Н1Ш Щ И |Ц Щ Mi,К 1 страница

Москва

Смысл

УДК 159.9:794

ББК 88.4+75.581 3 14

Оглавление

Загайнов P.M.

314 Проклятие профессии: бытие и сознание практического психолога. — М.: Смысл, 2001. — 571 с.

Автора этой книги — доктора психологических наук, профессора Р.М.Загайнова — многие считают номером 1 в отечественной психологии спорта высших достижений. В качестве практического психолога-консультанта он подолгу работал с такими выдающимися спортсменами, как В.Корчной, А.Карпов, Н.Гаприндашвили, С.Бубка, Е.Водорезова, с футбольными, баскетбольными и другими командами. Жанр этой не имеющей аналогов книги трудно определить. Это дневники практического психолога, раскрывающие повседнев­ную «ткань» его работы в непредсказуемых ситуациях в усло­виях сверхвысокой ответственности и вместе с тем многочис­ленные размышления о современном спорте и о работе практического психолога. В эту книгу вошли как публи­ковавшиеся ранее, так и впервые публикуемые тексты.

Практическим психологам всех специализаций, спортсме­нам, работникам и любителям спорта.

ISBN 5-89357-002-2

©Р.М.Загайнов, 2001. ©Издательство «Смысл», 2001. ©Б.Еудинас, оформление, 2001.

Предисловие.............................................................................................. 4

от автора..................................................................................................... 6

Два матча................................................................................................... 9

пять месяцев в команде.................................................................... 71

Погоня..................................................................................................... 147

Работа по совместительству..................................................... 259

Поражение........................................................................................... 349

Покаяние............................................................................................... 515

Поскршггум собратьям по ремеслу........................................... 539

;

;

■

■

Предисловие

В последнее время появилось много пособий, излагаю­щих принципы и приемы практической психологии помо­щи. Пафос предлагаемой книги иной.

Книга Рудольфа Загайнова позволяет читателю как бы побывать в лаборатории практического психолога, оказы­вающего помощь спортсменам высокого класса. Она со­держит дневниковые записи, посвященные анализу конк­ретных ситуаций, отдельных случаев повседневной рабо­ты спортивного психолога. Автор анализирует «каждый шаг, каждый используемый практический прием, каждое слово, обращенное к спортсмену». В итоге ему удается выстроить панорамную картину составляющих работы практического психолога, как в случае успеха, так и в ситуациях неудач. Контекст активности автора очень ши­рокий — это и индивидуальная работа со спортсменом, и работа с командами — причем в самых различных видах спорта, порой совсем не похожих.

Знакомясь с текстом, каждый читатель расставит свои собственные акценты. Мое внимание привлекло на­личие в книге двух основных планов — анализа средств, используемых автором в различных случаях и с разны­ми людьми, и анализа собственно позиции психолога, спектра ее возможных проявлений. Для меня в качестве основной выступила идея о том, что именно психолог, его личность является главным инструментом практи­ческой психологической работы. В книге это представ­лено весьма рельефно и объемно. Среди составляющих успеха в работе психолога названы и профессиональное

мастерство, и полная отдача, но главным оказывается любовь к человеку.

В контексте подобного подхода естественны обраще­ния психолога к анализу изменений собственной личности и их влияния на эффективность практической работы: «Если я потерял веру, если меня одолевают сомнения, смогу ли поддержать веру в другом?» Интересен и очень значим вопрос о возрастных изменениях и их эффекте. Как сказываются возрастные накопления и утраты (в осо­бенности) на результатах работы психолога? Насколько возможна коррекция этих утрат? В известной мне литера­туре по практической психологии с подобной постановкой вопроса я встречаюсь впервые. Позиция автора в диалоге со мной, читателем-коллегой, весьма мне созвучна, близ­ка и профессионально, и просто по-человечески.

Думаю, что книга вызовет тот отклик, на который высказывает надежду автор.

Л.А,Петровская,

профессор, доктор психологических наук, член-корреспондент РАО

■

Посвящаю Мише — моему любимому сыну

■

: - ■ ■ -

От автора

Миновали, точнее — пролетели двадцать пять лет этой прекрасной и очень непростой жизни, и все чаще в последнее время хочется замедлить ее темп, остановить­ся хотя бы на время, оглянуться назад, в свое прошлое, все хороша, вспомнить и более того — произвести самый точный и честный анализ всего, что было. Разобраться в этой странной профессии практического психолога, да и в себе тоже.

Я выбрал из своего прошлого несколько опытов. Пер­вые четыре относятся к тем годам, когда я получил воз­можность не совмещать эпизодическую работу со своей основной — в ВУЗе. Была такая веха в моей биографии, когда я был приглашен в штат Спорткомитета Грузии глав­ным психологом и наконец-то получил возможность сос­редоточиться на самой деятельности и на людях, которых опекал, а также и на себе как на профессиональном психо­логе. Последнее я подчеркиваю особо, так как, получив возможность круглосуточно опекать спортсменов, я также получил возможность беспрерывно анализировать каждый свой шаг, каждый используемый практический прием, каждое свое слово, обращенное к спортсмену.

На более чем пятидесяти чемпионатах в году я имел возможность быть рядом с человеком во всех ситуациях: в предстартовых и послефинишных (после побед и пораже­ний), в дни, недели и месяцы подготовки к самым ответ­ственным турнирам, и в жизненных ситуациях, когда при­ходилось сутками сидеть в аэропортах.

От автора 7

А жизнь в гостиницах и на спортивных базах, а мас­са проблем личной жизни «моего» спортсмена, когда он рассчитывал главным образом на меня и нельзя было ошибиться ни в одном совете и даже ни в одном отдель­ном слове?

Сейчас я понимаю, что должен благодарить Бога за эту возможность с головой окунуться в свою профессию, в которой не дано права на поражение, и не было у меня иного выхода, кроме как работать с полной отдачей, по­рой по двадцать четыре часа в сутки, чтобы... не проиг­рать. Не проиграть не спортивный бой (поражения неиз­бежны в спорте), а не проиграть другое — борьбу за чело­века, за его полное доверие, дружбу и преданность.

Да, был такой фантастический период в моей жизни — с 1979-го по 1983-й годы, когда получалось буквально все, и мои спортсмены практически везде побеждали! Шел, как говорят, невероятный фарт, и последние годы я посто­янно занят одной проблемой (и обсуждаю ее в материалах об Анатолии Карпове): что лежит в основе тех беспрерыв­ных побед?

Если дело во мне, то что было во мне тогда и чего нет сейчас? А чего-то сейчас нет, раз поражения все чаще че­редуются с победами, хотя по-прежнему я соблюдаю свой внутренний закон обязательной стопроцентной отдачи.

То, что я намного больше знаю сейчас и работаю на много порядков совершеннее, чем в те победные годы, — неоспоримый факт. Но, значит, не это, не профессиональ­ное мастерство лежит в основе труда практического психо­лога и его побед. А что же?

... Мы встретились с одним из самых моих любимых спортсменов — Нодаром Коркия совсем недавно, ровно через десять лет после нашего последнего матча. Он уз­нал, что я в Тбилиси и сразу же приехал за мной. Это была счастливая минута, когда мы обнялись и долго сто­яли молча. Потом поехали к нему, пили вино и весь вечер вспоминали те пять месяцев настоящей жизни. И он ска­зал: «Знаете, что было главным тогда?» — И сам ответил на свой вопрос: «Вы нас очень любили!»

Проклятие профессии

Все чаще я вспоминаю эти его слова и думаю: «Неуже­ли он абсолютно прав и неужели все так просто? Неужели любовь к человеку есть та основа, тот фундамент, на кото­ром практический психолог (да разве только он?) строит свой успех, совершенство в своей профессии, и более того — свою жизнь!» Потому что без побед в своей профессии жизнь психолога — сплошная трагедия.

Итак, я все больше верю своему другу Нодару Коркия и все чаще в последнее время думаю о себе. И признаю: все так и есть — любви во мне стало меньше!

Можно оправдать себя, обвинив в данных моих лично­стных изменениях те же поражения и связанные с ними переживания, отдельных разочаровавших в себе людей и что-то еще. Но в главном виноват я сам — я допустил эти трагические изменения в себе самом, я стал менее способ­ным любить человека, и именно это привело к тому, что во мне стали меньше нуждаться, чем в те мои счастли­вые годы!

Психологу тоже нужен психолог, нужна психологичес­кая поддержка. Я очень надеюсь сейчас на психологическую поддержку всех тех, кто прочел эту книгу и оценил мою искренность. Все остальное — я знаю это — заслуживает серьезного анализа и критики, но за искренность этих стра­ниц я отвечаю. Ни слова не изменил я в своих дневниках. -■*■'

Рудольф Загайнов

■

.

I

Это особая страница в моей биографии практического психоло­га. Нона Гаприндашвили, Нана Александрия, Нана Иоселиани, Нино Гуриели — сборная Грузии, в недавнем прошлом — сборная СССР, победитель Всемирной Олимпиады. Мне посчастливилось работать с ними, быть рядом на самых ответственных матчах, ви­деть вблизи их характеры и души, пусть не полностью, но познать их внутренний мир.

И они в моей памяти — в отдельном от всех строю. О них я вспоминаю, так сказать, автономно. Ни на кого они не походили, и работа (как и общение) с ними всегда проходила в особой ат­мосфере, которую отличало от атмосферы других, не менее пре­красных коллективов и отдельных людей, неповторимое благо­родство их натур, отношения к людям, поведения. Даже после поражения сохраняли они свой лучший образ, мужчинам есть чему поучиться у них.

На некой предельно высокой ноте живут они и всегда готовы поделиться богатством своего внутреннего мира с простым смерт­ным. И я, простой смертный, до сих пор несу в себе и боюсь расте­рять в суете мирской жизни ощущение той сказочной атмосферы, в которой волею судьбы пришлось побывать, прикоснуться к боже­ственному миру этих редких людей.

Матч первый

Я вхожу, и мы пожимаем руки. Сегодня первая партия матча. Готовлюсь с утра, детально продумываю наш раз­говор и сеанс внушенного сна, темой-лейтмотивом которо­го будет: «Готова ко всему, ничто не удивит!» Перед нача­лом матча необходимо напомнить шахматистке, что нео­жиданность может подстерегать ее в первой же партии. Имеется в виду дебют и даже самый первый ход против­ника.

Тему, эти несколько слов, я обозначаю в форме лозун­га на отдельном листе бумаги, который вручаю Ноне Те­рентьевне Гаприндашвили при нашей встрече в четырнад­цать часов тридцать минут — за два часа до начала партии. Потом обыграю эту тему в сеансе, а когда Нона встанет, то сама прочтет эти слова еще раз.

Мы проходим в ее комнату, садимся напротив и обсуж­даем состояние и настроение Ноны. Она говорит:

— Не могу сказать, что испытываю волнение.

— Ну и хорошо, — говорю я.

После этого диалога я провожу сеанс внушенного сна, в который включаю приготовленный заранее сюжет в рас­чете на то, что он разбудит воображение человека, при­даст его мыслям эмоциональную окраску, являющуюся как бы ключом ко всему задуманному настроению.

Но в этом есть и более простой смысл. Я составляю человеку, образно говоря, компанию в его отдыхе. Но сам я не отдыхаю, моя роль иная. Своим рассказом я помогаю Ноне отвлечься от разных навязчивых мыслей, например о том, что ждет ее сегодня.

Сам спортсмен избавлен в этом одностороннем диалоге от необходимости отвечать. Мне нужно только слушать и не обязательно с полной включенностью. Чаще всего спорт­смен засыпает под аккомпанемент моего ровного, моно-

Проклятие профессии

Два матча

тонного текста. И это тот случай, когда я рад невежливо­сти моего собеседника. Но быстро уснуть перед боем труд­но, и главное я успеваю сказать.

Когда Нона прочла лозунг, мы засмеялись. Она поня­ла меня, хотя, конечно, готова к неожиданностям. Но в этом понимании есть еще один смысл — мое сопережива­ние, участие, готовность взять на себя часть ее груза.

И я понимаю, что и на все последующие партии должны быть приготовлены такие же темы-лозунги. И нельзя допус­тить повтора, неточного посыла, пустоты содержания.

Ухожу на полчаса раньше Ноны. Медленно иду к Двор­цу шахмат, анализирую все, что было, оцениваю себя, свою работу и подготовку к ней. Вроде бы все было непло­хо — подвожу я итог.

Побыл на партии полтора часа и ушел в гостиницу. Но через час что-то стало беспокоить меня. И когда я снова пришел на партию, то увидел, что у Ноны хуже и вдобавок — цейтнот... Полтора часа я не сводил взгляда с ее лица, особенно концентрируясь в момент обдумывания ею хода. Партия отложена с лишней пешкой и шансами на выигрыш.

Сразу после партии я подошел и сказал:

— Нона Терентьевна, очень нужно десять минут —
кое-что сделать в отдельной комнате. — Она на секунду
задумалась, потом решительно сказала:

— Идемте. — И твердым шагом пошла обратно во
Дворец шахмат.

И получился момент для фильма. Когда мы вошли в комнату и остались без свидетелей, то сразу же пожали друг другу руки, как заговорщики. И она эмоционально заговорила:

— Главное, что вся партия — сплошная импровизация.

— Ну и отлично, проверили себя, — отвечаю я и про­
должаю, — но главное сейчас — забыть об этой партии,
потому/Что завтра другая партия.

— Да» — говорит Нона, — я даже расставлять пози­
цию не буду дома.

— А теперь ложитесь, — И провел сеанс на тему: «За­
быть! Вы спокойны».

После сеанса Нона сказала:

_ Теперь интересно, как я буду спать после этого.

Раньше сон не имел такого значения. Но сейчас, когда такая борьба...

_ Хорошо будете спать, — мягко перебиваю я.

Прекрасное чувство победы! С этим чувством я уходил в свой одинокий номер и был благодарен спортсменке за это.

Очень устал, но заставил себя записать впечатления дня и приготовил лозунг на завтра: «Не сходить с ума!» Так сама Нона охарактеризовала одно из обязательных условий правильной стратегии матча. И завтра, вспомнив эти слова, наверняка снова улыбнется. А улыбка спорт­смена перед боем стоит многого. Но я предлагаю этот ло­зунг не только ради улыбки. Завтра важно белыми не за­теять слишком острую, рискованную игру после первой

удачной партии.

i

Лозунг она встретила хорошо. Сна­чала не поняла, но потом вспомнила и засмеялась. Ночью спала плохо, и ак­цент в сеансе я сделал на усыплении. Встала свежей, но играла тяжелее, чем вчера. Партию отложила с двумя лиш­ними пешками. С меньшей охотой по­шла на сеанс. Я заметил это и при прощании сказал:

— Завтра партии нет, живите по своему плану, а пос­лезавтра я у Вас в четырнадцать тридцать.

Во время доигрывания Иоселиани долго не сдавалась. Вероятно, это часть их стратегии, рассчитанная на изматы­вание Ноны.

Нона в этот день была бледнее обыч­ного, и я решил предложить взять тайм-аут. Но важно это сделать аккуратно, чтобы шахматистка не почувствовала намека на ее уста­лость и на мою в связи с этим неуверенность.

Проклятие профессии

Два матча

Накануне вечером я позвонил и сказал:

— А не отдохнуть ли денек на даче?
Нона ответила:

— Вообще-то я хочу играть. Чувствую себя отлично.

— Хорошо. Спокойно спите ночь, а утром решим. Я
позвоню.

Это заслуживающий внимания путь, используя кото­рый можно предсоревновательную ночь, неспокойную и напряженную, преобразовать в обычную. Но это допусти­мо только в шахматах, где возможен перенос партии по желанию спортсмена.

Утром я позвонил, и Нона сказала:

— Спала отлично. — И я сократил разговор до мини­
мума:

— Значит, буду полтретьего. А тайм-аут я предложил
по одной причине: куда нам спешить?

Все оставшееся время я ломал голову над девизом оче­редной партии. Все же удалось придумать, и Нона снова смеялась.

Я звоню. Нона открывает. Я говорю как всегда:

— Прошу разрешения? — И вхожу. Пожимаем руки,
и я вручаю лист бумаги. Сегодня там написано: «И снова
бой! Покой (то есть дача) нам только снится».

Проходим в комнату, минут десять разговариваем. Сегодня ■— о футболе, к которому Нона неравнодушна. Потом час и десять минут Нона отдыхает, и я работаю более тщательно, все-таки она устала от трех трудных дней.

Ничья, но с позиции силы, то есть Нона взяла иници­ативу. После партии мы встречаемся, и я говорю:

— Давайте по традиции посидим в той комнате. — Мы
идем по коридору, и она говорит:

— Где-то я упустила, можно было играть на выигрыш.

— Все отлично, — говорю я. И продолжаю:

— А может быть день отдохнуть и прибить ее белыми?
(Что означает: «А завтра не возьмем тайм-аут?»)

Нона думает, потом говорит:

— Нет. Она плохо играет, надо воспользоваться этим и
играть. Это они должны брать тайм-аут.

— А знаете, — сразу же я ухожу от этой небезобидной
темы, — сколько мы работаем, Вы еще не проиграли ни
одной партии.

— Правда? — спрашивает она и облегченно смеется.
Потом говорит:

— Но в Ростове на Кубке страны я плохо играла.

— Но меня там не было.
Она смеется, а я говорю:

— Раз завтра играем, то ложитесь.

Нона беспрекословно подчиняется, а во время сеанса я продолжаю тему:

— За состояние, за пятый час игры я отвечаю. А шах­
матная подготовка — это ваше личное дело. До пятидеся­
ти лет гарантирую успех. А там решайте сами.

Нона лежит с закрытыми глазами и опять смеется.

Противники взяли тайм-аут. И пер­вое, что Нона мне сказала: — Ну, как я угадала? Потом мы обсуждаем ситуацию в матче и снова оцениваем те восемь сла­гаемых будущей победы, которые опре­делили перед началом матча. Сама идея перед каждым соревнованием определять слагаемые буду­щего успеха, на мой взгляд, заслуживает внимания. Спортсмен задумывается о качестве и деталях своей под­готовки к каждому соревнованию. А после его окончания есть смысл определить ценность каждого отдельного сла­гаемого и внести необходимые коррективы в план подго­товки к следующему соревнованию.

Сегодня все слагаемые получили отличную оценку. Зна­чит, сформулированы они были объективно. А во-вторых, подготовка к матчу была отличной. Я предложил запом­нить все детали проделанной работы и образа жизни, чтобы повторить их при подготовке к следующему матчу.

V Ноны прекрасное настроение. И мы стали гораздо ближе, как настоящие соратники в этой борьбе. Но, ко­нечно, главными причинами такого тесного рабочего кон-

Проклятие профессии

Два матча

такта является успех, победа. И поэтому, чтобы, не дай Бог, не было неудачи, я столь же ответственен в своей работе, строг к самому себе, к своей ежедневной готовно­сти, к каждому своему слову.

Закончился большой перерыв, и не­ясное чувство тревоги подкрадывается ко мне. Я давно знаю, сколь хрупкое это по­нятие — «спортивная форма», состояние человека. Сколько раз я был свидетелем того, как за секунду менялось что-то в спортсмене, готовящемся к началу боя. Боюсь всего, на что не могу повлиять сам. Просто надеюсь, что ничего не помешает, не подведут шахматные тренеры, не подкрадет­ся болезнь.

Как всегда, Нона открывает мне дверь. Я говорю:

— Я Вас приветствую. — Нона слегка улыбается:

— Здравствуйте. — Я вручаю ей лозунг: «Если не Вы,
то кто же?» Она смеется (задача решена), и мы идем в ее
комнату.

Первое, что Нона говорит мне:

— Сын заболел. — И еще я вижу какого-то молодого
человека в квартире и думаю: «Все-таки жить нужно в
гостинице». Но перед партией ничего не говорю. Мы об­
суждаем ее состояние. Шахматистка объясняет мне свои
ощущения, вместе анализируем их и синтезируем в цело­
стную оценку готовности к партии.

Сегодня Нона говорит мне, что отлично отдохнула на даче, что шахматами не занималась.

— Ну и правильно, — говорю я, и то же самое я сказал
бы, если бы услышал, что шахматами Нона занималась
много.

Сегодня в сеансе у меня сложная задача. Ввиду того, что Нона свежая, основное место в сеансе я уделю не рас­слаблению, а внушению.

И я начал:

— Так как мы много отдыхали, то обязаны больше
позаботиться о собранности, чем об отдыхе. И итогом на-

шей сегодняшней работы будет состояние, которое наибо­лее верно можно определить как «спокойная собран­ность...*

То есть я сразу указываю цель, направление, финиш­ную черту. И потом вместе со спортсменом мы идем к этому финишу. При наличии установки!

И я продолжаю:

— Именно «спокойная собранность», и играть мы дол­
жны сегодня спокойно, без риска. Я понимаю, что Вы
лучше нас всех знаете, что и как делать (перед партией
нелишне напомнить спортсмену, что сегодня он — глав­
ная фигура в нашей группе), это лишь дружеское напоми­
нание.

Потом в части «внушение» было возвращение к лозунгу:

— Да! Если не Вы, то кто же? Я чистосердечно могу
Вам сказать, что не знаю, кто, кроме Вас? И в 1981 году
мы исправим положение, которое я считаю искусствен­
ным.

Кстати, лозунг к матчу с Чибурданидзе я уже пригото­вил: «Сделать историю!» Действительно, вернуть звание чемпионки мира означает сделать историю. Такой лозунг был у Кроуфорда — олимпийского чемпиона в беге на сто метров в Монреале. Правда, в Москве сделать историю ему не удалось, но об этом я говорить Ноне не буду.

Да, победа над девятнадцатилетней Майей Чибурда­нидзе будет подвигом, равным подвигу пятидесятилетнего Ботвинника, победившего в матче-реванше двадцатилет­него Таля. Надо будет этот пример сделать основным для Ноны в процессе подготовки к матчу 1981 года. И я иног­да якобы случайно намекаю Ноне, что готовлюсь уже к той работе.

Уходя от Ноны, я полечил ее сына. И ему стало лучше. Он, конечно, расскажет об этом маме перед ее уходом на партию. И ей это будет приятно. В трудные дни спортсмен исключительно ценит любую, самую пустячную заботу о себе. А доброе слово, сказанное вовремя, вообще не имеет цены.

На партию я пришел к концу. Позиция Ноны была явно лучше, но она была в страшном цейтноте. Дорого

Проклятие профессии

мне стоил этот последний час партии. Но как уверенно Нона делала ходы на висячем флажке!

Я задержался в толпе, спускавшейся со второго этажа, и, подойдя к служебному входу, увидел, что муж и брат Ноны ищут меня, и прибавил шаг. И думал по дороге: «А когда-то я мечтал об этом. Меда мечты сбываются, но чув­ствую это я один. Наверное, одиночество психолога еще больше, чем одиночество спортсмена».

Когда мы вошли в комнату, я протянул руку:

— Это поздравление с блестящей игрой в цейтноте, но
будет и критика.

— Какая? — и Нона даже напряглась.

— Мне показалось, что дома была нерабочая обстанов­
ка. Этот мальчик — ваш родственник...

— Нет, — прервала меня она, — мы поцеловались,
когда он пришел, вот и все мои нервные затраты.

— А как Дато?

— Он в таком восторге, — и она широко улыбнулась.

— Ну ложитесь, надо отдохнуть.

Нона ложится, закрывает глаза и говорит:

— Да, я устала сегодня, но была борьба все пять ча­
сов.

Я начинаю сеанс, чаще обычного вставляя слова:

— Молодец! Вы — молодец! Мы все благодарны Вам за
такую отдачу.

Потом, когда мы прощаемся, она говорит:

— Я посплю, а утром решу...

— Я Вас понял, я — за.

Вот так, скрывая даже от стен, мы обсудили возмож­ный завтрашний тайм-аут.

Я шел в гостиницу, вспоминал всю нашу работу, нашу группу и подумал: «Вот идеал спортивного коллектива, где главная фигура — спортсмен, а мы — помощники спортсмена. И каждый отвечает за свой участок работы».

С тренерами мы вежливо здороваемся. Никто никому не мешает. Нет конфликтов, нет лишних разговоров, ко­торые иногда обязательны и утомительны, как «приятно­го аппетита» по несколько раз в день при вынужденном контакте.

Два матча

А если есть проблема, я докладываю свой вариант ее решения Ноне, она обсуждает его с тренерами, потом зво­ню снова и принимается решение. И плюс за такой дело­вой климат в группе самому спортсмену — нашей Ноне Терентьевне.

«И все-таки, — заканчиваю я свои раздумья, — цейт­нот был по причине нарушения обычного порядка дома в день этой партии».

Наверное, это ворчание стареющего человека.

Предчувствие никогда меня не обма­нывает. Или плохо была проанализи­рована позиция или что-то другое (как потом выяснилось, анализ продолжался до 15.00, а доигрывание начинается в 16.00), но победа была упущена. Нона, а это случалось с ней раньше, прозевала троекратное повто­рение позиции. Это удар.

Я позвонил. Сын ответил, что ее нет. Я сказал ему: — Дато, передай маме, что звонил я и что все в поряд­ке. Понял? Все в порядке!

■

Я звоню утром, и Нона говорит:

— Все в порядке, я еще вчера взяла
себя в руки.

— Тогда до полтретьего.

И как всегда Нона говорит:

— Я жду Вас.

До полтретьего я в раздумьях. Продумываю лозунг и наш разговор перед партией, точнее — перед сеансом. Представляю, как мы встретимся. Вижу лицо Ноны, ее глаза, глаза спортсмена, обращенные к тебе. В надежде на твое понимание возникшей ситуации и душевного состоя­ния, в надежде найти в тебе опору перед очередным испы­танием.

Дата добавления: 2015-12-07