|
Читайте также: |
На секунду Драко застывает, чувствуя, как она напрягается. Что за игры, Мерлин? Он хочет её, а она хочет его - и лучшее подтверждение этого здесь. Снова под его пальцами, нащупывающими ткань трусов. Насквозь мокрую. И от этого сводит дыхание, потому что Малфой уже почти представляет, как это - быть в ней. Глубоко и горячо, двигаться, смотреть в запрокинутое лицо.
Колено не даёт ногам снова сжаться, но Грейнджер стыдливо прячет взгляд, отворачиваясь, закусывая губу.
Руки смещаются немного глубже, и Малфой подхватывает её под ягодицы, разводя ноги шире и подтягивая вверх так, чтобы раскрытая для него промежность оказалась на уровне паха. Так, что можно прижаться. Сильно. И сделать несколько лёгких толчков, будто он уже трахал её.
Отчаянный румянец заливает щёки, и Гермиона поднимает глаза.
Мерлин, она распахнута перед ним.
Его руки, его тело. Всё это так близко. Напряжённое лицо в нескольких сантиметрах от её собственного. Вздымающаяся грудь. Рёбра, мышцы, натягивающие кожу, когда он делает эти... невероятные движения, которым вдруг захотелось вторить. Подаваться навстречу, чтобы было больше. Мускулистый живот. Хотелось прикоснуться, но... локти по-прежнему сковывала наполовину снятая рубашка. Раздражающий кусок ткани.
А во взгляде серых глаз читается такое дикое, почти первобытное желание, слегка испачканное... что это? Сомнение? Недоверие?
Злость?
Так хочется снять это с него. Отклеить, как прилипшую плёнку.
Она слегка выгибается, заводя руки за спину и стаскивая мешающую ткань. От этого движения прижимается к Драко ещё плотнее — Господи, он настолько возбуждён, что сводит дыхание, — его руки сильнее стискивают кожу ягодиц, пока настороженный взгляд следит за каждым движением. Гермиона торопливо подавляет стон, поднимая ноги и обхватывая ими узкую талию Малфоя. Робко. Неумело.
Тот всё ещё продолжает смотреть, будто испытывая. Проверяя, как далеко может зайти Грейнджер. А она... растерянно замирает на несколько секунд, теребя пальцами материю снятой рубашки. Затем отбрасывает её на пол и несмело протягивает руки, едва не вздрагивая от ощущения кожи под пальцами. Его взгляд останавливает её, но слизеринец ничего не предпринимает, только сжимает зубы.
Что я сделала? Почему ты злишься?
Но вопросы вылетают из головы — ладони прижимаются к широкой груди сильнее, движутся вверх, к плечам, под ткань рубашки, попутно снимая её. Малфой снова облизывает губы, когда пальцы жадно оглаживают его кожу.
Взгляд приковывается к небольшому пятнышку на его шее. Засос?
И вопрос. Этот проклятый вопрос не удерживается за зубами.
— Это Пэнси? — и, будто застряв в загустевшем воздухе, повисает между ними.
Драко усмехается, прекрасно понимая, о чём она. Заставляя себя по-прежнему смотреть девушке в глаза. Вчерашний вечер жужжащим воспоминанием проносится в сознании: горячие губы Грейнджер на его шее. Ощущение жаркое, влажное. Прямо на этом месте.
А потом. В ванной, утром. Добрых полчаса перед зеркалом, не отрывая взгляда от маленького полумесяца над ключицей. Сжимающиеся на палочке пальцы. Конечно же, он сведёт эту мерзость. Этот след, напоминающий о ней. О том, что произошло.
И даже рука поднимается. Только губы невозможно заставить произнести нужные слова.
Он сведёт. Конечно.
А потом потуже замотанный на шее шарф и свитер под горло.
Он сведёт.
Позже.
— Да, это Пэнси.
Она никогда не узнает, что отметины Паркинсон не живут на его теле больше пары минут после секса.
Короткий ответ почти бьет её, словно пощёчина. И она даже моргает так, словно он ударил.
Пальцы, будто обжёгшись, отстраняются от засоса. Замирают в сантиметре от него. Поднимаются вверх и на мгновение касаются губ Драко. И что-то слишком искреннее в этом. Слишком сильное, настолько, что внутри давятся яростью черти. Он подавляет в себе желание приоткрыть рот, прихватить нежные подушечки, которые уже скользят по скулам, к раковинам ушей, на затылок, снова по шее, вниз.
Миллион.
Или даже больше миллиона мурашек. Она гладит его. Так, словно никого и никогда так не гладила. И вдруг он видит, как губы растягиваются в едва заметной понимающей улыбке, а в лёгком прищуре глаз откровенно читается знание того, что он врёт.
Помнит. Она, блять, помнит.
И хочется дико зарычать, когда тёплые губы касаются ненавистного следа, оставленного этими же губами.
И почему-то в этот момент присутствие на своем теле маленькой метки Грейнджер показалось абсолютно правильным. Будто она там и должна была быть: на его шее, под её горячим ртом.
А в следующий миг Грейнджер обхватывает его плечи, трётся носом о границу его волос за ухом.
- Обманщик... - кажется, она хочет сказать именно это. Но рваный выдох перебивает собственные слова, когда Драко сгребает ткань её трусов в кулаки, стаскивая, отстраняясь и давая узким ступням коснуться пола. Позволяя ненужной материи легко скользнуть с бёдер и упасть под ноги. И в этот момент он понимает, что ему нужны её губы. Мозг разрывается от внутреннего рёва, - нет, не смей, нет! - а Грейнджер не успевает сделать даже вдоха, когда он возвращается к её лицу, обхватывая руками.
Нет.
И язык нетерпеливо чертит контур нижней губы, побуждая открыться навстречу ему.
Я не стану целовать её.
И она сама уже срывается на стоны прямо ему в рот, обжигаемая нервным, судорожным поцелуем.
Мне всё равно.
О, да. Тело ломит и вот вот разорвётся на чёртовы части, а он въедается в её рот, яростно всасывая в себя влажный язычок, дико рыча, кусая, отпуская горящее пульсирующей кровью лицо Грейнджер и опуская руки к её бёдрам. Пальцы Гермионы выпутываются из мягких волос и тоже опускаются вниз. К ремню брюк, который вдавливается в её голый живот при каждом толчке, что становятся практически неконтролируемыми.
Млея от того, как язык Драко вылизывает, врывается в рот, она расстёгивает пряжку только со второго раза. Он на несколько секунд отстраняется — для того, чтобы помочь трясущимся рукам справиться со штанами. Господи, блин. Всё, что сейчас важно... и больше ничего... остальное - не сейчас, не сегодня.
От звука расстёгиваемой ширинки у Гермионы вырывается испуганный выдох. Потом — ещё один, когда он подхватывает её под бёдра, снова разводя ноги, снова прижимая к твёрдым полкам, прижимаясь сам. Девушка чувствует Малфоя сквозь ткань его белья. Горячий, напряжённый. И - этот приступ паники.
Так, расслабься. Не дай ему понять, что ты боишься. Это же глупо… это же он.
— Драко, — почти неосознанный шёпот в его ухо.
Снова мурашки под светлой кожей. Произнесённое имя разрывается салютом в голове и разносится по сосудам вместе с шумящей кровью. Как она это делает? Одним словом, одним движением губ сводит его с ума. Малфой закрывает глаза, тяжело сглатывая. Не понимает выражения этих пылающих радужек. Рука сама скользит по внутренней стороне её бедра.
Выше, глубже, почти касаясь.
— Обхвати меня крепче, — хриплый голос. Будто не его, чужой. Но Грейнджер слушается — беспрекословно. Словно ждала его команды. Его приказа.
Когда острые коленки стискивают его рёбра, Драко поднимает ладонь ещё выше, прикусывая губу от ощущения тёплой влаги на пальцах.
Она мокрая. Для него. Уже не в мечтах. Не в полубреду. Осознанно.
Не сдерживается. Проникает внутрь — сначала одним пальцем, застывая. От тесноты и того, как Грейнджер задыхается. То ли от неожиданности, то ли от плавного движения. Затем — двумя. Стискивая зубы, едва не рыча, когда она выгибается, запрокидывая голову, упираясь затылком в книжную полку и цепляясь руками за шкаф.
В ней так туго.
Немного разводит пальцы. Она тут же с шипением втягивает в себя воздух. Ей больно?
Упрямая мысль о том, что когтевранец совсем не растянул её, исчезает, потому что Драко начинает медленно двигать пальцами и практически тут же сам забывает о ком-либо, кроме дрожащей под рукой девушки.
Горячая, влажная… блин, Господи, Грейнджер.
Малфой готов молиться вслух, чувствуя отчаянную пульсацию в члене, оттягивающем трусы. Он не сдержится, если она ещё раз застонет. Ещё раз подмахнёт ему бёдрами. Ему нужно в неё. Сейчас. Просто в неё. Рука отрывается от Грейнджер, судорожно сдёргивая ткань трусов, и девушка странно вздрагивает, когда его член прижимается к ней.
- Малфой...
Без разделяющей тела ткани. Горячий. Одно резкое движение, один сильный рывок — и он внутри.
Её громкий вскрик на секунду оглушает.
На мгновение всё внутри опускается - Грейнджер сжимает пальцы на его плечах и молчит, тяжело дыша. Пряча лицо у него на шее, пока в затуманенные мозги протекает осознание.
Твою мать. Ты у неё первый.
Первый.
Нет.
Нет, не может быть. Она же сказала… Не сказала. Какого хера ты не сказала мне?.. Почему позволила… Чёрт.
Драко не двигался, чувствуя, как её сердце вылетает навстречу его собственному. Как в голове рассыпались на осколки все грязные картинки с её участием. Самые мерзкие, самые развратные…
Никто не касался её. До него. И эти руки, губы — плевать на зажимания с Грэхемом, на показной поцелуй в Хогсмиде — ласкали только Драко. А тело… Это горячее тело хотело лишь его, Малфоя. Принадлежало лишь ему.
Он прижимается к Гермионе всем телом, чувствуя, как напряжен её живот и руки, как узко внутри. Как она вцепляется в плечи Малфоя ногтями, дрожа, и, кажется — Мерлин, пусть только кажется, — кожей он ощущает тёплые слёзы на прижатой к шее щеке.
Медленно выдыхает, пытаясь держать себя в руках. Ощущает, как по спине скатываются бусины пота.
— Скажи мне… — сдавленно, задыхаясь. Мягко, как никогда. Расслабься. Хотя бы немного. — Скажи, что мне сделать?
Малфой, какого хера это за вопрос? Просто сделай своё грёбаное дело и проваливай.
Она не прекращала дрожать, кусая губы. Будто боясь пошевелиться. Затем осторожным, невесомым движением провела кончиком носа по его уху.
— Просто… медленно, — тихо-тихо, касаясь дыханием волос. — Пожалуйста, ладно?
И стискивает коленями его бёдра, приподнимается, неосознанно сжимая его внутри. Вырывая из его горла рычащий стон. И сама же… блин, Грейнджер, что ты … сама насаживается снова.
Раздирая в клочья остатки его самоконтроля. Не отводя тёмного, такого безумного взгляда от его глаз, устремлённых на неё. Взгляда, в котором он уже не тонет — в котором он безнадёжно идёт камнем на дно.
Челюсть сжимается так, что зубы вот-вот просто треснут.
Он осторожно подхватывает её под колени, медленно толкаясь к ней тазом, входя до самого конца, чувствуя дрожь в каждой напряжённой мышце.
Не торопись. Ей не будет больно.
Просто… медленнее.
Так узко.
Держи себя в руках. Малфой, держи себя в руках. Не думай о том, как плотно и мокро стенки влагалища сжимаются вокруг члена. Она держит его внутри так сильно, что скручивает нутро. Выворачивает наизнанку, а разрядка затянутым шаром пульсирует глубоко внизу.
Живот напрягается, Драко подаётся назад и опять в неё, вызывая резкий выдох, опаляющий кожу шеи. Замирает. Нет, он не кончит сейчас.
Она дрожит.
- Больно?
Тонкие пальцы впиваются в спину, прижимая. А когда Грейнджер отстраняется и тянется к его губам, он сам целует, осторожно и медленно. Чёрт, конечно ей больно. Но она не зажимается, не отталкивает его. Через силу расслабляется, разрешает одним взглядом. Беззвучным “не останавливайся”.
Не останавливайся.
Всё. Просто… всё.
Драко со стоном прижимается к её губам, целуя — глубоко, возобновляя толчки. Медленные, размеренные, осторожные. Губы произносят что-то прямо в поцелуй. Бред, который сам же не слышит, только замечает: боль в её глазах растворяется, щедро разбавляется вновь разгорающимся огнём. Пламенем, в котором он горит.
Там, в глубине её взгляда, её жаркого тела. И с первыми резкими толчками Малфой чувствует, как сходит с ума. Потому что просто не может остановиться, только быстро отстраняется, впивается пальцами в разведённые бёдра, поддерживая её, напряжённо глядя в глаза, дыша через стиснутые зубы. Шипя и запрокидывая голову.
— Драко…
Это жжение внутри - оно почти пропало. Остались его движения, его руки и взгляд, за который, если нужно, Гермиона могла продать душу прямо сейчас. Она замечает, как он вздрагивает от произнесённого вслух имени.
- Драко, - шепчет снова, обхватывая его лицо. И последние граммы терпения скатываются каплей пота по его груди.
Глубже, резче, в неё.
Лишь бы слышать его тяжёлое дыхание. Лишь бы видеть, как меняется его лицо. Когда с него одна за другой слетают набившие оскомину маски. Он с ней. Настоящий. Живой. Впервые настолько живой, что серый цвет его глаз начисто перестаёт ассоциироваться со льдом.
Огонь. Чистый огонь.
Такой до безумия нежный и страстный одновременно. И всё, что было нужно - смотреть на него, вглядываться в лицо, закушенную губу, привлекать к себе, целовать её, целовать его скулы и щёки, а потом почувствовать, как Малфой сжимает её подбородок рукой. Настолько крепко, что это причинило боль, но Грейнджер встретила его прямой взгляд. А потом — бешеный поцелуй, который чуть не толкнул её за грань. Грань чего-то очень страшного, больного, сильного, угадывающегося внизу несмелыми импульсами. Там, где двигался твёрдый член.
Драко на мгновение замер, впиваясь зубами в её губу. А затем с рычанием вздрогнул всем телом. Впервые не ощущая себя "одним из". Впервые кончая в пульсирующий жар — такой чистый — не ощущая мерзкой пустоты. И перед глазами промчалось столько эпизодов - сраных эпизодов пустых трахов. Без неё.
— Моя… — на выдохе, зарываясь лицом в растрёпанные, влажные волосы, не сдерживая дрожи, лихорадочно мешающейся с этим единственным словом, которое пульсировало в голове. — Моя.
Она думала, что ей показалось. Послышалось.
Но такое не слышится.
Гермиона цеплялась за влажную спину и плечи, упиваясь подрагивающими под пальцами мускулами. Драко прижался к ней, тяжело дыша, а она не раскрывала глаз, моля Мерлина о смерти. Сейчас. Дайте ей умереть сейчас — самой счастливой на свете.
Хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы понять — это не сон. Он до сих пор в ней. Прижимает к старым полкам, а она слышит, как успокаивается хриплое дыхание. Голой грудью чувствуя, как бьётся его сердце.
А с последней судорогой удовольствия, пробежавшей по широкой спине, в голове вдруг возник вопрос — и что дальше?
Нет. Не нужно, пожалуйста.
Ещё минуту. Минуту вот так.
— Библиотека закрывается. Прошу всех сдать книги, — сонный голос мадам Пинс откуда-то из закоулков помещения прошёлся вихрем по опустошённому сознанию, возвращая из невесомого полёта в глухую действительность.
Малфой отпрянул от Гермионы, и она едва успела зацепиться за полку, чтобы тут же не рухнуть на пол. Низ живота тянуло.
Охереть.
Что ты натворил?
Драко судорожно натянул белье, брюки, и быстрыми движениями начал застёгивать ремень, не глядя в ту сторону.
Перед глазами нарисовалось лицо отца, брезгливо поджимающего губы. Упрекающего, как сын мог столь опуститься.
Нет. Нетнетнет. Он не опускался. Он не держит отчёт перед призраком. Он никому и ничего не должен.
— Ты соврала, — где-то из глубины воспоминаний взметнулась брошенная Блейзом фраза: “на херову удачу”.
Малфой даже не заметил, как дёрнулась от внезапного холода в его голосе Гермиона. Нахмурилась, сползая на дрожащих ногах на пол. Подняла брошенную комком блузу, прижала к груди.
Зачем тебе это надо было, Грейнджер? Позлить Поттера? Или что, испугалась прыгать в койку к Миллеру целкой?
Встретила его взгляд. Не выдержала - опустила глаза, редкими движениями оправляя измятую, перекрученную юбку.
Стыдно, да?
По сравнению со мной ты пала ещё ниже. Я просто трахнул грязнокровку. А ты… Ты отдала свою девственность мне, Драко Малфою. Своему злейшему врагу. А теперь беги и расскажи об этом любимому Поттеру. Поделись с ним, как ты стонала, когда я засаживал тебе.
— Как же так. Гриффиндорской заучке нечего сказать. Я поражён.
Она молчит.
Усмехнулся.
Да, Нотт. Просрал ты свою ставку.
— Мои поздравления, Грейнджер. Ты только что стала женщиной. С ума бы не сойти, правда?
Маска снова возвращалась на место. С каждой застегнутой пуговицей рубашки. С заправленным ремнём на брюках.
Так привычнее, так спокойнее.
Отмоется. Он обязательно отмоется.
А она сидела, не шевелясь. Просто прижимала к себе ткань, пытаясь закрыться, спрятать от его внимательного взгляда тёмные подтёки на бёдрах.
Бессмысленно. Я всё равно вижу твоё тело. Это не скоро покинет моё сознание.
— Вот и всё, Грейнджер. Можешь быть свободна, — и не дожидаясь её реакции, крутанулся на каблуках и, подцепив пальцами на ходу свой галстук со стола, вышел из закутка книжных шкафов. Выцепляя взглядом корешки книг и широкие полки. Прислушиваясь к полной, немного потерянной пустоте в голове. Минуя несколько узких коридоров между книжными полками. Поворачивая к выходу и...
Встречая ленивый взгляд Блейза, привалившегося боком к ближайшему столу.
— Не советовал бы тебе идти туда, — бросил Драко, обходя друга с показным безразличием. Старательно игнорируя чьи-то острые когти, которые скребли его по рёбрам — изнутри.
— Что, всё настолько убого? — усмехнулся Забини, давая понять, что ему прекрасно известно, с кем только что развлекался Малфой.
Малфой остановился, засовывая руки в карманы. Опуская голову и покусывая губу.
Дико желая поскорее очутиться в душе.
Обернулся через плечо.
— Ты ведь не шпионишь за мной.
— Ох, упаси боже, Драко, — фыркнул мулат, отталкиваясь от стола и направляясь к выходу. По пути закидывая руку на плечо товарищу и увлекая его за собой. — Скорее присматривал, чтобы тебе никто не помешал.
Малфой вздохнул, прикрывая глаза и косясь на небольшой проём между шкафами, следуя за Блейзом, чувствуя уверенную ладонь на спине. И всё вдруг стало предельно просто.
— Это ничего такого, — он кашлянул, минуя стол Ирмы Пинс. — Обычные, ничего не значащие мелочи. Воспитательный момент.
— Как скажешь, друг. Надеюсь, ты хотя бы получил разрядку. Или она совсем безнадёжна? — несколько студентов в дверях робко остановились, пропуская семикурсников вперёд.
— Угу. Представлял на её месте Пэнс, — и сам чуть не скривился от столь отъявленной лжи, провожая холодным взглядом присмиревшие лица учеников. - Хочу отмыться...
— Ванная старост ближе, — вскользь заметил Забини, сворачивая в нужный коридор. — Или ты к себе?
Драко вздохнул, обвязывая так и не надетый галстук вокруг запястья, наблюдая, как зелёная ткань стягивается на руке.
— К себе, — буркнул он, поджимая губы и останавливаясь возле самой развилки. Здесь их пути на сегодня разбегались. — Это совсем пиздец, да?
Вопрос взялся, будто из ниоткуда. Драко не собирался задавать его, но теперь лишь сверлил взглядом тёмные глаза Забини.
Слов не вернёшь.
— Знаешь, наверное, не мне тебя судить, — задумчиво пожал плечами Блейз. — Ты хотел её, верно?
Малфой покачал головой. Что он мог ответить? Не хотел, поэтому и трахнул?
Бред.
— И всё-таки, ты не отрицаешь, — Драко усмехнулся. Стараясь, чтобы выглядело правдоподобно.
Товарищ вопросительно приподнял брови.
— Что это совсем. Пиздец.
Забини только хмыкнул, хлопнул на прощание друга по плечу и, обогнув замешкавшуюся парочку студентов, направился к коридору в гостиную Слизерина.
— Да, Малфой, — он на мгновение оглянулся. — Ты забегай. Пэнси совсем закисла.
Тот только кивнул и махнул рукой, разворачиваясь, шагая к Башне. Блейз ещё несколько минут смотрел вслед удаляющемуся парню. Бросил взгляд на выходящую последней из закрывающихся дверей библиотеки Грейнджер и, безразлично дёрнув бровями, продолжил свой путь.
...Душ не помог.
Кажется, стало даже хуже — потому что он слышал, как захлопнулась дверь её спальни и повисла тишина. Не просто тишина, а тишина. Та, которая может ненароком задушить.
Свести с ума. Уничтожить.
Даже бьющие в дно душевой кабинки струи воды казались слишком громкими. Почти разрывающими барабанные перепонки.
Блять, Малфой, просто забудь. Ведёшь себя как баба. Будто трахнул девушку впервые. Он принялся усердно намыливать живот, стараясь не смотреть на то, как вода смывает кровь Грейнджер с его члена и паха.
У него было не так много целок. Всего три.
Или четыре.
Последняя — на прошлом выпускном балу. Малышка Гринграсс стала взрослой с его помощью — в старом заброшенном кабинете.
Секс с девственницами никогда не впечатлял Драко. Нет, правда. Это не то, что хочется запомнить, как сумасшедший трах с кем-то из стаи более опытных.
Но сейчас он не мог вспомнить ни одной девушки, с которой переспал за все восемнадцать лет своей жизни. Ни одного лица с той ясностью, с которой видел лицо Грейнджер, стоило лишь прикрыть веки.
Это пройдёт. Стоит только поспать. А завтра проснуться.
И пройдёт.
Не пройти не может.
Торопливо смыл с себя пену. Повернул вентиль, выключая воду. Провёл руками по волосам, заводя их назад. Шагнул из кабинки, обмотал бёдра полотенцем.
Привычно опёрся руками о раковину, уставившись на своё мутное отражение в слегка запотевшем зеркале. Взгляд не отрывался от засоса, который — или ему казалось? — стал ещё ярче, чем был.
Драко поднял ладонь, провёл по прохладному стеклу, глядя в образовавшуюся неровную и широкую полосу. Да. Он стал чуть больше. Рядом появились ещё несколько, но не таких видных.
Её губы.
Кончики пальцев скользнули по шее. Из лёгких вырвался тяжелый выдох.
Нахуй.
Он даже не посмотрел в сторону её двери. Что несказанно порадовало, и он невероятно гордился собой, пока босыми ногами ступал по кафелю, прислушиваясь. Силясь услышать хоть что-то.
Ничего.
Тишина.
Хорошо, что завтра воскресенье, решил Малфой, намеренно громко захлопывая за собой дверь и срывая с бёдер полотенце. Выуживая из шкафа пижамные штаны. Можно будет посвятить себя тренировке по квиддичу. Согнать с себя семь потов.
До скольки они обычно тренируются? Кажется, до семи. Хм, он ни разу не оставался там до самого конца. Всегда находились дела поважнее.
Сейчас же он жалел, что нельзя начать тренироваться прямо сейчас.
Натянув штаны, он взглянул на часы. Десять вечера.
Когда он так рано ложился спать в последний раз?
Ай, да нахер.
Он упал на постель поверх покрывала, заводя руки за голову. Свет в спальне тут же потух — осталась приглушённо гореть лишь лампа на столике у шкафа.
Не хотелось ничего. Ни читать, ни гулять, ни видеться с кем-либо.
Драко подумал о том, как бы прореагировал, зайди она сейчас в его спальню. Глупо, но мысль билась в голове. Он бы прогнал её? Не стал бы выслушивать? Да и да. Почти наверняка.
Со вздохом прикрыл лицо рукой.
Провёл по влажным волосам, взъерошил их так, что они упали на лоб. Он просто хотел спать. Уснуть и не просыпаться до утра.
Или до следующего лета.
***
— Мама, скажи мне, что происходит?
— Ничего, дорогой. Всё хорошо. Просто засыпай.
— Я не буду спать. Я не слепой. Кто эти люди?
— Тш-ш! Тише, милый. Пожалуйста.
— Я не…
— Ты не должен говорить о них здесь. Ты не должен обращать внимания.
— Почему ты шепчешь? Нас подслушивают?
— Мне пора, Драко.
Она проводит рукой по его волосам. Таким красивым, в точности, как у неё. Мягкие и послушные. Имеющие цвет белого золота. Серые глаза смотрят почти со страхом.
За окном падает снег. Нарцисса улыбается.
Сглатывает горькие слёзы и на несколько секунд крепко обнимает сына. А потом встаёт и торопится к выходу из комнаты, оставляя его одного сидеть на постели. Смотреть вслед. Хмурить лоб.
Прежде чем закрыть дверь, она снова заставляет себя растянуть губы в улыбке. Сыну всегда было проще улыбаться, чем мужу.
— С Рождеством, мой хороший.
Молчит. Не отрывает от лица матери вопрошающего взгляда, а женщина уже шепчет непослушными губами запирающие заклинания, от которых дверь в комнату тут же захлопывается с тихим, почти невесомым звуком.
А потом — торопливые шаги. Лестницы. Страх. Укоризненные лица с портретов.
Они всё знают. Они осуждают тебя. Ты — убийца.
По спине пробегают мурашки, а губы начинают дрожать оттого, что голоса, эти вечные, оглушающие голоса, они правы.
Ты убийца.
Ты позволяешь мужу делать это.
И даже здесь, напротив двери в гостиную, когда до темниц ещё далеко, ей кажется, что нос чувствует металлический запах крови. А уши слышат крики. Женские, мужские, смешанные в один сплошной, отчаянный, убийственный звук.
Всхлип срывается с губ, и Нарцисса на трясущихся ногах спускается на нижние этажи, сворачивая в первую дверь, дрожащим взглядом окидывая тёмные коридоры. Портреты с лицами.
Эти лица повсюду.
Следят своими живыми глазами из старых рам. Статные, достойные, чистокровные. Ступающие когда-то своей величественной походкой по этому поместью. Не опускающиеся до такой низости, как самобичевание. Жалость к себе. Слёзы.
Они всё делали правильно — именно так говорили надменные взгляды. Каждый из них был лучше Нарциссы. Каждый был Малфоем. И фамилию эту возносили когда-то до королевских высот.
Женщина зажмурилась, толкая тяжёлую дверь.
В лицо тут же ударила холодная затхлость подземелий.
Мерлин, помоги.
И она плотно прикрывает за собой створку, прячась от сверлящих взглядов, что принесло толику облегчения.
Почему это всегда происходит ночью?
Ночь ассоциировалась у неё со стонами — отнюдь не наслаждения.
Ужас. Боль.
Будто внутри неё самой. Вот и сейчас. Она спускалась по ступеням, слегка влажным от сырости. Как на улице — так и в Мэноре. Замирая при каждом ударе капель о каменные плиты пола.
Ниже, ниже, ниже...
Женщина достигла темниц, остановившись, чувствуя, что сегодня у неё просто нет сил сделать шаг вперёд. В эту комнату. К этому человеку. К этим людям.
Она вознесла безмолвную молитву Мерлину: пусть сегодня там будет Логан. Пусть это будет он. Хоть он и был уже дважды на этой неделе — столько раз подряд ей везти не может.
Приоткрытая массивная дверь позволяла дрожащему свету падать на пол и на противоположную стену — широкой полосой, перебиваемой иногда движением людей в комнате. До неё оставалось всего шагов десять, но женщина стояла, прислонившись спиной к ледяному камню и прислушивалась к ударам своего сердца, не отрывая взгляда от факела, подмигивающего из мрака в конце коридора.
Мерлин, дай сил.
Дай сил.
Тихий голос, змейкой скользнувший по холодным стенам, принёс с собой такое море облегчения, что ноги едва не подогнулись. Голос Логана. Слава богам.
— Всё готово, Люциус. С этими мы закончили.
Это придало уверенности. Мерлин услышал её молитвы.
Женщина сжала руки в кулаки и уверенной походкой заскользила по коридору, невольно поджимая пальцы на ногах от холода — мягкие домашние туфли не защищали от остывшего камня. По самому полу змейкой скользил сквозняк. Нарциссе казалось, что она по щиколотку в могиле — такой мёртвый здесь воздух.
В комнате было шесть человек.
Люциус стоял спиной ко входу, и его длинные волосы мягкой волной спускались до середины спины. Он шептал какие-то заклинания, протянув руку с палочкой к телу девушки, лежащей на небольшом возвышении в нескольких шагах от него. Вокруг бездыханной на коленях стояли четыре человека в капюшонах, заунывно вторящие словам Люциуса.
Женщина быстро отвела глаза, не глядя на истерзанное тело. Целью ритуала было выкачать из жертвы как можно больше крови, пока она ещё жива, и Нарцисса каждый раз шептала благодарность Богу, что ей позволяли не присутствовать при этом действии. А свечи, не зажжённые здесь, позволяли полутьме скрывать зрелище от впечатлительных глаз.
Она ненавидела эту комнату.
Огромную, с низким потолком, выставляющую напоказ неприкрытый щербатый камень, торчащий из стен. Железная решётка камина была такой толстой и плотной, что практически не пропускала в темницу свет. Один лишь яркий факел пылал у алтаря в центре комнаты, на котором были выставлены склянки, полные чего-то густого. Бордового. Застывающе-мёртвого. Волна тошноты поднялась к гортани.
Нет.
Она никогда не привыкнет к этому. Она никогда не сможет содействовать мужу. Она обещала следовать за ним всегда. Но не сейчас. Не здесь. Ей было страшно. Холод по-прежнему окутывал ноги ледяной лентой.
Внезапно знакомые прохладные руки скользнули по открытым плечам. Это движение едва не заставило её вскрикнуть, обернувшись через плечо и вперившись взглядом в карие глаза.
— Логан… Ты напугал меня, — выдохнула она, всматриваясь в скуластое лицо с каким-то отчаянным желанием разглядеть что-то.
Тонкие губы растянулись в улыбке. Руки задержались на тёплой коже немного дольше положенного, и что-то внутри сжалось, словно в кокон. Впитывая в себя тепло прикосновения. Сохраняя, чтобы лелеять потом, когда придётся… снова отключать свои эмоции. В следующий раз. Когда это будет не он. А сейчас Нарцисса была почти счастлива, хоть мужчина пока не произнёс ни единого слова.
Но обычно ему хватало одного лишь взгляда.
— Ты опоздала.
Ладони тут же покинули плечи женщины.
Люциус теперь стоял вполоборота, наблюдая за женой краем глаза. Она волчком обернулась к нему.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав