ладони в коробку и вынул крохотное тельце.
– Дышит? - спросила Анна-Мария.
Стасик осторожно поднес тельце к уху.
– Не знаю, - сказал он. - Кажется, нет. Или дышит?
– Теплый? - Анна-Мария, не дожидаясь ответа, коснулась малыша ладошкой. - Чуть теплый. Смотри, смотри, кровь! Ему ногу голуби поклевали, бедный!
– Фу. - Стасик положил малыша в коробку и выпрямился. - Если он умер, то его надо закопать.
– А если не умер?
Стасик задумался. Анна-Мария оглянулась и подняла фонарик-светлячок.
– Идея! - сказала она. - Мы сейчас положим его на дощечку и пустим по реке! Так поступали викинги с погибшими. Он будет герой-викинг!
– Круто! - обрадовался Стасик.
Они стояли на гранитном парапете набережной, на ступеньках, спускающихся к самой воде. Стасик, вооружившись щепкой, сосредоточенно чистил дощечку от голубиных перьев. Дощечка была бурая и заляпанная, они нашли ее в глубине чердака. Анна-Мария держала на руках младенца. Стасик подумал, что вот так, в лунном свете, на фоне тихой воды канала, Анна-Мария очень хорошо смотрится - в белой ночной рубашке и пухлой куртке на плечах, с маленьким лысым человечком, прижатым к груди. На виске младенца темнела звездочка - не такая ровная, как рисовали, но вполне четкая.
– То мне кажется, что дышит… то не дышит, - задумчиво сказала Анна-Мария, тихонько опуская малыша на дощечку. - А как мы его назовем?
– Герой, - просто сказал Стасик, опуская дощечку на воду. - Наш герой.
– Классно. Пускай плывет. - Анна-Мария улыбнулась.
Дощечка мирно покачивалась на воде, и от этого казалось, что младенец тихонько шевелит ручками. Стасик наклонился над водой и собирался оттолкнуть дощечку, но Анна-Мария взяла его за рукав.
– Подожди! Так будет еще красивее! - Она размотала с запястья шнурок фонарика-светлячка, включила его и опустила на дощечку рядом с головой малыша.
– Отлично! - улыбнулся Стасик и оттолкнул дощечку.
Дощечка уплывала все дальше от берега, а Стасик и Анна-Мария стояли, взявшись за руки, и завороженно смотрели на сонную поверхность канала и на пропадающий вдалеке призрачный свет красного маячка.
– Ну что, по домам? - наконец облегченно улыбнулась Анна-Мария и поежилась.
– По домам, - кивнул Стасик. - Я провожу тебя.
Взявшись за руки, они поднялись по гранитным ступенькам, прошли по бульвару и углубились в переулки. Город был тих и пуст, лишь проехал мимо первый робот-подметальщик, гудя и мигая желтой лампой. Стасик и Анна-Мария шли молча, держась за руки и улыбаясь. Иногда останавливались и смотрели на луну, когда та появлялась в прорезях между зданиями.
Возле своего дома Анна-Мария повернулась к Стасику и серьезно посмотрела ему в глаза, мотнув челкой.
– Но мы же никому-никому об этом не скажем?
– Сто процентов не скажем, - подтвердил Стасик.
– Не горюй, - кивнула Анна-Мария. - Когда мы вырастем, то сделаем нового ребенка. Нашего героя!
– Сто процентов, - кивнул Стасик. - Или нашу фею.
Они еще немного постояли в неловкой тишине, а потом Анна-Мария неожиданно чмокнула его в щеку, развернулась и поскакала к подъезду. И Стасику это совсем не показалось стыдным. Может быть, потому, что никто не видел?
Весна 2003, Москва
СКАЗКИ ПРО СТУДЕНТОВ
НЕЖИЛЕЦ
В вену воткнулась новая игла.
– Сестра, адреналин.
– Мы теряем его! Электрошок.
Впереди, насколько хватало внутренних глаз, простирался синеватый коридор, местами пошарпанный, загибающийся кольцами и похожий на внутренность космического дождевого червя или какую-то кишку. Внезапно коридор потряс разряд молнии. Это меня абсолютно не волновало.
– Еще электрошок!
Коридор снова вспыхнул, но не остановился - его кольчатые стенки летели навстречу - издалека стремительные, разборчивые, но сливающиеся в движущиеся пятна, пролетая мимо. Прямо как тоннель в метро. Вспышки молний следовали одна за другой, и наконец затихли. Впереди тоннеля появилось светящееся пятно, оно росло, приближалось, я нырнул в него и открыл глаза.
Меня слепило взглядом многоглазое чудовище-светильник, сам я лежал на столе, а рядом стояло двое врачей в белых халатах и зеленых повязках, а также несколько медсестер. Вид у всех был печальный.
Я сел, и тут же удивился - тело мое раздвоилось. Что-то осталось лежать на столе, и это очевидно тоже было мое тело, но я существовал в точно таком же другом теле, и вот именно оно, чуть более гибкое, сейчас сидело на столе. Кстати оно почему-то было в одежде - джинсы, рубашка и ветровка. Нижние половины обоих тел пока сливались.
– Извини, брат, я сделал все что мог. - развел руками врач и снял ненужную теперь повязку.
– Встань и отойди пока в сторонку. - хмуро сказал второй.
Я встал и отошел. В теле была какая-то необычная гибкость. И многое было непонятно.
– Вы хотите сказать, что я умер? - спросил я.
Медсестры, заворачивающие в простыню тело, лежащее на столе, как по команде вздохнули.
– Извини парень. - еще раз повторил врач.
– Как тебя угораздило-то? - произнес второй.
– Я так толком и не понял. Последнее что я помню - это что я ехал… ехал на машине… с шофером. Да, с шофером в кабине - я сопровождал груз - там два компьютера и принтер. Ну и вечер… И потом фары, он стал вертеть руль, и дальше я не помню. Всякие синие коридоры, как я понимаю, к делу не относятся?
– Не относятся, это стандартные комические галлюцинации.
– Космические?
– Комические. От слова "кома". В общем галлюцинации.
– Я так и понял. А как шофер?
– Он-то как раз жив остался, весь удар пришелся на тебя - мы тебя пытались по кускам собрать.
– Ну я вроде цел…
– Ну теперь-то понятно цел. А то, что в простыне завернуто… Да, не повезло тебе, парень.
– Компьютеры хоть целы? - я представил себе лицо начальника, старого доброго Михалыча, когда тот узнает обо всем…
– Это я не знаю. - сухо сказал врач, - Меня-то там не было. Ладно, извини, нам пора - уже утро, мы десять часов с тобой возились.
– А что мне теперь делать?
– Ну ты посиди пока в коридоре, сейчас придет агент из похоронного бюро все оформлять, он тебе расскажет как и что. Мы уже сообщили. Сообщили, Светлан?
– Угу. - кивнула одна из медсестер, стараясь на меня не глядеть.
Я вышел в коридор и сел на коричневую больничную банкетку. Мимо две медсестры провезли каталку с мои телом и скрылись. Вошла какая-то пожилая женщина в тренировочном костюме и с клюкой, села рядом.
– Вы на рентген? - спросила она.
– Да нет, я только что умер.
Женщина внимательно меня оглядела и смутилась.
– Простите, я плохо вижу.
– Да нет, ничего, ничего.
Женщина замолчала. Было видно, что ей так и не терпится засыпать меня вопросами. Наконец она не сдержалась:
– А, скажите, молодой человек, как ваши родители?
– Что родители?
– Как они отнеслись?
– Они еще не знают, судя по всему. Меня только ночью привезли. Мать конечно жалко. Отец у меня более крепкий, а мать жалко.
– А, извините меня за вопрос, но…
– Авария. Автокатастрофа. Да вы не стесняйтесь, спрашивайте, мне все равно пока делать нечего - жду похоронного агента.
Тут как раз в коридор вышла медсестра - какая-то другая, толстая:
– Эй, молодой человек, нежилец! Что вы тут сидите? Пойдемте в похоронную.
Я кивнул пожилой женщине и пошел по коридорам за медсестрой. Определенно, во всем теле была какая-то прозрачность. Наконец мы спустились в какой-то полуподвальный коридор и пришли к строгой темной двери с надписью "похоронная". Золотые буквы местами поистерлись, но в общем дверь производила впечатление торжественности. Мы вошли. За столом сидел пожилой человек в очках и что-то писал.
– Садитесь. - кивнул он мне.
Медсестра вышла. Я сел на стул и огляделся - это был самый обычный кабинет: стол, шкаф с карточками. Если не считать плаката: "Нежилец, ты уйдешь, но память останется".
– Имя, фамилия? - вопросил человек.
– Галкин Аркадий Себастьянович. 21 год. Холост.
– Не торопитесь. Так, 21. Когда с вами случилось это?
– В смысле - скопытился?
– Молодой человек, не паясничайте пожалуйста. У меня работа, у вас конец жизни, давайте относиться без этих глупостей.
– Десять минут назад.
– А… - человек склонил голову и одобрительно изогнул бровь, что-то помечая. - Так, вам известны ритуалы?
– Ну конечно, в общих чертах… А так - не совсем. То есть я как-то не готов был… не знал что так будет. В общем совсем не известны.
– Вы что, не прочли информацию на нашем стенде в коридоре?
– Нет, а надо было?
– А как вы думаете? Это для кого все писалось?
– Я никак не думаю. Мне сказали идти сюда к вам - я и пошел.
– А если бы вам сказали в окно прыгать, вы бы прыгнули?
– А это мне сейчас уже без разницы, могу и прыгнуть. И кстати воспитывать меня тоже поздно.
Человек посмотрел на меня исподлобья, но видно вспомнил свои обязанности и промолчал, а затем начал методично постукивать авторучкой по бумаге:
– Тело ваше будет выдано родственникам послезавтра в одиннадцать - ну это я еще им позвоню. А документы в понедельник. Кстати, ваш бывший домашний?
– Девятьсот пятьдесят один, девять-три, пять-шесть. А можно в один день и тело и документы?
– Хорошо, тогда тело тоже в понедельник - пишу, тоже в одиннадцать. Передайте чтоб не опаздывали. Значит до этого у вас есть время попрощаться с родственниками, друзьями, сослуживцами. Там в коридоре на стенде вы все это прочтете. Обязательно зайдите в церковь.
– Вы знаете, я был неверующий.
– Я тоже раньше был неверующий, - назидательно произнес человек, - но никогда не поздно.
– Думаю мне-то как раз поздно. А можно сходить в институт?
– Ну зайдите, попрощайтесь.
– А на лекции посидеть?
– Ну зачем это вам теперь? Только отвлекать всех будете. Впрочем как знаете - это ваше личное дело.
– Хорошо, а потом?
– Потом будет захоронение тела, ну и вслед за этим вы уже можете отправляться в иной мир.
– А когда меня отправят в иной мир?
– Молодой человек, что вы как маленький? Я вам что, господь Бог что ли? Вы отправитесь туда сами, когда сочтете нужным. Сочтете - и тут же отправитесь, как все.
– А сколько можно еще здесь задержаться?
Человек поморщился.
– Ну вы не тяните с этим, не тяните.
– А все-таки?
– Там все написано на стенде. Вы читать умеете?
– А вы говорить умеете? Вам трудно сказать?
– Ну дня три, неделю максимум…
– А почему?
– Потому что так принято, молодой человек. Или вы хотите тут блуждать до скончания века?
– Да что вы на меня кричите-то? - изумился я.
– Простите. - осекся человек, но впрочем и не смутился. - Вы знаете, поработаете с мое - каждый день у меня прием с восьми до восьми, двадцать четыре года подряд! А зарплата знаете какая у похоронщиков? Два минимальных оклада!
– Два оклада?
– Минимальных! - человек снова повысил голос.
– Извините, я не догадался захватить для вас денег. - произнес я, надо было наконец поставить его на место.
– А вы, молодой человек, знаете что? Вы не хамите! Я в ваши годы был почтительнее к старшим и к порядкам!
– Жаль что с вами в ваши годы не случилось того же, что со мной. - ответил я.
Человечек помолчал и поморгал на меня злобными глазенками из-под очков.
– Все, выметайтесь отсюда. Хам! В понедельник к десяти за документами пришлите кого-нибудь из родственников.
Я гордо встал, повернулся и вышел. В коридоре действительно висел стенд: "Памятка поведения нежильца". Я быстро проскользил ее глазами: "приказом директора морга от 1 мая… нежилец обязан… нежилец обязан… в случае самовольного… для получения документов… уведомление родственников… скорбим." Да, как же мне действительно не повезло. Интересно, сколько сейчас времени? Часов у меня не было.
Я пошел обратно по коридору, поднялся по лестнице на один этаж и оказался в вестибюле. У конторки сидели два охранника в камуфляжах. Один преградил мне дорогу.
– Вы куда направляетесь? А, простите пожалуйста…
Я прошел мимо него и направился к большому зеркалу. Не без содрогания заглянул в него.
На меня смотрело мое лицо, только очень бледное, словно восковое. Майка и джинсы с виду походили на настоящие, но на самом деле составляли одно целое с телом. В принципе издалека я выглядел как живой. А ближе… Я никогда не общался с покойниками близко, наверно они все такие. Я машинально ощупал себя - странная субстанция, как резиновый мяч. И нечувствительная. Ладно, что уж теперь поделать. На меня постепенно накатывало осознание происходящего - я ведь больше никогда не увижу этот мир! Это зеркало, этих охранников… Если конечно не приеду в понедельник еще раз. А смысл?
Я вышел на улицу и огляделся. Светило утреннее солнце, начинался новый день, вокруг люди бежали на работу… Я подумал сначала тоже зайти на работу, но потом решил отправиться домой - мать там небось с ума сходит, сын не вернулся домой вечером, не случилось ли чего?
– Как пройти к метро? - спросил я у какой-то прохожей женщины.
Та хмуро покосилась на меня и поставила свои сумки на асфальт:
– Вот налево и за угол, там увидите или спросите. - она еще раз покосилась, но ничего не сказала.
Подойдя к метро, я подумал, что у меня нет карточки, но потом вспомнил, что нежильцов конечно должны пускать бесплатно.
Прежде чем нажать кнопку звонка, я помедлил - пока не очень представлял как и какими словами рассказать матери о случившемся. Но когда я позвонил, мать открыла дверь сразу, будто ждала. Она была буквально убита горем, сразу бросилась мне на шею и зарыдала. Видно ей уже все сообщили.
– Мам, ну успокойся, давай хоть в дом зайдем.
На шум высунулась любопытная соседка.
– У вас что-то случилось?
– Ничего не случилось, Марья Тихоновна. - ответил я.
– Что, кто-то умер?
Я затащил мать в дом и захлопнул дверь.
– Аркашенька! - причитала мать бессвязно, и слезы безостановочно катились по ее щекам, - Родненький ты мой… Аркашенька… Что же это теперь… Как это… Аркашенька… Я не выживу… Аркашенька…
Я сходил на кухню, налил стакан воды и накапал туда валерьянки. Пожалуй даже чересчур - в комнате сразу пронзительно запахло. Мать судорожно выпила, щелкая зубами по кромке стакана. И зарыдала снова.
– Мам, ну мам, ну теперь уже ничего не поделаешь. - успокаивал я ее, но от этого она заходилась в плаче все сильнее. - А отец уже знает?
– Зн… зн… а-а-а-Аркашенька!
Я понял, что чем дальше я ее успокаиваю, тем хуже ей становится.
– Мам, знаешь, мне надо сходить в институт, попрощаться с друзьями. И на работу зайти к Михалычу - узнать что стало с теми компьютерами.
– Аркашенька…
– Я приду вечером. Давай я сейчас книжки соберу библиотечные, все равно сдать надо, не тебе же их таскать.
– Аркашенька…
– Мам, подожди секунду, помолчи, я должен сообразить - что-то еще надо взять? Книжки сдать… Может документы в институте забрать? Нет, это уже глупость. Вроде все. Ладно, я пойду.
Я взял первый попавшийся пакет, покидал туда книжки, потом призадумался и снял с вешалки легкий плащ - серый и длинный. "Чтобы не шокировать народ вросшей в тело майкой и джинсами" - подумал я и накинул его. Ни холода ни жары я конечно уже не чувствовал. Затем я чмокнул маму в щеку и поспешно убежал. Выйдя из подъезда я понял что забыл - надо было взять с собой какие-нибудь часы. Интересно, куда делись те, что сняли с трупа? У меня ведь были дорогие, с калькулятором, наверняка теперь пропадут. Надо было в больнице их потребовать - всегда так, что надо - никогда вовремя не соображаю. Но возвращаться сейчас домой конечно было ни к чему. Плохо дело без часов. Хотя… Я порылся в кармане плаща - так и есть, там оставались деньги. Я пересчитал - было ровно сорок семь рублей. Войдя в переход метро, я остановился у ларька со всякой электронной мелочевкой. Наручных часов не было, зато продавался будильник за сорок пять рублей и простенькие автомобильные часы, которые налепляются на стекло. Это было как раз то, что нужно - будильников у нас и так дома достаточно, а вот такие автомобильные часы к нашему "жигуленку" отец давно хотел купить, да все руки не доходили. Я купил часы, вставил батарейки и спустился в метро. Поезда очевидно долго не было, а время - самый час пик. На платформе толпился народ. Я вежливо протолкался к краю и заглянул сначала назад - не идет ли поезд, а затем вперед, поглядеть на оранжевое табло над тоннелем - надо выставить часы, сколько сейчас времени? Ага, десять тридцать одна. Тоннель, освещенный уходящими вдаль вереницами огней, нехорошо будоражил свежие воспоминания и было трудно отвести от него взгляд.
– Эй, парень, чего, жить надоело? - заорал кто-то над моим ухом.
Я обернулся. Передо мной маячил приземистый мужик с красным лицом. Кажется он был навеселе.
– Жить, говорю, надоело? - заорал он снова. - Щас туда свалишься, поезд подъедет и хана тебе.
Я мысленно порадовался что надел плащ и мой новый вид не так бросается в глаза.
– Поезда уже восемь минут нет, поезда уже восемь минут нет. - затрещали в ответ какие-то женщины сбоку.
– Вот я и говорю, - продолжил мужик, - Щас туда навернешься и башкой об красный рельс - шварк! А там пять тысяч вольт. Понял? Я в депо работал три года, понял? На красный рельс даже смотреть - плохая примета. Вон он, красный рельс идет, вон он… - мужик подошел к краю и стал мне показывать куда-то вниз.
Безусловно, он был сильно под градусом. Женщины вокруг заволновались.
– Ну вы сами-то туда не свалитесь. - сказал я.
– Ты, бля, кому тут указываешь? - повернулся мужик. - Ты чо мне тут, указчик, сука? Я три года в депо работал, я тебя сейчас самого туда скину как щенка, чтоб ты сдох!
Это мне уже не понравилось. Тетки вокруг притихли.
– Мужик, ты за слова ответишь? - медленно произнес я.
– Чего-о-о ты сказал? - взвился мужик, взмахнул рукой и покачнулся, чуть не улетев с платформы.
Он попытался схватить меня за плечо, но я шагнул назад и его рука сжала пустой воздух.
– Иди сюда, от края подальше. - сказал я и отошел еще на несколько шагов.
Мужик, насупившись, двинулся за мной. Пассажиры вокруг расступались. Я отошел на приличное расстояние и остановился. Мужик шел на меня, морда его светилась как буква "М" над станцией метро, и намерения были самые серьезные.
– Мужик, тебе чего надо? Угомонись.
– С-сука, я тебе в отцы гожусь. - произнес мужик и попытался снова меня ухватить.
– Угомонись, я сказал! Будет плохо.
Мужик зарычал, размахнулся и попытался двинуть мне в ухо, но что может сделать пьяный мужик против парня, который до самой смерти занимался айкидо?
– Мужик, я повторяю последний раз, не зли меня - у меня и без тебя неприятностей хватает. Сейчас ты получишь в рыло.
– Щенок! - завопил мужик и бросился на меня.
Пакет с книжками немного мешал, но я без труда отвел его кулак и легонько ткнул открытой ладонью в лицо чтобы он остановился - ну действительно, не бить же его кулаком? С размаху напоровшись на ладонь, мужик действительно остановился и даже отлетел назад, потерял равновесие и сел на каменный пол станции. Из носа его тут же полилась кровь - видно у него что-то было с сосудами. Кровь лилась и заливала его лицо и рубашку.
– Убили! - зарыдал в голос мужик.
– Убили! - вторили ему тетки, они уже успели собраться вокруг нас плотным кольцом.
Поезда все не было. Внезапно появился милиционер.
– Этот? - он указал на меня.
– Этот! - хором ответили тетки.
Появился второй милиционер. Первый начал заламывать мне руки и наконец защелкнул на них наручники. Мужик притих, поднялся и попытался скрыться в толпе. Но милиционеры остановили и его. Взяв двух теток как свидетелей, милиционеры повели нас в конец платформы, в отделение. Тетки сгрудились у стола, а нас с мужиком запихали в обезьянник, причем мужик сразу испуганно отполз от меня в дальний угол, хотя наручников с меня так и не сняли. Кровь из его носа уже не лилась.
Тетки стали сбивчиво объяснять что произошло. Одна из них, более старшая, присутствовала с самого начала, но рассказывала почему-то что пьяный мужик пытался столкнуть мальчика на рельсы, а мальчик от него спасался, убегая. Вторая видно подошла к концу происшествия, и рассказывала теперь, что парень избивал мужика. Меня она почему-то называла исключительно "рэкетиром". Милиционеры так ничего и не поняли, зато к ним заходили все новые коллеги, а один даже, опытным глазом глянув на обезьянник, объявил с порога: "Ого, утро, а уже пьяного задержали. А этого парня за что? Вор?"
Наконец из обезьянника выволокли мужика и брезгливо обыскали, стараясь не испачкаться в крови. В его карманах нашли очки, семь рублей денег и видеокассету "Немецкие танки". Вот это последнее как раз очень не понравилось милиционерам.
– Танками интересуетесь, сволочь? - спрашивали они его, почему-то на "вы" - наверно так полагалось по инструкции.
Затем мужика отправили обратно и вывели меня.
– Что это у тебя с руками? - спросил милиционер, снимая наручники.
– А что такое? - внутренне торжествуя, осведомился я.
– Холодные как резиновые - протез что ли?
– Да нет, я просто умер сегодня утром.
– Нежилец. - сочувственно ахнули милиционеры и две тетки-свидетельницы. - А что же с тобой случилось, парень?
– Авария. Умер сегодня в больнице, вот ехал прощаться с однокурсниками…
– Так что же ты сразу не сказал! - нестройным хором произнесли милиционеры, - У тебя и так времени мало, а мы тебя задерживаем!
– Братушка, прости меня, козла! - засипел мужик из обезьянника.
– Можно идти? - спросил я.
– Конечно, иди, извини что так получилось. - сказали вразнобой трое милиционеров, а четвертый добавил, - Стой, погоди, дай руку, я еще раз гляну.
– Да ладно, Леха, что и так не видно, что нежилец? - возмутились милиционеры.
– А кто его знает, может прикидывается. Проверить полагается. - ответил Леха, рассматривая мою ладонь. - Вроде нежилец. Фамилия-то твоя как? Паспорта нету?
– Леха, какой паспорт у нежильца? - возмутились остальные. - Не гневи Бога, помрешь - тебя так гонять будут. Иди, иди, парень. - кивнули они мне.
– Ладно, иди. Сумку свою не забудь. - кивнул Леха и погрозил кулаком в сторону обезьянника, - А ты, мразь, нам за паренька ответишь!
– Ну вы его все-таки не очень… - неопределенно сказал я, было жалко мужика.
– Разберемся! - грозно заявили милиционеры.
Я вышел из отделения. Народу уже не было, видно поезд все-таки тут появлялся. Пока я устанавливал часы, пришел следующий, и я поехал в институт.
В институте как раз был большой перерыв, наши ушли обедать. Я решил не появляться в буфете, а поднялся в пустую аудиторию, где после перерыва начнутся занятия, и сидел там, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Все-таки я еще наверно не успел до конца осознать случившееся. Но даже сейчас родные стены института вызывали необыкновенную торжественную грусть. Когда бываешь тут каждый день - все обыденно и привычно. Но сейчас, когда жизнь остановилась, я испытывал совершенно другие чувства - каждая мелочь имела значение, каждая деталь была крайне важна и безумно самобытна. Хотелось впитать в себя навсегда каждую трещинку в штукатурке на потолке, каждую надпись на столах, и даже глупый узор линолеума под ногами. Как живые, перед моим внутренним взором, прошли вереницы лекций, которые я прогулял за три года, и мне было не то, чтобы стыдно, но просто жалко, что эти лекции, казавшиеся такими скучными и принудительными, прошли мимо меня.
В коридоре раздались голоса, и вошли Ольга, Коляныч и Аганизян.
– Здоров, Аркад! - завопил Аганизян, - Ты чего опять вторник первую пару гуляешь? Косач снова перекличку делал. Тут такой прикол был, мы так ржали - прикинь, сидим мы все, а Косач опаздывает, но дверь открыта, и Ольга вдруг вслух так громко произносит… - Аганизян вдруг осекся, - Аркад, ты чего такой… Чего такой бледный-то?
– Артем, я вчера разбился на машине. - произнес я в наступившей тишине, и сам почувствовал, что от жалости к себе на глаза наворачиваются слезы.
Ольга с ужасом охнула и села на стул. Коляныч на миг прикрыл глаза и лицо его вытянулось.
– Аркад, как же… Как же ты… Мы… - Колянычу явно не хватало слов.
– Да все нормально, ребята, я пришел проститься… - тихо произнес я.
Ольга заплакала, достала из сумочки кружевной платочек и трогательно прижала к носику.
– Я просто не знаю что сказать. - сказал Аганизян и потупился.
Воцарилась пауза. Вошли, переговариваясь, Аленка, Игорек, Шуршик и Глеб.
– Что вы сидите такие упадочные? Контрольная будет что-ли? - провозгласил Глеб.
– Аркашка… - всхлипнула Ольга, указав в мою сторону платочком.
Коляныч и Аганизян молчали, потупившись. Глеб глянул на меня и сразу отвел взгляд - он понял.
– Когда? - спросил он бесцветным голосом.
– Вчера на кольцевой, на машине разбился. Везли компьютеры по работе, врезались. - ответил я.
– Аркадий… - Глеб сделал паузу. Я подумал, что он сейчас скажет что-нибудь вроде "мы тебя никогда не забудем", но он сам понял банальность этих слов, - Да в общем что тут говорить…
Снова воцарилась тишина. Аленка всхлипнула и осторожно вышла обратно в коридор.
Тут вошла Антонина Макаровна, положила свой неизменный саквояж на преподавательский стол и оглядела всех поверх очков.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 97 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |