|
Читайте также: |
141. Фрасилл убедил Тиберия, что по созвездиям он должен пережить его на десять лет, и этим
обеспечил собственную безопасность и внушил Тиберию надежду на долгую жизнь (Дион. 58. 27) – хитрость, повторенная впоследствии астрологом Людовика XI.
142. Как незаконно прижитого – от прелюбодеяния Ливиллы с Сеяном.
143. К гадателям он запретил обращаться тайно … – тайное обращение давало повод подозревать, что
спрашивающий допытывается, скоро ли умрет император.
144. Пренестинские жребии – дубовые дощечки с надписями, оракул при храме Фортуны
Перворожденной в Пренесте; над верою в их божественность потешался еще Цицерон (О предвидении. II. 41).
145. Проконсулов этих, Элия Ламию (в Сирии) и Аррунция (в Испании), называет Тацит (Анн. VI. 27).
всенародно, и золотые изображения его почитались повсюду, он терпеливо на это смотрел, и далеко не сразу, скорее хитростью и обманом, чем силою верховной власти, наконец его ниспроверг. Сперва, чтобы удалить его от себя под видом почести, он избрал его своим
товарищем по пятому консульству616, которое ради этого принял заочно после долгого перерыва. А потом, обольстив его надеждой на родство617 и на трибунскую власть, он вдруг выступил против него с обвинительной речью, постыдной и жалкой: в ней, не говоря об остальном, он умолял отцов сенаторов прислать за ним, одиноким стариком,
которого-нибудь из консулов618, чтобы тот доставил его в сенат под какой ни на есть вооруженной охраной. (2) Но и это его не успокоило: в страхе перед мятежом он приказал в случае необходимости освободить и провозгласить военачальником своего внука Друза, еще заточенного в Риме; корабли уже были наготове, чтобы бежать к какому угодно войску, и он
неустанно следил с вершины утеса за дальними знаками619, которыми велел сообщать ему обо всем происходившем, чтобы не тратить времени на гонцов. Даже после того, как заговор
Сеяна был подавлен, он еще девять месяцев не выходил из виллы под названием «Ио»620, по-прежнему мнительный и неспокойный.
66. Его мятущийся дух жгли еще больнее бесчисленные поношения со всех сторон. Не было такого оскорбления, которого бы осужденные не бросали ему в лицо или не рассыпали
подметными письмами в театре621. Принимал он их по-разному: то, мучаясь стыдом, старался утаить их и скрыть, то из презрения сам разглашал их ко всеобщему сведению. Даже Артабан, парфянский царь, позорил его в послании, где попрекал его убийствами близких и дальних, праздностью и развратом, и предлагал ему скорее утолить величайшую и справедливую ненависть сограждан добровольной смертью. 67. Наконец он сам себе стал постыл: всю тяжесть своих мучений выразил он в начале одного письма622 такими словами: «Как мне писать вам, отцы сенаторы, что писать и чего пока не писать? Если я это знаю, то пусть волей богов и богинь я погибну худшей смертью, чем погибаю вот уже много дней».
(2) Некоторые полагают, что он знал о таком своем будущем заранее и давно предвидел, какая ненависть и какое бесславие ожидают его впереди. Именно потому, принимая власть, отказался он так решительно от имени отца отечества и от присяги на верность его делам: он боялся покрыть себя еще большим позором, оказавшись недостойным таких почестей. (3) Это можно заключить и из его речи по поводу обоих предложений. Так, он говорит, что покуда он будет в здравом уме, он останется таким, как есть, и нрава своего не изменит; но все же, чтобы не подавать дурного примера, лучше сенату не связывать себя верностью поступкам такого человека, который может под влиянием случая перемениться.
146. Консульство требовало, чтобы Сеян находился в Риме, а не оставался на Капри с Тиберием.
147. Родство – Тиберий обещал Сеяну в жены свою внучку Юлию, дочь Друза.
148. Которого-нибудь из консулов – т.е. суффектов, которые должны были в течение года сменить
Тиберия и Сеяна.
149. Дальние знаки – род оптического телеграфа, принцип которого был знаком древним еще во время
«Агамемнона» Эсхила.
150. Вилла «Ио» – старые издатели читали вместо Ionis – Iovis или Iunonis («Юпитера» или «Юноны»),
так как у Тиберия на Капри было 12 вилл (Тацит. Анн. IV. 67), как раз по числу олимпийских богов.
151. В театре – точнее, «в орхестре», на сенаторских местах.
152. В начале одного письма – в защиту Котты Мессалина, в 32 г.; эти же слова цитирует Тацит (Анн. VI.
6).
(4) И далее: «Если же когда-нибудь усомнитесь вы в моем поведении и в моей преданности, – а я молю, чтобы смерть унесла меня раньше, чем случится такая перемена в ваших мыслях, – то для меня немного будет чести и в звании отца отечества, а для вас оно будет укором либо за опрометчивость, с какой вы его мне дали, либо за непостоянство, с каким вы обо мне изменили мнение».
68. Телосложения он был дородного и крепкого, росту выше среднего, в плечах и в груди широк, в остальном теле статен и строен с головы до пят. Левая рука была ловчее и сильнее правой, а суставы ее так крепки, что он пальцем протыкал свежее цельное яблоко, а щелчком мог поранить голову мальчика и даже юноши. (2) Цвет кожи имел белый, волосы на затылке длинные, закрывающие даже шею, – по-видимому, семейная черта. Лицо
красивое, хотя иногда на нем вдруг высыпали прыщи623; глаза большие и с удивительной способностью видеть и ночью и в потемках, но лишь ненадолго и тотчас после сна, а потом
их зрение вновь притуплялось. (3) Ходил он, наклонив голову624, твердо держа шею, с суровым лицом, обычно молча: даже с окружающими разговаривал лишь изредка, медленно,
слегка поигрывая пальцами625. Все эти неприятные и надменные черты замечал в нем еще Август и не раз пытался оправдать их перед сенатом и народом, уверяя, что в них повинна природа, а не нрав. (4) Здоровьем он отличался превосходным, и за все время своего правления не болел ни разу, хотя с тридцати лет заботился о себе сам, без помощи и советов врачей.
69. О богах и об их почитании он мало беспокоился, так как был привержен к астрологии и твердо верил, что все решает судьба. Однако грома он боялся безмерно, и когда собирались тучи, всякий раз надевал на голову лавровый626 венок, так как считается, что этих листьев молния не поражает.
70. Благородными искусствами он занимался с величайшим усердием на обоих языках.
В латинском красноречии он подражал Мессале Корвину627, которого очень почитал в юности, когда тот уже был стариком. Однако свой слог он слишком затемнял нарочитостью628 и вычурностью, так что иногда без подготовки говорил лучше, чем по написанному. (2) Он сочинил и лирическое стихотворение под названием «Жалоба на смерть Луция Цезаря», писал и греческие стихи и подражание Эвфориону, Риану и Парфению: этих поэтов он очень любил, их сочинения и изображения помещал в общественных библиотеках среди лучших древних писателей, и поэтому многие ученые наперебой посвящали ему многочисленные о них сочинения. (3) Но больше всего занимало его изучение сказочной древности. Здесь он доходил до смешных пустяков, обращаясь к грамматикам, общество
153. Это описание внешности Тиберия, естественно, относится к его молодости и зрелому возрасту (ср.:
Веллей. II. 94); о времени удаления на Капри, когда Тиберию было 68 лет, Тацит пишет:…«некоторые думали, что в старости он стал стыдиться вида своего тела: высокий рост, худоба и сутулость, голое темя, лицо в прыщах и часто покрытое пластырями…».
154. Наклонив голову – некоторые, напротив, переводят obstipa cervice «закинув голову».
155. Поигрывая пальцами – играть пальцами при разговоре считалось вульгарным: Цицерон решительно
запрещает эти жесты хорошему оратору.
156. О лавровом венке см.: Авг. Примеч. 215 (цитата из Плиния).
157. Мессалу как оратора характеризует Квинтилиан (X. 1. 113): «Блестящий, чистый, как будто и в речи
прежде всего заметный своим благородством».
158. Нарочитостью – см.: Авг. Примеч. 215.
которых, как было сказано, он очень любил, с такими, например, вопросами629: «кто была мать Гекубы? как звали Ахилла среди девушек? какие песни пели сирены?» А когда он впервые вошел в сенат после смерти Августа, то в знак благочестия и сыновней любви принес жертву ладаном и вином, но без участия флейтиста, как некогда царь Минос после смерти сына630.
71. По-гречески говорил он всегда легко и охотно, однако не везде: особенно избегал
он этого в сенате. Даже когда ему нужно было сказать слово «монополия»631, он сначала извинился, что вынужден употребить чужое слово. А когда в одном сенатском
постановлении было употреблено слово «эмблема»632, он предложил переменить его, приискав вместо чужого – наше, а если не удастся, то выразить понятие описательно, несколькими словами. И одному солдату, которого на суде633 по-гречески попросили дать показание, он приказал отвечать только по-латыни.
72. Только два раза634 за все время своего удаления пытался он воротиться в Рим. В первый раз он поднялся на триреме но Тибру до самых садов, что возле искусственного
озера635, расставив по берегам стражу, чтобы отгонять тех, кто выйдет навстречу; во второй раз он по Аппиевой дороге доехал до седьмой мили. Но завидев лишь издали городские стены, он, приближаясь к ним, возвращался: в первый раз – по неизвестной причине, во второй раз – из страха перед недобрым знаменьем. (2) У него была среди других развлечений большая змея; придя однажды, как обычно, покормить ее из своих рук, он нашел ее заеденной муравьями и увидел в этом знак остерегаться насилия черни.
И вот, возвращаясь поспешно в Кампанию, в Астуре он занемог. Немного оправившись, он доехал до Цирцей; здесь, чтобы скрыть свое нездоровье, он не только
присутствовал на лагерных играх636, но даже в выпущенного на арену кабана метнул сверху дротики. Тотчас у нет началась боль в боку, потом его, разгоряченного, продуло ветром, и болезнь усилилась. (3) Но некоторое время он еще держался, хотя, продолжая свой путь до самого Мизена, он ни в чем не менял обычного образа жизни и не отказывался ни от пиров, ни от иных наслаждений – отчасти по необузданности, отчасти из притворства. И когда врач Харикл, собираясь однажды уходить с пира, взял его руку для поцелуя, он заподозрил, что тот хочет пощупать в ней биение крови, остановил его, вернул к столу и продолжал пир до
159. Над страстью к подобным мифологическим тонкостям издевается и Ювенал (VII. 233-236); и
действительно, мифографы не оставили без внимания вопросов Тиберия – по их утверждениям, Ахилл, скрываясь на Скиросе среди девушек, носил имя Пирры («рыжей»), а мать троянской царицы Гекубы звали, по разным версиям, Эвфоей, Эвагорой, Телеклеей, Метопой или Главкиппой.
160. Минос, критский царь, по преданию, узнал о смерти сына во время жертвоприношения: он снял
венок, приказал умолкнуть флейтисту и продолжал обряд.
161. Монополия, ср. гл. 30.
162. Эмблема – накладное чеканное украшение на сосуде (первоначальное значение греческого слова); в
латинском языке соответственного слова не было. В сенатском постановлении шла речь о запрете мужчинам носить шелковые одежды и употреблять для частных нужд сосуды из чистого золота или с накладными «эмблемами» (Дион. 57. 15).
163. На суде – по-видимому, в греческом городе.
164. Два раза – в 33 и 35 гг.
165. Об искусственном озере см.: Авг. 43.
166. Лагерные игры – устроенные войсками, стоявшими в Цирцеях.
позднего часа; а потом, как и всегда, встав посреди столовой, с ликтором за спиной, по имени прощался с каждым уходящим.
73.Между тем, ему случилось прочесть в сенатских отчетах, что несколько подсудимых, о которых он в свое время лишь коротко упомянул, что их имена стоят в доносе, теперь были выпущены и даже без допроса. Посчитав это неуважением, он решил во что бы то ни стало вернуться на Капри: только из этого убежища осмеливался он что-нибудь предпринимать. Но непогода и усиливающаяся болезнь удержали его; и вскоре он скончался
на Лукулловой вилле637, на семьдесят восьмом году жизни и двадцать третьем году власти, в семнадцатый день до апрельских календ, в консульство Гнея Ацеррония Прокула и Гая Понтия Нигрина. (2) Некоторые полагают, что Гай подложил ему медленный разрушительный яд; другие – что после приступа простой лихорадки он попросил есть, а ему не дали; третьи – что его задушили подушкой, когда он вдруг очнулся и, увидев, что во
время обморока у него сняли перстень, потребовал его обратно638. Сенека пишет, что он, чувствуя приближенье конца, сам снял свой перстень, как будто хотел его кому-то передать, подержал его немного, потом снова надел на палец и, стиснув руку, долго лежал неподвижно. Потом вдруг он кликнул слуг, но не получил ответа; тогда он встал, но возле самой постели силы его оставили и он рухнул.
74. В свой последний день рождения он видел во сне статую Аполлона
Теменитского639, огромную и дивной работы, которую он привез из Сиракуз, чтобы
поставить в библиотеке при новом храме640; и статуя произнесла, что не ему уже освятить ее. За несколько дней до его кончины башня маяка на Капри рухнула от землетрясения. А в Мизене, когда в столовую внесли для обогревания золу и уголья, давно уже погасшие и остывшие, они вдруг вспыхнули и горели, не погасая, с раннего вечера до поздней ночи.
75. Смерть его вызвала в народе ликование. При первом же известии одни бросились бегать, крича: «Тиберия в Тибр!», другие молили Землю-мать и богов Манов641 не давать покойнику места, кроме как среди нечестивцев, третьи грозили мертвому крюком и Гемониями. К памяти о былых неистовствах прибавлялась последняя жестокость. (2) Дело в
том, что по решению сената казнь приговоренных совершалась только на десятый день642; и
167. Мизенская вилла принадлежала когда-то Гаю Марию и потом известному богачу Лукуллу.
168. Дата смерти Тиберия – 16 марта 37 г. «Это был человек со многими добрыми и многими худыми
качествами, и когда он выказывал добрые, казалось что дурных у него нет, и наоборот» (Дион. 58. 28). Тацит описывает смерть Тиберия так: «Харикл твердо заявил Макрону, что жизненные силы уже покидают Тиберия, и дольше двух дней он не проживет. Тотчас пошли совещания между присутствующими, поспешили гонцы к легатам и войскам. В 17-й день до апрельских календ дыханье его прервалось: казалось, он уже достиг смертного срока. Вот уже, окруженный толпой поздравляющих, выходит Гай Цезарь, чтобы принять власть, как вдруг приносят весть, что к Тиберию вернулись голос и зрение и он зовет, чтобы принесли ему поесть для подкрепления сил. Ужас обуял всех, люди рассыпаются кто куда, каждый изображает скорбь или неведение; Гай в безмолвии, за высшим своим мигом ожидает последнего мига. Но Макрон бестрепетно приказывает задушить старика, набросив на него груду одежды, и разойтись от порога. Так кончился Тиберий на семьдесят восьмом году жизни» (Анн. VI. 50).
169. Аполлон Теменитский – статуя в Темене, предместье Сиракуз; еще Цицерон упоминал о ней с
восхищением (Против Верреса. IV. 53. 119).
170. Новый храм божественного Августа был освящен Калигулой через 6 месяцев после прихода к
власти.
171. Маны – души умерших.
172. На десятый день – десятидневный срок для исполнения приговоров был установлен сенатом в 21 г.;
но Тацит добавляет, что ни один приговор не был смягчен за этот срок.
вот, для некоторых день кары совпал с вестью о смерти Тиберия. Они умоляли всех о помощи, но Гай еще не появлялся заступиться и вмешаться было некому, и стража, во избежание противозакония, задушила их и сбросила в Гемонии. (3) От этого ненависть вспыхнула еще сильней: казалось, что и со смертью тирана зверства еще не прекращаются. Когда тело вынесли из Мизена, многие кричали, что его надо отнести в Ателлу и поджарить
в амфитеатре643; но воины перенесли его в Рим, и там оно было сожжено и погребено всенародно.
76. Завещание он составил за два года до смерти в двух списках: один был сделан собственноручно, другой продиктован вольноотпущеннику, но по содержанию они не различались. Скреплено оно было лицами самого низкого положения. По этому завещанию он отказывал наследство в равной доле своим внукам Гаю, сыну Германика, и Тиберию, сыну Друза, назначив их наследниками друг другу. Оставил он и многочисленные подарки, между прочим – девственным весталкам, а также всем воинам, всем плебеям и отдельно старостам кварталов.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 94 | Нарушение авторских прав