Путешествие в Соловьиную страну
(документально-художественная повесть)
ГЛАВНАЯ ДОРОГА - ДОРОГА К ХРАМУ
от автора
Дорогой читатель!
В твоих руках - документально-художественная повесть о Курском крае, который издревле поэтично называют Соловьиным.
Но это не путеводитель в традиционном понимании жанра. Тем более, это не историко-географическая энциклопедия о городах и весях Курской области. Это авторская работа, в которой я буду путешествовать вместе с вами, знакомить вас с удивительными людьми, жившими в «Соловьиной Стране» раньше, и живущими сейчас.
Русский писатель Николай Карамзин более 200 лет назад писал в своем предисловии к «Письмам русского путешественника»: «Человек в дорожном платьи, с посохом в руке, с котомкою за плечами не обязан говорить с осторожною разборчивостью какого-нибудь придворного, окруженного такими же придворными, или профессора в шпанском парике, сидящего на больших, ученых креслах. - А кто в описании путешествий ищет одних статистических и географических сведений, тому, вместо сих «Писем», советую читать Бишингову «Географию».
Великий русский писатель Николай Лесков написал свою удивительную по цельности и полноте русского духа повесть «Очарованный странник». Подвиг духа, считал писатель, - не в фанатическом аскетизме, не в странствиях по Руси великой, а в простой, земной любви к своей Родине и своему народу.
Эта книга, конечно же, не претендует на всеохватывающее глубинное историческое исследование. Это просто мои наблюдения, мои впечатления от поездок по историческим местам края, от встреч. Они собраны под одну обложку, и, как мне кажется, создают образ Курского края, нашей Соловьиной Страны.
В основу своих путешествий я положил не географический, и даже не историко-хронологический принцип, а «принцип путевого очерка». Дорога всегда была судьбой писателя. Беру на себя смелость утверждать, что и сама литература, большая журналистика начиналась с путевого очерка: Сервантес с его «Дон Кихотом», Гоголь с «Мертвыми душами», Пушкин с его «Путешествием в Арзрум»… Я уже не говорю о Радищеве, Карамзине и Лескове с его «Очарованным странником».
Во времена Интернета многие предпочитают путешествовать виртуально. И во времени. И в пространстве.
Но, поверьте мне: ничто не сравнится с настоящей дорогой. Просто нужно в дорогу верить. И тогда она не обманет. Ведь все начинается с нее. И ею же заканчивается…
Я назвал этот жанр - «документально-художественным». На первом плане - документ. Фотофакт, сделанный мною. И лишь потом его образное переосмысление в литературных реконструкциях. Потому что художественное восприятие действительности - это восприятие души. И, скажем, историю Отечественной войны 1812 года моё поколение уж точно изучало не по учебнику истории, а по роману Льва Толстого…
Вот и у меня получился жанр, где главным героем становится триединство - Время, Люди и Дорога.
А начну я с Главной Дороги - Дороги к Храму…
Автор.
НА ГЛАВНОМ НАПРАВЛЕНИИ
Маршрутный автобус, направлявшийся в Золотухино, энергично затормозил, загребая гравий нагревшимися колесами. Я вышел вместе с богомолками - чистенькими бабушками в «воскресных» платках. Метрах в пятидесяти с черного креста на меня смотрел распятый Христос.
Солнце стояло прямо за Его терновым венцом. Свет рассыпался на радужные частицы, которые искрились и слепили глаза. Но яркий свет солнечного ореола, подсвечивающий задний фон, лишь усугублял трагизм переднего плана. Мои страдания Он взял на себя…
Но не было безысходности отчаяния. Была - Надежда…
И все-таки, ни один пророк не приемлется в своем отечестве… Давно сказано. И не нами. А сколько кумиров сотворили мы себе на потребу и скольким лжепророкам поклонялись?.. Значит, путь к духовному Возрождению лежит через раскаяние. И не обойти, не объехать эту Главную Дорогу. Дорогу к Храму Души человека.
Я перекрестился, но пройти мимо этого удивительного по своей выразительности поклонного Креста не смог. Он будто мощным магнитом, притягивал меня к себе. Дымящееся от жары шоссе и ближайшие окрестности были пустынны. Яблочный Спас усыпал спелыми плодами придорожные сады. Я долго стоял у памятника Спасителю, думая, по своему обыкновению: а есть ли какой внутренний смысл, что свое путешествие в легендарную Соловьиную Страну начал я в яблочный Спас и с поклонного Креста Спасителю?
Потом достал цифровую фотокамеру «Сони», магнитная карта которой была девственно чиста, и сделал первый снимок. Но отойти от скульптурного изображения распятого Христа всё никак не мог: какая-то неведомая сила будто удерживала меня…
Уже позже, рассматривая на экране компьютера сделанную фотографию, я понял: это была сила Таланта. Автор Поклонного Креста - выдающийся скульптор России, знаменитый наш земляк, русский патриот академик, председатель Международного Фонда славянской культуры и письменности Вячеслав Клыков.
Среди множества поклонных крестов этот Крест - особенный. И не только потому, что он, как мне кажется, несколько «не традиционен» для православия. Нет, я немало видел скульптурных изображений распятий Христа в Германии, где в юности проживал с отцом в городах Йена и Стендаль. (В шестидесятые годы отец служил в Группе советских войск в Германии). Но ни на одно виденное мною распятие работа Клыкова не была похожа, но имела все права занять своё видное место в ряду лучших.
«Что важнее, - подумалось мне, - традиция или эмоциональная сила воздействия искусства на человека?» Вопрос во многом риторический. В готике образы святых и мучеников воплощают страдания. В русском искусстве средних веков нет ни острого драматизма, характерного для готики, ни её разнообразия композиций, мотивов, предметов изображения.
Глядя на поклонный Крест работы выдающегося русского скульптора Вячеслава Клыкова, я невольно рассуждал об отличиях готической и русской школы искусства средних веков.
Русское искусство более устойчиво в своей иконографии. Как всякий эпос, оно дорожит целостью старинного предания и бережно его охраняет. И в нем больше спокойствия, ясности, чем в западной готике. Светлые начала, заложенные еще в эпоху Киевской Руси, оказались стойкими, прошли через века, выдержали испытание огнем, кровью и унизительной данью. То, что русские земли долгое время вынуждены были сопротивляться общему внешнему врагу - сперва половцам, потом татарам, - в известной степени умеряло внутренние распри и противоречия и питало заветную идею единства русской земли, которая столь страстно прозвучала в литературном памятнике - «Слово о полку Игореве». Если в готике - страдания святых и мучеников - смуты настоящего, то в русском искусстве красной нитью проходит величавая народная сага, полная затаенных воспоминаний о славном прошлом, стойких надежд на победу добра, стремления к благообразию жизни.
И все это чувствуется в русской архитектуре. Оно и понятно: стиль византийский, но мастера-то - русские.
ВНИЗ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВВЕРХ
Я подошел к Главным монастырским воротам Коренной Пустыни со стороны Курска. Постоял, глубоко вздохнул - и шагнул на лестницу, ведущей только вверх - к духовному возрождению…
«Застывшая музыка» веков, как образно называют архитектуру,
очаровала меня при первом взгляде на величественный ансамбль Коренной Пустыни. Я знал, что сначала она была совершенно другой, деревянной. Смотрю на старинную литографию - и не узнаю Коренную… Не такая… Ведь только в ХVIII веке Коренная Пустынь отстроилась в камне.
Средневековая Русь была по преимуществу страной лесов. Деревянные постройки - храмы и избы, ворота и мосты, крепостные стены, а также лодки, сани, телеги, всякая утварь, щедро украшенные резьбой, - определяли её облик. Большое каменное строительство началось только в Х веке как строительство христианских церквей, и, естественно, по византийскому образцу. Однако с самого начала оно восприняло и некоторые черты самобытного деревянного зодчества. Это отразилось и в «каменной» архитектуре Курской Коренной пустыни.
«Спасибо графу Борису Петровичу Шереметеву, - подумалось мне, - Что камень донес до потомков, до нынешних поколений эту чарующую «застывшую музыку» веков. Вряд ли через столетия, огонь и войны дожила бы до наших дней деревянная Коренная Пустынь… А так - любуйся, удивляйся. И радуйся. Радуйся силе человеческого духа, чуду Божественного дара - таланта человеческого».
Почему, спросите, мысленно поблагодарил я сиятельного графа Шереметева… Да потому, что, проезжая из Украины в Москву, фельдмаршал Шереметев посетил сию обитель. Посетил - и восхитился. Очаровался красотой и величием. Не мог не очароваться, если душа его была русской и отзывалась на красоту. И, придя в восторг, ощутив в душе лучшие её движения, Борис Петрович выделил деньги для строительства церкви «Живописного источника» над чудодейственным родником. А чтобы деньги пошли строго по назначению, поставил граф над строительством своего смотрителя.
Да, талантливы были наши пращуры во многом, если сумели после себя оставить эту очищающую душу Красоту. Храмы, часовни, все постройки без исключения, возведенные на территории мужского монастыря, не только живописно вписываются в местный ландшафт, но и стали частью самого ландшафта.
Вписался ансамбль зданий и строений и в извилистую ленту реки Тускарь. И если бы путник шел со стороны Курска, от леса через некогда заливной луг, то его очарованный взгляд встретил бы стройный силуэт церквей и звонец на горе. И он бы издали заметил бы сияние золотых глав и куполов пустыни, а, подойдя поближе, смог бы полюбоваться отражением белокаменных строений в Тускари.
Я подошел к Святому источнику, где вода имеет такую целительную силу, о которой давно «ходят» по всей России удивительные легенды.
Говорю, проверив чудодейственность воды Святого источника на себе: это не легенды. Это - сущая правда.
…У источника пусто не бывает. Я подождал, пока две молодые туристки наполнят свои емкости святой водой источника, потом подошел к хрустальной воде сам. Удивительно вкусная вода из Коренского источника!
А по-другому и быть не может. Ведь где-то тут, если верить легенде, и была найдена Чудотворная Икона Пресвятой Божией Матери, которая и определила судьбу Соловьиной Страны, нашего края на все последующие века.
ЧУДО ОБРЕТЕНИЯ*
8 сентября 1295 года от рождества Христов, в 40 верстах от разрушенного монголо-татарскими полчищами и обезлюдевшего Курска
…И был день. И была надежда. Надежда на удачу на охоте, надежда на пищу.
Усталые охотники (назовем их Василий и Андрей) пробирались в кустах по-над речкой. Шел третий день как рыльский князь с частью своей дружины выехал из родного города попытать счастья в тамошних охотничьих угодьях, славившихся обилием куропаток.
Однако добыча была не богатой. Разбив лагерь на левом берегу Тускари, разнуздав коней на заливном лугу, князь отправил охотников парами поискать удачу в прибрежных зарослях.
Вечерело, когда Василий и Андрей вышли к излучине реки, делавшей в этом месте плавный поворот. По всем признакам, вот тут, в густых прибрежных зарослях куги, и должна была гнездиться дикая птица.
Василий, поправив на плече лук, неслышно ступая по-кошачьи, стал подниматься на холм. Под ногой предательски хрустнула сухая ветка. Охотники замерли. Но ни одна птаха не сорвалась в лет, со свистом рассекая воздух быстрыми крылами.
- Тихо-то как… - прошептал Василий, оглядываясь на Андрея.
- И красотища-а-а… Глаз не нарадуется никак, - ответил товарищ по промыслу.
Василий, возвращая лук на свое место, вздохнул:
- Вот только удача отвернулась от нас, брат… Без дичи к князю негоже вертаться…
- Да уж не с руки…Может, зря я пожалел ту крякву с молодым выводком? Может, стрельнуть нужно было?.. А, Василий?
Второй охотник покачал головой:
- Не зря, Андрей… Ты, я знаю, человек добрый. А доброму Бог помогает.
Визу спокойно несла свои воды река, подкручивая небольшие водовороты на повороте. Василий поправил охотничью амуницию. Андрей, не отрывая глаз от воды, спросил:
- А как речка-то прозывается? Часом не знаешь?..
- Тускарь, - ответил Василий.
- Ту-у-ускарь? - растягивая «у», переспросил Андрей. - Что за прозвание такое?
- Татарское, - ответил Василий. - По-русски, это означает «разбить лагерь»…
- Ишь ты! Недаром наш князь тут лагерем стал… - Он опробовал тетиву лука - не ослабла ли за долгий переход по лесам и долам? - Ты по сторонам-то поглядывай… Баскаковские прихвостни могут окрест рыскать… Курск запустел, обезлюдел. По лесам лихие людишки рыскают…
Он осмотрелся по сторонам. (Помнил любимую поговорку жены: это дома - как хочешь, а в гостях - как велят…). Тут, на берегу Тускари, а не Сейма или Рыла, были они в гостях. Хотя и на своей, Северской земле. Еще помнится им большая «буза», как говорят татары, когда восстал народ против баскака Ахмата.
- Не пора ли вертаться, брат? - спросил Василий, чувствуя, как накопившаяся усталость тяжелит ноги.
Андрей уже поднимался на взгорок, у молодого дуба обернулся.
- Вот тут передохнем и пойдем в лагерь…
Но осекся на полуслове, наклонился к земле, куда уходили могучие корни, крепко державшие дерево на родной земле.
- Поживем на горке, хоть и хлеба ни корки… - пошутил Василий, поднимаясь вслед за товарищем. - Ты что молчишь, Андрей!..
Солнце уже покатилось за кромку леса, но было еще по-летнему тепло. В кустах вяло посвистывала невидимая пичуга.
- Андрей, что ты там притих-то? - отчего-то сильно волнуясь, спросил Василий. - Не случилось ли чего?..
И тут он увидел, как поднялся его товарищ во весь рост, держа в руках какую-то доску.
- Ты чего, Андрей, а?.. - тихо спросил Василий.
- Чудо, брат, - только и ответил охотник. - Чудо великое, брат, свершилось: я у корней дуба икону Божией матери нашел, Богородицу! Ликом ниц лежала… Вот - глянь…
И он повернулся к товарищу, держа в руках чудесную находку.
Василий, встав на колени, перекрестился, восхищенно глядя на обретенный в этом глухом месте образ Пресвятой Богородицы.
- Чудо, чудо свершилось, брат… - прошептали его губы после молитвы.
- Глянь, Василий! Я её в руки взял, а на том самом месте, где лежал образ, ключ вдруг забил… Ну, не чудеса ли?
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО…
Поколения сменяют поколения,
Не меркнут лишь преданья старины…
Преданья эти до нас доносит слово.
Потому что всегда сначала было Слово…
Сегодня эту библейскую мудрость цитируют даже те, кто и в Священное писание никогда не заглядывал.
Но мне повело. Я знавал и знаю людей (это прежде всего Евгений Носов, Петр Сальников, Александр Харитоновский, Михаил Еськов), знающих истинную цену Слова. И относящихся к Слову, как к величайшему Чуду на Земле.
Вкус к истории и русской культуре мне привил писатель Михаил Петров, будущий редактор журнала «Русская провинция», под началом которого я после окончания Тверского университета некоторое время проработал в региональной газете «Смена». Большой знаток иконографии, корневой культуры Великого Новгорода, Петров был знаком с Сальниковым и другими курскими писателями. Михаил и посоветовал сразу же по приезде в Курскую область наладить контакт с союзом писателей. Так что когда я вернулся на родину, в Соловьиную Страну, то первым делом зашел в Курскую писательскую организацию.
Творческий союз курских борзописцев располагался тогда на улице Ленина, в Доме книги. В маленьком прокуренном кабинете за основательным письменным столом старинной работы сидел человек в черном свитере. Пиджак был накинут на плечи, седая прядь, свалившаяся вниз от наклона головы, наполовину прикрыла левое стекло массивных очков. Человек положил ручку, поднял на меня глаза и сказал просто, как говорят приятелю или другу:
- Чего стоишь у порога? Заходи…
Это был Петр Георгиевич Сальников, ответственный секретарь писательской организации. Добрейшей души человек, как отзывался о нем Миша Петров. (Несколько лет назад, когда Сальников ушел из жизни, все мы поняли, КОГО и ЧТО потеряли… Мы поняли главное: есть, есть незаменимые люди. Один из них - Петр Георгиевич Сальников, которого мы, курские писатели, любили и продолжаем любить).
Таким незаменимым человеком для меня больше тридцати лет назад стал Петр Сальников…
С ним можно было говорить на любую тему. Потому, когда сказал Петру Георгиевичу, что хочу написать о «самом начале» Курского края, он через какое-то время принес в союз книгу, бережно обернутую толстой синей бумагой.
- Вот, - сказал он, глядя из-под очков, как мне казалось, всегда «улыбающимися» глазами. - «Повесть о граде Курске»… Почти самоиздат. Но цены ей нет! Бери книгу с собой в Железногорск, читай, не торопясь. Приедешь на областной литературный семинар - обсудим.
Для читателей, не знакомых с этой редкой книгой, скажу, что «Повесть о граде Курске» - это памятник южно-великорусской письменности второй половины ХVII века. Он относится к циклу распространенных когда-то на Руси историко-литературных произведений, посвященных чудотворным иконам.
Особенно меня интересовала Чудотворная Икона Знамения Божией Матери Курской Коренной. Глубокой серьезной литературы на эту тему, увы, и сегодня очень мало. Раньше о чудесах писали, как сказки для детей. А слово «чудеса» частенько брали в кавычки. Сейчас чудеса пишут без кавычек, но с мистическими ужимками и «пережимками» - как об очередных похождениях заокеанского Гарри Потера. А это уже не чудеса. Это - бизнес. Где начинается «бизнес от веры», там кончаются любые «чудеса», даже в решете.
Источниками «Повести» послужили Жития Феодосия Печерского и митрополита Петра, Киево-Печерский патерик, Сказание о Чудотворной иконе Знамения Божией Матери, сказания о Смутном времени (в том числе Авраамия Палицына), царские грамоты ХVII века, хранившиеся в Курском Знаменском монастыре, записи о чудесах Курской иконы, а также устные предания.
В основу «Повести» положен хронологически последовательный рассказ о чудесах, совершенных Курской Иконой Знамения. Но только эти содержание её не исчерпывалось, поскольку автор, помимо изложения истории самой иконы, стремился осветить и наиболее значимые моменты в исторической судьбе Руси, Курска и Курского края.
Петр Сальников, блестящий знаток творчества и религиозно-философских учений Льва Толстого, и во времена воинствующего атеизма слыл большим вольнодумцем, поклонником «старины глубокой» и православных традиций. (Не раз я бывал в его гостеприимном доме. Бывал и он у меня в Железногорске и Курчатове. Беседовать и спорить с человеком, у которого есть свои убеждения, - всегда счастье. К сожалению, сегодня «свои убеждения» можно заносить в Красную книгу).
…В тот день мы долго беседовали о чудесах, связанных с Курским Чудотворным Образом Божией Матери.
ЧУДОТВОРНАЯ ИКОНА ПРЕСВЯТОЙ БОЖИЕЙ МАТЕРИ КУРСКОЙ КОРЕННОЙ
историческая справка
«Обретена 8 сентября 1295г. на корне дерева, где впоследствии был учрежден мужской монастырь Коренная Пустынь.
Известна своим чудотворным действом на благочестивых мирян.
Судьба иконы сложна: была разрублена татарскими саблями, но чудесно срослась. Некоторое время находилась в Москве при царе Федоре Иоановиче. Была похищена самозванцем, но осталась в России.
Отражая нашествие польских интервентов в «смутное время», куряне в 1612 году поклялись, что в случае победы над сильным и коварным врагом построят храм в честь Чудотворной иконы Курской Божией Матери. Чудотворный образ помог курянам одержать победу, а они в свою очередь построили для Чудотворной Иконы Знаменский храм.
Списки иконы служили России в ратном деле, находясь в армии Кутузова и при обороне Севастополя в Крымской войне 1853 - 1856гг., в период Первой мировой войны.
В период Гражданской войны оказалась за границей. Ныне в Курске находится список Чудотворной Иконы».
- А вы сами-то верите в чудотворность иконы?.. - спросил я Сальникова, члена редколлегии Московского издательства «Современник» и целого ряда российских «толстых» литературных журналов.
- Без веры - всё шатко… - ответил он.
- Хорошо сказано…
Он подошел к окну, распахнул его - и с шумной центральной улицы в комнату ворвались звуки жизни.
- Увы, не мной сказано…Жизнь, Саша, - это ведь самое главное чудо…
- Вы выражаетесь, как в телепередаче «Очевидное - невероятное»…
Он усмехнулся моему «юношескому максимализму», сказал, прикуривая сигарету:
- Все чудеса - в нас самих.
- Уже лучше, что-то в духе «Маленького принца» Экзюпери …
Петр Георгиевич покачал седой головой.
- Знаешь, - сказал он, - наиболее невероятное в чудесах заключается в том, что они - случаются. Я не говорю о временах татарского нашествия… Но вот сравнительно свежий факт. Молодой Уфимцев взорвал бомбу под алтарем Знаменского собора. Разрушения были значительные. А Чудотворная Икона Божьей Матери не пострадала… Не чудо ли?
Сальников (не знаю, уж какой альтруизм посетил его в семидесятые годы, заставляя возиться со мной, тогда молодым и амбициозным газетчиком, имевшим-то за душой три-четыре опубликованных рассказа) снял очки и, не скрывая улыбки, сказал
- Знаешь, брат, что сказал Гёте по поводу таких возражений?
- Ну?
- А сказал он следующее: как много людей воображает, будто они понимают всё, что узнают.
Я обиделся.
- Ну, не обижайся… Гёте ведь не имел ввиду тебя лично…
Я отдышался, проглотил обиду и продолжил донимать мэтра своими «детскими вопросами»: «А какой год от рождества Христова принято считать днем рождения Курска? А почему город возник именно там, а не сям? и т.д. и т. п…
Петр Георгиевич, зная, что один дурак сможет задать вопросов гораздо больше, чем ответят на них сто умных, терпеливо разбирал тему «по косточкам»:
- Рождение города - это не рождение ребенка, тут метрику выписать сложнее…Рождение Курска летописец относит к 10 веку и связывает это с историей Киевской Руси. Ученые, с которыми я беседовал, утверждают, что первое летописное упоминание Курска датируется 1032 годом от Рождества Христова. Основание Курска как города Киевской Руси относится к периоду правления Владимира Святого. Когда город уже перешел во власть Ярослава Мудрого, он упоминается в летописях чаще.
Во второй половине ХI века в южных степях появились половцы. И сразу же значение Курска в жизни русских феодальных княжеств возрастает. Летописное упоминания о Курске есть и у Феодосия Печерского, это примерно не ранее 1036 года. Далее Курск в Посемье имел наиважнейшее значение для безопасности юго-восточных границ Киевской Руси. В середине ХII века Курск уже был мощной крепостью для защиты горожан и населения окрестной округи в осадное время.
- Да, но первый раз Курск сожгли не в междоусобной войне княжеских дружин… - возразил я, просматривая свои выписки. - Ко времени, когда была обретена Курская Чудотворная Икона, то есть к 1295 году, Курска уже практически не было…
Петр Георгиевич, встал из-за стола, походил по комнате взад-вперед.
- Как это не было? - поднял он на меня глаза, блеснувшие задором старого спорщика из-за линз очков. - Он просто был в запустении, обезлюдил после того, как весной 1238 года Курская крепость была сожжена татарами во время их первого похода на Русь.
Он перевел дух и продолжил:
- А перед этим в 1223 году дружина курского князя Олега участвовала в битве русских с татарами на Калке! Да, с конца 13 века в древнерусских летописных источниках о Курске - ни слуху ни духу… Целое столетие - пробел… Но вот опять весточка. Даже вхождение Посемья в состав великого княжества Литовского не помешало курянам под водительством князя Дмитрия Ольгердовича принять участие в битве на Куликовом поле на стороне Дмитрия Донского. В следующих веках Курск - город Московского государства на границах с Диким полем и Речью Посполитой. А в 1596 году на старом городище возводится новая Курская крепость, много раз отражавшая нападения польско-литовских отрядов, крымских и ногайских татар.
Он подошел к книжной полке, взял в руки небольшую иконку, отпечатанную на картоне в далеко не лучших типографиях…
- Вот она, наша Чудотворна Икона, - сказал он. - Под её покровом край наш Курский живет… Она всем нам покровительствует. В 1612 году куряне, отражая нашествие польских интервентов, поклялись, что в случае победы построят храм в честь Чудотворной иконы, спасшей Курск от огромной армии врагов, а жителей - от смерти.
Я кивнул. Действительно, только чудесной небесной силе можно было приписать победу небольшого гарнизона Курской крепости, осажденного поляками, которому и обороняться-то было практически нечем.
Поклялись построить - и построили.
Историческая справка
Курский Знаменский мужской монастырь. Сооружение Знаменского монастыря связано с героической обороной Курска в 1612 году от нашествия польско-литовских интервентов под командованием гетмана Жолкевского. Курск был захвачен и разорен, только крепость с ее защитниками стояла неприступно. Согласно преданию, куряне дали обет в память этого события построить монастырь во имя спасительницы - иконы Знаменской Богородицы Курской Коренной.
К 1615 году в монастыре были две деревянные церкви: Рождества Богородицы и преподобного Михаила Малеина с приделом Соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия, кельи для настоятеля и 14 келий для братии. Число иноков в обители вскоре возросло до 40 человек. Монастырь назвали Рождественским.
Икона Знамения Богородицы Курская Коренная появилась в нем в 1618 году. Он сделался главным монастырем края и был назван Большим. К нему были приписаны Троицкий и Божедомский курские монастыри и подчинены Коренная и Ильинская пустыни с угодьями и насельниками.
***
Помнится, тогда, 30 лет назад, Сальникову пришлось основательно расстараться, чтобы собрать нужные сведения о Коренной пустыни. Дело в том, что в те годы этот мужской монастырь был закрыт властями. Здания монастыря медленно, но верно разрушались.
Мужской монастырь
Рождества Пресвятой Богородицы Коренная Пустынь
(проезд автобусами от Северной автостанции г.Курска до местечка Свобода Золотухинского района)
Монастырь открыт по распоряжению царя Федора Иоанновича в 1597 году в честь иконы «Знамение Божией Матери Курско-Коренной», которую он повелел вернуть из Москвы в пустынь, где она была найдена в 1295 году. В 1923 году монастырь был закрыт. Вновь открыт в августе 1989 года. Возобновились и крестные ходы, которые проводились с 1618 года. Чудотворная Икона переносится из Знаменского кафедрального собора г.Курска в девятую пятницу после Пасхи, а возвращается - после 12 сентября.
…В 1995 году сердце Петра Георгиевича, основательно потрепанное инфарктами и приступами стенокардии, всё чаще укладывало Сальникова на больничную койку. Но на открытие Памятного знака в честь обретения иконы «Знамение Богоматери Курской Коренной» он пришел. Событие приурочили к празднованию 700-летия обретения иконы и установили на улице Сонина, напротив гарнизонного Дома офицеров. На открытии присутствовали «официальные лица», церковное начальство и уроженец села Мармыжи Советского района Курской области, выдающийся скульптор современности Вячеслав Клыков.
- Место выбрано хорошее, - сказал мне Сальников, глядя куда-то сквозь толпу. - Историческое, на холме… У подножия холма Тускарь течет.
Он повернулся ко мне и добавил:
- По преданию где-то там и находился родник, из которого воду сам преподобный Феодосий Печерский брал. Тут куда ни шагни - история, брат…
Петр Георгиевич взял меня под локоть, отвел от любопытных ушей подальше.
- Помнишь, ты меня спрашивал: верую ли я? - тихо сказал он. - Верую, а то как же… В человека верую, в его божественную судьбу, данную небом… Как не веровать?
Он улыбнулся неповторимой «сальниковской» улыбкой, добрее которой я никогда больше в жизни не встречал и сказал:
- Я тут недавно прочел про нашего курского астронома прочитал, про Федора Семёнова…Он в девятнадцатом веке жил. Ты про астролога римского писал, как тот судьбу императору Домициану предсказал… Так наш Федя не меньший жизненный подвиг совершил. Сын купцы, он самоучкой наукой занимался. Но стал членом-корреспондентом Академии наук. А главное - первым из российских астрономов предсказал полное затмение солнца в июне 1842 года… Пригласил в Курск на это «событие» ректора Московского университета, других именитых гостей - и, пожалуйста! Его предсказание полностью подтвердилось. Позже император своим указом ему присвоил звание потомственного почетного гражданина города… Ну, чем не чудесная судьба, а?
Он помолчал, глядя на памятный Знак с расстояния, и добавил:
- Чем не сюжет для небольшого рассказа? Малая родина только окрыляет людей. А люди приносят ей либо славу, либо бесславие…
Петр Георгиевич, переживший несколько инфарктов, махнул рукой и попросил закурить.
- На Курской земле удивительные люди рождаются. Так сказать, под покровом Божьей Матери. Николай Полевой - талантливый писатель, издатель журнала «Московский телеграф». Он первым русское барство словом припечатал. Курянка Авдеева стала первой русской бытописательницей, которой Белинский восхищался… А Фет, а Носов! А Георгий Свиридов!...Из всех выдающихся композиторов самым русским и самым гениальным является курянин Свиридов. А Дёжка Винникова, известная как Плевицкая!.. Она не только царя, она весь мир русской песней покорила. Сейчас мир для себя еще одного великого курянина открывает - писателя Константина Воробьева. Вот она - слава Курского края. Вот, брат, о чем современникам и потомкам рассказывать нужно… Дабы понимал народ: наше прошлое и наше будущее - едины.
Он закашлялся, повертел погасшую сигарету, но прикуривать больше не стал.
СВОЯ СТЕЗЯ*
Утром 12 июня 1842 года русский писатель, он же известный русский журналист и историк Николай Полевой ехал по Невскому на извозчике. Далеко не щегольской экипаж тащился кое-как, лошадь фыркала и капризничала, косясь кровавым глазом на извозчика.
- Но, но, доходяга!... - вяло поругивался на кобылку полусонный извозчик, поеживаясь в утреннем тумане.
- Твоя совраска никак спит на ходу? - сказал Николай Алексеевич. - Прибавь, ходу, голубчик!
- Прибавлю, барин, коль и вы прибавите… - хитро ответил мужичонка. - Овес нынче в цене вырос, лошадь не позавтракала…
Полевой прибавил плату. И тут же лошаденка проснулась, живо понесла легкую коляску по улицам Петербурга.
Николай Алексеевич поднял кожаный верх экипажа. Издателю самых популярных журналов России никого не хотелось видеть: ни коллег-издателей, ни нагловатых петербургских журналистов… Ни-ко-го.
Разве только старшую сестру Катеньку, недавно перебравшуюся в Северную Пальмиру из Курска. Их купеческий род Полевых берет свое начало в Курске. С этим городом у Полевого были связаны самые светлые воспоминания детства. Из этого древнего города, который он на старинный манер иногда называл «Куреском», в 1820 году Николай уехал в Москву, где вскоре стал издавать журнал «Московский телеграф». А через девять лет «за крамолу», критику русского барства правительство закрыло журнал. Полевой переехал в Петербург, где практически взял на себя негласную редакцию таких известных изданий, как «Сын Отечества» и «Северная пчела». Попытки же Полевого оживить «Русского вестника», несмотря на все усилия талантливого издателя и журналиста, не увенчались ничем. Журнал был на грани банкротства. И спасти его уже было невозможно. Это он понял после вчерашнего разговора с Булгариным и Гречем.
Полевой вздохнул, глядя на спину извозчика в синей ситцевой рубахе с желтой заплатой под правой подмышкой, вздохнул, вспоминая тяжелый нелицеприятный разговор с «денежными мешками».
- Ручаюсь, Фаддей Венедиктович, что «Русский вестник» можно еще спасти, - говорил Полевой «меценатам». - Нужна только ваша помощь…
- Видать, милейший Николай Алексеевич, такова его стезя, - язвительно заметил Фаддей Булгарин.
Греч безразлично смотрел куда-то мимо Николая Алексеевича, сильно сдавшего после закрытия «Московского телеграфа». С Булгариным Николай Иванович Греч предпочитал не спорить. Он только перебросил трость в правую руку и франтовато приподнял шляпу, прощаясь с Полевым.
- У каждого из нас, господа, тоже своя стезя… - только и проговорил Николай Алексеевич, провожая коляску чиновников.
- Золотые слова, - холодно обронил Булгарин.- Вот вы пишите романтические повести, а я - исторические романы. Вы с вашей романтикой «Московского телеграфа» лишились… Кто ж кусает своего хозяина? А я, милейший Николай Алексеевич, только укрепляюсь в своем ответственном жанре.
- Это каком таком жанре? - живо поинтересовался Полевой.
- В историческом жанре…- вставил Фаддей Венедиктович.
- Ну-ну, - не подав руки меценату изданий, повернулся к двери Полевой. Он уже взялся за массивную бронзовую ручку, но повернулся к Булгарину и сказал, не скрывая иронии:
- А я-то, старый дурак, подумал, что в жанре доносов на русских литераторов. Честь имею!
Когда дверь, жалобно провизжав пружиной, закрылась за писателем, Булгарин спросил у Николая Ивановича:
- Откуда хам родом? Где корни наглеца?..
- Курский… - протянул Греч.
- Ах курский! - почему-то обрадовался Фаддей. - Впрочем, Николай Иванович, я так и думал. Никакого почтения к чину и званию… Ни-ка-ко-го!
…В это сырое петербургское утро 12 июня Николай Алексеевич Полевой ехал к своей сестре, русской писательнице, которую высоко ценил «сам» Белинский, - к Екатерине Алексеевне Авдеевой. В Курске, где родилась и Катя, она, будучи старшей сестрой Николая, обучила брата грамоте. Девочка с детства очень много читала и отличалась отменной наблюдательностью.
Думая о родной сестре, с которой были связаны впечатления детства в древнем Курске, Николай невольно тепло улыбался…Ах, Катя, Катя-Катерина!.. Что за судьба! Такая типичная и неординарная судьба женщины в России… В 14 лет вышла замуж за сибирского купца Авдеева и укатила с ним из родного Курска в Иркутск. Колесила с мужем по всей Сибири. Записывала сказки, легенды, народные предания, обычаи и традиции… Когда муж умер, вернулась сперва в Курск, но вскоре с издательскими планами перебралась в Москву, а потом и в Петербург, к брату, которого очень любила и боготворила.
К этому времени вышли в свет книги курянки - её сказки, книги по домоводству, тепло принятые читателями России. Но самое главное, что были уже опубликованы «Записки о старом и новом русском быте» с предисловием Николаем Полевого, которые ставили ее в первый ряд русских бытописателей. (Позже В.Белинский весьма похвально отзовется об этом литературном очерке).
Николаю Алексеевичу была в тот день очень нужна поддержка сестры, её неторопливое, раздумчивое мудрое слово, её наставление… Как в далеком уже детстве, когда Катя была и главной наставницей Николая, и его главной заступницей.
Накануне Николай получил письмо из Курска. Внизу на конверте значилось: «Курск, дом купца Семенова по ул. Лазаретной».
Еще не распечатывая конверта Николай Алексеевич понял: от Федора Семёнова. Талантливому курскому самородку, астроному и метеорологу Федору Алексеевичу Семёнову Николай Полевой помогал давно. Он бывал в его химической лаборатории, которую Семёнов устроил в доме после смерти отца. Еще в 1813 году Семёнов достал Реомюров термометр и начал первым в Курске производить метеорологические наблюдения.(Позже за свои научные работы он получит Золотую медаль императорского Географического общества). Наблюдения за погодой ему были нужны для практических целей. Он развел образцовый фруктовый сад, делал прививки яблоневых и грушевых деревьев, держал пасеку. Именно в его саду впечатлительная Катя Полевая воскликнула: «Федя! Весь наш Курский край - огромный яблоневый сад!.. Как хороши, как свежи курские яблоки! Так свежа сама жизнь - всегда пахучая и обновленная!». (Позднее Российское экономическое научное общество избрало Семенова в число своих членов-корреспондентов и за успехи в садоводстве наградило его золотой медалью).
В 1829 году Полевой познакомил друга с ректором Московского университета, профессором астрономии Д.М.Перевощиковым. Тот пригласил его на свои лекции по астрономии и передал ему солнечные и лунные таблицы. За эту небольшую услугу Семенов обещал прислать в Москву свои наблюдения над климатом в Курске и сдержал свое слово. После поездки в Москву, расширившей его кругозор, он всецело посвящает себя астрономическим наблюдениям и оставляет занятия другими науками.
Вскоре свершилось непредсказуемое: Императорское Русское Географическое общество и Главная физическая обсерватория, отмечая успехи курского самородка в астрономии и метеорологии, избрали Семенова своим членом-корреспондентом.
В начале июня Федя прислал Полевому и Екатерине Авдеевой приглашения на… затмение солнца. Дело в том, что он первым из российских астрономов заявил о предстоящем 26 июня 1842 года полном солнечном затмении, видимом в Курске. И пригласил «на него» к себе профессора Д.М.Перевощикова, друзей, ведущих российских журналистов.
Николай Полевой и Екатерина Авдеева приняли приглашение.
- Родину очень хочется увидеть, - даже всплакнула Екатерина Алексеевна при встрече с братом. - Больше, чем солнечное затмение…
Уже накануне затмения в доме Федора Семенова негде было яблоку упасть. К часам восьми 25 июня собрались за вечерним чаем. Гости приехали со всей России и только что вернулись с прогулки по Курску.
- А я от города не в восторге, - оттопырив нижнюю губу говорил московский журналист Леонид Подшивалов. - Улицы от площадей должны идти по принципу расходящихся радиальных лучей… Принцип нужен. Такой, как у Матвея Казакова. Я на Московском плане видал: строгая геометричность! Никаких вольностей!
Подшивалов громко отхлебнул с блюдечка чай, выдавая свою невоспитанность. И, оттопырив нижнюю губу, забрюзжал далее:
- А в Курске этого нет. Площадь сама по себе, улицы блуждают, как пьяные в потемках… Да и как быть по-другому, коль бездарные архитекторы застраивали провинцию...
Николай Алексеевич Полевой, услышав последнее утверждение невежды, чуть не поперхнулся остывшим чаем.
- Позвольте с вами не согласиться, милостливейший государь! - воскликнул Николай Алексеевич. - А имя архитектора Джакомо Кваренги вам, конечно же, не известно?
- Что за Квар… Кваренги? Подать макаронника сюда с маслом! - оскалился оппонент Полевого.
- Джакомо Кваренги, этот гений архитектуры, работал в Санкт-Петербурге до конца своих дней, - волнуясь, сказал Полевой. - Создал десятки монументальных сооружений. Среди его лучших работ - здание академии наук, Эрмитажный театр, Смольный институт, Итальянский дворец, Конногвардейский манеж, Александровский дворец в Царском Селе… Достаточно?
Московский писака жеманно пожал плечами:
- Но это, позвольте, всё в Петербурге…. Курск-то здесь при чем?
- А при том, что завтра, еще до затмения солнца, чтобы всем хорошо было видно, - чеканя слог, сказал Николай Алексеевич, можно выйти на Красную площадь. Торговые ряды на ней построены Кваренги. А потом я повезу всех неверующих взглянуть на ансамбль Гостиного двора с Биржей Курской Коренной ярмарки… Увидите - и отдадите должное таланту знаменитого Кваренги, зодчего с мировым уровнем. И если его талант не восхитит вас, господа, то предсказанное Федором Семеновым затмение затмит и этот инцидент, сотрет его из памяти закопченным стеклышком.
- Ставлю один против ста, что я прав, - поджал губы Подшивалов. - Меня вообще трудно удивить, уважаемый Николай Алексеевич. Счастлива лишь та нация, у которой еще нет истории…
- Но несчастлива страна, у которой нет своих героев, - парировал Полевой.
Московский журналист, встав из-за стола, забегал по залу, где проходило чаепитие.
- Да, скажите, провинциальные вы мои патриоты, чем ваш захолустный Курск в мире знаменит? Чем?
Он замер у кипящего пузатого самовара.
- Затмением? Так город ваш тут ни при чем, кажется… Это природное, так сказать, явление…
- Коренской ярмаркой и Крестным ходом! - выкрикнул кто-то из курян. - Крестный ход наш во всем мире известен. Держим пари!
- Держим пари! - поддержали и другие азартные гости курского астронома. - Победит тот, кому затмение не затмит творений рук человеческих!
…Затмение, как его и предсказывал курский самоучка, состоялось. А невежды получили знатный урок от патриота своего родного города Н.А.Полевого. Вскоре в знак внимания к особым ученым трудам курского самородка Семенова и его обширным познаниям по части астрономии сам император пожаловал Федору Семенову звание потомственного Почетного гражданина.
А Полевой, рассказывая эту историю друзьям, говорил: «У всякого русского города свой гениальный зодчий! И в нашей Соловьиной Стране есть свои герои! И у каждого курянина - своя стезя».
И обязательно добавлял:
- И свой крестный ход. Но такого, как у нас, нет нигде в христианском мире.
«КРЕСТНЫЙ ХОД В КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ»
Энциклопедический словарь определяет «крестный ход» как христианский обряд, шествие священнослужителей и верующих с крестами, хоругвиями и иконами; обычно во время церковных праздников.
С 1618 года эпизодически, а с 1726 по 1765 год систематически из Знаменского монастыря в Коренную пустынь на одну неделю переносилась икона «Знамение Богородицы Курской Коренной». Попытка строителей Коренной Пустыни отстоять свое право на постоянное пребывание Чудотворной Иконы на месте обретения, успеха не имела - до 1764 года Коренная Пустынь полностью находилась в ведении Знаменского монастыря. И в 1767 году Синод запретил перенос иконы. По ходатайству курских купцов, сетовавших на ущерб от упраздненной Коренской ярмарки, в 1791 году указом Синода Крестный ход в Курской губернии возобновился. А с 15 января 1806 года с согласия императора Александра I Чудотворная Икона Божией Матери находилась в Коренной пустыни с девятой седьмицы по Пасхе по 12 сентября.
Но во всем мире этот православный христианский обряд широко известен по знаменитой картине Ильи Репина «Крестный ход в Курской губернии».
Известно, что работу над «Крестным ходом в Курской губернии» Илья Репин начал в 1880 году, приехав на Крестный ход в Курскую губернию. Он долго выбирал «точку», с которой было лучше делать этюды и зарисовки уже знаменитого к этому времени обряда (на Крестный ход тогда собиралось до 100 тысяч паломников). Наконец Илья Ефимович остановил свой выбор на колокольне придорожной церкви села Тазово, что в нескольких километрах от Коренной Пустыни. (Осенью 2005 года я из любопытства залез на эту колокольню - и обомлел: передо мной открылся тот же пейзаж, тот же взгорок, что на картине Репина возвышается за спинами паломников).
Искусствовед Г.С.Чурак утверждает, что «многие этюды к картине «Крестный ход» писались под Москвой, в Абрамцеве, в имении С.И.Мамонтова, с семьей которого Репин очень сблизился, живя в Москве».
Нет, основные этюды к своей Главной картине жизни Репин написал на Курской земле, рядом с Коренной Пустынью. Этот «южный пленэр» художнику был знаком с детства, с Чугуевской горы маленького украинского городска, где в семье военного поселянина родился Илья. Он прекрасно разбирался в иконописи, а живописи учился у… военных топографов и чугуевских живописцев.
День, когда Илья Репин, полный надежд, приехал в Курскую губернию, для художников России не остался незамеченным. Известный художник, младший современник Ильи Ефимовича Михаил Нестеров (он родился в Судже) писал, как ждали от Репина шедевра: «…Зная что великий талант его обязывает, что каждая его картина, всякий портрет есть не только его личное возвышение, но и возвеличивание родного искусства, он с терпеливой настойчивостью вынашивал каждую вещь. Каждая картина, портрет Репина были событием».
М.В.Нестеров вспоминал, как поразила Репина красота курской природы, как он постоянно твердил, что «это край, одаренный Богом божественной Красотой». К.Чуковский в своих записках об Илье Репине писал, что слово «бездарность» было самым страшным ругательством в его устах; «он произносил это слово с такой безысходной тоской, словно бездарность людей была для него личной обидой». Чуковский подчеркивал еще одну особенность автора «Крестного хода»: он легко очаровывался душой, порой преувеличенно восхищался людьми. Но такая же способность была у него гневаться и ненавидеть. Он чувствовал жизнь - яростно, страстно. Значит - с любовью!
Конечно же, великий реалист Илья Репин хорошо видел и одаренные, одухотворенные натуры, и бездарей, которых, к сожалению, хватает везде. И эти самые наблюдения великого художника, чьей кисти был удостоен Крестный ход в Курской губернии, с наибольшей полнотой обобщения жизни современной ему России сконцентрировались в одном из самых капитальных его произведений - картине «Крестный ход в Курской губернии», которую он писал три года и закончил только в 1883-м. Я не умаляю других работ Репина, но в них он словно накапливал опыт, копил силы для Главного полотна. Уверен, что духовными силами великий Талант одарила и Чудотворная Икона, перед которой помолился Репин, прежде чем сделать первый карандашный набросок…
Он, как говорил Серафим Саровский о творческом озарении, «сумел стяжать дух Святой» и к нему пришло вдохновение, которое приходит только к любящему жизнь человеку.
Взгляните на картину: сухая горькая пыль повисла над широким трактом, над выжженным косогором. И сквозь эту залитую солнцем серую пелену по иссушенной зноем дороге медленно и торжественно движется многоликая толпа людей. Они разнятся по возрасту и своему положению в обществе… Колышутся над головами людей хоругви, плывут украшенные лентами и фонарями, сверкая на солнце золотом куполов, слепит глаза сияющий оклад Чудотворной Иконы, красочно выглядят праздничные одежды. Все шествие сливается в единый образ, раскрывающий перед зрителем самые характерные стороны русской жизни.
Каждое человеческое лицо, составляющее многолюдную процессию, являет собою неповторимость судьбы, характера, типа. Спесь и самодовольство, ханжество и лицемерие, тупую покорность и наивное простодушие можно прочесть на многих лицах. Две горожанки из мещан с ханжеским благоговением поддерживают пустой киот. Изнывает от зноя дьякон в праздничном церковном одеянии.
Чванливая барыня, «упаренная солнцем», другие «хозяева жизни» - всех их с усердием охраняют от простого народа урядники и старосты. Увы, таков порядок российской действительности, подмеченный художником, но никого не удивляющий.
В этой обыденности - страшная сила правды репинского искусства, которая снизошла к нему на святой земле близ Коренной Пустыни…
А сколько в картине Любви!.. Полному равнодушию и абсолютной бездуховности людей сытых Репин в образе горбуна противопоставляет духовную Красоту и светлую Надежду человека на исцеление и счастье.
Влюбленность художника в реальную (а не виртуальную!) жизнь выразилась и в том, с каким мастерством написаны Репиным легкий шелк лент, пестрые ситцы, грубое сукно крестьянских армяков, дорогая тяжелая парча, лохмотья бедняков, горячий песок дороги и выцветшее жаркое небо…
В «Крестном ходе» отразилось не только огромное дарование самого Репина, но и великий опыт русской демократической живописи, который вобрал в свое искусство Репин и дал ему дальнейшее блестящее развитие.
Некоторое время тому назад, года два или три назад, в тамошних краях снимали художественный фильм о русском композиторе Петре Ильиче Чайковском. Для массовки потребовался не один десяток курян. «Массовка» режиссера не подвела. Подвела погода. Массовые сцены в сельской церкви вырезали, а вот съемки природы оставили. На одном из международных кинофестивалей, куда повезли готовый фильм, первым вопросом к режиссеру был: а где, в каких краях снимали такую красоту?
Так что в Курский край с первого взгляда влюбляются и режиссеры (в том числе и знаменитый Мастер кино Никита Михалков), и выдающиеся писатели.
И тут хочу познакомить вас, господа, с автором знаменитой повести «А зори здесь тихие…» Борисом Львовичем Васильевым. Не один раз он приезжал на берег Сейма, в аккуратный домик своего фронтового друга и школьного товарища, который находится в Пенах. И не один раз объяснялся в любви к нашим зорям, соловьям и людям, которые живут в Соловьиной Стране.
…А ЗОРИ НА СЕЙМЕ ТИХИЕ
Кто и когда первым поселился в этих благословенных местах?..
С чего все закрутилось?
Наверное, с милости Господа, когда он создал это место на земле, которое во всех учебниках географии мира называется Среднерусской возвышенностью. А может, началось всё с того момента, когда Сейм и Тускарь проложили себе русла и понесли свои воды по холмам и долам?
Тут не бывает катастрофических землетрясений, нет цунами, тайфунов и смерчей. Климат - умеренно- континентальный. Тут живет знаменитый на весь мир природный певец - курский соловей.
И, кажется, таких мест на большой земле не мало…
Но известный писатель, лауреат государственный премий Борис Львович Васильев утверждает: «На такой благословенной земле талантам только и рождаться». Мол, это и есть тот загадочный «фактор Х», который, по мнению «продвинутых» ученых, определяет частоту рождения «в данной местности» больших талантов и даже гениев.
Вспоминаю, как в начале девяностых годов в поселок Пены Курчатовского района к своему школьному и фронтовому другу Владимиру Подворчаному приехал большой русский писатель, лауреат государственных премий по литературе Борис Васильев. (С Борисом Львовичем меня познакомил герой моего очерка, старый солдат-фронтовик, кавалер орденов Славы Владимир Иванович Подворчаный, к которому я изредка заезжал, чтобы проведать старика).
Времечко тогда было для страны тяжкое, безденежное - «бартерное», одним словом. Васильев, которого в Пенах знали больше по фильму, чем по повести «А зори здесь тихие», приехал в гости к другу после операции и не совсем еще оправился от болезни. Пены переживали промышленный кризис: закрывались сахарный и машиностроительный заводы, выставляя людей на улицу. Казалось, никому теперь нет дела до большой, настоящей литературы и писателей, даже с большой Буквы. Забыли и о культуре… Всё сводилось к одному: как выжить в этой «агрессивной среде»? Дом культуры, где крутили кино с еще довоенных лет, развалился и закрылся на долгие годы…
А ведь именно там Подворчаный с супругой посмотрел прекрасный фильм «А зори здесь тихие», увидел в титрах имя Бориса Васильева и дал в Союз писателей СССР телеграмму с просьбой ответить ему: а не тот ли это «Б.Васильев», что сидел с ним за партой в одной из школ города Воронежа и с кем он добровольцем уходил на фронт в сорок первом? Удивительное дело, но Васильеву, автору сценария полюбившегося народу фильма о «войне с женским лицом», передали телеграмму из Пен, и вскоре друзья встретились в тихом зеленом поселке, где с 45-го года безвыездно жил инвалид войны, кавалер орденов солдатской Славы Владимир Подворчаный.
Мы много говорили в тот день о политике, о литературе, о ветеранах и стариках. Время было «смутное», но, странное дело, не было уныния. Была надежда и вера. Верилось, что всё, как всегда, образуется и будет хорошо…
На Пены тихо ложился чудный теплый вечер. Сидеть у телевизора не хотелось. Телевизор ведь только дает иллюзию сопричастности к жизни. Но «ящик» - это далеко еще не сама жизнь…
Подворчаный, несмотря на свою хромоту (был тяжело ранен под Кенигсбергом в) предложил порыбачить на Сейме - успевали к вечернему клеву. Мол, не будет клевать, так соловья курского послушаем. Такого певца нигде больше не сыщешь…
Пришли на речку, разобрали снасти, закинули удочки и сели, глядя на подрагивающие от легкого ветерка поплавки.
…Было начало июня, цвела сирень в палисадниках, от пасущегося на заливном лугу стада коров пахло парным молоком и молодой травой… Пастух, не совсем трезвый мужик в рваной майке с надписью «Адидас» постреливал бичом и не зло ругался на ленивых животных.
Большое красное солнце медленно садилось за зеленый островок, выступавший с другого берега на самую стремнину реки. В прибрежных кустах запел соловей: тюх-тюх-тюх…
- Господи!.. - сняв тяжелые роговые очки, будто они мешали ему видеть прекрасное, воскликнул Васильев. - Красоти-и-ища то какая!..
- Здесь когда-то археологи стоянку человека эпохи палеолита нашли, - раскопки года три вели… - сказал Владимир Иванович, показывая нам огромную поляну, на которой дружно цвели желтоголовые одуванчики.
- Люди не дураки были, - улыбнулся Борис Львович, - знали, где им селиться…
Автор «Зорь», излучая всем своим видом радость, достал из сумки солдатскую зеленую фляжку, плеснул в кружку содержимое.
- Коньяк, - сказал он. - На кондитерской фабрике целую трехлитровую банку подарили. Бартер: я им - о литературе, они мне - коньяк, который, оказывается, в торты добавляют. Век живи - век учись.
Он плеснул в крышку-стаканчик янтарной жидкости - и вдруг замер: в прибрежных кустах запел, защелкал соловей. Несколько минут была немая сцена. Потом Васильев сказал:
- Тут просто нельзя не быть поэтом…
Владимир Иванович, который еще час назад вдохновенно читал нам свои, как сам он говорил, «самодеятельные стихи», подозрительно бросил взгляд на друга - уж не иронизирует ли он, признанный писатель, над ним, самоучкой?
Борис Львович прилег на плащ-палатку, подложил руки под голову и стал молча смотреть, как заходит солнце за горизонт.
- А зори у вас тоже - тихие… - задумчиво проговорил Васильев. - Я тут, ей Богу, от красоты такой не по дням, а по часам от болезни очухиваюсь… Дело на полную поправку идет. Вот задумал тут, в этих благословенных местах, один рассказ или повесть… Что получится.
- О войне? - спросил я.
- Нет, о том, что нужно человеку для счастья…
- Здоровье… - вставил Подворчаный, поправляя натерший ногу протез.
- Здоровье, конечно нужно, - сказал Борис Львович. - Это для тела. А для здоровья души красота нужна…
Солнце, спрятавшись за густые распущенные косы плакучей ивы, проложило к нам по воде серебристую дорожку. Васильев добавил, любуясь вечерней зорькой:
- Прав, прав был Достоевский… Красота и только она спасет мир. Это ведь лучшие места для проживания человека. А многие не понимают - в Москву рвутся. Шума и гари им захотелось…Я такой красотищи сроду не видел, хотя позади уже больше, чем впереди… Я ведь в Пенах, на Сейме уже в четвертый или пятый раз. Да-а… Красота - притягивает человека. И про болячки сразу забываешь. - Он зачем-то пригладил седоватые усы. - Если хочешь быть счастливым, то живи только в таких божественных краях…
- А сам? - напряженно глядя на поплавок, который повела какая-то неведомая нам рыбка, спросил Владимир Иванович.
- Мне уже под семьдесят… Раньше нужно было думать. Да к тому же на Часовой в Москве я почти не живу, так - почтовый адрес. Всё больше с Зорей на даче, под столицей.
Владимир Иванович, боясь пропустить поклевку, привстал, вцепившись в удилище двумя руками.
- А Володька - молодец, - кивнул на друга Васильев. - Мы ведь с ним за одной партой сидели, вместе в Воронежский военкомат пошли, хотя ни ему, ни мне 18 лет не исполнилось… Меня в десант определили, Володьку - в пехоту. На фронте потеряли друг друга. А сейчас вот нашел Володьку тут… И очень тому рад.
- А в Воронеже почему не встретились?
- Так Володька после госпиталя тут, среди этой красоты осел…Дивчину тут красивую встретил, судьбу свою…Не зря же еще на фронте говорили, что курские девчата - самые красивые…
Он лукаво мне подмигну:
- Сам, Саш, говорил: магнитная аномалия!
Подворчаный, вытягивая рыбку, загадочно улыбнулся:
- Нормальная аномалия… Земля тут, братцы, какая-то живая, теплая… Я её даже деревянным протезом чувствую.
КУРСКИЕ «КУРОПАТЫ»
В описании герба города Курска, «высочайше утвержденного 8 января 1780 года, говорится: «В серебряном поле синяя полоса и на оной три летящия куропатки».
А я хочу рассказать о сидельцах, о курских куропатах…
Да простит меня великий и могучий русский язык за придуманное мною словечко. (Причем, это шутливое словцо не из ряда лексем телепат, психопат и т.д.).
Куропатки, как писал Брэм, - птица оседлая, бесконечно преданная месту, где родилась. Знали об этом в ХVIII веке авторы герба города Курска или нет - неважно: творческая интуиция, самый точный барометр любого Художника, их не подвела.
Истоки преданности «родовому гнезду» у лучших людей Соловьиной Страны, думаю нужно искать в самом «верховье» - у наших пращуров. Известно, что с IV века Восточные земли Европы стали заселять наши прямые предки - славяне. Нестор-летописец точно указывает расселение восточных славянских племен, вошедших в состав Русского государства:
«Хорваты белые, сербы, будучи потеснены врагом, двинулись на северо-восток, и одни сели по Днепру и назвались полянами, а другие - древлянами, потому что сели в лесах… Часть славян села около озера Ильменя и прозвалась своим именем - славянами, остальные славяне сели по Десне, по Семи, по Суле, и назвались севером или северянами».
Последние, то есть северяне, и обосновались в «Соловьиной Стране», как я называю Курский край. А следом за ними по соседству осели радимичи - на территории современной Брянщины. Вятичи обосновались тоже недалече - на Орловщине.
Всем этим племенам за многоженство и языческие обычаи от Нестора, автора «Повести временных лет» досталось на орехи по полной программе…Но факт, отмеченный нашими и иностранными литературными источниками: путешественников и странников, забредших в ту древнюю, дохристианскую Соловьиную Страну, удивляла верность северян своему месту обитания, а женщин Соловьиной Страны - своим мужьям, хотя северяне-язычники не прочь были заводить себе по две-три спутницы жизни.
Так что привязанность к родовому гнезду у нас, думаю, сидит глубоко в наших генах. Подтверждаю эту «ненаучную гипотезу» «экспериментом на курских писателях».
Как говаривала моя бабушка, и лягушка в своем болоте поет.
ПО СВЕТУ
РОДОВОЙ ЗВЕЗДЫ
Курянина Писателя Евгения Носова, награжденного многими высокими правительственными наградами (вплоть до Звезды Героя Социалистического Труда), лауреата Государственной премии по литературе, члена редколлегий многих ведущих литературных журналов, издававшихся в СССР миллионными тиражами, члена правления Союза писателей СССР, - не раз приглашали на работу и жительство в Москву, квартиру даже выделили!.. Но он не поехал - остался верен Соловьиной Стране. Знал, что вырви корни из родной земельки - и засохнет древо творчества… Не все же деревья приживаются на чужой почве.
Вернулся в Курск, на родину замечательный поэт Алексей Шитиков.
Проработав почти 20 лет в столичных издательствах, истерзав свою душу тоской по родине, он вернулся в Соловьиную Страну. И открылось у поэта второе дыхание!.. Да какое дыхание - свежее, молодое, глубинное - с соловьиной природной напевностью…Подтверждением тому стала его книга, изданная в 2005 году, «По свету родовой звезды». Заметьте - какой звезды. РОДОВОЙ! По-другому и быть не могло.
Разве не мог найти себе столичного приюта талантливый курский прозаик Михаил Еськов, один из моих «крестных отцов» в литературе, напутствующий меня с Петром Сальниковым перед вступлением в Союз писателей: «Ты, Саш, главное не робей. Мы, куряне, и в литературе «воины хоробрые». (Наказу этому я буду верен до гробовой доски). Михаил Николаевич, сделавший еще в молодости блестящую научную карьеру, защитив кандидатскую диссертацию, став блестящим преподавателем Курского медицинского института, бросил, как многим тогда казалось, всё - карьеру, стезю ученого, верный кусок белого хлеба… Бросил ради своей путеводной звезды. Он выбрал ту разухабистую и тяжкую дорогу русского писателя, на которую носовским перстом указал ему Господь. Еськов остался в «деревне», в «глуши», в провинциальном Курске, чтобы писать о судьбах деревни и о призвании врача.
…В ноябре 2005 года наша писательская организация совместно с областным отделом культуры и общественностью Курска и области отметили 70-летие большого писателя. Как и водится в таких случаях, в областной библиотеке имени Асеева состоялся творческий вечер прозаика: были теплые слова признательности, подарки…. А Михаил Николаевич сидел тихо и как бы даже отчужденно от этих громких слов, рядышком со своей супругой (прекрасным врачом) Ольгой Петровной, с кем идет многие годы по жизни рука об руку. (У каждого Мастера должна быть своя Маргарита).
На другой день юбиляра повезли на его малую родину, на хутор Луг, что в Пристенском районе - на встречу с земляками, где и вручили Еськову благодарственное письмо от губернатора Курской области Александра Михайлова. Он спасибо сказал, но говорил больше не о себе, а о деревне, понимая, как умный человек, что Россия без нее, умирающей - это уже не Россия.
Ему говорили благодарственные слова, а он, не стесняясь слез, смотрел на свой «родовой дом», который в свое время запечатлел маслом выдающийся писатель и талантливый живописец Евгений Носов, и думал о чем-то своем. Сокровенном…
…Перед Фетовскими чтениями в Воробевке заезжал я к своему молодому другу, талантливому поэту Юре Асмолову в «его» деревню. Молодость - это ведь не синоним жизненной близорукости и всеядности. «Я ведь, Сань, давно мог в любом городе осесть, профессия позволяет, да и городская квартира от тетки осталась… - говорил он мне за хлебосольным столом в деревне Клюква, что под Курском. - Но не могу я там писать… Душе тесно, тоскливо. А тут, в деревне, пишется легко и свободно. Само как-то пишется, без нажима…»
Всё шатко, всё будто в тумане,
Но ныне прояснилось чуть:
Тоска по родной глухомани
На истинный вывела путь.
Юра достал свою «крайнюю» (никогда не говорю «последнюю») книжку стихов «Озимая пшеница», тут же сочинил экспромт и вписал его в дружеские слова.
…Я ехал домой, проезжая Курск, поселки и деревни, и думал: конечно, если видишь перед глазами только серый городской «пейзаж» стандартных домов-близнецов, то и всё в твоем творчестве будет серым. И «стандартным», как по ГОСТу или СНИПу какому-то… А вот если береза или тополь под окном… Это уже поэзия. Как у Юры Асмолова:
О сколько прошел я, протопал
По этим полям и буграм:
Я шел, а серебряный тополь
Сиял, как серебряный храм.
В вагоне поезда я с улыбкой вспоминал, как он, взяв баян в руки (Юра пишет песни и хорошо поёт),с любовью говорил мне о Курском крае. У него своя, «поэтическая» философия. К примеру, в слове «Любаж» ему слышится «любый», что в таком месте все должны жить красиво и счастливо… А про своё «родовое» село Молотычи рассказывал так поэтично, что захотелось обязательно побывать там:
- С полпути, верст за пять до нашего хутора, можно было увидеть его - наш серебристый тополь. Он не позволял никому заблудиться. И в раннем детстве, как далеко ни убегали мы с ребятами от нашей деревни - так, что ни крыш, ни дымков из труб, ни ракит не видно - тополь, отражая закатное солнце, горел, как факел, и звал нас назад: «Возвращайтесь».
Когда я почувствую близкую смерть,
Отправлюсь в родное село Становое
В последний разок на простор посмотреть,
На отчую хату - на все дорогое.
Вот такая аномалия у Алексея Шитикова. Хотя «аномалия» ли это? Может быть аномалией следует называть всё то, что не укладывается в обывательско-баоское понятие - «жизнь удалась»? Для кого-то «жизнь удалась», это когда вскарабкался по карьерной лестнице, когда «дом - полная чаша», когда «Мерседес-600»… Кажется, западный прагматизм побеждает романтиков даже в легендарной и поэтической, крылатой Соловьиной Стране… О каких крыльях может идти речь, если все хотят стать миллионерами?
До столицы, желанного офиса, панели или паперти не обязательно лететь на крыльях. Можно и волоком, можно и мытьем, и катаньем… Для такого передвижения по жизненному пространству крылья не нужны. К тому же их выдаёт только если между человеком и его малой родиной любовь взаимная… Как писал Евгений Носов, «малая родина - это то, что на всю жизнь одаривает нас крыльями вдохновения…»
БОТАНИЧЕСКАЯ АНОМАЛИЯ
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав