Глава 7. Вскоре Антуанетта стала ходить на дискотеку каждые выходные

Вскоре Антуанетта стала ходить на дискотеку каждые выходные. Теперь, когда она возвращалась домой с танцев, ее дыхание было окрашено еще одним запахом, запахом блевотины. Она не могла сказать «нет», когда ей предлагали очередную порцию алкоголя, даже если стены шатра уже танцевали перед ее глазами, а желудок сжимался от приступов тошноты.

Каждый раз все происходило по одному и тому же сценарию. Торопливо выйдя из шатра, она подставляла лицо холодному ночному воздуху, но он не отрезвлял ее, так как она пила слишком много. Вместо этого к ее горлу волнами подкатывала тошнота, которая заканчивалась приступами рвоты. Прижав к губам носовой платок, Антуанетта, пошатываясь, брела, чтобы скрыться в тени припаркованных машин, отчаянно надеясь, что ее никто не увидит. Затем, оперевшись рукой о багажник ближайшего автомобиля, она пыталась удержать равновесие. Из глаз текли слезы, и ее выворачивало наизнанку – организм бунтовал и избавлялся от алкоголя. Изо рта вырывался поток горячей желчи, обжигая горло. Так она стояла согнувшись, пока внутри ничего не оставалось.

После этого ее накрывало угнетенное состояние – обычный синдром, сменяющий бурную алкогольную радость. Она вытирала рот краем носового платка, выпрямлялась и, пошатываясь, брела домой.

Еще подростком Антуанетта усвоила, что алкоголь приглушает душевные страдания и физическую боль. Но она не осознавала, что между девочкой, слегка подвыпившей на вечеринке, и девушкой, зависимой от алкоголя, очень узкая грань, и ее она уже пересекла. Даже если в глубине души она и признавалась в этом самой себе, ей было все равно. Антуанетта твердо знала одно: с каждым новым глотком алкоголя у нее на душе становилось все лучше и лучше. Страх отступал, растворялись страдания, и росла уверенность в себе. Она начинала рассказывать истории, над которыми все дружно смеялись, и чувствовала себя частью компании. А позже, в постели, состояние оцепенения помогало ей избавиться от ненужных мыслей.

Но за все нужно было платить. Каждое воскресное утро она боялась пробуждения, не желая сталкиваться с последствиями излишеств предыдущей ночи. Голова гудела. Боль поднималась волнами от глаз и распространялась по всей голове. Язык еле ворочался, горло пересыхало. Все, чего ей хотелось, – проваляться под одеялом весь остаток дня. Но она не желала доставлять матери такого удовольствия и сдаваться в плен боли, в которой сама была виновата. Антуанетта знала, что у Рут и без этого достаточно причин, чтобы пожаловаться на поведение дочери, и не собиралась давать ей еще один повод для нападения.

Вместо этого она пыталась вспомнить события прошедшей ночи. Перед ее глазами возникал танцевальный зал, где у столиков стайками сидели девушки. Они щебетали и хихикали, старательно избегая взглядов парней, которые прохаживались вокруг них. Теперь Антуанетта начала понимать суть игры. Это было состязание между ней и ее подружками, кто лучше сыграет напускное равнодушие. Наградой служило приглашение парня, которого девушки уже выбрали для себя. Когда он приближался, пустой взгляд сразу же сменял дружеское выражение, обращенное к подругам. Затем спокойно, почти неохотно приглашенная девушка сухо кивала огромным начесом в знак согласия.

Обе стороны знали, чего хотят: девушки желали, чтобы их добивались и ухаживали за ними, и мечтали о поклоннике или постоянном парне. Ребята хотели показать своим друзьям, что они могут покорить любую девушку, какую только захотят.

Но, несмотря на браваду, ребята знали правила. Они могли бы попытаться пойти дальше, но не делали этого, и неудивительно. Они знали, что страстный поцелуй на заднем сиденье автомобиля, медвежьи объятия и неловкое тисканье приведет к тому, что их пыл охладит мягкая, но твердая рука. В начале шестидесятых, до того как изобрели противозачаточные таблетки, которые повлекли за собой сексуальную революцию, беременность могла означать либо замужество, либо позор. И ребята, и девушки хорошо это знали и пытались этого избежать, каждый по своим причинам.

В это время Антуанетта играла совсем в другую игру. Ей был нужен алкоголь. Она страстно желала, чтобы мир закружился перед ее глазами. После легкого головокружения она долго держала кисти рук под краном с холодной водой, чтобы собраться, а затем искала добавки. Она нежно улыбалась первому встречному парню, у которого была «контрабандная» бутылка. Ошибаясь насчет ее мотивов, он поспешно доверху наполнял ее стакан, а когда Антуанетта понимала, что одной улыбкой ей не отделаться, она залпом опрокидывала содержимое и стремительно исчезала.

Антуанетта избегала грубых ощупываний на заднем сиденье. Но молодые люди, желая получить что-то взамен за купленные для нее напитки, пытались залезть ей под юбку. Ее же совершенно не интересовал этот «бартер», и она всегда убегала раньше. Подруги Антуанетты были слишком молоды, чтобы понять, что она увлекалась алкоголем, а не парнями. Однако Рут это было хорошо известно.

Именно алкоголь поставил Антуанетту перед фактом, что их отношения с матерью изменились. От доверия и дружбы, которыми она так дорожила, не осталось и следа. Наконец-то Рут раскрыла перед ней свои карты, и Антуанетта чувствовала, что единственный способ выжить – это изгнать из сердца остатки былой любви.

Антуанетта сознавала, что стала создавать слишком много проблем, как и в годы раннего детства, когда мать отказывалась признавать происходящее. Теперь, когда она вышла из-под ее контроля, Рут, со своими несбывшимися мечтами, начала верить, что именно дочь была виновна во всех ее проблемах. И Антуанетта чувствовала это.

Рут дала ей понять, что примет своего мужа назад в их дом, как будто ничего не случилось. Она ненавязчиво и искусно обрабатывала Антуанетту, пока не заставила ее смириться.

Как и прежде, ей хотелось управлять Антуанеттой, и она слишком хорошо знала слова, которые могли заставить дочь плясать под ее дудку.

– Дорогая, я так за тебя переживаю, – начинала Рут. – Я не могу уснуть, пока ты не придешь домой. Из-за этого я чувствую себя такой вялой по утрам. Тебе действительно нравится так меня мучить? – Пытаясь вызвать у дочери чувство вины, она нападала: – Ты разочаровываешь меня. – Потом следовали обвинения: – Мне не известно, с кем ты шляешься по ночам и чем вы занимаетесь со своими друзьями, но я знаю, как от тебя пахнет, когда ты возвращаешься домой.

Антуанетта старалась не обращать на нее внимания. Устроившись в гостиной перед зеркалом, висящим рядом с телевизором, она невозмутимо наносила макияж, готовясь к очередной ночной гулянке и время от времени бросая взгляд на экран, где шла ее любимая передача «Музыкальный суд присяжных». Тогда Рут пускала в ход козыри:

– Ты же знаешь, как я люблю тебя!

Антуанетта многое бы отдала за то, чтобы это оказалось правдой. В глубине души под пеленой злости на мать еще теплился огонек привязанности, и она жаждала любви взамен. До освобождения отца оставалось всего несколько недель, и Антуанетта старалась не слушать мать, пытавшуюся перекроить историю на свой лад. Рут же старалась потуже натянуть поводья, чтобы добиться от дочери привычного послушания. Снова началась игра в счастливую семью, и от Антуанетты требовалось притворяться, что она с нетерпением ждет отца. Никто не должен был догадаться о том, что произошло когда-то и что одна лишь мысль о его возвращении казалась ей чудовищной.

– Дорогая, скоро вернется папа, – говорила Рут счастливым, безмятежным голосом, как будто в ответ не могла ожидать ничего, кроме радостного возгласа.

А у Антуанетты от этих слов мороз бежал по коже и начинало ныть в животе. Прежний, детский страх заставлял ее сжимать кулаки, но она ничего не отвечала матери.

Рут заявляла резким тоном, не терпящим возражений:

– Я хочу, чтобы ты постаралась не огорчать его. – Затем добавляла терпеливым голосом мученицы, представляя, что она таковой и является: – Я уже и так достаточно страдала! Никто не знает, сколько я вынесла. Больше я не выдержу.

Антуанетта и сама начала верить, что ее мать много страдала. Она так часто слышала фразу: «Я достаточно страдала!», что иначе и быть не могло, хотя в глазах матери читалось совсем другое: злость на упрямство дочери, равнодушие и неумолимая потребность создать свою версию происходящих событий.

День, когда отец должен был вернуться домой, уже маячил на горизонте. В течение стольких месяцев Антуанетта пыталась не думать об этом дне, но теперь это было невозможно. Его лицо и звук голоса наводили на нее ужас в трезвые часы, часы, которые становились все более редкими.

За неделю до его приезда Рут победоносно предъявила Антуанетте пакет, в котором находилась коричневая краска для волос.

– Ты должна убрать этот рыжий начес. В своей компании ты можешь делать со своими волосами все что хочешь. Но в этом доме придется выглядеть прилично, – твердо сказала она.

Антуанетта знала, что лучше подчиниться. Злить мать за несколько дней до возвращения отца – не очень хорошая идея. Вздохнув, она расчесала волосы и нанесла на них краску. Через час, вымыв голову, она энергично растерла волосы полотенцем перед камином и подошла к зеркалу. На нее смотрела блеклая Антуанетта, испуганная девочка-подросток, девочка-жертва, которой она была когда-то. От Тони, со всем ее куражом, не осталось и следа.

Мать победила: вся уверенность в себе, которой Антуанетте удалось добиться за то время, пока отца не было в ее жизни, оказалась полностью уничтоженной. И теперь, когда день его возвращения был не за горами, она чувствовала, что вернулась на то же самое место, откуда пришла.

Рут внимательно осмотрела ее новый цвет волос.

– Очень хорошо, дорогая, – холодно сказала она.

И это был отнюдь не комплимент.

За день до возвращения отца тягостное молчание повисло между матерью и дочерью. Антуанетте больше всего на свете хотелось скрыться в своей в комнате и выкинуть из головы мысли об отце и его возвращении. Рут же с воодушевлением разыгрывала сцену счастливого семейства. Вечер тянулся, и нервозность Антуанетты возрастала.

– Я пойду спать, – в конце концов сказала Рут. – Я сегодня так устала.

Именно теперь, осознав свою победу и почувствов, что после недолгого бунта дочь снова была под контролем, Рут нанесла смертельный удар:

– Завтра, дорогая, ты встретишь отца и привезешь его домой. Я работаю с утра, а у тебя перед вечерней сменой почти целый день свободен. – С улыбкой без тени искренности она достала из кошелька десятишиллинговую купюру и вложила ее в руки дочери. Потом, словно задумывая теплый прием, добавила: – Вот тебе немного денег. Напои его чаем в своем любимом кафе.

Словно оглушенная, Антуанетта послушно ответила:

– Хорошо, мама.

Пока Рут с удовлетворенным блеском в глазах распоряжалась, Антуанетта вновь ощущала на себе ее власть. Она быстро поцеловала мать в щеку, как делала это прежде, до своего маленького бунта, и пошла спать.

Антуанетта понимала, что матери, с ее извечной мечтой о счастливой семье, необходимо было верить в то, что она – хорошая жена, а Джо – обожающий ее ирландский красавец муж, что у них есть дочь, источник ее страданий, не приносящая им ничего, кроме несчастья. И если Антуанетта постарается вести себя хорошо и не раздражать отца, когда он вернется домой, все должно наладиться.

Позору и страданиям Антуанетты не было места в этих мечтах. В выдуманном мире Рут ее дочь была трудным подростком и виновницей всех бед.

И хотя Антуанетта пыталась бороться, прошло немного времени, и она сама начала верить в то, что, возможно, ее мать права.

Дата добавления: 2015-08-09