Глава 31. Антуанетта с отвращением смотрела на маленькую стопку одежды на краю своей кровати:

Антуанетта с отвращением смотрела на маленькую стопку одежды на краю своей кровати: выцветшее платье темно-коричневого цвета, бесформенную желтовато-коричневую кофту, мешковатые трусы с подтяжками и теплый жилет. Рядом лежали толстые коричневые носки, фланелевая ночная рубашка и пара стоптанных, изношенных черных туфель на шнурках.

– Твоя одежда, – сказала ей медсестра.

Но у нее была ее собственная одежда. Одна лишь мысль об этой больничной униформе, которую носили столько людей, заставила Антуанетту содрогнуться. Она испытывала отвращение к характерному запаху дешевого мыла, смешанного со спертым духом прачечной, где сушились целые стеллажи платьев. Краем сознания Антуанетта понимала, что, если ей удастся добиться привилегии носить собственную одежду, она сохранит свою индивидуальность. Ей не хотелось присоединяться к миру этих женщин с пустыми глазами, которые проводили дни, раскачиваясь вперед-назад на деревянных стульях, хмыкая в такт музыке, звучавшей в их головах. Ей не хотелось становиться одной из тех, кто слышал лишь духов прошлого. Некоторые разговаривали со своими духами на языке, понятном лишь им одним. Иногда духи будили в них злость, и они кричали, ругались и бросали в воздух тарелки с едой.

Униформа означала бы, что и Антуанетта стала одной из них. Униформа стерла бы ее человеческий облик, превратив в еще одно лицо в толпе людей, которых лишили индивидуальности и которые стали немногим отличаться от животных в глазах тех, кто за ними ухаживал. Такими и видели медсестры этих женщин, когда снимали с них одежду и загоняли в общие душевые, когда окатывали их, потерявших остатки чувства собственного достоинства, водой из шлангов. Медсестры не видели в них людей, у которых когда-то тоже были мечты и желания. На лицах сестер не было и следа сочувствия, когда они раздавали таблетки, которые отнимали жизнь вместе с мечтами и желаниями, или стояли рядом во время шокотерапии.

Антуанетта подумала о тринадцатилетней Мэри, вспомнила, как та бессмысленно ходила от стены к стене. Единственный момент, когда на нее обращали внимание, – это когда медсестрам приходилось вскакивать со стульев и разворачивать ее. Но если бы Мэри выглядела как обычная девочка, в собственной одежде, с вымытым лицом и аккуратно заплетеными косичками, и у нее не было бы такого тупого, затуманенного таблетками взгляда, разве стали бы эти люди, чья профессия славится добротой и милосердием, обращаться с ней как с тряпичной куклой? Может, тогда они смогли бы увидеть в ней заброшенного ребенка?

Антуанетта хорошо понимала, какое значение имеет униформа. Эта одежда была первым шагом на пути к вечной жизни в этом месте. Эта одежда была первым признаком поражения.

– У меня есть своя одежда, – настаивала Антуанетта, выйдя из задумчивого состояния.

– Я знаю, но кто будет стирать ее? – осторожно втолковывала медсестра. – Для этого и существует больничная одежда. Ты сможешь получать чистый комплект каждую неделю.

Антуанетта все еще стояла, боясь прикоснуться к стопке одежды, лежавшей на ее кровати.

– Антуанетта, – терпеливо сказала медсестра, – к пациентам, которые находятся в отделении, откуда тебя перевели, приходят посетители. Но сюда не приходит никто. Какая разница, что на тебе надето? А здесь твою одежду будут забирать, стирать и возвращать обратно – чистую и поглаженную. Я не понимаю – что тебя не устраивает?

– Я буду стирать свою одежду сама.

С этими словами Антуанетта отвернулась. Она знала, что не сможет сопротивляться вечно, но была не готова стать одной из этих потерянных душ, которые жили в странной стране, отделенной от внешнего мира стеной предрассудков и равнодушия.

Дата добавления: 2015-08-09