Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга» 10 страница

Настроение публики явно переменилось. Меня снова слушали.

— Эддоуз была первой, кому Потрошитель изуродовал лицо: сделал ножом надрезы на щеках и веках, а после отрезал мочку одного уха и кончик носа.

Коллег, казалось, заворожило лицо Эддоуз. На месте ран остались грубые швы, но догадаться, какой она была красавицей, все равно было несложно. Лицо аккуратной формы, высокие скулы, гладкий лоб. Интересное совпадение: самая симпатичная жертва Потрошителя пробудила в нем самую лютую ярость.

Следующие несколько дней я олицетворяла неусыпную заботу, которую полиция города проявляет по отношению к гражданам, хотя Стеннинг и еще пара ребят по-прежнему величали меня Приманкой. В участке я проводила не больше часа в день, а все остальное время моталась по школам, молодежным клубам и районным центрам южного Лондона. Объединив усилия с «сапфировыми отрядами», я читала девочкам лекции о личной безопасности и необходимости звонить в полицию, если с ними что-то случилось. Однажды мы с Роной и ее сестрой Тией сходили перекусить бургерами, и я с облегчением узнала, что ничего пока не произошло и обе ведут себя осторожно.

Если я не занималась воспитанием молодежи, то бегала по улицам с бумажными стаканами бульона и распределяла бездомных по приютам, а иногда просто беседовала с ними. Ведь когда нечем заняться и некуда идти, порой становится очень скучно.

В обеденный перерыв я ходила в бассейн, по вечерам сидела в каком-нибудь баре или кафе и притворялась, что читаю газету. Домой я не спешила — и все ждала одного-единственного телефонного звонка. Все ждала, когда в отдалении появится высокий, тощий силуэт Самюэля Купера. На второй вечер я даже поехала в Камден — прежде всего, чтобы позлить Джосбери, — но вскоре поняла, что даже моему желанию его позлить есть пределы. Ночевала я дома. Одна.

Впрочем, отныне я никогда не бывала по-настоящему одна: Джосбери получил разрешение на круглосуточную слежку за мной и доверил ее двум своим коллегам из СО10. «Твои ребята сразу бросаются в глаза, — пояснил он Таллок, которая хотела назначить кого-то из своих. — Любой уважающий себя преступник учует их за километр».

Что ни говори, ребят он подобрал знающих. Даже я их пока ни разу не заметила, хотя иногда узнавала в толпе знакомые льюисхэмские лица: Таллок все-таки решила подстраховаться.

Она часто мне звонила. Стеннинг — тоже. Я слышала, что последняя пресс-конференция прошла не совсем удачно, и вышестоящее руководство пыталось дистанцироваться от нашего расследования. Если убийцу не поймают в ближайшее время, Таллок придется стать козлом отпущения.

Но о возможном ее уходе не было даже слухов.

Стеннинг почти дословно пересказал мне заключение судмедэксперта по женщине из парка Виктория. Смерть наступила в результате обильного кровотечения, причиной которого послужили многочисленные ранения в брюшной полости. Предсмертные пытки включали в себя четырнадцать неглубоких порезов на груди. Обломок деревянного забора в нее всадили, когда она еще дышала. Вагинальные повреждения затрудняли осмотр, но наличие спермы на лобковых волосах указывало на изнасилование.

В сперме нашли также следы какого-то стандартного спермицида — стало быть, он пользовался презервативом. К сожалению, когда арестовывали Самюэля Купера, у подозреваемых еще редко брали образцы ДНК, так что нам придется поймать его, чтобы убедиться на сто процентов. Но мы его непременно поймаем. Его фотографию уже увидели все жители Лондона. Я сама наблюдала эту физиономию по нескольку раз на день — в газетах и по телевизору.

А потом, на исходе четвертого дня, установили личность убитой.

Пятница, 14 сентября

Дэрил Вестон, проживающий в Стокбридже, графство Гемпшир, вернулся из десятидневной командировки на Филиппинах и с удивлением обнаружил, что дома его никто не ждет. Жена Аманда куда-то исчезла, кошка оголодала, а автоответчик трещал по швам от новых сообщений. Некоторые оставили дети: сын, который жил в Бристоле, и тринадцатилетняя дочь, которая училась в школе-интернате в Глостершире. Остальные — преимущественно друзья Аманды. Те, которые видели в новостях портрет убитой и, встревожившись, звонили проверить, все ли в порядке: слишком уж та женщина была на нее похожа. Смех, да и только.

На четвертом однотипном сообщении Дэрилу Вестону стало не до шуток. Он обзвонил всех друзей Аманды, связался с ее родителями в Суссексе, а потом вызвал полицию.

Сорокашестилетняя Аманда Вестон вышла замуж четыре года назад. Дэрил был вторым ее мужем, детей она родила от первого. Врагов, если верить Дэрилу, у нее не было. Работала на полставки в местном хосписе, где доживали свой век безнадежные раковые пациенты.

Дэрил Вестон любил свою жену. Увидев ее труп, он рыдал, как дитя. Когда его привезли в Льюисхэм для дачи показаний, он все еще плакал. Таллок и Андерсон отвели его в переговорную — комнату, куда мы никогда не пускаем подозреваемых, только пострадавших, их родственников и важных свидетелей. Там стоит удобная мебель, в одном углу спрятана камера. Беседу вели Таллок и Андерсон, а мы все наблюдали из диспетчерской.

— Мистер Вестон, я понимаю, что вы хотите поскорее вернуться к детям, — сказала Дана, когда вкратце описала ему случившееся. — Но мне нужно задать вам еще пару вопросов. Вы не возражаете?

Вестон кивнул, не поднимая головы.

— Как вы думаете, зачем ваша жена могла поехать в Лондон в прошлую субботу?

Вестон покачал головой.

— Она никогда не ездит в Лондон. Терпеть не может этот город.

— Когда вы последний раз с ней говорили?

Он задумался.

— Во вторник вечером. Я еще спросил, который час у них в Англии, и она сказала, что начало девятого.

— Какой у нее был голос?

— Да нормальный голос. Усталый разве что: она только вернулась с работы, но до воскресенья была свободна. Предвкушала, как отдохнет.

— А она не поделилась с вами своими планами?

— Хотела подготовить сад к зиме. И помочь Дэниелу собраться: он на следующей неделе переезжает в новую квартиру. Господи… — Он закрыл лицо ладонями.

— Дэниелу двадцать пять лет, верно?

У экрана столпилось слишком много народу, стало жарко. Я отошла и посмотрела на часы. Через двадцать минут у меня была назначена встреча с местным «сапфировым отрядом» в школе неподалеку.

— Мистер Вестон, у нас есть основания полагать, что человек, убивший вашу супругу, убил еще одну женщину примерно неделю назад. Вы слышали об этом преступлении?

Вестон покачал головой.

— Нет, я же был в отъезде.

— Да, вы об этом уже упоминали. Та женщина была практически ровесницей вашей жены. Ее звали Джеральдина Джонс. Вам случайно не знакомо это имя?

Он снова покачал головой.

Мне пора было уходить. Я попятилась назад — и натолкнулась на преграду. Джосбери. Я и не знала, что он тоже здесь. Не отрывая глаз от экрана, я тихонько обошла его и проскользнула в дверь.

Я несколько дней делала все, что могла, чтобы выманить Самюэля Купера из его логова на свет божий. Стеннинг и Майзон передавали мне самые важные известия.

К примеру, такое: Джеральдина Джонс и Аманда Вестон, вполне возможно, знали друг друга. Ни один их родственник пока этого не подтвердил, но Аманда раньше жила в Лондоне вместе с детьми и предыдущим мужем. Ее дети учились вместе с детьми Джеральдины в частной школе в Чизике. Вскоре после этого мы узнали, что мать Купера, Стейси, работала в той школе поварихой и Купер иногда к ней наведывался. Становилось все очевиднее, что жертвы были выбраны не случайно и оба злодеяния служили какой-то цели.

Сам же Купер, между тем, никак не давался нам в руки. Психопаты всех мастей слетались на это дело, как мухи на мед. Мы ежедневно утопали в письмах и телефонных звонках «от Потрошителя»; плюс к тому нас ежедневно поносили в прессе. «Полиция бездействует. Полиция не справляется. Когда ждать нового убийства?» Заголовки становились все более категоричными. Мы уже прятали свежие газеты от Таллок.

А потом, на восьмой день после страшной находки в лодочном сарае, мы его поймали.

Понедельник, 17 сентября

— Цветочный рынок. Через десять минут. Приходи одна.

Сухой щелчок — и связь оборвалась. Я положила трубку. В спальне было темно. Люминесцентные цифры на будильнике показывали десять минут пятого утра. Я подскочила к гардеробу и поспешно оделась: спортивные штаны, кроссовки, толстовка и куртка, которую мне как раз на днях выдали в СО10. Куртка застегивается на четыре большие пуговицы. Две из них — действительно пуговицы. Третья — датчик, который я активировала одним вращательным движением. В четвертой помещалось крохотное звукозаписывающее устройство.

Как только я выйду из квартиры, меня засечет камера. Даже если я не активирую пуговицу на куртке, новый мобильный постоянно связан со Скотланд-Ярдом. Сидящий за пультом человек обратит внимание, что я иду куда-то среди ночи, и оповестит коллег. Те подадут сигнал в машину, которая, ничем не выделяясь, стоит где-то на улице перед моим домом. И машина незаметно поедет за мной.

Дотащив велосипед до самого верха, я залезла на него и что было духу помчалась к Вондсворт-роуд. На другой стороне машин было больше: в этих краях в пробку можно угодить даже в предрассветный час.

На цветочном рынке «Нью Ковент-Гарден» делают оптовые закупки флористы Лондона и окрестностей. Сюда со всех уголков Британии и даже из-за рубежа ежедневно свозят сотни тысяч цветов. Рынок занимает гигантское складское помещение возле Темзы, между Найн Элмс-лэйн и Вондсворт-роуд, и открывается обычно в три утра.

Торговля в основном нацелена на перекупщиков, но ходят сюда и обычные покупатели. По пятницам и субботам здесь особенно людно: кто-то хочет сэкономить, кому-то просто любопытно. Туристы, не поленившиеся встать так рано; богатые дамочки из северных районов, планирующие светские приемы; невесты, мечтающие утопить церкви в букетах. А иногда и ваша покорная слуга.

Когда мне не спится, я часто еду сюда на велосипеде или иду пешком — и бесцельно шатаюсь между прилавками. Цветы неизменно попадали в мой воображаемый список «Вот что я люблю».

Бросив велосипед у ограды, я зашла на рынок через главные ворота, и меня тут же окутал липкий, приторный запах лилий. В киоске справа их было великое множество: белые, розовые, желтые и тигровые — оранжево-золотистые, просто изумительные. Я не стала там задерживаться и двинулась вглубь, мимо башен из роз, каскадов маргариток и коробок с цветами, которые я вообще не знала. Цветочные ароматы сливались в воздухе с запахами фастфуда. Странное, конечно, сочетание — розы и жир, но мне нравится. Торговля шла бойко, покупатели всегда стекались сюда часам к пяти-шести.

А вот и он.

В сорока футах от меня, по ту сторону небольшого леска из лавровых деревцев в горшках. Одет он был все так же: джинсы, волочащиеся по земле, черная куртка в оранжевых и желтых загогулинах, черная шапочка в обтяжку. В резком искусственном освещении рынка не представляло никакого труда узнать заостренные черты и крупный нос Самюэля Купера. Неделю назад, в парке, он стоял слишком далеко, и я еще сомневалась. Теперь от сомнений не осталось и следа.

Он покачнулся, причем в мою сторону. Даже в сорока футах от меня его жестикуляция казалась зловещей — он будто угрожал мне. Я с трудом заставила себя остаться на месте. Пока мы поедали друг друга глазами, я лихорадочно вспоминала, сколько на рынке выходов. Благодаря хитроумным приборам Джосбери, коллеги смогут определить мое местонахождение с точностью до метра. А когда приедут, то сразу окружат все здание — и только потом зайдут внутрь. Если мы простоим тут достаточно долго, таращась друг на друга поверх декоративных деревцев, ему не уйти.

Секунда шла за секундой, я чувствовала его нерешительность. Странные глаза бегали из стороны в сторону.

Рано, еще рано. Может, кто-то уже и приехал, но этого недостаточно. Мне срочно нужна рация. Я ее пока не включала, но мне необходимо было знать, где именно находятся ребята. Я медленно, несмело запустила руку в карман куртки. Купер отшатнулся. Я застыла.

Безвыходное положение. Если я шелохнусь, он бросится наутек.

— Тебе помочь, красавица?

Это подошел киоскер. Я покачала головой, не сводя глаз с Купера.

— Как знаешь, — пробормотал мужчина, которого я видела лишь боковым зрением. — Но ты все-таки подвинься, мне сюда кое-что поставить надо.

— Я из полиции, — сказала я, хотя вряд ли он бы мне поверил: в конце концов, я была в штатском и с велосипедным шлемом на башке. — Подождите одну минуту, пожалуйста.

Киоскер замолчал.

— Покажи удостоверение, — наконец произнес он.

Я проигнорировала его просьбу.

Он схватил меня за руку.

— Я с тобой разговариваю? Если ты…

Пришлось обернуться. Передо мной стоял полный мужчина, немного за сорок. Из-за него я отвела взгляд от Купера — пускай теперь расхлебывает.

— Отвали, — прошипела я.

— Все, я вызываю охрану, — объявил он.

Купер исчез. Стряхнув с себя руку киоскера, я ринулась в погоню. В последний момент увернувшись от тележки, я достала рацию из кармана.

— Констебль Флинт, преследую подозреваемого. — Такой позывной точно привлечет ко мне внимание. — Срочно нужно подкрепление. — Я пробиралась сквозь толпу, стараясь никого случайно не сбить с ног. Впереди замаячила дверь. — Выход номер десять! — крикнула я в эфир. — Подозреваемый движется к выходу номер десять!

Купер выбежал на парковку, опередив меня на считаные секунды. Там он перепрыгнул через ограду и помчал к Найн Элмс-лэйн. Быстро оглядевшись по сторонам, я последовала за ним. Ловко петляя между машинами, он пересек Вондсворт-роуд и очутился на перекрестке.

— Подозреваемый движется к мосту! — крикнула я.

Перебегать дорогу было страшно, но я не могла позволить себе сбавить скорость. Мимо прогрохотал автобус; из автомобильных окон на меня глазели недоумевающие жаворонки, спешащие куда-то по своим утренним делам. На мгновение Купер исчез из виду, но каракули на куртке тут же зажелтели вновь.

— Подозреваемый находится на мосту Воксхолл! — задыхаясь, прохрипела я.

Значит, надежда еще есть: на мосту мне никто не будет мешать. На мосту я смогу догнать его. А если повезет, кто-нибудь преградит ему дорогу на том конце. Мост Воксхолл ведет практически в самое сердце Вестминстера, а уж там-то полицейских всегда хватает.

— Подозреваемый преодолел примерно треть моста, движется в северо-западном направлении. — Меня мучила одышка. — Одет в черную свободную куртку, джинсы, черную шапку. Предположительно Самюэль Купер.

«Предположительно Самюэль Купер» внезапно замер посреди пешеходного перехода. Я замерла тоже. По нашей стороне моста машины ехали как ни в чем не бывало, а вот вторая полоса опустела. Взглянув через его плечо, я поняла, в чем дело: у развязки стояли две патрульные машины, отсекая северный берег Темзы. Купер понял, что туда его не пропустят. Понял — и побежал обратно.

Хотя инстинкт приказывал мне отойти в сторону, пусть даже на проезжую часть, я не сдвинулась ни на сантиметр. Может, я его и не остановлю, но хотя бы заставлю притормозить. Подкрепление уже близко. Оглянуться я не решалась, но знала, что они заняли свои места. С минуты на минуту прибудут еще несколько офицеров.

— Флинт! — закричал до боли знакомый голос. — Отойди, мать твою!

Топот — и спереди, и сзади. На миг показалось, что охотятся не на Купера, а на меня. Ноги так и просились броситься наутек.

От Купера меня отделяло всего несколько ярдов. Он сбавил скорость. А потом достал из кармана небольшой черный пистолет.

Топот стих.

Уже не ярды, а футы. Я видела у него за спиной полицейских. Кто-то был в форме, кто-то — в серой куртке, которая еще недавно лежала на спинке моего дивана. Джосбери ведь живет в пяти минутах езды. Через реку переехал — и дома.

Купер завертелся волчком, размахивая пистолетом. Мост опустел. Джосбери пытался что-то сказать одними губами, но я никак не понимала, что именно. А когда поняла, было уже слишком поздно. Он пытался сказать мне: «Отойди».

Купер схватил меня, и мы повалились на красную сталь мостового ограждения. Сама не знаю, как мои ребра уцелели.

— Я это сделаю! — закричал он. — Я ей башку на хрен отстрелю!

Дуло, если честно, упиралось мне в левое плечо, но спорить с ним я не собиралась. Хватая воздух ртом, я оторвала взгляд от пистолета и посмотрела на Купера. Странные глаза никак не могли сфокусироваться. Дышал он, даже учитывая недавний забег, слишком часто, а в уголках рта скапливалась слюна. Он явно был под кайфом.

Он выпрямился и прикрылся мной, как живым щитом. На добрых шесть дюймов выше меня, гораздо сильнее. Левой рукой обхватив меня за талию, правой он поднес пистолет к моему виску. Час от часу не легче. Вот только когда он целился мне в плечо, я успела внимательно рассмотреть ствол, определить модель и запомнить серийный номер.

— Отпусти ее, Сэм! — крикнул Джосбери. — Отпусти — и мы что-нибудь придумаем.

— Пошли вы все на х..! — Я едва не оглохла от его вопля. — Уходите с моста, а то будете соскребать с него ее мозги.

Джосбери поднял руки и сделал шаг назад.

— Не нервничай, — сказал он. — Мы уходим.

Они действительно попятились. Пора! Я крепче вцепилась в куртку Купера и, убедившись, что он не вырвется, сделала глубокий вдох.

— Пистолет не настоящий! — крикнула я, мысленно молясь, чтобы это было правдой. — Пневматика! Давайте!

Джосбери и офицер, стоявший с ним рядом, обменялись тревожными взглядами. Пистолет — не то боевой, не то воздушный — еще сильнее прижался к моему виску. Шея готова была сломаться, как тростинка, в любой момент. Потом что-то потащило меня назад, и земля ушла из-под ног.

Меня словно пронзило раскаленными иглами.

Я больше не ощущала жар его тела, хотя он по-прежнему меня держал. В спину давила толстая стальная балка. Черт возьми! Купер уже стоял по ту сторону ограждения, и от падения его спасала только я.

— Не надо, Сэм. — Джосбери шел к нам. — Сейчас отлив. Воды всего на метр, не больше. Ты точно убьешься.

Но я не видела грязных, замусоренных пляжей, которые обычно обнажает отлив. Джосбери лгал: вода стояла гораздо выше, чем на метр. Сомнительное утешение, если учесть, что земли я касалась лишь носками кроссовок, а позвоночник мой изогнулся неестественной, хрупкой дугой.

— Тут высота двадцать метров, Сэм, — продолжал Джосбери. — Больше, чем на олимпийской вышке. Ты не выживешь.

На самом деле даже в отлив от перемычек Воксхолла до воды не больше двенадцати метров. Прибавьте еще пару метров дорожного покрытия — получится, в лучшем случае, четырнадцать. Но, опять-таки, радоваться нечему. Люди, которые падают в Темзу с мостов, выживают крайне редко.

— Прямо под тобой — бетонный пирс. — Джосбери мог уже, протянув руку, коснуться нас. — Ты даже не в воду упадешь.

Я не могла заставить себя посмотреть вниз, но надеялась, что Джосбери снова врет. Если мы упадем в воду, шансы еще есть. Приземлимся на бетон — пиши пропало.

— Я ни в чем не виноват. Меня подставили.

Джосбери и глазом не моргнул.

— Давай, приятель, перелезай обратно. Мы во всем разберемся.

— Иди ты…

Джосбери прыгнул в тот самый момент, когда Купер оторвал меня от земли и перекинул через ограждение. На долю секунды я почувствовала на своей стопе чью-то руку, поймала взгляд Джосбери — и лицо его исказилось гримасой боли. Он вывихнул плечо. Когда рука соскользнула, я поняла, что обронила кроссовку и теперь лечу куда-то вниз.

Голубые глаза, полные ужаса, и река, сверкающая, как чернила, и разноцветные огни с северного берега, лентами лежащие поперек… Признаться, я удивилась. Я часто воображала свою смерть, но она всегда была иной. Редкая комбинация: вроде бы тебе и хорошо, а вроде бы и конец. В этот миг сработали инстинкты, и я воздела руки кверху. Вовремя. Удар об воду был настолько силен, что я сперва приняла ее за бетон. После этого мир вокруг превратился в бурлящую черную дыру.

Я так стремительно тону, что мне кажется, будто я до сих пор падаю. Меня окружает тьма — настолько непроглядная, что может быть и твердой, а не жидкой. Я понимаю, что должна противиться своим инстинктам и сохранять спокойствие. Паниковать нельзя, в моем распоряжении несколько минут. Человеку, который падает в Темзу возле Вестминстера посреди зимы, дано сто двадцать секунд, не больше — потом конечности сковывает холодом, и он идет ко дну. Мне же повезло упасть в Темзу в конце сентября.

Быстрее! Нельзя терять ни одной из драгоценных минут. Я развела руки и ноги, чтобы замедлить движение. Оглянулась. В глазах жгло. Ничего не видно — только мельтешение темных фигур. Огни. Это свет с берега. Я уже не тону, но все равно передвигаюсь слишком быстро: меня подхватило волной.

Плыви! Вверх, к огням. Не дыши! Не думай о реке, не думай о тьме, которая разверзлась внизу, о водорослях, липнущих к лицу! Не теряй ни минуты! Острая боль — я обо что-то ударилась. Я не вижу, что это, но трусь о какую-то жесткую поверхность. Я обмираю на миг и понимаю, что за что-то зацепилась. Река проносится мимо, как водопад. Все, конец. Но вот я снова свободна, снова уношусь во тьму. Огни над головой. Не дыши! Прошло уже несколько минут. Время идет. Мне нужен воздух.

Я дышу. Я прорвалась наверх — и опять погружаюсь, но воздух, который попал в легкие, вселяет надежду. Я отбиваюсь от воды. Я двигаюсь вперед. Не поддавайся холоду! Из Темзы круглый год еженедельно достают по свежему трупу. В основном в Лондоне. Ты не можешь стать одним из них.

Я выныриваю на поверхность. Гигантское колесо обозрения отсюда кажется совсем крохотным. Я уже проделала большой путь. Меня несет приливом — и снова окунает в воду. Я барахтаюсь в реке, поглощенная тьмой и гонимая волнами. Меня найдут через несколько дней — думаю, в излучине у Собачьего острова, там чаще всего застревают покойники. Мое тело будет раздутым, исклеванным чайками. Меня уложат в специальную ванну — неглубокую, но большую, — и речная полиция попытается снять отпечатки пальцев, если у меня, конечно, будут пальцы.

Но пока я жива, я дышу и двигаюсь. Сбрось куртку: намокшая ткань отяжелела и тянет ко дну! Я отваживаюсь коснуться пуговицы — и вспоминаю.

Куртка — моя единственная надежда. А еще — телефон Джосбери в кармане. Они будут знать, где я. Они вместе со мной движутся вниз по течению. Ты, главное, не умирай! Я вижу очертания чего-то громадного на берегу. Это Игла Клеопатры. Скоро мост Ватерлоо. Вот «Королева Мария». Здесь река делает резкий поворот. Здесь я рискую разбиться насмерть об опору моста или пришвартованную баржу. Здесь же я могу спастись.

Я разворачиваюсь лицом по течению. Это почти середина реки, и шансов на то, чтобы отплыть в сторону, у меня нет. Но на северном берегу всегда многолюдно: это, можно сказать, общепризнанная стоянка для круизных судов и исторических кораблей. Ой, черт, как же больно! Что-то ударило в лицо, и я на несколько секунд теряю способность дышать. Но лодки с Набережной уже близко. Вот одна — маленькая, что-то вроде речного такси. Стоит привязанная к берегу. И до веревок совсем не высоко.

Я собираю волю в кулак. Река рвет и мечет, она не согласна на компромисс. Она не сдается, продолжает борьбу. Ухватившись за веревку, я почти горизонтально распластываюсь на воде, настолько сильное тут течение. Последний рывок — и я цепляюсь за веревку локтем. Сжимаю руки «в замок». Это все, на что я способна.

Теперь у меня в запасе действительно пара минут. Потом силы иссякнут. Потом холод, хоть и сентябрьский, скует меня. Джосбери и все остальные будут меня искать. В Скотланд-Ярде будут знать, где я. Они с кем-то свяжутся. Кто-то меня спасет.

Если, конечно, хитроумные устройства Джосбери водостойки.

Очнулась я в больничной палате. Жалюзи на окнах были опущены, но сквозь щели все-таки брезжил свет. Значит, не умерла. Несколько минут я пролежала без движения. Несколько долгих минут. Мне было очень жарко. Затем я осмелилась пошевелить руками и ногами — и по телу разлилась боль. Значит, серьезных повреждений нет. Я привстала, познакомившись с доселе неведомой болью: голова, лицо, торс — саднило все.

Я села и сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох, выдох-вдох. Я ждала, пока боль пройдет. Когда из острой она превратилась в ноющую, я решила, что можно снова попробовать лечь. Вполне разумное решение, вот только в туалет ужасно хотелось.

Я слезла на пол и предприняла отчаянную попытку встать, над которой посмеялся бы даже младенец. Зато не упала. Примерно в восьми футах от меня была дверь — возможно, в уборную. Вот хорошо бы было… На покорение коридора у меня бы точно не хватило сил.

Я двинулась в путь. Черт, какая боль! Неужели нельзя было помочиться в реке? Голова шла кругом. Слава тебе господи, таки сортир! Открыто. Может, даже получится присесть, не упав на пол.

Да, сесть у меня получилось, а вот встать — это уже другая история. Я решила не спешить. Где я вообще нахожусь? Наверное, в одной из больниц южного Лондона. Я помнила яркий свет в лицо. Помнила, как ко мне тянется чья-то рука. Взяться за веревку я не смогла, поэтому меня заарканили, как бычка, сбежавшего с фермы, и затащили в шлюпку. Симпатичная рыженькая из речной полиции пристегнула меня к носилкам и обернула серебристыми теплоудерживающими одеялами. Потом мотор рванул — и мы понеслись к берегу, где уже поджидала «скорая».

Ладно, нельзя же всю ночь просидеть на унитазе. Придется вставать. Черт с ней, с болью, потерплю, не такая уж она невыносимая. Вот только дышать почему-то было сложно, как будто я сильно простудилась. Я смыла и вышла из туалета. В двери было окошко. Выглянув, я увидела мужчину, сидящего напротив на пластмассовом стуле. Глаза у него были закрыты, рука на перевязи. Дверь в палату и его глаза открылись одновременно. Джосбери посмотрел на меня и встал.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, закрыв за собой дверь.

— Как девушка, чуть не утонувшая в Темзе.

Выглядел он смертельно уставшим. Интересно, сколько он тут просидел?

— Лучше пока не вставать, — сказал он. — Тебя пару часов назад накачали обезболивающим и успокоительным.

Может, поэтому казалось, что в голове у меня осиное гнездо, к тому же кем-то потревоженное.

— Что со мной?

— Поломала несколько ребер. Пара растяжений. И очень много гематом.

Вроде бы нормально.

— Это из-за меня? — поинтересовалась я, кивнув на перевязь.

Он пожал плечами — точнее, одним, здоровым плечом.

— Ну, ампутация мне пока не грозит. — Он попытался улыбнуться. — Твоя кроссовка у меня в машине.

Я опустила глаза.

— Кажется, я и вторую потеряла.

— Тогда оставлю ее себе как сувенир. — Улыбка его стала смелее.

— А что с Купером? — спросила я.

Бултыхаясь в реке, я не вспоминала о человеке, из-за которого там очутилась. Главное было выжить. А вот теперь…

Джосбери покачал головой.

— Пока не знаем. Но еще ведь рано. Мы и тебя бы не нашли, если бы…

— Я понимаю. — Этого, наверно, было мало. — Спасибо.

— Он погиб, Флинт. Выбраться должен был кто-то один.

— Я понимаю, — повторила я. Оно, наверно, и к лучшему. И все же… — Помнишь, что он сказал напоследок? Что это все подстава.

— Да все они так говорят! — Джосбери указал на кровать. — А теперь давай ложись. Утром приедет Талли, начнет кудахтать и быстро уморит тебя расспросами.

— Хорошо, только руки вымою.

В углу стояла раковина.

Он двинулся за мной.

— Лэйси, я бы не советовал…

Поздно — я уже стояла у раковины. И смотрела в зеркало. И видела лицо, которое не было мне знакомо.

Я отшатнулась, как будто чужое лицо исчезнет, если на него не смотреть. Но оно не исчезало — я поняла это по глазам Джосбери. Я прикрыла этот ужас руками, спрятала его. В следующую секунду он обнял меня, и я смогла всласть выплакаться в темно-серую толстовку.

— Это на девяносто процентов поверхностные повреждения, — сказал он мне на ухо. — Так врач сказал. В основном просто синяки и отеки. Пройдет за пару недель.

Но я не могла сдержать слезы.

— Ты, наверное, ударилась лицом. Слава богу, что хоть шлем не сняла.

— А зачем бинты? — выдавила я сквозь рыдания.

Своего носа я просто не увидела: на его месте красовалась здоровенная квадратная заплата.

— У тебя над переносицей небольшая трещинка, совсем…

Я уже не плакала — я выла.

— Ну-ну, успокойся. Все будет хорошо. Департамент все оплатит, будешь как новенькая.

Я пыталась остановиться, честное слово. Мне из-за этих слез даже дышать было трудно.

— А что еще? — пробормотала я.

Джосбери вздохнул.

— Небольшой порез на правом виске. Если шрам и останется, то малюсенький. Губу тоже пришлось зашить, но изнутри.

Глубокий вдох. Толстовка Джосбери была выпачкана кровью. Моей кровью.

— Это все. Правда. Через пару недель опять станешь писаной красавицей.

Я провела ладонью по лицу — боже, какая боль! — подняла глаза и коснулась шрама. Но не своего. Несколько секунд, почти нескончаемых, мы просто смотрели друг на друга.

— Прости, — сказал он.

— За что? За то, что ты меня за кроссовку схватил, а не за лодыжку?

Но я знала, что он извиняется за что-то другое.

— За то, что я все время тебя распекал.

Дата добавления: 2015-08-27