Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 18 (часть II). 6 страница

Читайте также:
  1. A) жүректіктік ісінулерде 1 страница
  2. A) жүректіктік ісінулерде 2 страница
  3. A) жүректіктік ісінулерде 3 страница
  4. A) жүректіктік ісінулерде 4 страница
  5. A) жүректіктік ісінулерде 5 страница
  6. A) жүректіктік ісінулерде 6 страница
  7. A) жүректіктік ісінулерде 7 страница

Чему я, кажется, позволила случиться.

— Грейнджер?

Видимо, ужас отразился в её взгляде. Малфой остановился. Скользнул взглядом по обращённому к нему лицу.

— В чём дело?

Секунда. Ещё секунда.

В чём дело, Гермиона? Давай, ответь на его вопрос.

Она открыла рот.

На этот раз это был даже не ужас. Это было что-то умноженное втрое. Потому что она не могла сказать ни слова. А глаза Драко глядели слишком пристально.

Прозвучали последние слова песни, когда гриффиндорка наконец-то моргнула. Выдохнула, когда поняла, что задержала дыхание. Улыбнулась немного нервно, ощущая прохладную дрожь по спине. А затем прикрыла глаза, выныривая из этого омута.

Снова способная мыслить и дышать.

— Ничего… ничего, всё нормально. Просто я… вспомнила вчерашний вечер, и…

Углы губ Малфоя дрогнули. Он прищурился. Ждал продолжения.

В кармане щёлкнул и выключился плеер.

— Мне было интересно, как ты танцуешь, — тут же уточнила она.

— Я знаю. Я видел.

— Что видел?

— Как ты смотрела на меня.

Конечно, видел. Вся площадка видела. Я почти занималась с тобой сексом там, среди танцующих. И пусть это было за заслонкой моей фантазии.

Но это было.

На деле же она только хмыкнула.

— Сколько самодовольства. И как ты живешь с этим, Малфой?

— Ты представляла меня вместо Миллера, когда танцевала.

И это, чёрт возьми, был не вопрос.

Девушка сжала губы, скрывая улыбку. Стараясь не замечать, что несмотря на тишину в наушниках, они всё ещё стоят рядом. Он гладит её спину где-то на границе задравшейся толстовки, изредка соскальзывая большими пальцами на кожу поясницы. Задевая ремешок джинсов.

— И кто лучше?

Гермиона чуть не закатила глаза. А потом плюнула на сдержанность и всё же закатила их:

— Ты можешь хотя бы иногда выкидывать из головы это дурацкое соперничество со всеми парнями школы? — как-то даже несчастно произнесла она.

Ему стало смешно. Он сжал губы. Но сказал совершенно серьезно:

— У меня нет соперников.

Ну, разумеется. Этот тон.

Малфой был бы не Малфой. И Гермионе захотелось ответить серьёзно.

— Конечно, нет.

И впервые это слово не обозначало лжи.

А в следующий момент Драко отступил, осторожно натянув ткань толстовки до середины её ягодиц.

— Здесь прохладно, — быстро пояснил он, и девушке стало немного не по себе от этой заботы. Она, словно что-то инородное, сдавило нутро.

Словно что-то, к чему нужно привыкнуть.

Малфой заботится о ней.

Охренение. Бешеная мысль.

— Ну, идём? Уже прошло куда больше, чем десять минут.

Он взглянул на часы, как бы между делом, одёргивая рукав.

— Да уж. Половина двенадцатого.

Затем поправил рубашку. Галстук. Давай, голову слегка влево.

Вот так.

Гермиона улыбнулась.

Мерлин. Она знала его слишком хорошо.

 

__

*“ Если бы я сказал тебе, что люблю тебя,

Ты бы подумала, что что-то не так.

Я не многолик,

Я прячусь только под одной своей маской. ”

 

“... но это не образ моего сердца. ”

Sting — Shape of My Heart.

 

* * *

 

Кончик пера выводил на пергаменте полосы, пересекающие друг друга.

Толстый подсвечник, стоящий на краю стола, приковывал к себе рассеянный взгляд. Поздний вечер всегда приносил за собой эту меланхолию, заставляющую сознание проваливаться.

Почти исчезать, замирая где-то на границе.

Это было нормальным, и для полного расслабления не хватало только оркестра, который играл бы за спиной.

Курт мог представить, как откидывается назад, прикрывает глаза и водит пушистым пером по воздуху, лениво дирижируя, прикрыв глаза и наслаждаясь лёгкой улыбкой, блуждающей по губам.

Музыка…

Да, в детстве он всегда хотел стать музыкантом. Или врачом. И обязательно должен был быть оркестр, возносящий душу под своды потолка, пока сам Миллер лечил бы какого-нибудь незадачливого мага от очередного недуга.

Он не сдержался.

Прикрыл глаза, откидывая голову на высокую спинку стула.

Да-а… музыка.

Он почти слышал её в голове. Он так любил вечера — мог посвятить немного времени себе. Чертить на бумаге эти полосы, радуясь каждый раз, когда одна пересекает вторую. С каждым образовавшимся пересечением он представлял, как под прекрасную мелодию арфы кружит по комнате, улыбаясь своим мыслям.

Но нет. Он не будет вставать сейчас.

Хотя мысли уносили его всё дальше, дальше. Закручиваясь. А рука уже выводила на пергаменте буквы. Прямо среди линий.

“Лори Доретт”.

Красивое имя. Ему всегда нравились эти мягкие переплетения созвучий, когда в именах присутствовали влажные… будто смоченные приятными духами буквы.

Это имя было так легко произносить.

Лори. Лори. Ло-ори.

Как быстро у нас с тобой всё закончилось, Ло-ори.

Но в следующее мгновение он нахмурился. Иногда Курт ненавидел своего отца за это резкое и невзрачное “Курт”, которым был вознаграждён с рождения. Иногда он так сильно ненавидел, будто был для этого рождён.

Но как же так — как можно ненавидеть людей и одновременно испытывать желание лечить их?

Нет. Врачом он хотел стать до того, как в его голове начало просыпаться… это.

То, что отец называет “этим”, кажется, имело название. И название даже когда-то было известно Курту. Оно было слишком сложным. Слишком лишним, чтобы запоминать.

Потому — “это”. Просто и всеобъемлюще.

Уже привычно, за последние пару лет. Вполне приживчато. Как сожитель. Подкожный, мозговой.

Следующим именем было “Ирэн Боустридж”.

Перо слегка зацепилось за пергамент, и около последней буквы тут же возникла клякса. Ирэн… ты разочаровала меня, Ирэн.

Я не люблю грязь, я не люблю кляксы. Не люблю грубые имена.

Но в то же время… я и сам в этой грязи.

Каждая мысль, плывущая по узким мозговым поворотам и извилинам. Каждая мысль пачкала его голову. Особенно по вечерам, когда музыка становилась громче.

Рука раздражённо отбросила перо. Ещё одна клякса украсила пергамент. Он не обратил внимания — слегка сдавил пальцами ноющие виски.

“Это” всегда приходило с болью. Не сильной, но сверлящей болью. И в такие моменты ему было особенно тяжело цепляться за себя-прежнего. Себя-настоящего. В такие моменты с настоящим не хотелось иметь ничего общего. Поэтому Курт снова позволял мыслям унести его из гостиной Когтеврана.

В библиотеку. На два часа раньше.

Где была эта староста девочек. Эти её глаза. И эта её улыбка.

Ты неправильно держишь руку, Курт. Это неверно. Вот. Вот такое движение кистью, запомни.

Так?

Да, молодец. А теперь - чётко. Как я говорила, помнишь? Агуаменти.

Агуаменти! Чёрт. Чёрт, прости, я… я дурак.

Она смеётся. Струшивает с себя капли воды, которые не успевают впитываться в ткань. У неё напряжённая улыбка.

Ничего. У тебя получится.

Скажи, знаешь ли ты ещё одного такого человека, который бился бы над одним и тем же заклинанием целый месяц?

Его голос искренне расстроен.

Он собой недоволен. Действительно недоволен.

Потому что “это” прогрессирует — и тяжело осознавать, что ты отключаешься. С трудом получаются даже некоторые заклинания из тех, что они изучали с МакГонагалл. Из тех, что когда-то получались только так. Трансфигурация была его любимым предметом.

Когда-то. Когда он не делил ни с чем свою голову.

Мой сосед по парте до сих пор путает некоторые руны. А стихийная магия требует особенной сосредоточенности.

Она успокаивает его. Как маленького ребёнка. Это немного раздражает, но он действительно успокаивается. Староста девочек ему нравится. Она кажется очень… ответственной.

Ты уже говорила о нём. Невилл, кажется?

Да, он.

Он немного нелепый, знаешь.

Знаю … — протягивает она и снова смеётся. На этот раз более искренне и тепло.

Но всё равно напряжённо. Это не остаётся без внимания.

В чём дело? Почему она закрывается?

Потому что ты не такой. И она знает об этом. Не так ли?

Нет. Нет-нет, откуда ей знать. Откуда ей знать… Это останется секретом. Это останется настоящей тайной до того момента, пока не исчезнет. Не уйдёт окончательно, оставит его голову. Оставит одного.

И тогда он помыслить не сможет о том, чтобы заниматься музыкой. Он никогда больше не захочет заниматься музыкой.

Это тело возненавидит любые звуки, которые могут издавать инструменты.

Курт затыкает себе уши ладонями, плотно закрывая глаза.

Тишина. Такая чудесная. Потому что он всё ещё в воспоминаниях, он всё ещё в библиотеке. И там тихо. Разговаривать можно только шёпотом.

Может быть, у него не получается заклинание потому, что он говорит так тихо? Разве можно создать что-то, едва размыкая губы?

Кажется, нельзя.

По крайней мере, нужно попытаться.

Он покачивается на стуле из стороны в сторону, прикрыв глаза. Не желая возвращаться, но воспоминания тают. Проходят сквозь, пачкаясь грязью. Он ненавидел это. О чём бы он ни думал, всё тут же пачкалось об эту гадость в его голове.

Бессмысленно.

Уже бессмысленно цепляться за библиотечный шёпот. Потому что Курт в гостиной. Сидит за столом и отрешённо наблюдает за подсохшими кляксами на расчерченном листе.

И снова.

Мелодия в голове. Выученная мелодия. Хочется покачиваться ей в такт. Но он только протягивает руку за пером. Окунает кончик в чернильницу. Ведёт пухом по губам. А пером — по бумаге. Полоска, полоска. Перечеркивая буквы. Перечеркивая слова.

Агуаменти!

Кажется, получилось что-то вполне приличное. Потому что, несмотря на неровную и дрожащую струю воды, срывающуюся с кончика палочки, кубок удаётся наполнить ровно на четверть.

И какое-то мгновение это настоящий, взрывной восторг. Подпрыгнувшее сердце. Потому что для Курта это больше, чем просто четверть кубка наколдованной воды. Для него это: вдруг всё не так плохо?..

А Грейнджер не видит.

У Грейнджер стеклянный взгляд.

Она иногда вот так задумывается посреди разговора, явно размышляя о ком-то другом. О чём-то отвлечённом. Но только на пару секунд. В следующий момент она вскидывается.

Молодец! Вот видишь! Видишь! Я же сказала, что всё у тебя получится.

Она радуется, как ненормальная.

Как будто специально. Искренне так не радуются, наверное. Но ему снова становится легче. Появляется надежда, что “это” всё ещё не целиком там. Только какой-то своей частью.

И он улыбается.

У меня хороший учитель.

И она тоже улыбается.

А он зачем-то вспоминает бал Хеллоуина. И её тело в том платье.

У старосты девочек красивое тело. Кто бы мог подумать, что оно будет смотреться именно так в этом наряде. Да, он не прогадал с подарком. Это было очень эффектно.

Самая эффектная девушка в Хогвартсе вошла в зал с ним под руку.

Улыбка растягивает губы, и Курт довольно жмурится, перехватывая перо поудобнее. Снова окуная его в чернильницу, потому что острый кончик успел высохнуть.

Она необычная. Она — то, что нужно.

Наверное, действительно то, что сможет помочь. Отец будет доволен. И, возможно, прекратит наконец-то ходить с этим несчастным выражением лица. Это раздражало. Каждый раз так раздражало.

Рука аккуратно движется. В углу, оставшимся чистым от чернил, появляется новое имя: “Гермиона Грейнджер”.

Курт смотрит на витые буквы и хвалит себя.

Какой красивый почерк. Как красиво это имя смотрится на бумаге.

Да, определённо это нужное имя. И тихое подвывание “этого” отдаётся в голове. Как подтверждение. Попытка остановить.

Но почти сразу же вой перекрывает музыка. А имя — полосы.

Курт прикусывает губу, хмурит лоб.

И вдруг. Ощущает, как боль постепенно отступает. И в сознании становится чисто.

Он моргает.

Осмысленный взгляд задерживается на подсвечнике. Опускается на лист. Глаза расширяются, выцепляя из хаотичной неразберихи несколько имён.

Приглушённый стиснутыми зубами всхлип выдирается из горла.

— Ч-чёрт… — руки откидывают перо, будто оно занялось пламенем.

Зарываются в волосы.

Глаза, обожжённые, распухшие и полные слёз, зажмуриваются.

— Чёрт, нет… Прекрати…

Несколько секунд проходят в тишине. Блаженной тишине, нарушаемой рваным дыханием и короткими всхлипами, которые так тяжело остановить.

И целой пучиной немой пустоты, которая накрывала всегда в эти моменты.

Господи.

Тишина приходит со свободой. Курт Миллер никогда не был свободным.

Тишина — ценнейшее в мире благо.

Но такое короткое. Потому что на задворках сознания снова возникает этот гул. Напряжённый, нарастающий.

Пальцы сильнее впиваются в кожу головы, но это не помогает. И пока всё не началось снова, Курт роняет ладони на стол, комкает пергамент и швыряет комья бумаги в огонь камина, расположившегося у ближайшей стены.

— Гори. Гори, твою мать! Гори… — рычит он, сдавленно, чтобы разошедшиеся по спальням когтевранцы не слышали ни слова.

А музыка становится всё громче. И грязная пелена снова падает на глаза.

Отрешённый взгляд наблюдает за тем, как медленно сгорает в камине бумага, опадая пеплом на поленья.

“Это” ликует.

У “этого” есть название. Жаль, оно слишком сложное, чтобы запомнить его.

 

* * *

 

Суббота не могла не начаться со стычки.

Особенно если учесть тот факт, что Гарри был не в настроении.

Когда Гермиона забежала перед завтраком в гостиную Гриффиндора, первым же делом получила тяжеловатый комплимент от Уизли: “Ты сегодня выспалась, что ли?”

О, да.

Она спала, как убитая. Чёрт знает, от чего это зависит. То ли от того, что это был какой-то вообще ненормальный вечер, начиная с ссоры с Малфоем в гостиной и заканчивая танцем в ванной старост, то ли от банальной усталости.

Это были очень длинные сутки, в которых было очень мало сна.

Самые длинные в её жизни, нужно полагать.

После патрулирования старостам удалось не попасться Филчу. Коридоры были мертвецки пусты. Малфой молчал, только изредка пощёлкивал пальцами в такт шагам. Гермиона тоже молчала.

Что ей говорить?

Это была отнюдь не та тишина, которую можно назвать громоздкой. Это была просто тишина. Которую приятно слушать.

И ещё гриффиндорка уверена в том, что Драко не грузит себя ненужными мыслями.

Всего нескольких минут хватило, чтобы понять это. Его взгляд направлен, а подбородок приподнят. Так, как он бывал приподнят раньше.

Даже походка стала иной. Более расслабленной.

Поэтому в гостиную они оба пришли в приподнятом расположении духа и даже не молча разошлись по комнатам, как это обычно бывало, а сдержанно пожелали друг другу спокойной ночи.

Прогресс.

В сознании вспыхивало столько образов и столько мыслей, что, кажется, ни о каком отдыхе и речи быть не могло. Но стоило голове коснуться подушки, мир тут же со звоном провалился, исчез, давая девушке наконец-то выспаться. Она уже и забыла, каково это - вставать и не чувствовать тяжести в затылке.

Напрягало только одно — она уснула с улыбкой на губах и проснулась с ней же. И как за ночь её мышцы лица не превратились в камень? И разве не идиоты постоянно улыбаются? Хотя она уже пару месяцев как окрещает себя идиоткой.

Время от времени.

Короткий разговор с Роном, пока Гарри копался в спальне. Унылая улыбочка Поттера и, как обычно, его мятая мантия.

— По-моему, вы явно расслабились, пока меня не было в нашей общей гостиной, — отчеканила Гермиона, поглядывая на пересекающие ткань на спине друга полосы, пока он спускался вниз по лестнице в Большой Зал, слегка обогнав их с Уизли. — Гладить свои вещи не так уж и сложно, Гарри. Нужно всего лишь произнести элементарное заклинание, чтобы не выглядеть глупо.

Брюнет скривился.

— Почему только ты считаешь, что я выгляжу глупо? — пробурчал он.

— Не я одна. Просто я единственная, кто скажет тебе об этом прямо.

Он только пожал плечами, даже не оборачиваясь.

Девушка переглянулась с рыжим.

— Что это с ним?

— Откуда я знаю, — Рон хмурился. — Всё ему не так сегодня. Мы поссорились утром. И Хогсмид опять отменили из-за дождя.

Гермиона закатила глаза.

Они постоянно ссорились. Это было нормально. И мирились тоже с завидной быстротой, чего нельзя было сказать о самой Грейнджер. Когда у неё возникал конфликт с одним из друзей, это обычно затягивалось на несколько дней, а то и на неделю.

В этом были виноваты как их непростые характеры, так и принципиальность гриффиндорки. Если с Роном достаточно было просто поговорить, задавая вопросы или выражая недовольство в лоб, чтобы решить проблему, то Гарри был более изворотливым. Его для начала нужно было разговорить.

Честно говоря, Гермиона уже собиралась поймать друга за локоть и разузнать, что такого могло произойти с самого утра, когда её окликнула профессор МакГонагалл.

— Я сейчас, — бросила девушка рыжему, кивая на Поттера, мол, присмотри за ним. После чего торопливо подбежала к декану, что уже стояла на верхушке лестницы в холле, приподняв голову.

Взгляд Минервы сквозь небольшие очки был спокойным и изучающим, как обычно.

— Мисс Грейнджер, — женщина легко кивнула, и девушка поторопилась поприветствовать её в ответ. — Я надолго вас не задержу. Решила поинтересоваться, всё ли в порядке… у вас.

На последнем слове она приподняла брови и поджала сухие губы. Гермиона осеклась, прежде чем быстро кивнуть.

— Что вы имеете в виду, профессор?

— Лишь то, что вы выглядите несколько обеспокоенной. В последнее время.

Девушка сглотнула.

Обеспокоенной? Может быть потому, что втираюсь в доверие убийце?

— Я вас уверяю, это не более чем некоторая усталость от дополнительных обязанностей.

Следующей фразы гриффиндорка не ожидала.

— Как ваши родные?

— Они… они в порядке, — Гермиона постаралась сгладить возникшую после вопроса паузу. — В этом отношении всё хорошо. Я… отправила им письмо с просьбой уехать из Лондона на время, пока…

Слова еле-еле проталкивались из горла. Видимо, женщина заметила это, потому что слегка подняла руку:

— Хорошо-хорошо. Я так и думала, что вы не оставите их, даже находясь в школе. Только хотела сказать: надеюсь, что вы обратитесь ко мне, если… вдруг что.

У девушки дрогнуло сердце. Она старалась смотреть прямо на Минерву, которая не говорила ничего особенного. Но этот взгляд… у неё всегда был взгляд, говоривший за неё.

Что она знает? Что ей известно?

— Да. Конечно, профессор.

МакГонагалл кивнула.

— Идите на завтрак, мисс Грейнджер.

Спускаясь по ступенькам, девушка думала о том, что, наверное, это был просто элемент поддержки.

Гермиона всегда любила декана Гриффиндора и чувствовала, что та в свою очередь относится к ней с теплом. Но рассказывать ей что-либо о том, что происходит прямо у них под носом… нет.

На мгновение представив себе, что было бы, если бы она втайне от Драко вывалила всю эту историю директору и декану. Под лопаткой засосало. Нет. Определённо так поступать нельзя.

Она верила в то, что есть способ помочь Нарциссе. Есть способ её вытащить из корабля прежде, чем он утонет.

Нужно только найти его. А потом ударить по Логану и всей его шайке. Только… найти бы возможность.

Спустившись в холл, она привычно оглянулась по сторонам, ожидая увидеть Курта, но его не было. Студенты сонно сползались отовсюду, зябко кутаясь в свитера и мантии.

На улице холодало, а значит, в коридорах школы тоже становилось холодно. Зимой часто можно было встретить лёд на лестнице в подземельях. А в особо стуженые дни изо рта шёл пар.

Хорошо, что кабинеты прогревались преподавательскими заклинаниями, иначе все студенты ходили бы с насморком, начиная с ноября и заканчивая ранним апрелем.

— Ты достал меня, Поттер!

Гермиона вздрогнула, резко оборачиваясь.

Какого это было? Это что, голос Малфоя?

Чёрт.

И она кинулась в зал. Расталкивая учеников, девушка почти ввалилась в помещение. Взгляд моментально наткнулся на рыжую макушку недалеко от змеиного стола.

Почему они с Гарри торчат там?!

И почему слизеринская свита смотрит на обоих быками? Блейз, Паркинсон и Гойл. Малфой же стоял, глядя прямо Поттеру в глаза, и ноздри его раздувались от ярости.

Грейнджер торопливо направилась к друзьям, едва не срываясь на бег и задевая проходящих мимо учеников. Уизли обернулся при её приближении и только с несчастным видом пожал плечами.

Да, я знаю, что ты не виноват в этом.

— Что здесь происходит?

— О. Ещё одна, — ядовито протянула Пэнси, перемигиваясь с Грэгори.

Блейз тут же бросил на подошедшую быстрый напряжённый взгляд.

— Гарри. Что происходит? — Гермиона не обратила никакого внимания на плевок слизеринки. Её больше волновало, какого чёрта Поттер попёрся к Драко. И стоял, практически шипя сквозь зубы:

— Не думай, что тебе здесь всё можно, понял меня?

— Я думаю, что ты окончательно потерял страх, — прорычал Драко в ответ. Вокруг постепенно собиралась толпа, подтягиваясь от двери.

Гриффиндорка метнулась взглядом с одного лица, пышущего яростью, на другое — бледное и высокомерное, не позволяющее сомневаться в том, что ему-таки можно всё.

Это пахло неприятностями.

Девушка торопливо вклинилась между ними, и молодым людям пришлось сделать по полшага назад.

— Гарри! В чём дело?

Кажется, она заняла весьма и весьма невыгодную позицию, повернувшись к Поттеру лицом. Это выглядело так, будто она была на стороне этой змеиной норы.

Но недоумение взяло верх.

— Объясни своему дружку, где его место, Грейнджер, — зарычал Малфой ей в затылок. — Или в следующий раз ему несдобровать.

Она могла поставить последние сикли, что в этот момент он просверливал “её дружка” я-уничтожу-тебя-взглядом. И почти слышала, как стискивает кулаки.

— А что же сейчас? Слишком много свидетелей твоего потенциального позора? — брюнет тяжело дышал, слегка отклоняясь вбок, чтобы видеть слизеринца из-за плеча Гермионы.

Мерлин, заткнись, Гарри.

— Новые словечки? Не думал, что твой мозг способен на это, серьёзно.

— Что здесь происходит? — в который раз повторила она, моля Мерлина, чтобы Поттер её услышал.

— Он пихнул Рона, когда входил в зал, — процедил тот.

Рот Грейнджер приоткрылся.

Да вы издеваетесь.

Беспомощный взгляд упал на Уизли, который с по-прежнему несчастным видом развёл руками, а ледяной голос уже почти заморозил лопатки:

— Я пальцем. Не прикоснулся. К этой нищей. Суке.

— Малфой!

— Уймись, Грейнджер, — это снова Пэнси.

Кривит губы, смотрит, как на отброс общества.

Ей явно не понравился тон, которым Гермиона осмелилась одёрнуть Драко, но больше слизеринка не сказала ни слова.

Видимо, застывший у плеча Забини каким-то образом отнимал у неё обычную словоохотливость, потому что она бросила на мулата быстрый взгляд.

— Твою мать, просто забери своих щенков и идите жрать, — Блейз, как обычно, не выбирал выражения в общении с красно-золотыми.

Но сейчас девушка была ему даже благодарна. Потому что он был прав - нужно уводить отсюда Гарри и Рона, пока стычку не заметили преподаватели.

— Идём, Гарри, — она сделала шаг к другу. Взяла за рукав, но тот моментально вырвал запястье.

— Пусть извинится.

На мгновение повисла тишина. Гермиона моргнула, снова уставившись на брюнета в тихом шоке.

Хорошо. Ладно. Они никогда не ладили с Малфоем.

Почти никто никогда не ладил с Малфоем.

Но Гарри никогда не задирался просто так. И даже плохое настроение не выливалось в подобные потасовки, потому что он всегда был здравомыслящим.

Всегда, чёрт его дери, был.

— Да что с тобой? — прошипела она вполголоса, сверля взглядом зелёные глаза.

— Пора этой змее научиться вести себя.

— Гарри! — Рон хоть и зыркал на Драко недовольно, всё же положил широкую ладонь на плечо друга. — Пошли отсюда. Правда.

— Если ты согласна пресмыкаться перед этим уродом, то мне это осточертело, ясно?! — резким движением сбрасывая руку, произнёс Поттер.

Гермиона задохнулась.

Он даже не подумал понизить тон, и девушка теперь смотрела на него, распахнув глаза. Чувствуя, как щёки заливает румянец. Злой румянец.

— Я… что?

Гарри жал губы.

Видимо, понял, что сказал что-то, слишком явно переступившее все границы.

А в следующий момент — Грейнджер не поняла, как — её невесомо оттолкнули в сторону, а Малфой снова нависал над гриффиндорцем. И, кажется, у блондина из ушей вот-вот повалит пар.

— Малфой, — Забини первый сделал шаг, протягивая руку, но Драко только зло зыркнул в его сторону:

— Не лезь! — и снова ледяной взгляд сверлит лицо Гарри. — Ещё одно слово - и ты покойник, Поттер.

— С чего бы, а? В точку попал?

— Мне на хуй не нужно пресмыкание. Ни твоё, ни её, ни кого бы то ни было, понял меня?

— Да уж не верится.

— Не зли меня. Или я сейчас... грр...

— Очень красноречиво, Малфой. Только я не боюсь. Не на того напал.

Драко не успел рявкнуть что-то в ответ, хотя уже открыл рот, но его локтя коснулись пальцы Грейнджер.

Потянули назад, и это, как ни странно, подействовало.

Слизеринец отступил, хотя по-прежнему разрывал взглядом лицо застывшего перед ним человека.

Это нужно было заканчивать. Сумасшедший дом какой-то.

— Гарри, прекрати.

— Гермиона!

— Гар-ри. Прек-ра-ти.

— И давно ты заступаешься за него?

— Я не заступаюсь, я, к чёрту, пытаюсь избежать конфликта!

Он замолчал.

Без труда можно было заметить, как на щеках Поттера движутся желваки. А в следующий момент он сделал раздражённый шаг назад.

— Супер. Супер! Хер с вами, — и, развернувшись на каблуках, он рванул к выходу, продираясь сквозь уже довольно плотную толпу из зевак, которые, как оказалось, настороженно наблюдали за происходящим.

Малфой яростно смотрел вслед удаляющемуся гриффиндорцу. Забини сжимал руки, застыв в напряжённой позе, будто собирался в любой момент совершить рывок и кинуться за ним. Паркинсон тихо переговаривалась с Гойлом, щуря светлые глаза, а Рон отчаянно пытался скрыть свой почти бордовый румянец.

Такой, что веснушки исчезли с его лица.

Картина маслом.

Гермиона почти вздрогнула, когда низкий голос Блейза вклинился в голову:

— Вам что здесь, спектакль показывают? Брысь.

На секунду показалось, что обращаются к ней и Уизли, но, обернувшись, она поняла, что взгляд тёмных глаз скользит по лицам студентов, которые тут же безропотно начали расходиться.

Никогда не думала, что настанет этот день. Но, кажется, сейчас она была благодарна Забини.

Быстро облизав губы, Грейнджер фыркнула и покачала головой. Бред. Чувствуя себя участницей какой-то постановки, она в несколько шагов подошла к Рону и, крепко взявшись за локоть рыжего, потащила к гриффиндорскому столу.

Оборачиваться не хотелось, да и не нужно. Была уверена, что слизеринцы поступили так же. Слуха достигал визгливый голос Пэнси, проклинающий мерзких красно-золотых.

— Малфой, конечно, редкостный придурок, — прогудел Уизли над ухом. — Но он не трогал меня. Гарри просто показалось. Я говорил, но он не послушал.

— Я догадывалась, — отозвалась Гермиона, против воли прикладывая к горящей щеке прохладную ладонь.

Видит Мерлин, давно ей не было так стыдно.

Слова Поттера стучали в голове: ты согласна пресмыкаться перед этим уродом. Пальцы яростно сжались, и Рон с шипением втянул в себя воздух, вырывая руку.

— Эй!

— Прости, — она отвела глаза.

Заняла своё место за столом, игнорируя взгляды со всех сторон, как гриффиндорцев, так и остальных свидетелей произошедшего. Пододвинула к себе тарелку и уставилась в её середину, улавливая лёгкое колебание парящих свечей в отражении.

Всё ещё злясь.

— Какая муха его укусила?.. Он не должен был говорить о тебе такие гадкие вещи.

— Да, наверное.

— Просто знай, что я не поддерживаю его в этом. Я не хочу, чтобы ты думала, как будто я думаю, что ты подмазываешься к…

— Я знаю. Достаточно, Рональд.

Она ответила слишком быстро, и это было верным знаком, что разговор продолжать не стоило. Уизли понимающе кивнул и принялся накладывать себе омлет с помидорами.

— Ладно, забыли, да?

Гермиона кивнула.

Забыли. Только кому от этого легче, если это было? Кажется, никому.

Она искренне не понимала, что произошло с Гарри. Она искренне не хотела этого понимать.

Пусть всё просто станет, как было.

Потому что ещё немного информации для её избитого мозга - и она просто разорвётся на части.

Быстрый взгляд коснулся Малфоя. Сам по себе.

Блондин не ел. Хмуро смотрел перед собой, слушая то, что говорил Забини, немного наклонившись. Изредка отвечал. И безостановочно постукивал костяшками пальцев по столу.

Он тоже злился. Его можно понять.

Господи. Грейнджер понимает Малфоя. Что-то новенькое.

Что-то охренеть какое новенькое.

Сердце застыло, когда их взгляды встретились. И, кажется, Драко тут же прекратил слышать то, что бормотал Блейз. Только немного нахмурился, но продолжал смотреть.

Гермиона слегка кивнула.

Неясно, зачем вообще. Кивок, не несущий смысла. Не “спасибо”. Не “все нормально”.


Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 80 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.051 сек.)