Диалог с борисом гребенщиковым

ЕСЛИ БЫ РОК МОГ СКАЗАТЬ

ДИАЛОГ С БОРИСОМ ГРЕБЕНЩИКОВЫМ

В СОПРОВОЖДЕНИИ ХУЛИО КОРТАСАРА

Читатель хочет услышать, слушатель -

увидеть, а посмотрев и послушав, они вновь

стремятся прочитать об увиденном и услышанном.

Спасательный круг культуры? Может быть. Может

быть, таким путем сумеем мы вернуть тягу к

печатному слову - через музыку.

Не стану вам описывать собеседника и его

появление в моей квартире, дабы не впасть в

поэтическую экспрессивность Вознесенского,

описавшего встречу с Гребенщиковым в Переделкине.

Стиль простоты и корректности таким приемом не

возьмешь. А стиль был именно таков. Соблазнюсь

лишь одним наблюдением, потому что логика

чудесного нашла здесь неожиданное подтверждение

в технике.

Едва он вошел, мне показалось, что день за

окном стал слышнее, а собственный голос - глуше.

Как будто шум и ауру дня он стряхнул со своей

куртки, и весенний пасмурный двор переместился

в комнату. Скорее всего я не придал бы значения

этому не столь оригинальному наблюдению - но

мой магнифон! Он именно так и "запомнил" наш

разговор: свист и голоса мальчишек, лай и

нежные схватки собак, шум под'езжающих и

от'езжающих машин, самолет, даже ветер и дождь

- все записалось первым планом, свежо и четко,

как альтернативная музыка, слова же наши скорее

угадывались, возвращались и вновь исчезали,

иногда не успев донести до сознания смысл

сказанного. Ну что ж, так бывает и в роке -

нормально.

Диалог - тоже искусство. Поэтому для начала

мы распределили роли. Мы уговорились беседовать

как люди разных поколений, хотя разница между

нашими возрастами не так уж и велика. Но все же

мы действительно были из разных поколений и

решили с самого начала это подчеркнуть. И

моменты близости, и противоречия, и компромиссы

при такой постановке вопроса становились как-то

более значимы, нежели просто в разговоре двух

людей. Может быть, каждый из нас немного

переусердствовал, заботясь о чистоте и

самостятельности своей партии, но я все равно

считаю, что мы поступили правильно. К тому же

это не вело к конфронтации, противоборству "да"

и "нет", а скорее, как в песне Бориса - "один

из нас весел, другой из нас прав", потом

наоборот. Так мы и говорили.

Теперь о том, каким образом в диалог

затесался третий.

Еще готовясь к встрече, я начал читать

последний вышедший у нас роман Хулио Кортасара

"Игра в классики" - история аргентинца,

живущего в Париже. Герой - мой ровесник. Время

действия - шестидесятые годы. Много общих

мыслей и настроений при абсолютной экзотичности

материала. Возможно, из-за последнего текст

романа не столько внедрялся в мое сознание,

сколько сопровождал все последние дни:

озвучивал сказанное, аккомпанировал тишине,

передразнивал, усугублял, подхватывал, имея в

виду уже и будущие мои вопросы к мастеру рока и

предполагаемые ответы. Было в этом

противоречие, которое я не мог не отметить:

музыкальные вкусы моего собеседника и

знаменитого аргентинца не вполне совпадали,

ведь Кортасар был страстным поклонником джаза.

Но может быть, все новое до какой-то степени

похоже между собой?

Не без умысла положил я книгу рядом с

магнитофоном. В какой-то момент Борис

открыл-таки роман и показал на обрывок фразы:

"...и коты, непременно minouche, кис-кис,

мяу-мяу, kitten, katt, chat, cat, gatto*

-серые, и белые, и черные..."

- Это и есть рок,- сказал он.

Смысл замечания мне открылся позже, но

разрешение на участие третьего в нашем

разговоре я уже получил. Однако еще раз прошу

учесть, что это именно сопровождение - не

больше; отнеситесь к нему, как к партии

саксофона. Я благодарен ему: он освободил нас

от некоторых вопросов, ответов и замечаний,

одни из которых могли показаться не совсем

тактичными, другие - скучными.Почему, например,

"Аквариум" называется "Аквариумом"? Понятия не

имею.

"На тротуаре у парапета... мы ждали момента,

когда увидим аквариумы (...) и сотни розовых и

черных рыб повиснут будто птицы, застывшие в

спресованном шаре воздуха. Нелепая радость

подхватывала нас, и ты, напевая что-то, тащила

меня через улицу в этот мир парящих рыб.

(...) сверкают кубы аквариумов, солнце сплавляет

воедино воду и воздух, а розовые и черные птицы

заводят нежный танец... Мы разглядывали их

(...) и с каждым разом все меньше понимали, что

такое рыба, по этому пути непонимания мы

подходили все ближе к ним, которые и сами себя

не понимают; дни были пропитаны влагой, мягкие,

словно жидкий шоколад или апельсиновый мусс, и

мы, купаясь в них, пьянели от метафор и

аналогий, которые призывали на помощь, желая

проникнуть в тайну. Одна рыба была точь-в-точь

Джотто, помнишь, а две другие резвились, как

собаки из яшмы, и еще одна - ни дать ни взять

тень от фиолетовой тучи... Мы открывали жизнь..."

Николай Прохоров. Борис, запомнились ли вам

из детства какие-то ощущения, лица, идеи,

события, от которых вы ведете счет своей

сознательной жизни, себя сегодняшнего?

Борис Гребенщиков. Единственное, что помню,

- я пел с детства. Еще не было ни бардовской

гитары, ни рока, пел песни с пластинок. Но ведь

все дети поют.

Н.П. А каков был стиль жизни в семье?

Б.Г. В то время, время "оттепели", во всех

семьях было одно и тоже: разговоры о

литературе, чтение стихов, философские споры. В

этой атмосфере я стал сознавать себя как

мыслящую единицу.

Н.П. Кто ваша мама по профессии?

Б.Г. Она закончила юридический факультет,

но долгие годы работала модельером. Только лет

пятнадцать назад перешла в университет -

социологом. Вообще же ей всю жизнь нравилось

рисовать.

Н.П. В каком-то смысле вы повторяете ее

путь: закончив математический факультет ЛГУ,

посвятили себя музыке.

Б.Г. Вероятно, это схема семьи.

Н.П. Ну, а мамина работа оказывала какое-то

влияние?

Б.Г. На нее - может быть, на меня - нет.

Дом был завален картинами - вот и все.

Н.П. Как рано вы пристрастились к чтению?

Б.Г. Читать начал до школы.

Н.П. Стихами увлекались?

Б.Г. Никогда особенно. Разве что в период

шестнадцатилетия, когда все читают стихи.

" - О моей жизни, - сказала Мага.- Да мне и

спьяну ее не рассказать, а вам не разобраться,

как я могу рассказать о детстве?" (Х.К.)

Н.П. Ладно. К делу. Как и когда для вас

лично начался рок?

Б.Г. В начале шестидесятых это уже носилось

в воздухе. По телевидению передавали фигурное

катанье, там иногда проскальзывали музыкальные

эпизоды из рока. Можно его было услышать и по

радиоприемнику. Это притягивало, как магнит. Я

тогда сразу почувствовал, что это мое, что это

правильно. С тех пор мой подход к жизни не

менялся.

"...родилась единственная универсальная

музыка века, та, что сближала людей больше и

лучше, чем эсперанто, ЮНЕСКО или авиалинии,

музыка достаточно простая, чтобы стать

универсальной, и достаточно хорошая, чтобы

иметь собственную историю (...) музыка, которая

соединяет и приближает друг к другу всех этих

юношей с дисками под мышкой, она подарила им

названия и мелодии, особый шифр, позволяющий

опознавать друг друга, чувствовать себя

обществом и не столь одинокими, как прежде,

пред лицом начальников в конторе, родственников

- в кругу семьи и бесконечно горьких

любовей;(...) и все это - музыка, музыка,

которая внушает страх тем, кто привык на все

взирать из ложи.." (Х.К.)

Дата добавления: 2015-08-27