Но в этот раз Матвея тошнило не из-за пьянки — его бил озноб. Белов так и не появился, поговаривали, что он оказался в захваченном террористом самолете вместе с приглашенным полпредом. Но хуже всего было то, что и Зорин пропал. Напрасно Матвей раз за разом пытался дозвониться ему — никто не брал трубку. Матвей Алексеевич надеялся, что все обойдется, что никто не будет стрелять в брата, он даже потерял интерес к Анджеле, которая пыталась увлечь его в автобусе на заднее сиденье за висящие костюмы. Его рвало от волнения так, словно его должны были запустить в открытый космос без скафандра.
— К радости Литвиненко, Рыков в своей речи оказался лаконичным — говорил только то, что было нужно говорить, не мямлил, не путался в словах и, закончив, в пляс на сцене не пустился, как управленцы Ельцинской эпохи.
— С праздником, дорогие красносибирцы! — воскликнул он в микрофон, и в колонках зазвучал написанный специально для этого случая гимн предприятия.
Литвиненко приготовился, и в это время кто-то снизу дернул его за штанину. Литвиненко глянул вниз и увидел толстую пьяную морду местного жителя, который тоже пытался влезть на опору. Он не про-сто пытался, он нагло спихивал его с дороги, смачно сдобряя свою речь отборным матерком. Между тем первый залп фейерверка уже был дан — сначала в небе рассыпались разноцветные огни, а потом послышался сильный хлопок. Вот в этот хлопок Сергею и нужно было попасть в следующий раз, но наглый нетрезвый абориген не давал ему этого сделать.
— Колюня, ты где, я тебя не вижу, — перекрикивая громкую музыку со сцены, несся снизу пьяный женский голос.
— Я тут, — ответил Колюня, с трудом удерживаясь за ребра опоры, — тут какой- то фраер залез, сейчас я его скину и буду наверху. Зырь, как я лезу!
— Я не вижу, темно, — кричала в ответ его пассия.
Литвиненко, которого Колюня уже изрядно потеснил и пытался столкнуть, понял, что выполнение операции под угрозой, и несколькими короткими ударами скинул его. Колюня полетел вниз, стукаясь и переворачиваясь, а звук его падения заглушала музыка.
Литвиненко быстро поймал в прицел улыбающегося, освещенного софитами Рыкова, дождался залпа салюта и нажал на спусковой крючок. Раскатами грома посыпался с неба звук лопнувших фейерверков, и все небо осветилось разноцветными огня-ми. Рыков отступил назад и, как подкошенный, рухнул на сцену. Все, кто стояли, рядом с директором, бросились к нему.
Полковник Басовитый присел на колени и повернул голову Олега Алексеевича к себе. Во лбу у него появилась маленькая круглая рана, а глаза застыли, и в них отражались огни фейерверка. Заглянувшая поверх голов начальства Анджела завизжала диким визгом, который заглушил даже вой толпы, громко восторгавшейся салютом.
— Врача, врача! — закричал Басовитый, хотя прекрасно понимал, что врач тут уже не поможет.
Литвиненко тем временем, оставив винтовку наверху, словно Маугли по лианам, соскочил с опоры освещения, спрыгнул прямо на неподвижное тело Колюни, которого безуспешно звала его пассия, нагнул голову, чтобы вылезти под профилем опоры, и тут его срубил на землю страшный удар по шее, которого даже тренированный Литвиненко не вынес и потерял сознание.
Кабан пришел на стадион заранее — за несколько часов до начала празднования юбилея. Он внимательно осмотрел все под-ходы и отходы, и теперь ему оставалось выяснить, с какой из четырех опор будет стрелять нанятый Зориным киллер.
Две башни сразу отпадали, потому что находились позади сцены, а крученых пуль пока еще не изобрели. Оставалось две, одну из которых путем простых логических рассуждений Кабан сразу же отверг. Она стояла возле самого входа на стадион, метрах в пяти от нее расположился ряд палаток с выпивкой и едой, жарились шашлыки. Сомнительно было, чтобы киллер выбрал позицию для стрельбы с таким неудобным отходом.
Вот другая башня — самое подходящее место, чтобы произвести выстрел и уйти незамеченным. Шанс, что Кабан ошибся в своих расчетах, все-таки был, но разорваться на сто маленьких Кабанов и стоять во всех предполагаемых точках, откуда, мог стрелять киллер, он тоже не мог, а посвящать в это дело кого-либо, само собой, тоже не входило в его планы.
Кабан нашел для себя удобную позицию на камне возле торца стадиона, присел с бутылочкой пива и стал ждать. Мимо него проходили слегка поддатые и веселые жители Красносибирска, девушки призывно поглядывали на внушительную фигуру явно не местного богатыря, но Кабан не был сегодня настроен на флирт — у него было дело, которое, возможно, изменит всю его жизнь.
У опоры появился сердитый милиционер, помахивающий дубинкой, и Кабан
было подумал, что совершил прокол» Как же киллер залезет наверх, если внизу стоит пост? Но менять диспозицию было уже поздно, и Кабан продолжал ждать. Тем временем стемнело. На сцене изгалялась местная красносибирская самодеятельность, на-роду она была по фигу, поэтому все напивались возле палаток, ожидая появления московской «звезды», после которой будет дан салют.
Кабан разминался, гуляя неподалеку от опоры и наблюдая за хмурым сержантом. Пока пела столичная звезда, уже стемнело и Кабану пришлось подкрасться почти вплотную к башне. И он увидел то, что ждал — к милиционеру, охраняющему опору, подошел странный типчик, крепко сбитый, но со скрипкой в руках. Зачем ему скрипка на стадионе, что он играть собрался? В самодеятельности его не было. — скрипка не играла, а после салюта — дискотека. И слишком уж у него спортивная фигура и военная выправка для скрипача.
Кабан подполз поближе, а скрипач тем временем показал сержанту куда-то в сторону, и тот убежал, на ходу сообщая по рации, что неподалеку происходит драка. Вот был ответ на вопрос, который самому Кабану не пришел в голову мента-то можно было отвлечь!
Скрипач со сноровкой обезьяны забрался наверх и потерялся в темноте. Кабан радостно потер ладони — попался в силки во-робей. Тоже мне скрипач на крыше, засветился, как пацан.
Но Кабан не торопился — рядом с опорой росли кусты, там он и засел. Место для наблюдения было не самое лучшее, туалетов на всех не хватало, поэтому ему то и дело приходилось вполголоса гонять прохожих, пытавшихся посягнуть на его территорию.
И тут еще одно непредвиденное обстоятельство — на опору полез какой-то пьяный мужик, оставив свою еле-еле державшуюся на ногах подругу смотреть, как он с самого верха помашет, ей рукой. Кабан поначалу заподозрил, что это ментовский оперативник таким вот образом хочет обезвредить киллера. Но когда пьянчуга почти бесшумно свалился вниз, Кабан понял это все-таки случайность, и на всякий случай пощупал спрятанный в рукаве тяжелый металлический профиль в форме тупого палаша. Кабан знал, что, находясь вблизи башни, выстрел он услышит, но вот определить, попал киллер в цель или нет, не сможет — сцену ему заслоняла толпа.
— Колюня, ты где? — жалобно скулила оставленная пьяная женщина. — Я писать хочу, слезай!
А Колюня недвижимо лежал под опо-рой. Грянул второй залп, и Кабан отчетливо услышал, что в грохот, доносящийся с неба, отчетливо вписался короткий хлопок снайперской винтовки.
— Есть! — вполголоса воскликнул Кабан и выдернул из рукава свой «палаш».
И тут же он услышал со сцены пронзи-тельный женский визг, заглушивший даже исполнение новоиспеченного гимна пред-приятия. Очевидно, убийца все-таки не промахнулся. Кабан бросился к опоре, на ходу делая замах своим орудием, и когда
из-под секции башни высунулась голова, он с ходу рубанул по ней наискось: шея — спина, с таким расчетом, чтобы не убить киллера, но отключить надолго.
— А ну, стой на месте! — раздался сзади крик. — А то стрелять буду!
Кабан обернулся и увидел сержанта Коцубу, которому стрелять было не из чего, а против вооруженного «палашом» Кабана он был как пигмей против игрока сборной по баскетболу. Но Кабан сразу же отбросил свое оружие, по команде сержанта повернулся спиной, руками уперся в опору и дал себя обыскать. И тут сержанту по рации сообщили, что. Рыков убит. Тот растерялся, схватился за рацию, но не знал, что сказать,
— Передай своим, — попросил Кабан, — что киллера задержали. Вот он! Только что с опоры стрелял. Я отлить пошел, услышал выстрел, потом крик, гляжу, этот спускается. Я с земли железяку схватил и ему по шее. врезал.
— Ты кто такой сам-то? — волнуясь от причастности к раскрытию жуткого преступления спросил сержант.
— Я просто прохожий, — гордо ответил Кабан.
— Ты это… руки-то опусти… — промямлил Коцуба. — Я сейчас сообщу, но ты по-том скажешь, что мы его вместе задержали. Ладно?
— Нет проблем, — кивнул Кабан.
Хотя, если честно, делиться будущей популярностью с тщеславным милиционером ему не хотелось — Кабан все сам продумал и рассчитал, а этот хлюпик тут же примазался. Но выхода у Кабана не было, не будет же он спорить и кричать, что самолично завалил киллера. А довольный Коцуба тем временем передавал сообщение, что киллер обезврежен.
Виктор Петрович пустым взглядом смотрел в экран телевизора. Несколько первых дней пребывания в дурдоме он пытался бунтовать и доказывать свою право-ту, но тогда санитары кололи ему болезненный укол, после которого Зорин некоторое время находился в прострации и впрямь походил на умалишенного.
Главврач психбольницы после завтрака усаживал своих подопечных для утреннего просмотра теленовостей, и хотя большей половине контингента вообще было непонятно, о чем идет речь, но сидели все смирно, потому что боялись дюжих санитаров, которые любой бунт подавляли при помощи смирительных рубашек и болезненных уколов.
Зорин сидел на скрипучем стуле между спившимся пенсионером, который видел инопланетян, и молодым дауном, что-то постоянно бубнившим себе под нос. Главврач прохаживался позади выставленных в ряд стульев и с довольным видом оглядывал смиренных «овец» своего стада.
Зорин, чтобы отвлечься от тяжких мыс-лей, решил послушать новости, и первое же сообщение его крайне заинтересовало. Дик-тор рассказал подробности о захвате само-лета, следовавшего по маршруту «Москва — Красносибирск» такого-то числа во столько-то часов.
Виктор Петрович отметил про себя, что это как раз тот самолет, которым он собирался лететь на празднование юбилея комбината. Хорошо, что он на него не попал.
— Зато попал в дурдом, — громко сказал Зорин, и пенсионер, видевший инопланетян, на него зашипел, тихо, мол, не мешай приобщаться к кипению жизни за стенами психбольницы.
Диктор поведал о том, что самолет удалось освободить благодаря слаженным и продуманным действиям сотрудников ФСБ. Никто из пассажиров и экипажа не пострадал, а террористом оказался мелко-уголовный элемент, известный в Москве и Подмосковье под кличкой Шаман. Зорин напряг мозговые извилины, стараясь вспомнить, что было в его жизни связано с этим уголовником и, наверное, вспомнил бы, если бы не следующий сюжет.
— И опять о Красносибирске, — с тяжелым вздохом начал телеведущий, как будто его лично это все тоже касалось.
Зорин-внимательно приник к экрану. В сюжете показали нарядный, украшенный разноцветными шарами стадион, веселящихся людей, салют, и вдруг в кадре возник лежащий на сцене с простреленной головой человек. Виктор Петрович его сразу узнал — это был Рыков.
«Ага! — обрадовался Зорин; — Значит, Литвиненко все-таки выполнил задание, уложил упрямца Рыкова! Все, комбинат в моих руках».
Он попытался скрыть свое возбуждение, но это ему с трудом удавалось. Пенсионер,
видевший инопланетян, опять зашипел на Зорина, но тот просто послал его куда подальше и опять прильнул к экрану. Но радость Зорина была недолгой.
— Эта история с покушением на генерального директора и фактического владельца Красносибирского алюминиевого комбината нетипична тем, — продолжал вещать из телевизора диктор, — что киллера сотрудникам правоохранительных органов удалось обезвредить и задержать. И немалую роль в этом задержании сыграл простой прохожий, обративший внимание постового сержанта на подозрительного человека, слезающего с опоры освещения стадиона после выстрела.
Зорин оцепенел. Литвиненко взяли? Не может быть, он же профи! Какой прохожий может его задержать? И тут на экране появился и сам «прохожий» вместе с героем- постовым. "Виктор Петрович обомлел — это был Кабан.
— Я проходил мимо, — вещал Кабан, — зашел в кусты. Гляжу — опускается медленно…
Психи заржали от двусмысленности сказанной Кабаном фразы, и Зорин окончания ее не услышал. Потом что-то говорил сержант, а Виктор Петрович поплыл словно от укола. Может быть, накладка, может быть, взяли не Литвиненко?
Но на его мысленный вопрос тут же был получен визуальный ответ. Сергей Литвиненко с подбитым глазом покорно поворачивался перед камерой направо-налево, диктор говорил, что если кто еще пострадал от этого человека, мол, звоните.
— А-а, а-а, — тихо произнес Зорин, готовый свалиться со стула.
И тут же на экране появился он сам собственной персоной, вернее его фотография.
— Никакой ясности пока нет в деле исчезновения крупного государственного чиновника Зорина Виктора Петровича, — сказал диктор, — он исчез из собственного дома при таинственных обстоятельствах, не оставив никаких следов…
«Конечно! — захотелось закричать Виктору Петровичу. — Какие следы, если о существовании этого подземного хода знал только я один во всем доме!»
Мало кто мог бы узнать в исцарапанном, избитом" и взлохмаченном психе холеного чиновника с телеэкрана, но главврач узнал, и его охватил столбняк. Он не мог ни вдох-нуть, ни выдохнуть и не знал, что ему теперь предпринять.
— Это его инопланетяне украли, — про-шамкал сосед-пенсионер Зорину на ухо, — и увезли на Марс для опытов. Будут его оплодотворять.
Зорин не сдержался, схватил надоевшего психа за грудки и стал трясти. Даун вскочил со своего места, крепкими ладонями обхватил шею Зорина, пытаясь оторвать ему голову. С места сорвались санитары, растащили драчунов, повалили и стали их избивать. Главврач в один миг вышел из состояния оцепенения, влетел в самую гущу событий, извлек оттуда Зорина с раз-битым носом и увлек его в свой кабинет.
Разговор их за закрытыми дверьми продолжался почти три: часа.
В вечерней Москве идет снег. Падает на мокрые тротуары, освещаемые фонарями и фарами автомашин. В кабинете генерала Введенского тепло и сухо, горячий чай с лимоном медленно остывает на столе. Сам генерал сидит не за своим рабочим столом, а за столиком возле стены, что говорит о том, что с человеком, который у него сегодня в кабинете, он на дружеской ноге. А сидит напротив него Александр Белов. Импозантный, в шикарно пошитом костюме, волосы, как в прежние времена, уложены гелем и убраны назад.
— Ну, что, Саша, можно тебя поздравить? — спрашивает генерал. — Такое предприятие возглавить, это тебе не на кобылу сесть. Одно непонятно — зачем ты в Красносибирске все эти демократические выборы устроил, ведь покойный Рыков тебе все свои акции завещал? Ты и так фактический владелец комбината, без всяких выборов мог выбить зоринского ставленника Матвея Рыкова из кресла генерального директора.
— Мне важно было понять, что народ мне доверяет больше, чем ему, — ответил Белов, — теперь, имея поддержку людей, я могу горы свернуть. А Матвей из Красносибирска уехал. Он, еще пока мы с его бра-том в плену были, себе домик построил в Сочи на берегу моря. Вот сюда и переехал.
— Дай-то бог, — сказал Введенский, — он на комбинате только мешался. А как V тебя дела с Ярославой? Как беременность протекает? Скоро рожать?
Белов нахмурился, и Введенский понял, что в точку попал — просто так к нему бы Белов на чай не зашел. Саша помолчал и рассказал Введенскому, что вернувшись после убийства Рыкова в Красносибирск, он застал пустую квартиру с запиской от Ярославы: мол, прости, не могу да тебя вешать чужого ребенка, хоть и люблю тебя больше жизни. А сама Ярослава как в воду канула. Искал ее Белов везде — ездил к ней на родину — не появлялась, мать с отцом разыскал за границей, тоже ни слуху ни духу! Страна огромная — попробуй разыщи в ней маленькую женщину.
— Хочу к тебе обратиться, Игорь Леонидович, — закончил Саша свой рассказ, — у тебя агентурная сеть огромная, помоги найти Ярославу. Я век за тебя молиться буду.
— Что-то ты набожный очень стал, — усмехнулся Введенский, — со своим Лукиным часто общаешься?
— А что Лукин? — пожал плечами Белов. — Хорошее дело сделал, беспризорных пацанов собрал вокруг себя, построил скиты на берегу реки недалеко от Красносибирска, увлек людей — из города в поселок переезжают. Зимой им, правда, трудновато, холода все-таки. Детей в школу определили, а так бы в жизни я их оттуда не вытащил. Федор там остался скиты сторожить, да ладьи задумал строить. Витек Злобин, знаешь, рассчитался ведь с комбината и к нему уехал. А все над Федором посмеивался. А Ватсон, доктор Вонсовский, тоже ушел с комбината, я его главврачом поставил в местном профилактории, а то от старого главврача пользы было как от козла молока — только вред и воровство. Так что все хорошо, только вот Ярославу найти не могу Прячется она от меня. Я ведь ее не виню, что было, то было. Омар же изнасиловал ее, а ребенок тут вообще ни при чем.
— Попробую тебе помочь, — ответил Введенский, — фото ее у тебя имеется?
Саша порылся в бумажнике, достал фотографию, отдал ее генералу.
— Красивая, — сказал тот, взглянув на фото, — найдем твою таежницу, не переживай. Сегодня же дам приказ. А как родной твой сын поживает?
— Вот сейчас прямо от вас к нему поеду, — ответил Белов, — посидим в каком-нибудь ресторане, поговорим по душам.
— А как жена твоя? — спросил Введенский. — Что-то я-слышал, у вас вроде бы как-то отношения не очень. Что-то там в Фонде не могли поделить.
— Наладились отношения, — ответил Белов, — все нормально. Я на Ваньку пере-писал имущество Фонда, а Ольга — его опекун до совершеннолетия. Но и после совершеннолетия ей тоже кусок достанется, так что свое она получила и перестала на меня кидаться. С сыном разрешила встречаться.
Белов видел, что Введенский что-то хочет сказать или спросить, ищет подходящую ситуацию или поворот разговора, но пока не может найти. Зачем-то начал поливать цветы на окне из пестренькой лейки.
— Так ты, выходит, остался без денег Фонда? — спросил Введенский, переходя от фикуса к гортензии.
— У меня теперь есть акции алюминиевого комбината, а они подороже стоят, — усмехнулся Белов.
Генерал напомнил ему, что, мол, когда он Фонд сыну и Ольге отдавал, то еще не в курсе был, что Рыков ему акции завещал, да и на самом комбинате положение было неопределенным.
На что Саша рассмеялся и сказал:
— Игорь Леонидович, голова на месте, на здоровье, слава Богу, тоже не жалуюсь, друзья есть надежные. Что же я себе денег не заработаю, что ли?
— Да-да, — согласился Введенский, — вот и я об этом же хотел поговорить..
Он уселся на свое место, отхлебнул Остывший чай и сказал:
— Понимаешь, Александр Николаевич, в результате того десятилетнего бардака, который именуется строительством демократии в России, практически все стратегические запасы и предприятия страны оказались в частных руках. Слава богу, не додумались приватизировать производство атомных бомб. Но, допустим, те же сталь, алюминий, уголь, нефть — это же материалы, которые должны находиться в одних руках — в руках государства, иначе возник-нет хаос. Что мне тебе говорить, ты сам знаешь, новоявленные олигархи хотят только хапнуть побольше и сбежать на Запад. Нефтяные месторождения бросают на половине, сливки сняли и дальше. Да что я тебе говорю, ты ведь и сам все знаешь.
— Я знаю, Игорь Леонидович, — кивнул Белов, — телевизор смотрю. Не все олигархи так ведут свои дела, а точнее никто, они ведь не самоубийцы, чтобы себе во вред поступать, а фанаты своего дела. Да и сами месторождения отличаются друг от друга. Нефть везде имеет разную себестоимость, это зависит от глубины залегания, от геологии. Нерентабельные скважины нельзя не закрывать, таковы элементарные законы рынка. Поэтому конкретно надо смотреть, где и кем нарушаются законы, если они нарушаются. И потом, на Западе никакого хаоса в экономике не наблюдается, хотя там почти все в частных руках находится. К чему вы, клоните?
— Заставить я тебя не могу, — развел руками Введенский, расстроенный его со-противлением, — но неплохо было бы, если бы те акции, которые тебе Рыков оставил, ты передал государству. Само собой, директором комбината ты останешься, могу тебе посодействовать в выдвижении твоей кандидатуры в Совет Федерации, — подкинул сахарную косточку генерал. — Согласен?
— С чем? — лукаво улыбнулся Белов. — Что олигархов надо прижать или что лучше сделать их членами Совета Федерации?
— Я тебя не тороплю, — продолжал Введенский, игнорируя иронию в словах Белова, — подумай, поразмысли пару месяцев…
— А что, Зорин так и не объявился? спросил Белов. — У него ведь тоже есть акции комбината.
— Нет, — вздохнул Введенский, — пока не удалось его найти. Он бежал из собственного дома, как удалось выяснить, как раз накануне того дня, когда киллер застрелил Олега Алексеевича Рыкова. Вовремя улизнул, а то сидеть бы ему на нарах вместе с этой мразью Литвиненко.
Белов взглянул на часы и понял, что ему пора прощаться с генералом. Через полчаса встреча с Иваном, а потом самолет на Красносибирск. На прощание Введенский еще раз попросил его подумать относительно передачи акций комбината государству, намекнул, что президенту Батину такое решение пришлось бы по душе, а потом рассказал как бы невзначай про олигарха Берестовского, которого в результате операции ФСБ удалось вытащить из-за границы. Государство уже предоставило ему комфортабельный номер с телевизором и холодильником в Бутырке.
Белов намек понял, однако отнюдь не печальная необходимость расстаться со своим капиталом его расстроила. Ему стало обидно за свое дело, за людей, за рабочих, которые доверили ему свою судьбу. Ведь государствённый чиновник никогда не сможет вести свое дело так, как хозяин-предприниматель, без оглядки на выше стоящих. А значит, по большому счету, от этой повторной национализации в перспективе потеряют все — и рабочие, и государство, которое недополучит налогов на несколько миллиардов рублей.
Но бороться с Батиным, если он стоит за этим предложением, было бы бессмысленно. У государства тяжелая прокурорская задница, сядет и придушит ненароком. Белов обещал подумать, поразмыслить, но конкретного ответа не дал…,
После его ухода Введенский долго сидел и размышлял об их непростых отношениях. Когда-то, в начале их знакомства, Белов казался ему моральным уродом, патологическим типом с врожденной, склонностью к убийству и насилию. Он работал с ним, потому что получил задание от выше стоящих по служебной лестнице и как дельный и исполнительный офицер приказы обсуждать не собирался. Потом, общаясь с Александром плотнее, он узнал его лучше, и понял, что Белов в криминальной среде — человек посторонний, что судьба готовила ему совсем другой путь. Не потому ли руководство ФСБ именно его выбрало на роль агента влияния из сотен и тысяч российских братков? Там ведь, наверху, не дураки сидели! Вот только с управляемостью у Белова, как всегда, плохо. Очень плохо…
Совсем недавно Игорь Леонидович по-лучил доступ к закрытой информации, которая заставила его многое пересмотреть в своей жизни. Оказалось, он сам, как и Белов, вошел в число избранных, которым волей государства суждено было стать теми, кем они стали. В последние годы существования социализма, предвидя его крах, группа генералов от КГБ решила подобрать в среде молодежи талантливых руководителей. То есть, заменить в перспективе бездарных партийных боссов людьми новой генерации, полностью под-контрольных им, внедрить их во все сферы жизни и таким образом снова захватить утраченные командные высоты. Самое интересное, в самом начале этого списка, перед фамилией Белова, фигурировал сам Батин! А следующим после Белова был Введенский…
Кабан припарковал свой автомобиль на охраняемой стоянке, каких в столице разве-лось немало, и направился к подъезду своего дома. Он шел в прекрасном настроении, насвистывая и слушая, как хрустит снег под ногами. Стоянка, конечно, была далековато от дома, Кабан подумывал купить квартиру в какой-нибудь новостройке, чтобы гараж был в подвале. Загнал машину, поставил, на лифте поднялся — и ты в квартире. Никаких заморочек.
Дела у него шли хорошо. Конфеты, поставляемые в Красносибирск, приносили прибыль, а благодаря ловкости и оборотистости он все. увеличивал ассортимент поставляемой продукции— начал возить в город и другие продукты, оттого прибыль его росла. Сам жил на два города — то в Москве дела делал, то в Красносибирске. И там, и там прикупил себе по квартире.
После убийства Рыкова и задержании Кабаном киллера о нем писали газеты и рассказывали в телепередачах. Благодаря этому обстоятельству Белов, который все больше и больше становился лидером общественной жизни в Красносибирске, проникся к Кабану уважением и не стал выпихивать его из города. У них состоялся длительный разговор, в результате которого Кабан поклялся больше не вступать на тропу войны, заниматься только бизнесом, Белов ему поверил и оставил в покое. А сам занялся руководством комбината, фактический руководитель которого, Матвей Рыков, был деморализован и никакого авторитета на комбинате не имел.
А когда открылось, что все свои акции старший Рыков успел завещать Белову, то Матвей и вовсе потерял веру в себя и стал потихоньку спиваться. Но все завершилось хорошо — в результате выборов выиграл Белов, приспешники младшего Рыкова и старой Зоринской колоды стали спешно покидать город, освобождая место для предпринимательской деятельности Кабана. А уж он развернулся!
Была, правда, трудность. Благодаря своей внешности, изворотливости и силе, Кабан приобретал все больший вес в уголовной среде Красносибирска, Дуба и Герман проводили с ним время, а Семен ревновал и опасался, что он может занять его место. И сколько Кабан ни убеждал его, что он за-вязал, смотрящий ему не верил. Но эта проблема была разрешима.
Кабан уже подошел к подъезду, когда вдруг из-за угла пристройки, где дворник хранил свой инвентарь, вышел человек и преградил ему дорогу Рука Кабана автоматически рванулась к. пистолету, но не обнаружила под мышкой кобуры — последнее время Кабан оружия не носил.
Но человек не спешил стрелять, и Кабан вздохнул облегченно — может быть, местный бомж хочет стрельнуть закурить, а у него уже нервы сдали — за пистолет хватается. И тут лицо человека попало в полоску света от фар. проезжавшей позади машины, Кабан узнал его и отступил на шаг на-зад.
— Боб? — пробормотал он. — Откуда ты?..
— С того света, — хмуро пошутил низколобый помощник Кабана, — черти за то-бой прислали…
— Так ты живой, дружбан, — воскликнул Кабан, стараясь показать, как он рад этой неожиданной встрече, — а я-то думал…
— А чего ты радуешься? — хмуро спросил Боб, достал из кармана пистолет и от-дернул назад затворную раму. — Это ведь ты в меня три пули всадил, я еле-еле вы-карабкался с того света…
— Слышь, кореш, все произошло случайно, ты же видел, — попытался решить проблему миром Кабан, косясь на ТТ в руках Боба, — я же не видел, что это ты бежишь, я думал — они…
— Я тебя уважал, как старшего брата, — сказал Боб, направляя ствол в грудь Кабана, — а ты меня предал!
— Не предавал я тебя, клянусь в рот мне ноги, не хотел я, чтобы так оно вышло, — бормотал Кабан, отступая, — бля буду, не хотел.
— Это уже не важно, — сказал Боб, де-лая шаг вперед.
— Слушай, ты чего… Чего? — пытался разговорить Боба Кабан, пятясь назад. — Давай я тебя директором своего филиала в Красносибирске сделаю? Или в Москве? Где ты хочешь?
Но Боб молчал, и тогда Кабан решил бежать. Он резво развернулся и рванул на-утек. Боб не побежал за ним, прицелился и спустил курок.
Эпилог
Саша Белов встретился с сыном в кафе. Если бы было лето — пошли бы в парк, покатались на аттракционах. Но с другой стороны, Александр знал — его сына никакими аттракционами не удивишь — как-никак наследник огромного состояния. Ивана привез Шмидт, но сам в кафе не пошел, проводил мальчишку до крыльца заведения и залез обратно в свой бронированный джип. Белов заметил в руках сына футляр со скрипкой. Улыбнулся — вот, нарочно парень взял свой инструмент из машины, чтобы показаться отцу… Ведь не собирается же он в кафе играть, и в школу музыкальную ему не надо идти после их встречи — поздно уже.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |