Читайте также:
|
Действующие лица
ЖАН
БРАТ-НАСТОЯТЕЛЬ, одет в белое
ПЕРВЫЙ БРАТ (или БРАТ ТАРАБА)
ВТОРОЙ БРАТ
ТРЕТИЙ БРАТ
ЧЕТВЕРТЫЙ БРАТ
ПЯТЫЙ БРАТ (он же клоун – исполнитель роли ТРИПА)
ШЕСТОЙ БРАТ (он же клоун – исполнитель роли БРЕХТОЛЛА)
БРАТЬЯ В КРАСНОМ И БРАТЬЯ В ЧЕРНОМ
МАРИ-МАДЛЕН
МАРТА
Просторная комната: столовая или трапезная то ли монастыря, то ли казармы, то ли тюрьмы. В задней стене – большая решетка с редкими прутьями. За ней на протяжении почти всего действия виден пустынный, унылый, бесцветный пейзаж, тусклое, пасмурное небо или туман. Позже, в конце, пейзаж озаряется ослепительным светом: на фоне яркой зелени, цветущих деревьев, голубого неба, появляются Мари-Мадлен и Марта, сверху спускается сверкающая лестница – все как в конце первого эпизода «Бегство».
Марта – совсем еще крошка в первом действии – выросла, ей 15-16 лет.
Чудесный, почти райский сад выглядит резким контрастом рядом с мрачными, серыми стенами, на фоне которых разворачивается действие.
На переднем плане, справа, - незажженный очаг, слева –старая, тяжелая, скрипучая дверь в готическом стиле. В центре сцены – Брат Тараба, он должен выглядеть как монах и в то же время не совсем как монах, на нем капюшон с прорезями для глаз, но креста нет. Некоторое время он стоит неподвижно, потом резко поворачивается к двери, снимает капюшон. Нужно, чтобы и в остальных обитателях монастыря сразу угадывались лжемонахи. Ни крестов. Ни другой религиозной символики на них нет.
Видно как по дороге вдоль решетки проходит Жан. Дойдя до конца сцены, он ненадолго исчезает. Почти сразу раздается стук в дверь.
БРАТ ТАРАБА. Входите, дорогой гость, входите.
Дверь медленно с глухим скрипом открывается. Жан несмело переступает через порог, дверь закрывается. Одежда на нем помята, он небрит, выглядит усталым и постаревшим.
ЖАН. Позвольте мне немного отдохнуть здесь. У меня больше нет сил. Я страшно устал! Я уже столько дней в пути, что потерял им счет. Я заметил ваш дом. Можно я передохну чуть-чуть, совсем недолго, не бойтесь, я вас не потревожу. Дорога ждет меня. Я много повидал и приключений в пути было немало. Поначалу мне все казалось интересным, но под конец я выбился из сил. Мое путешествие еще не закончено. Сейчас мне нужен отдых, иначе я не смогу идти дальше.
БРАТ ТАРАБА. Будьте как дома. Садитесь, вот табуретка.
Жан в изнеможении падает на табуретку.
Вот и чудесно.
ЖАН. (Вытирает со лба пот платком, прячет его в карман.) Благодарю, что вы согласились впустить меня.
БРАТ ТАРАБА. Мы всегда рады дать приют путнику.
ЖАН. Это у вас монастырь?
БРАТ ТАРАБА. Не совсем. Впрочем, если угодно, нечто вроде монастыря. Мы никогда не покидаем эти стены. И если люди вроде вас, те, кто долго был в пути, заходят к нам, мы их принимаем с большой охотой. Для нас счастье хотя бы немного узнать о том, что происходит в мире.
ЖАН. Спасибо. От всего сердца спасибо.
БРАТ ТАРАБА. Это мы должны вас благодарить за то, что вы решили немного побыть с нами.
ЖАН. Нет, это я вас должен благодарить.
БРАТ ТАРАБА. Да нет же, мы...
ЖАН. В этой обители, в этом приюте для страждущих вы старший?
БРАТ ТАРАБА. Ну что вы! Я - Брат Тараба, моя обязанность принимать гостей.
Жан смотрит по сторонам, оглядывая комнату.
Не очень похоже на монастырь, правда? Это и не караульное помещение, как вам могло показаться с первого взгляда. И не лазарет. Может быть, это одно из тех зданий, что за долгие столетия побывало и тюрьмой, и школой, и монастырем, и крепостью, и гостиницей. Оно очень старое. Наверное, его назначение не раз менялось. Но сейчас здесь все по-иному. Да, пожалуй, это приют для страждущих, как вы выразились, очень точное название – приют для страждущих. Монашескую одежду мы носим из-за удобства. Кому-то, вероятно, мы можем показаться монахами, но разве не все мы в каком-то смысле монахи? Впрочем, настоятель здесь не я. Вот Брат-Настоятель перед вами.
Появляется Брат-настоятель, он неправдоподобно высок, одет в белое. Его можно поставить на ходули, под длинной рясой они будут незаметны. Он входит с правой стороны сцены. Жан встает.
ЖАН. Примите мой поклон, Брат-настоятель.
БРАТ ТАРАБА. (Жану.) Сядьте, прошу вас. Брат-настоятель не любит церемонностей. (Брату-настоятелю, указывая на Жана.) Это он – наш новый гость. (Некоторое время смотрит на Брата-настоятеля, потом обращается к Жану.) Брат-настоятель ждал вас, мсье. Он поздравляет вас с благополучным прибытием и от всей души благодарит.
ЖАН. Это я его благодарю.
БРАТ ТАРАБА. Прежде всего, Брат-настоятель прости, чтобы вы чувствовали себя здесь совершенно свободно. Так что садитесь и отдыхайте.
ЖАН. (Садится.) Вы знали, что я должен прийти?
БРАТ ТАРАБА. Мы так полагали, можно даже сказать, не сомневались. Обычно сюда многие приходят. Судите сами: вы же здесь.
ЖАН. (опешив.) Да, верно, верно.
Во время последующих слов тихо, почти незаметно входят Второй брат, за ни Третий и Четвертый. Четвертый брат садится около двери, слева от зрительного зала. Двое других, обслужив Жана, садятся возле него на пол, по-восточному скрестив ноги.
ЖАН. Мне было очень холодно в дороге. Потом ужасно жарко. А потом опять холодно. Сейчас мне, пожалуй, тоже холодно. Нельзя ли зажечь огонь?
БРАТ ТАРАБА. Конечно, конечно. Стены здесь очень толстые, потому и прохладно.
ЖАН. И несмотря на это, меня мучает жажда.
БРАТ ТАРАБА. Хотите мы принесем таз с горячей водой для ног? Вы согреетесь, вам станет легче.
ЖАН. Нет, нет, что вы!
БРАТ ТАРАБА. Не спорьте, разувайтесь… Ноги в ботинках устают и опухают.
ЖАН. ну раз вы настаиваете. (Снимает ботинки.)
Брат Тараба идет в правую кулису и скрывается за небольшим простенком, в котором в конце действия откроется окошко. Простенок слегка выдвигается на сцену. После того как Второй брат подает Жану кувшин, Брат Тараба вносит таз с горячей водой и полотенце.
ЖАН. (пьет прямо из кувшина.) Спасибо. Я очень хотел пить. Что это было? Вода? Вино?
БРАТ ТАРАБА. (Жану, который не выпуская кувшин из рук, пытается опустить ноги в таз с водой.) Сидите спокойно, я все сделаю. Я сам вам обмою ноги. Пейте и не думайте ни о чем.
ЖАН. (Брату Тараба.) Но все же, я…
БРАТ ТАРАБА. Ничего, ничего. Такой наш обычай.
ЖАН. Я все выпил, просто одним махом. Я даже не знаю, что это было. Но все равно, очень вкусно… Теперь мне понятно – у вас здесь как в старые добрые времена: гостиница на старинный лад, настоящий приют для страждущих.
БРАТ ТАРАБА. Да, да, конечно, приют для страждущих. Можно сказать и гостиница – тоже точное слово. Вы не заметили вывеску снаружи?
ЖАН. Вы, наверное, дождаться не можете, хотите, чтобы я рассказал вам о своем путешествии.
Справа входит Третий брат, он несет поднос с миской и хлебом.
Ах, да, я так голоден. Спасибо.
БРАТ ТАРАБА. (стоя перед Жаном на коленях.) Не двигайтесь. Сейчас я вытру вам ноги. Не теряйте времени – ешьте.
ТРЕТИЙ БРАТ. Долгие путешествия чрезвычайно утомительны, и голод потом мучает страшно. Так всегда бывает. Вам непременно нужно восстановить силы.
Входит Четвертый брат, садится около двери, слева от зала. В руках у него карабин.
БРАТ ТАРАБА. Это наш Брат-охотник.
ЖАН. О да! Да, да, да!
БРАТ ТАРАБА. Нам самим приходится и охотиться, и рыбу ловить, и овощи выращивать и виноград. Главное – организовать дело как следует.
ЖАН. Просто удивительно! (у него полный рот, он ест с жадностью.) Я пью, я ем, пью и ем. Но жажда не проходит и голод не проходит. Простите меня, я наверное кажусь вам бездонной бочкой. В жизни не был так голоден! Правда, у меня крошки во рту не было за последние несколько недель или даже месяцев. Понимаете, я этого просто не замечал, так меня захватил дух приключений, всевозможные чудеса и красоты тех мест, через которые лежал мой путь.
БРАТ ТАРАБА. Вам очень повезло, вы столько повидали!
ЖАН. Да конечно, в этом смысле повезло. Я даже забывал, что надо было есть и пить. Можно мне еще?
БРАТ ТАРАБА. Разумеется, сколько душе угодно. Мы к вашим услугам. (Второму и третьему братьям). Братья мои. Принесите ему все, что он пожелает и сколько пожелает. Его тарелка и кувшин не должны оставаться пустыми. Что вы мешкаете? Что происходит? Позаботьтесь о нашем госте как следует.
Второй и Третий братья наполняют тарелку и кувшин.
ЖАН. Не сердитесь на них Брат Тараба. Я сам виноват – ем слишком быстро. Они просто не успевают наполнять кувшины и тарелки.
Брат Тараба уносит таз, возвращается и приносит полотняные салфетки. Жан тем временем, жадно без остановки ест и пьет. Братья двигаются все быстрее и быстрее, чтобы успеть наполнить кувшины и тарелки и подать их Жану. Выглядит это весьма забавно, хотя движения очень ритмичны.
БРАТ ТАРАБА. Простите их. Им трудно работать быстрее, они ведь уже не молоды. Горячая салфетка на лицо… очень помогает…
Кладет Жану на лицо салфетку. Тот ее снимает.
ЖАН. Спасибо. (Продолжает есть и пить.) Я вам расскажу… Столько могу рассказать… Я должен вам рассказать…
БРАТ ТАРАБА. Не торопитесь. (Снова кладет Жану на лицо горячую салфетку.)
ЖАН. (снимая салфетку) И правда… очень помогает… Да, чуть не забыл! Я не знаю, хватит ли у меня денег, чтобы расплатиться за ваш вкусный обед.
БРАТ ТАРАБА. Не думайте об этом.
В момент, когда Жан ненадолго отрывается от еды, один из монахов кладет ему салфетку на лицо.
ЖАН. Но я хотел бы знать…
БРАТ ТАРАБА. Не слишком дорого…
ЖАН. И все же… (Снимает салфетку.)
БРАТ ТАРАБА. Не надо беспокоиться. Мы решим позже. Все будет сделано лучшим образом, к обоюдному удовольствию. Пусть вас это не волнует.
ЖАН. (продолжает быстро есть и пить) Вы так щедры, у вас золотое сердце, у вас просто дар – делать людям добро! Как мне здесь хорошо!
БРАТ ТАРАБА. Оставайтесь сколько захотите.
ЖАН. Мне неловко злоупотреблять вашим гостеприимством. Я не могу.
БРАТ ТАРАБА. Распоряжайтесь нами, как вам будет угодно.
ЖАН. Такое радушие… На сердце становится радостно и тепло. Но, увы, у меня слишком мало времени. Я должен идти дальше. Столько еще предстоит сделать, увидеть, узнать!
БРАТ ТАРАБА. Устройте себе небольшой отдых… если, конечно, хотите… если хотите… не считайте, что вы у нас в долгу. Просто мы были бы счастливы, если бы вы смогли уделить нам немного вашего драгоценного времени. Вы ведь и сами предлагали. Расскажите на прощание… буквально в нескольких словах… расскажите нам, братьям, мне, Брату-настоятелю… что вы видели. Конечно, если можете… если не очень спешите… Мы вас не принуждаем.
ЖАН. Ну что вы, какие пустяки!
БРАТ ТАРАБА. К тому же я убежден, ваш рассказ будет для нас интересен, что мы сами станем вашими должниками. Вам все еще холодно?
ЖАН. Я вроде привык, все хорошо. Нет, нет, теперь уже не стоит зажигать огонь.
БРАТ ТАРАБА. Для нас нет большего удовольствия, чем принимать гостей. Ешьте, пейте сколько душе угодно. А огонь мы все-таки зажжем. Так будет лучше.
Один из монахов зажигает огонь в очаге.
ЖАН. Нет, нет, спасибо, не стоит труда.
БРАТ ТАРАБА. (жестом показывая, чтобы он продолжал).
Вам надо согреться и утолить жажду. Пейте. А насчет денег волноваться не нужно.
Жан продолжает есть и пить.
ТРЕТИЙ БРАТ. Итак, уважаемый путешественник, что хорошенького вы видели в пути?
БРАТ ТАРАБА. (Третьему брату.) Дайте же ему перевести дух.
ВТОРОЙ БРАТ. (Жану.) Ну что белый свет? Как он там себя мироощущает?
БРАТ ТАРАБА. (Второму брату.) Пусть он сначала отдохнет, придет в себя.
ТРЕТИЙ БРАТ. Кого же вы видели, дорогой гость? Что вы видели? (Кладет Жану салфетку на лицо.)
БРАТ ТАРАБА. Подождите братья мои, подождите, я сказал. (Жану.) Они слишком нетерпеливы! Я вынужден извиниться за них.
ЖАН. (Снимая салфетку.) Я понимаю. Мне теперь гораздо лучше, и все благодаря вашим заботам. И усталость прошла. Если позволите, я потом еще поем.
ТРЕТИЙ БРАТ. Что вы видели?
ВТОРОЙ БРАТ. Что вы слышали?
Трое братьев садятся в кружок вокруг Жана. Четвертый брат по-прежнему неподвижно сидит около двери. Тараба и Брат-настоятель продолжают стоять, Тараба держится ближе к Жану. Время от времени Тараба бросает взгляд на Брата-настоятеля, словно спрашивая его мнение. Немой диалог между ними длится в течении всего действия.
ЖАН. Что я видел? Что я видел… О, столько всего, что сразу и не вспомню. Все в голове перемешалось. Подождите… Подождите… Я видел людей, я видел луга, я видел дома, я видел людей, я видел людей, я видел луга… ах, да… луга, и ручьи, и рельсы… и деревья…
ТРЕТИЙ БРАТ. Какие деревья?
ЖАН. Разные. Много.
ВТОРОЙ БРАТ. Деревья в цвету?
ЖАН. Да. Деревья в цвету, деревья без цветов, деревья без цветов и листвы… и еще… деревья вдоль дорог. Я видел… детей.
ТРЕТИЙ БРАТ. Что делали дети?
ЖАН. Они несли портфели и ранцы, они шли в школу. Они возвращались из школы. Еще они играли… в классики, в чехарду, в кошки-мышки. Много детей. Светловолосые, темноволосые. Дети…
ВТОРОЙ БРАТ. Вы с ними разговаривали? Они вам что-нибудь говорили?
ЖАН. Ну… Они шли. Одних я обгонял, другие шли мне навстречу, потом они удалялись и исчезали. Еще я видел людей, мужчин, женщин. Я не мог поговорить со всеми. Я сними и не разговаривал. Я торопился. У меня не было времени. Мне надо было успеть до ночи. Что я говорю? Мне и ночью приходилось идти. А потом наступал новый день.
БРАТ ТАРАБА. Какой день?
ЖАН. Серый и угрюмый, без конца и края, над мрачной равниной.
ВТОРОЙ БРАТ. А до равнины, когда вы были на лугу, вам не встретился старый рыцарь в старинных доспехах, который спит стоя и похож на статую?
ТРЕТИЙ БРАТ. Вам удалось попасть к королевскому дворцу? Вы видели императора или его свиту?
ЖАН. (продолжая есть.) Я вам сказал: мрачная равнина, голая.
ТРЕТИЙ БРАТ. А до равнины?
ЖАН. До равнины я видел пляжи.
ВТОРОЙ БРАТ. Вы, конечно, видели океаны пурпура, озера крови, дыры в небесной лазури, взорвавшиеся звезды, снаряды, бороздящие небо, сверкающие всеми цветами радуги.
ЖАН. Я видел деревни, мужчин, женщин, они ссорились, видел свадьбы, да, много молодоженов.
ВТОРОЙ БРАТ. А до равнин и пляжей, когда вы были в лугах и лесах, вам не встречались источники света, хрустальные волки, окаменевшая старуха, воздушные храмы?
Жан качает головой.
Храмы на столбах, уходящих в землю?
ЖАН. Мне попадались деревянные столбы, столбцы цифр, задачи в столбик, столпы общества, столпы церкви… Я видел людей, направляющих стопы…
БРАТ ТАРАБА. И столбы, и стопы – без них нельзя. Иначе на чем будет держаться вселенная, как человечество сможет ходить?
ЖАН. Они вставали, шли, потом садились, снова вставали. Дальше я видел людей, которые спали, просыпались, разговаривали, потом замолкали, вытягивались, переставали двигаться. Потом их никто не видел.
ТРЕТИЙ БРАТ. Вам не довелось побывать в краях, которые меняют цвет, как только кто-то в них попадает, где целые города трансформируются на глазах, города-хамелеоны, города-перевертыши?
ЖАН. Нет, ничего подобного я не видал… Мне попадались деревни, города, усы, горы. Что же еще? Усы, реки, пояса, индюки, апельсины, грузовики, пушки, пьяницы, белые люди, желтые, черные, красные дома, зеленые дома, занавески, реки, барабаны… Я страшно голоден!
БРАТ ТАРАБА. Не стесняйтесь, ешьте, пейте. Здесь все для вас.
ЖАН. Можно? О, спасибо, спасибо! Я ем и умираю с голода. Это дыра, дыра, как мне ее заполнить?
БРАТ ТАРАБА. Брат-настоятель, насколько я могу судить по выражению его лица, не слишком удовлетворен тем, что вы нам рассказали. Нашу жажду и голод вы тоже не утолили.
ВТОРОЙ БРАТ. Все, о чем он говорит, нам известно.
ТРЕТИЙ БРАТ. (Брату Тараба.) Попросите нашего путешественника рассказать что-нибудь поинтереснее. Заставьте его покопаться в закоулках памяти, там наверняка еще отыщутся воспоминая.
ЖАН. Угрюмая равнина, забытые богом тропы, безлюдные перекрестки, пустыри…
БРАТ ТАРАБА. (Жану.) Рассказывайте, рассказывайте. Что было до пустынной равнины, раньше. Вы, наверное, видели и многое другое. Вы ведь не такой путешественник, как все – вы исследователь. У вас взгляд должен быть острее, и память лучше, и воображение богаче.
ЖАН. (продолжает есть.) Я видел… (запивает очередной кусок, проглатывает.) реку… занавес… барабан…
БРАТ ТАРАБА. (Жану.) Брат-настоятель, видимо, захочет, чтобы мы оценили результаты этого теста. Нам придется делать пометки. (Третьему брату.) Брат-психолог, записывайте, записывайте. (Жану.) Начнем сначала. Давайте же, заставьте себя. Ну, в конце концов.
ЖАН. (продолжает есть, развязывает галстук и расстегивает воротник.) Цвет, река, барабан, занавес, пояс, сад, усы.
Тем временем третий брат записывает за ним.
Индюк, занавес.
ТРЕТИЙ БРАТ. Вы уже говорили.
ЖАН. Я задыхаюсь… Значит так: каскад, барабан, школа, родители, дом, индюк, крестьянин, цвет, пояс, сад.
ТРЕТИЙ БРАТ. Вы повторяетесь, брат Жан.
БРАТ ТАРАБА. (Жану.) Вы повторяетесь, дорогой друг. Брату-настоятелю ваши результаты могут показаться весьма слабыми.
ЖАН. Я видел… я видел… сад, индюка, школу, родителей, солнце, сад, сад.
ТРЕТИЙ БРАТ. Он не только повторяет слова, он еще их и забывает. Из своих странствий он не помнит ни имен, ни лиц, ни предметов… он ничего не помнит. Он даже слова не может повторить в том же порядке. (Жану.) Вы все забыли, брат Жан.
ЖАН. Нет, вовсе нет. (Пытается припомнить.) Занавес, река, индюк, барабан; и правда, помню все меньше и меньше… А! Вот, вспомнил: крестьянин. Да, вот оно забытое слово: солнцесояние!
ТРЕТИЙ БРАТ. (Брату Тараба.) Такого слова в предложенном словарном тесте нет. (Второму брату.) он забывает слова, а чтобы это было не так заметно, придумывает новые.
БРАТ ТАРАБА. (Жану.) Должен вас предупредить – обман здесь не проходит. Тест составлен таким образом, что никого провести невозможно. Ни себя, ни нас. Впрочем, если вы придумываете слова, если у вас есть другие воспоминания, если были другие встречи, поведайте нам о них.
ЖАН. Пояс, цвет, цвет, маска, маска, маска… Чем больше ем, тем сильнее голод, чем больше пью, тем сильнее жажда. У меня замерзли ноги.
БРАТ ТАРАБА. (Жану.) Не обувайтесь сами. (Второму брату.) Пусть его обуют. (Жану.) Так вам будет теплее.
ТРЕТИЙ БРАТ. (Брату Тараба.) Есть такие слова, которые всегда забывают, он нам их так и не назвал.
ЖАН. С некоторых пор у меня провалы в памяти. Это все от усталости!
ТРЕТИЙ БРАТ. От сильнейшего переутомления, я бы сказал.
БРАТ ТАРАБА. Мы вам поможем восстановить здоровье. Когда-то в этом доме была больница. Здесь сохранился целый склад лекарств, которые на протяжении веков наши предшественники передавали друг другу по наследству. Не бойтесь, брат Жан, лекарства эти нетленны.
ВТОРОЙ БРАТ. Нетленны и проверены одновременно.
БРАТ ТАРАБА. (показывая на Второго брата.) Его словам можно верить, это наш Брат-аптекарь. Мы дадим вам несколько таблеток. Отправляясь в путь, вы возьмете их с собой. У вас улучшится зрение, вы сможете запомнить все, что увидите. Сейчас острота восприятия у вас патологически нарушена. Но она восстановится, а пробудившаяся память сможет удержать любой образ, любую картину. И воображение станет богаче.
ЖАН. А усталость? Да… утомляемость?
ВТОРОЙ БРАТ. (Жану.) Исчезнет. Надо только грызть себе эти конфетки по дороге.
ТРЕТИЙ БРАТ. Я записал его ответы. Результат средний, пожалуй, даже чуть ниже среднего.
БРАТ ТАРАБА. Вот как. Мы ждали большего. Он и рыцаря в доспехах не заметил, но главное – он не помнит слово.
ВТОРОЙ БРАТ. Ни малейшего намека на слово.
ЖАН. Да нет же, это слово я знал. По-моему что-то вроде… нет… не могу вспомнить… простите! А что касается всего остального, у меня есть оправдание – мой путь лежал через туманные края, я шел в густом тумане. Я даже в двух метрах перед собой ничего не видел.
БРАТ ТАРАБА. Золото его доспехов светит через любой туман.
ТРЕТИЙ БРАТ. Он не заметил ни взрыва звезды, ни сияния снаряда, прорезающего сумрак ночи.
БРАТ ТАРАБА. (Жану, показывая на Второго брата.) Прежде чем вы уйдете, он даст вам специальные лекарства. И капли в глаза закапает особые.
ТРЕТИЙ БРАТ. У него и со слухом не в порядке, иначе он должен был бы услышать взрыв или хотя бы представить его себе…
Брат-настоятель делает движение рукой. Брат Тараба поворачивается к нему.
… или интуитивно предугадать.
БРАТ ТАРАБА. (Брату-настоятелю.) Хорошо, Брат-настоятель. Мы ему предложим вопросы второго теста. (Жану.) Не скажете ли вы нам, великий путешественник, что сталось с теми из наших друзей, которые ушли отсюда и заблудились, с теми, кому, наверное, сейчас нужна наша помощь. Они могли остаться без куска хлеба. Не встречался ли вам по пути кто-нибудь из этих несчастных, не стоял ли кто из них с протянутой рукой на обочине дороги?
ЖАН. Я шел очень быстро, смотрел только вперед, я говорил вам, мне надо было добраться до цели.
БРАТ ТАРАБА. Ну хорошо, расскажите нам о горах.
ЖАН. Была глубокая ночь.
ВТОРОЙ БРАТ. (Третьему брату.) Вот так тоска прокрадывается в душу.
ЖАН. Иногда брезжил рассвет. Да, случалось… Видите, я вспоминаю. Где-то вдали, еще в самом начале, до пустынной равнины, до тумана, в котором нет ни дня, ни ночи, который сам есть и день и ночь, далеко-далеко я различал… туман еще не был таким густым, я видел вдали зарево металлургических заводов, раскаленные доменные печи.
БРАТ ТАРАБА. Вы к ним подходили? Вы проходили через эти города?
ЖАН. Я подходил ко многим. Но они исчезали. Или ворота закрывались перед носом. То было рано, то слишком поздно, и больше в город никого не впускали.
ТРЕТИЙ БРАТ. Снова никаких точных сведения. Ни для нашего архива, ни для статистики. Значит, ни в полях, ни в деревушках, ни на дорогах вы не видели ничего особенного, ничего из ряда вон выходящего, ничего, что потрясло бы вас до глубины души? Может, вы беседовали с кем-то о чем-нибудь интересном?
ЖАН. там никого не было, больше никого. Когда еще было светло, я рассказывал вам, я различал какие-то силуэты… а потом нет, никого. Все скрыл туман.
БРАТ ТАРАБА. Вы уверены, что не слышали, как звал на помощь человек – впрочем, может, вы его видели – человек, тонувший в пруду, когда вы проходили мимо?
ЖАН. Я никого не видел и не слышал. Наверное, это было в другое время. Или раньше. Или позже. Я бы наверняка услыхал или, может, увидел его тень в воде. Туман скрыл все.
БРАТ ТАРАБА. Простите мою настойчивость. А когда ночь кончалась, когда поднимался туман, что вы видели тогда?
ЖАН. Я уже говорил. До этого я видел занавески, реки, я вам рассказывал. Ничего больше, поверьте, везде, куда ни глянь, - мрачная равнина, серая равнина, голая равнина. Равнина без конца и края! А потом все скрыл туман.
ТРЕТИЙ БРАТ. Колонны войск на марше?
БРАТ ТАРАБА. Наши братья далеки от жизни, мсье, совсем как дети. Надеюсь, они не слишком назойливы?
ЖАН. Ну что вы! Ах, да, на рассвете мне встретилась плотная шеренга солдат. У них было что-то вроде ранцев за спиной. Как у школьников.
ТРЕТИЙ БРАТ. Вы пошли за ними? Куда они направлялись?
ЖАН. Туда, где пробивалось что-то вроде солнца. Но они исчезали, не успев дойти. Их скрывал туман, а может дым.
БРАТ ТАРАБА. (Обоим братьям.) Вы утомляете нашего гостя своими вопросами.
ЖАН. И снова равнина, потом… холодный свет… а потом… все скрыл туман.
БРАТ ТАРАБА. Больше ничего достойного внимания?
ЖАН. Больше ничего. Хотя… нет! Несколько раз в пути… раньше я просто не придавал этому значения… несколько раз в тумане или ночью в лесной глуши, в конце дороги, когда одинокий луч луны или вспышка молнии ненадолго освещали землю, передо мной вставала старуха в лохмотьях, скрюченная, бледная как смерть, с палкой в руках… Застыв на месте. Она молча глядела на меня. Да, да, она появлялась в редкие минуты просвета, а во тьме была почти незаметна. Вполне понятно, почему я не вспомнил о ней, правда? Она была ничто иное, как плод моего воображения, злая шутка фантазии, такая страшная и дряхлая, каких я отроду не встречал… сама старость во плоти. Потом я ее уже не видел… Но в памяти моей… все скрыл туман.
ВТОРОЙ БРАТ. А что делали, когда надо было отдохнуть?
ЖАН. Когда не было сил идти, я останавливался, садился на межевой камень, закрывал глаза.
БРАТ ТАРАБА. (внезапно заинтересовавшись.) Что вы видели в эти минуты?
ЖАН. С закрытыми глазами?
БРАТ ТАРАБА. Да, да, что вы видели внутри себя? Какие образы вас неотвязно терзали?
ЖАН. Все те же. Угрюмая равнина, серая равнина, слякоть и грязь, равнина без конца и края, дороги, ведущие в никуда, ведущие в никуда… а потом все скрыл туман…
БРАТ ТАРАБА. Вот тут вы не правы. Вы просто не отдаете себе отчета в том, что говорите. Ведь одна из этих дорог привела вас к нам.
ЖАН. Верно. И я счастлив. Мне, несомненно, повезло. Я вам чрезвычайно благодарен за все. Сколько я вам должен?
БРАТ ТАРАБА. (обменявшись взглядом с Братом-настоятелем, Жану.) Брат-настоятель благодарит вас за любезное согласие подробно и обстоятельно рассказать нам о вашем путешествии.
ЖАН. ну что вы, право…
БРАТ ТАРАБА. Не надо скромничать, мсье, Жан. Мы ведь с вами не просто болтали о пустяках, нет, вы нам, может быть, сами того не подозревая, прочитали настоящую лекцию. Прекрасно подготовленную, продуманную, хотя на первый взгляд весьма несложную. Но лично мне она показалась точной и глубокой, пусть даже в ней не было привычных ораторских приемов и красот. Так что я абсолютно убежден, что вы нас не обманывали. Вы, наверное, заметили, что наши братья записывали все ваши ответы. Из того, что вы нам рассказали, ничего не пропадет, не попадет ни единого слова. Мы вам очень признательны. А теперь нам хотелось бы вас немного развлечь и позабавить. Что если мы предложим вашему вниманию одну занятную пьеску? Не говорите нет. Вы нас обидите. Располагайтесь поудобнее. Вы должны уйти отсюда довольным. И не надо нас благодарить. Мы надеемся, что благодаря вам, наше имя разнесется по свету, о котором мы ничего не знаем, ибо живем затворниками. Заранее просив вас простить режиссерские просчеты пьесы, занятной, как я уже сказал, и к тому же, надеюсь, поучительной. Utile cum dulci (Приятное с полезным). Мы старались как могли. Сделайте скидку на то, что мы всего лишь любители. Итак, представьте себе, что двое среди нас – жертвы существующей сегодня системы образования или, если хотите, деформирующего личность воспитания. Можно и так сказать. Отправная точка для обоих – их нынешнее мировоззрение, но двигаться им предстоит в обратном направлении. Каждый из них должен в конце концов перейти на диаметрально противоположную позицию. Это просто дело фантазии. По вашему лицу вижу, что вы меня не совсем понимаете. Короче, наша пьеса посвящена вопросу воспитания-перевоспитания. Впрочем, вы сейчас сами все увидите.
ТРЕТИЙ БРАТ. (посмотрев на Брата-настоятеля, тихо, Второму брату.) Думаю, и Брат-настоятель со мной согласен. Результаты тестирования мсье Жана весьма слабые.
ВТОРОЙ БРАТ. Отнюдь не блестящие.
БРАТ ТАРАБА. (монахам и залу.) Тихо. Мы начинаем.
Сверху на сцену опускаются две клетки. В них быстро входят двое монахов, снимают рясы и капюшоны. Двое других закрывают решетки. Другой вариант: две клетки с находящимися внутри Брехтоллом и Триппом выезжают из-за кулис на сцену по специальным рельсам или каким-то другим способом. Оба заключенных – старики. Двое братьев выкатывают тележку, на ней – котелок, миски и разливательная ложка. Каждый направляется к одной из клеток.
БРАТ ТАРАБА. (Жану.) С братьями, которые играют тюремщиков. Вы уже знакомы. Вид у них, к сожалению, не столь свирепый, как положено по роли. Двое несчастных в клетках – заключенные. Они настоящие профессионалы, бывшие клоуны. Этот поучительный спектакль, который вы сейчас увидите и который уже начался, поставил наш брат0педаго, специалист в области воспитания-перевоспитания. (поворачивается в Брату-настоятелю). Но, Брат-настоятель, я же занимаюсь только приемом гостей… Я не могу… Это не моя компетенция…
Брат-настоятель молчит.
Хорошо, Брат-настоятель. (Жану.) Брат-настоятель сообщил мне. Что у брата-педагога сейчас появились другие печали…
ЖАН. Печали… о чем же ему печалиться?
БРАТ ТАРАБА. Так что я вынужден заменить его сходу, без всякой подготовки. Мне, конечно, до него далеко, но все-таки, надеюсь, ход событий будет вам понятен… Садитесь сюда, отсюда лучше видно, это место для почетных гостей…
Появляются братья изображающие зрителей. Двое из них вносят кресло и помост, на котором они и помещают Жана, словно в театре. Другие, простые зрители, садятся по обе стороны от него на принесенные стулья. Они сидят неподвижно, в застывших позах, по крайней мере вначале. Как только начинается пьеса, они снимают капюшоны, скрывавшие доселе их бесцветные лица. Монахи со стороны Триппа освещены красным светом, монахи со стороны Брехтолла одеты в черное. Каждая группу попеременно в критические моменты действия ритмичными аплодисментами, ритмичными движениями и соответствующей мимикой выражает одобрение словам Брата Тараба, обращенным к одному или другому заключенному. Мимика Жана, против воли принимающего участие в этой двойной игре, отражает страдание и мучения обоих заключенных. Выражение его лица резко контрастирует попеременно одобрительным отношением двух групп зрителей – на нем написаны чувства Триппа и Брехтолла. Жан участвует в спектакле, он как бы отождествляет себя с двумя несчастными. Порой, особенно вначале, он производит впечатление ничего не понимающего простачка, он удивляется, даже смеется, принимая спектакль за шутку. Но потом, по мере того как наступает понимание, болезненность и трагизм ситуации начинают мучить его все сильнее и сильнее. Он то и дело поворачивается к зрителям-монахам, словно ищу у них ответа на происходящее.
БРАТ ТАРАБА. Ну что же, садитесь… нет, нет, не надо стесняться…
ЖАН. мне бы не хотелось занимать столь почетное место… Здесь должен сидеть Брат-настоятель.
БРАТ ТАРАБА. Давайте… без ложной скромности… располагайтесь поудобнее… тишина… Начали… Начали…
Словно по сигналу все остальные братья рассаживаются по местам. За ними молча возвышается гигантская неподвижная фигура Брата-настоятеля. Тараба надевает роскошную накидку, красную со стороны Триппа, черную со стороны Брехтолла. На голове у него – скрывающий верхнюю часть лица наполовину красный, наполовину черный капюшон с огромными прорезями для глаз; рот и подбородок открыты.
БРАТ ТАРАБА. Как дела, мсье, Трипп? Как моральный дух? Тюрьма, опять тюрьма. Радости, конечно, мало. Но, увы! Приходится смириться. Ваша вера вам поможет. Вы как будто на меня в обиде? Крайне нелюбезно с вашей стороны. (поворачиваясь к другой клетке) Дорогой мсье Брехтолл!
ТРИПП. (обращаясь к Тараба, пока тот разговаривает с Брехтоллом). Прошу вас, откройте решетку. Выпустите меня на свободу!
БРАТ ТАРАБА. (публике, т.е. Жану, монахам и зрительному залу.) Всем нужно одно и то же. Не успели попасть в тюрьму – не важно, кто в этом виноват: сами они или кто-то другой или вообще никто – как тут же требуют выпустить их отсюда. Все хотят свободы. Но свобода – понятие временное.
БРЕХТОЛЛ. Я требую временной свободы.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу.) Посмотрите, дорогой мсье Брехтолл, вот перед вами мсье Трипп, он тоже попал в тюрьму, правда, совсем по другой причине, я бы даже сказал противоположной. И так же, как вы, хочет выйти отсюда. Что касается меня, я ничего не имел бы против! Но увы, здесь есть и другие заключенные. Не могу же я выпустить всех. Представляете, что это будет? Тысячи и тысячи заключенных на свободе, какой беспорядок начнется на улицах, на дорогах. Только подумайте: пустые тюрьмы и толпы людей, снующих то туда, то сюда… Жизнь пойдет кувырком. Я не могу взять на себя ответственность за такие пробки в городе.
Жан смеется остальные молчат.
Я готов поставить себя на ваше место, мсье Трипп, в мыслях, разумеется. И на ваше, мсье Брехтолл. Насколько я могу судить, вы плохо меня понимаете. К тому же и сюда вы попали только потому, что плохо понимаете самого себя. Какой свободы вы хотите? Свободы умереть от голода?
Смех.
Здесь вы в тепле. Свободы умереть от удара молнии? У нас есть громоотвод на крыше. Здесь вам не страшны никакие путы… Вы мне можете возразить, что мы и так вас опутали по рукам и ногам, но поверьте мне – нет опаснее пут, чем путы страсти. Отчуждение духа – вот истинная тюрьма. Правда, мсье Брехтолл? Физическая пытка, например, освобождает от пытки моральной. Когда вас пытали, разве вы могли думать о чем-то другом? Освободите свое сознание от мысли выйти отсюда, и вам сразу станет легче. Конечно, трудно сразу избавиться от тайных намерений, от плена старых привычек: систем, доктрин, догм, мифов, маний, гнетущего автоматизма мысли. Надо решительно покончить с ошибками воспитания. Да, знаю, это трудно! Усвоенные понятия порой и каленым железом не выжечь. Но расставшись с жалкими предрассудками, вы станете почти свободными или, правильнее сказать готовыми к свободе.
Четыре последующие реплики должны быть произнесены почти одновременно.
БРЕХТОЛЛ. Нам эти речи известны, мы их слышали сто раз.
ТРИПП. Вы меня не убедили.
БРЕХТОЛЛ. Теория, взятая с потолка.
ТРИПП. Общие слова.
БРАТ ТАРАБА В определенной степени я готов принять ваши возражения. Вы правы. Любая теория – дым, абстракция, пока ее не проверишь на практике. Настало время претворить теорию в жизнь. Если вы нам поможете, мучиться вам не придется. Насколько болезненным окажется эксперимент, зависит от вас: положить конец своим мучениям сможете только вы сами., причем в любой момент. Мы желаем вам добра, господа, желаем счастья.
Ритмичные аплодисменты с черной и красной стороны.
С нашей помощью, вам предстоит пройти курс отрезвления. Вы станете чище, мудрее. Вы обретете гибкость ума. Вы обретете полную свободу.
ТРИПП. И мы сможем уйти отсюда?
Возмущенные движения красной стороны.
БРЕХТОЛЛ. Нам откроют клетку?
Возмущенные движения черной стороны.
БРАТ ТАРАБА. После курса отрезвления ваши суждения станут иными. И для этой клетки, как вы ее именуете, у вас найдется другое, более подходящее название. Ваш образ мыслей изменится, разум очистится. И убеждения, вошедшие в плоть и кровь… да вы сами все увидите! Короче, мы приступаем к проверке нашей теории, нашей гипотезы. Через тридцать уроков, освободившись от гнета прежнего мировоззрения, вы достигнете той же степени просветления, что и эти двое братьев (показывает на Первого и Второго братьев), чья миссия здесь - помогать и служить вам. В свое время они тоже осваивали нелегкую науку отрезвления, прошли через все, что было и с вами. Но разве они о чем-нибудь жалеют? Спросите их – они рассмеются в ответ. В общем, все будет хорошо. Тридцать уроков, господа, ни одним больше, только тридцать уроков. Сегодня первый.
На лице Жана написано волнение, остальные бесстрастны.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу.) Вы не проголодались, мсье Брехтолл? Пора обедать. Суп сегодня отменный. И пахнет так вкусно!
ТРИПП. Мне не нужен ни ваш суп, ни ваш хлеб.
БРЕХТОЛЛ (одновременно с ним.) Лучше подохнуть с голоду. Откройте клетку.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу.) Если человек голоден – что же тут стыдного?
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу, одновременно со Вторым братом). Если человек голоден – что же тут стыдного?
БРАТ ТАРАБА (сначала Брехтоллу, потом Триппу.) Время обеда. Не стесняйтесь. Ешьте.
Брехтолл и Трипп не могут решиться.
Нам будет очень обидно, если вы еще не проголодались. Мы так старались приготовить для вас что-нибудь повкуснее. (Брехтоллу.) Конечно, вы всего лишь заключенный. (Триппу.) Конечно, вы всего лишь заключенный. (Обоим.) Но никто за это вас не презирает.
На лице Жана написано облегчение.
Не станем же мы убивать человека за его ошибки. (Брехтоллу.) Субъективно, вы ни в чем не виноваты. (Триппу.) Мы очень милосердны. (Обоим.) Мы хотим наставить вас на истинный путь. Мы хотим вас спасти. А для этого необходимо, чтобы вы оба пребывали в добром здравии. (Триппу.) мы заботимся о вас, мсье Трипп. (Брехтоллу.) Мы любим вас, мсье Брехтолл. (Обоим.) Искренне любим от всего сердца.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Как вкусно пахнет!
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу, одновременно с Третьим братом.) Какой вкусный суп!
БРАТ ТАРАБА (обоим.) Если вы не станете есть, если похудеете, если заболеете, для нас не будет хуже наказания. Но ведь вы не хотите, что нам было плохо? Ну давай те же, мсье Брехтолл, одно движение! Мсье Трипп, одно движение.
Слышен бой часов.
Полдень, время обеда.
ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ БРАТ (вместе) Время обеда.
БРАТ ТАРАБА (двум братьям.) Ничего, когда-нибудь они проголодаются. Смотрите, чтобы суп оставался горячим. (Брехтоллу.) Обед ждет вас. (Триппу.) Обед ждет вас.
Бой часов.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Час дня.
Бой часов.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу.) Два часа дня.
Бой часов.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Три часа дня.
Бой часов.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу.) Четыре часа дня.
Бой часов.
ЖАН (в ужасе кричит со своего места.) Шесть часов, мсье Трипп.
Бой часов. Вся красная сторона поворачивается и удивленно смотри на Жана.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу.) Девять часов, мсье Брехтолл.
Бой часов.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Полночь, мсье Трипп.
Бой часов.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу.) Полночь, мсье Брехтолл.
Бой часов.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Полдень, мсье Трипп.
ЖАН (в ужасе.) Полдень, мсье Брехтолл.
Бой часов. Черная сторона поворачивается и удивленно смотри на Жана.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Полдень, мсье Трипп.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу.) Полдень, мсье Брехтолл.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Три часа. Вы еще не проголодались, мсье Трипп?
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу, одновременно с Третьим братом) Вы еще не проголодались, мсье Брехтолл?
БРАТ ТАРАБА (обоим.) Соглашайтесь, это вас ни к чему не обязывает. И мы вернем вам свободу.
ТРИПП. Вы смеетесь надо мной. Это обман.
БРЕХТОЛЛ. Это обман.
БРАТ ТАРАБА. Мы слишком вас уважаем, чтобы обманывать. (Смотрит то на того, то на другого.)
БРЕХТОЛЛ. Не верю я вашим супам.
Жан смеется. Слышен осуждающий шепот с красной и черной стороны. Сбитый с толку, Жан замолкает.
БРАТ ТАРАБА (обоим.) Большая ошибка с вашей стороны.
ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ БРАТЬЯ (одновременно, поигрывая мисками и половниками.) Четыре часа, пять часов, шесть часов! Кто тут проголодался? Кому супчику? Сейчас все уносим. (Делают вид, что собираются уходить.)
БРАТ ТАРАБА (обоим братьям.) Подождите. Не нервничайте. Они, кажется, успокоились, бедняги.
БРЕХТОЛЛ. Дайте воды.
ТРИПП. Я хочу пить, я хочу есть.
Жан сглатывает слюну, словно у него пересохло в горле.
БРАТ ТАРАБА (поворачиваясь к Брату-настоятелю.) Больше чем на неделю их не хватило. (Обоим заключенным.) Браво! Браво! Мне, правда, попадались и поупрямее. Вы просто не привыкли поститься подолгу. Тем лучше. Видите, мсье Трипп, видите, мсье Брехтолл, голодовка – это же глупость. Суп у нас в тюрьме превосходный, еще бы – такие повара! (Брехтоллу.) Сейчас вам нальют супу. (Триппу.) Конечно, вам тоже нальют.
ТРИПП. Скорее. Больше нет сил терпеть.
БРЕХТОЛЛ (одновременно с ним.) Чего вы ждете?
БРАТ ТАРАБА (сначала одному, потом другому). Сейчас, сейчас. (Обоим.) Не беспокойтесь, суп вам дадут. Однако, Брат-настоятель считает, что вы нарушаете протокол. Он удивлен вашим малоприличным поведением, вашими манерами.
БРЕХТОЛЛ. Брат, прошу вас, дайте мне поесть.
ТРИПП (одновременно с ним). Мой суп, брат, прошу вас, где мой суп?
БРАТ ТАРАБА. Нет, нет, так нельзя. Не хватайтесь за решетку, это запрещено. Не протягивайте руки через прутья, словно попрошайки. (Двум братьям.) Отойдите от клеток на метр, иначе они все перевернут. (Триппу и Брехтоллу.) Если вы опрокинете тарелки, о супе придется забыть. (Триппу.) И потом, что это такое – «мой суп». Это наш суп. Он приготовлен нами, из наших овощей с нашего огорода, на нашей воде из нашего колодца. И масло в нем наше. Вам обоим не мешало бы запомнить – это наш суп. Но мы охотно им с вами поделимся, охотно, правда, при одном условии. (Брехтоллу.) При одном условии. (Триппу.) При одном условии.
БРЕХТОЛЛ. Умоляю, будьте добры, дайте мне поесть.
ТРИПП. Сжальтесь, я голоден, я хочу пить.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Что есть доброта в вашем представлении, мсье Брехтолл? Вы взываете к моей доброте. Ах, да, вы верите в добро. (Обоим.) Вы получите суп, я же сказал. Но прежде кое-какие формальности. Нам не жалко для вас ни времени, ни припасов. (Второму брату.) В воспитательных целях, покормите мсье Брехтолла. (Третьему брату.) И мсье Трипа, тоже в воспитательных целях. (Обоим братьям). Они хоть и заключенные, но все же люди. Нам не пристало бросать им пищу в клетки, словно диким зверям. Порядок и система во всем, братья мои.
ЖАН. (направляясь к Брату Тараба). Послушайте, Брат Тараба!
БРАТ ТАРАБА (поворачивается к Жану). В чем дело?
ЖАН. Я должен смотреть этот спектакль до конца?
Шепот с красной и черной стороны.
БРАТ ТАРАБА. Решайте сами. Только вряд ли удобно покидать зал раньше времени. По просьбе Брата-настоятеля мы играем специально для вас. Пьеса не такая уж и длинная. Мы помним, что вы спешите. Идите, садитесь на место.
Жан снова садится в кресло.
(Брехтоллу.) Допустим, мы вас накормим. Значит ли это, что с нашей стороны будет проявлена доброта? А может все-таки справедливость? (Триппу.) Вы, кажется, говорили о жалости?
ТРИПП. Да.
БРАТ ТАРАБА. Вы, мсье Трипп, сами наверное, человек очень жалостливый. Ну что ж, я понимаю. Но если мы накормим вас их жалости, это будет унизительно. Мы должны кормить вас потому, что вы того заслуживаете. (Брехтоллу.) Откуда, как вам кажется берется доброта? Как вы считаете, мы добры, справедливы или несправедливы? (Обоим.) Вам, наверное, холодно? Просим на извинить. Суп вас согреет. Итак, сначала суп или свобода? У вас не будет сил добраться до конца равнины, до подножия горы, а потом и до ее вершины, где находится долгожданная граница. Короче, сперва вы съедите суп, а потом мы откроем клетки. (Триппу.) А вы этот суп заслужили?
ТРИПП. Не знаю, я голоден.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). То есть как это вы не знаете? (Обоим.) Терпение, господа, держите себя в руках. (Брехтоллу.) Хороший суп. По-вашему, мы так же хороши, как этот суп, или, может, мы хуже, или хороши в равной степени, но с разных точек зрения?
БРЕХТОЛЛ. Я в равной степени не доверяю ни вашим достоинствам, ни достоинствам вашего супа. Он для меня – средство не умереть с голоду.
БРАТ ТАРАБА (одному, потом другому). Итак, вы заслужили этот суп? Итак, вы заслужили этот суп?
ТРИПП. Я не сделал ничего плохого, значит заслужил. По-моему, это очевидно.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу.) Значит, вы считаете, что мы прирожденные злодеи?
БРЕХТОЛЛ. Человек не бывает ни добрым, ни злым.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Если вы этот суп заслужили, то почему говорите «сжальтесь, накормите меня», а не «накормите меня, потому что я этого заслужил»?
БРЕХТОЛЛ. Для меня в доброте других нет ничего таинственного, я давно понял, что за ней кроется. Все зависит от того, как сумеешь договориться.
Красная сторона аплодирует, черная неодобрительно шумит.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Из ваших слов «сжальтесь, накормите меня» следует, что, хоть мы и несправедливы, чувство жалости нам тоже не чуждо.
БРЕХХТОЛЛ. Бывает, что на сделку приходится идти в силу обстоятельств.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу) Каких обстоятельств? (Триппу). Почему мы держим вас здесь, мсье Трипп?
ТРИПП. Я не знаю.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Ради собственного удовольствия?
ТРИПП. Не знаю.
БРАТ ТАРАБА. А может, потому, что злодейство у нас в крови?
БРЕХТОЛЛ. Тех самых обстоятельств, на которые толкает жизнь.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Значит, достаточно договориться между собой, а до других нам нет дела?
БРЕХТОЛЛ. Так ведь никто не узнает!
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Выходит, по отношению к вам мы поступили несправедливо?
БРАТ ТАРАБА. Вот как, никто не узнает? Никто, ни наверху, ни внизу?
БРЕХТОЛЛ. Не понимаю, о чем вы…
ТРИПП (Брату Тараба). Я не знаю кто вы: ангелы или злодеи. Обсудим это позже. А сейчас… мне положен мой рацион… вы обещали.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Хорошо, как скажете. Только ответьте сначала, мы с вами обошлись несправедливо, да или нет? (Брехтоллу). Но если никто не узнает, если я никому ничем не обязан, кто мне помешает оставить вас умирать с голоду? Раз вы не хотите идти мне навстречу, я ведь могу и расторгнуть нашу сделку, как вы ее называете.
ТРИПП (Брату Тараба). Да, да, да! Вы обошлись со мной несправедливо.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Значит, мы посадили вас в клетку просто для того, чтобы причинить вам зло! Отвечайте, если вы хотите получить свой рацион.
БРЕХТОЛЛ (Брату Тараба). Согласен. Заставить вас соблюдать договор не может никто. Я целиком в вашей власти.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Следовательно, я могу оставить вас умирать с голоду безнаказанно?
ТРИПП (Брату Тараба). Нет, нет, не для того, чтобы причинить мне зло. Послушайте, я еле держусь на ногах. Я голоден.
БРЕХТОЛЛ. Прошу вас прекратить эти издевательства.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Постарайтесь не падать. Но если не для того, чтобы причинить вам зло, то зачем? (Брехтоллу.) У меня и в мыслях не было издеваться над вами. (Триппу.) Итак, зачем? (Брехтоллу.) Я понимаю, мы, возможно, питаем друг к другу ненависть или, по меньшей мере глубокое безразличие. Тогда чего ради вы просите меня не дать вам умереть с голоду?
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу, помешивая суп половником). Мы никому ничем не обязаны.
БРЕХТОЛЛ (Брату Тараба). Вы же обещали. Вы обещали…
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Что такое обморок? Ах, нет, все-таки удалось удержаться. Нет, нет, не теряйте сознание. Как вкусно пахнет! (Третьему брату.) Приподнимите крышку. Ничто так не придает силы, как запах супа. (Второму брату). Приподнимите крышку, пусть мсье Брехтолл тоже понюхает., иначе он будет чувствовать себя обделенным. И меня этот аромат взбодрил. Даже аппетит проснулся.
Третий брат делает вид, что потягивает половник Триппу, потом быстро убирает, снова протягивает, снова убирает. Другой брат проделывает тоже самое с Брехтоллом. Жан, сидя на месте, повторяет их движения.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Скажите, мы держим вас здесь не ради собственного удовольствия и не для того, чтобы причинить вам зло. Почему тогда?
ТРИПП. Я думаю, по ошибке.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). По-вашему, мы принимаем вас за кого-то другого? Но у нас здесь хранятся дела на всех. И все фотографии. И все досье. Мы знаем, что каждый делал, что думал, что думал делать. У нас работают лучшие специалисты по картотекам. Мы не могли ошибиться.
ТРИПП. Не об этом речь. Я не говорил, что вы меня не за того принимаете. Ошибка кроется в вашем суждении. Я хочу есть.
БРЕХТОЛЛ. (Второму брату, который то подносит половник к его лицу, то убирает) Перестаньте, умоляю вас, перестаньте!
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Опять это выражение?
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Ради кого или чего вы меня умоляете?
ЖАН (с места). Ради кого, ради чего?
БРЕХТОЛЛ. Да ничего!
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Ошибка в суждении? Но ведь никакого суда не было! (Брехтоллу). Вы ни во что не верите, мсье Брехтолл?
ТРЕТИЙ БРАТ (зрителям). Суд – это обряд. Суду предшествует суждение.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Значит, мы совершили ошибку в умозаключении? Ну и ну! (Брехтоллу). Прошу прощения! Вы не верите в Бога?
БРЕХТОЛЛ. При чем тут Бог?
ТРИПП. Я хочу есть, мсье.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Я знаю, знаю. Но продолжайте, прошу, я жажду услышать, что вы скажете. (Брехтоллу). Говорите не таясь. Я должен всецело понять ход ваших мыслей, тогда вы получите тарелку супа. (Триппу). Отвечайте определеннее. (Брехтоллу). Без аллегорий.
ТРИПП. Состояние, в котором я пребываю…
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу.) Ничего бы с вами не случилось, если бы вы не отказались от еды, когда предлагали. Упрямство до добра не доводит.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы верите в Бога, да или нет? (Триппу). Давайте уточним, вы считаете, что ошибка произошла конкретно в вашем случае?
ТРИПП. Тут надо смотреть гораздо шире.
БРЕХТОЛЛ. Нет, я не верю в Бога. Почему я должен в него верить?
Черная сторона приходит в движение.
ТРИПП (Брату Тараба). Никакой ошибки в ваших умозаключениях нет. Мой арест по вашим меркам совершенно логичен. Ваши ошибки более фундаментальны, на них держатся ваши догмы.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Несчастный! Он не верит в Бога! (Указывая на Брехтолла пальцем, страстно произносит.) Вот потому-то вы и вообразили, что люди злы. Потому-то и морочите всем голову какой-то всеобщей солидарностью. (Триппу). У нас нет догм. Это вы погрязли в своих предрассудках. (Брехтоллу.) И на чем же держится эта ваша солидарность, если не на Боге?
БРЕХТОЛЛ. На общих заботах и нуждах она держится. Поговорим о них после еды, после еды, после еды.
ТРИПП (Брату Тараба). Ваши критерии мне непонятны.
БРАТ ТАРАБА. Какие критерии?
ТРИПП. Ну, например, которые санкционируют мой арест.
БРАТ ТАРАБА (с улыбкой пожимает плечами). Эти воросы не ко мне. Я лишь исполняю приказы.
БРЕХТОЛЛ. Я сказал «нет». Мой ответ предельно четок. Теперь вы должны дать мне поесть, вы ведь сказали, что меня накормят, если я четко отвечу – «да» или «нет».
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Мсье Трипп…
БРЕХТОЛЛ (Брату Тараба). Раз я ответил, извольте держать слово.
ТРИПП. Сжальтесь, мсье.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Называйте меня «брат мой».
ТРИПП (Брату Тараба). Сжальтесь, брат мой!
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Держать слово? С какой стати? Я в вас не нуждаюсь. (Триппу). У нас нет ни догм…
БРЕХТОЛЛ. Я падаю от голода.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Ни принципов, ни критериев – мы свобожны.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Голод не прошел?
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Как раз потому вы и арестованы, что погрязли в вере, критериях, догмах или (повернув голову ко Второму брату)… как это он называет?... Морали. (Триппу). Короче, в предрассудках. Нет, ваши тюремщики не мы. Ваш образ мыслей – вот истинная тюрьма.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Я не уверен, следует ли вас кормить или нет. Чего это собственно ради мы должны вас кормить?
БРЕХТОЛЛ (второму брату). Больше мне от вас ничего не нужно.
ТРИПП. Я выбираю свободу.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). По-вашему, лучше умереть с голоду?
БРЕХТОЛЛ. Да лучше.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Философствуете, несмотря на истощение. Вы умрете с голоду, мой дорогой мсье Трипп. А я как раз собирался вернуть вам свободу. (Брехтоллу). Итак, лучше умереть с голоду. А я как раз собирался помочь вам обрести свободу… Видите, значит, вам пока не все безразлично.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу, размахивая половником). Ну, что, сперва суп или сперва волю?
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы не верите ни в добро, ни в зло. Вы не верите в Бога. Вы верите только в суп и в свободу. И все-таки я действительно хотел вернуть вам то, что вы цените превыше всего, то, чему не можете дать определение, - свободу.
ТРИПП. Сперва дайте поесть, а потом откройте клетку. Сейчас я слишком слаб.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Выбор сделан: сначала поесть. То есть остаться здесь. Видите теперь: выбор – это утрата свободы.
БРЕХТОЛЛ. Вы лжете.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы нас оскорбляете. Но я вас прощаю.
БРЕХТОЛЛ. Выпустите меня отсюда.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Мы согласны. (Триппу). Мы согласны. (Обоим). Значит, решено. Сначала мы вас накормим, а потом откроем двери.
БРЕХТОЛЛ. Открывайте.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Еще раз хочу напомнить, вы свалитесь где-нибудь по дороге.
ТРИПП. Тарелку горячего супа, больше мне сейчас ничего не надо, сжальтесь!
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Сначала надо восстановить силы. (Триппу). Слушайте, что за навязчивая идея! Эта ваша жалость просто с языка у вас не сходит. Может, вы от нее сыты становитесь? Не становитесь, ведь правда?
БРЕХТОЛЛ. Меня выпустят отсюда, когда я поем?
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Чтобы сесть в тюрьму где-нибудь еще? Впрочем, это ваше личное дело.
ТРИПП (Брату Тараба). Ради милости Божьей!
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Так, значит, вы верите в Бога, мсье Трипп? (Брехтоллу). Да, да, если вы поедите, мы вас отпустим. (Триппу). Милость Господа нашего – это, конечно, не навязчивая идея, ни в коем случае. Вы верите в Бога? Отвечайте. Разве в Бога верить стыдно? Итак, да или нет? Что же тут сложного? Вы в Бога верите, да или нет? (Брехтоллу). Только учтите, меня ничто не может заставить дать вам тарелку супа. Ни обещания, ни данное слово, ничто… Вот если вы попросите…
ТРИПП (Брату Тараба). Я верю в Бога, да я верю в Бога.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Мой вопрос – чистая формальность. Нам прекрасно известно, что вы верите в Бога и Его милость.
БРЕХТОЛЛ. Я вас уже просил и сейчас прошу, даже умоляю…
ЖАН (со своего места). Он вас умоляет.
БРАТ ТАРАБА. Вы умоляете. А надо молить.
ТРИПП (Брату Тараба). Да, я верю в Его милость и милосердие.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вот только молить надо не меня.
БРЕХТОЛЛ. А кого? Брата-настоятеля?
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Нет, того, кто выше.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). От подобных разговоров вы вряд ли насытитесь.
БРЕХТОЛЛ (Второму брату). А кто у вас тут выше Брата-настоятеля?
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Прервем эту беседу, они лишь усугубляет ваш голод.
БРЕХТОЛЛ. Может вам нужно письменное прошение?
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Поскольку Господь всемогущ, вот вам и выход – попросите Его накормить вас. У Него суп, наверняка, вкуснее, чем у нас.
БРЕХТОЛЛ. Дайте бумагу. Я подпишу.
БРАТ ТАРАБА. Есть Тот, Кто превыше всех инстанций. Ему нельзя писать. С Ним говорят, к Нему взывают. Только Он может приказать. Мы никому, корме Него, не подчиняемся.
ТРИПП (Третьему брату). Молю вас…
ЖАН (со своего места). Он вас умоляет.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Не меня просите, дорогой мой. Просите всемогущего Господа.
БРЕХТОЛЛ. Значит, просить некого.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Ну, давайте. Говорите: «Отче наш, который на небесах…» Вы разве не знаете эту молитву? (Брехтоллу). Только к Тому, о Ком я говорил, вы и можете обратиться. До чего же вы упрямы! Слепец! Вот она свобода, перед вами, а вы от нее отказываетесь.
ТРИПП. Отче наш, который на небесах! Да святится имя Твое!
БРЕХТОЛЛ. Я? Отказываюсь?
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Нет, нет, всю молитву не надо. Пропустим лишнее. Повторяйте: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день».
БРЕХТОЛЛ. Как же быть?
ТРИПП. Хлеб наш насущный дай нам на сей день.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Ну вот, вы и насытились.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Клетка почти открыта. Достаточно…
БРЕХТОЛЛ. Пойти на уступку, да? Какую?
Третий брат делает вид, что собирается увезти тележку с едой.
ТРЕТИЙ БРАТ (Брату Тараба). По-моему, мсье Трипп получил все, что ему было положено.
ТРИПП (Третьему брату). Боже мой, дайте мне супу!
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вас гложет гордыня. Я говорю не об уступке, а об эксперименте. Обратитесь к Господу.
Одобрительный шум с черной стороны.
(Триппу.) Вы хотите добавки? Ну и аппетит же у вас, мсье Трипп. Надо ведь оставить супу и тем, кто в Бога не верит и кого Бог не накормит. Или вы так и не поели? (Брехтоллу). Давайте поэкспериментируем. Попросите супа у доброго Боженьки.
БРЕХТОЛЛ. Но я же в него не верю!
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Вы получили суп с хлебом насущным, да или нет?
Хохот с красной стороны.
(Третьему брату). Он получил суп? (Брехтоллу.) Не верите. Ну что ж, все равно попробуйте. Попросите Бога, помолитесь Ему. (Триппу). Я вам приказываю ответить: вы получили обед, да или нет?
ТРИПП. Нет, мсье, нет, брат мой, я не получал супа с хлебом насущным.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). А вдруг Он вам представит доказательства своего существования? Может, ваши с Ним переговоры пройдут более успешно. От меня вы вряд ли чего добьетесь. (Триппу.) Наверное, Он вас не слышал, вы слишком тихо молились. Начните сначала. (Брехтоллу.) Решайтесь, пока у вас еще остаются силы на молитву…
Брехтолл молчит.
Пока не поздно.
ТРЕТИЙ БРАТ. Вам было велено начать сначала.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы еще колеблетесь, мсье Брехтолл?
ВТОРОЙ БРАТ (Триппу). Давайте начинайте. На этот раз должно получиться.
БРЕХТОЛЛ. Я отказываюсь.
Бурные аплодисменты с красной стороны. Неодобрительный шум с черной стороны.
БРАТ ТАРАБА. Вот она человеческая благодарность! Косным догматикам – ни супа, ни свободы.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Вы никак потеряли веру в Него?
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Не хотите уступать? Или уступите? Не хотите уступать? Или уступите?
Два последних вопроса вместе со Вторым братом повторяет и Жан.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Начинайте, начинайте.
БРЕХТОЛЛ. Что я должен делать?
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Произнести небольшую молитву. Очень простенькую. Вы сами оцените ее эффективность.
ЖАН (Брехтоллу) …Эффективность.
ТРИПП (становясь на колени). Отче наш, который на небесах…
БРЕХТОЛЛ. Какую молитву?
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Громче. (Брехтоллу). Вот до чего доводит невежество! Вставайте на колени.
ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Поотчетливее.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Не поворачивайтесь ко мне. Я только бедный монах. На колени. Лицом в ту сторону.
Брехтолл поворачивается лицом к публике.
ТРИПП. Дай мне мой хлеб насущный, Господи!
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу, стоящему на коленях). Теперь сложите руки.
БРЕХТОЛЛ. Первый раз в жизни я…
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Это очень просто. Вот так.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Может, вы стоите неправильно? (Братьям). Руки у них как следует сложены? (Брехтоллу.) Не вставайте. Крепко сожмите пальцы. Отбросьте стыд. Сейчас видит только Он, я и эти двое братьев, которые умеют хранить тайну.
БРЕХТОЛЛ. Я не могу.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Значит, никакого супа.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Прекрасно. Руки крепко сложены. Глаза к небу. Вы все сделали по правилам. Сразу виден богатый опыт.
ВТОРОЙ БРАТ (Брату Тараба, показывая на Брехтолла). Он не хочет.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Никакого супа. И дверь никогда не откроется. Ну, ну, решайтесь, молитесь, какого черта! Не опускайте голову! Смелее! Смотрите на небо. (Триппу.) Соберитесь и начинайте, только посильнее.
БРЕХТОЛЛ. На небо?
БРАТ ТАРАБА. Ну, на потолок.
БРЕХТОЛЛ. Какая жуткая комедия!
БРАТ ТАРАБА. Перестаньте грубить. Зачем вы нас обижаете? И потом, вас что убудет, если все получится? Эксперимент – это эксперимент. На колени. Вот так. Не двигайтесь. (Триппу.) Как следует собрались?
БРЕХТОЛЛ. Я голоден.
ТРЕТИЙ БРАТ. Совершенно верно. Скажите Ему, что вы голодны.
БРЕХТОЛЛ. Я голоден.
ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Я голоден… а дальше? К кому вы обращаетесь?
БРЕХТОЛЛ. Боже, я голоден.
ТРИПП. Боже мой!
БРЕХТОЛЛ (Брату Тараба). Вы довольны? Я произнес все, что нужно.
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Разве так с Ним следует говорить? Есть особые правила, нормы, каноны. Есть формулировки, наконец.
БРЕХТОЛЛ. Формулировки?
ЖАН (с места). Какие формулировки?
На его лице написаны все мучения Брехтолла и Трипа.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). По-моему, я оглох. Или у вас голос пропал. Громче. (Брехтоллу.) Если вы забыли слова придется учить заново.
ТРИПП. Дай мне хлеб мой насущный, Господи!
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Это же так просто. Повторяйте за мной: «Отче наш, который на небесах…» (Триппу). Громче.
ТРИПП (громко). Отче наш, хлеб наш насущный дай нам на сей день.
БРЕХТОЛЛ. Отче наш, который на небесах…
БРАТ ТАРАБА (Триппу и Брехтоллу). Громче и четче. Еще раз.
ТРИПП и БРЕХТОЛЛ (вместе). Отче наш, который на небесах, Отче наш, который на небесах.
БРАТ ТАРАБА (Триппу). Вы чересчур скованны. Расслабьтесь. (Брехтоллу). Больше тепла, больше убежденности.
БРЕХТОЛЛ. Отче наш, который на небесах…
ТРИПП. Отче наш, который на небесах…
БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы ведь верите в Бога, признайтесь!
ТРИПП (кричит все громче и громче). Отче наш, который на небесах! Хлеб наш насущный дай нам на сей день! Отче наш, который на небесах! Хлеб наш насущный дай нам на сей день!
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 106 | Нарушение авторских прав