Д. Милля, Еллинека

Обеспечить индивидуальную свободу всеми правомер­ными средствами для ее полнокровного осуществления и прочной защиты стремился и знаменитый соотечествен­ник Констана, его младший современник Алексис де Ток-вилъ (1805—1859). Политическая концепция Токвиля сло­жилась в изрядной степени под влиянием идей Констана и взглядов еще одного видного французского либерала — Пьера Руайе-Коллара. Немалую роль в ее формировании сыграл выдающийся историк Франсуа Гизо, лекции кото­рого Токвиль слушал в молодые годы. Две яркие работы Токвиля «О демократии в Америке» и «Старый режим и революция» создали ему авторитет в науке о политике и государстве. Токвиль происходил из семьи роялистов, но, по взгля­дам, был близок к либерализму. Окончил юридический фа­культет Сорбонны.

В апреле 1831 г. Алексие и его друг Постав де Бомон отправились в США. Токвилю было тогда 25 лет. Еще с 1830 г. он вынашивал идею написания книги об Америке. В фев­рале 1831 г. он решил, что это будет «по возможности наи­более полное и научное описание того, как на деле функ­ционируют американские учреждения, «о которых все го­ворят и которых никто не знает». Официальная цель поездки — изучение условий жизни в американских тюрь­мах. Разрешение на поездку дал министр юстиции в виде неоплачиваемого отпуска.

Уже после выхода двух первых частей своего труда Ток­виль сразу завоевал широкую известность. Его признали преемником Монтескье. Но Токвиль, публикуя книгу, пре­следовал весьма конкретные цели. Ему хотелось, чтобы его соотечественники, признав, что он прекрасно понимает, в каком положении они находятся, даровали ему право за­нять высокий политический пост с тем, чтобы проводить во Франции политику, основанную на знаниях, накоплен­ных им в США. Эти надежды не осуществились. Он наде­ялся, что письменное доказательство политической муд­рости превратит его в политического вождя. Но, несмотря на все уважение к его таланту, он не завоевал политичес­кого авторитета.

И это неудивительно. Со всеми, кроме своих близких, он был холоден и сдержан. Он плохо говорил, совершенно не умел быстро приспособиться к духу дискуссии, вовре­мя пойти на компромисс или совершить резкий стратеги­ческий поворот. У него не было ни такта, ни умения удач­но ответить, что необходимо для парламентария. Он пре­зирал политиков-интриганов, таких как Тьер. Не мог простить Наполеону создание империи, уничтожившей свободу. Одинаково ненавидел и анархию, и революцию но особенное отвращение у него вызывали люди, равно­душные к жизни общества.

Будучи аристократом по рождению, эгалитаристом по своим взаимоотношениям с людьми, Токвиль переживал постоянный внутренний разлад ума и сердца. Возвышен­ный и меланхоличный по характеру, он был очень често­любивым человеком и страстно желал занимать высокий пост. Однако для него была неприемлема политическая философия Макиавелли и Гоббса. С его точки зрения, ис­кусство править государством состоит прежде всего в уме­нии помочь обществу, исполненному величия, осознавая, что только свободному человеку доступно истинное чув­ство собственного достоинства.

Когда яростный гнев не владел Токвилем, все пережи­вающим остро, как это было после Февральской револю­ции 1848 г., он испытывал уважение к простым людям. На основе этого чувства появились его социально-философ­ские выводы. В одном из своих писем он писал: «Люди, в общем-то, не являются ни очень хорошими, ни очень пло­хими; они средние... Человек со своими всеми пороками, слабостями, добродетелями, представляя собою некую смесь добра и зла, возвышенного и низменного, благород­ного и порочного, из всего, что есть на земле, наиболее достоин изучения, интереса и жалости, привязанности и восхищения; и поскольку ангелы не водятся среди нас, мы не найдем никого, кроме себе подобных, кто был бы более велик и более достоин нашей преданности и нашей при­вязанности».

Ему хотелось, чтобы целью политики был поиск доб­родетели, а единственная добродетель — та, что произрас­тает на почве свободы. Любовь к свободе позитивна, она сама по себе благо. «Кто ищет в свободе что-либо, кроме самой свободы, создан для рабства» («Старый режим и ре­волюция»).

Теперь перейдем к книге А. де Токвиля «Демократия в Америке». В двух первых ее частях, над которыми Токвиль работал в течение трех лет, он в основном описывает Аме­рику. Содержание второго тома далеко выходит за рамки описания. Этот том никогда не пользовался успехом. В нем Токвиль главным образом анализирует основные черты об­щества, которое в силу стремления к материальному бла­гополучию и уравнительных тенденций может, как он все больше опасается, прийти к трагической развязке.

Суть политической философии Токвиля в следующем. Залогом свободы является свобода выбора, а на правитель­ство надо смотреть лишь как на сдерживающую силу, к помощи которой можно прибегать в крайних случаях, когда частная инициатива бессильна. Сама суть консти­туционного строя заключается в ограничении власти пра­вительства. Государственная власть — опасная вещь, и чем меньше у нее законных полномочий, тем меньше угроза тирании. Основным пороком французского правительства является его чрезмерное право вмешиваться в местные дела. «Навязчивая централизация» вела к параличу мест­ной инициативы, ослаблению всяческой деятельности, к пассивности служащих, затравленных бесконечным мелоч­ным контролем. Децентрализация — еще один залог сво­боды.

Токвиль пришел к выводу, что большинство может оши­баться в отдельных вопросах, но в целом оно всегда право, оно представляет собой высшую моральную силу общества. Он считал, что лишь сам человек, общество, народ имеют право определять свои интересы, и до тех пор, пока они не наносят ущерба другим, никто не должен вмешиваться в их дела. Поскольку демократия может стать игрушкой стра­стей, необходимо оградить ее от этой опасности. В связи с этим он одобрительно отзывался о двухпалатной системе, о праве вето главы правительства и о таком важном прин­ципе, как «конституционная экспертиза». Опираясь на мысль о том, что лучшим судьей своих интересов может быть лишь сам гражданин, он считал, что организованное сообщество не может служить надежной защитой для гражданина. Даже если бы оно взялось за выполнение такой задачи, оно не справилось бы с ней, и в то же время подо­рвало бы веру индивидуума в свои силы. Основные наблюдения де Токвиля:

• дух и обычаи народа сильнее законов; хотя консти­туция способствует формированию народных нра­вов, в этих последних заложено нечто более мощное, нежели любая конституция, нечто способное посто­янно приводить в действие худшие стороны созда­ваемых народом законов;

в представительная форма правления предпочтитель­нее, чем авторитарный режим; при представитель­ной форме правления можно надеяться, что «тира­ния большинства» не одержит верха;

• демократическое общество нуждается в религии, что­бы уберечься от проникновения не имеющего гра­ниц материализма;

• абсолютную опасность составляет всевластие плу­тократии, богатство и благосостояние которой стро­ятся на притеснении и нищете трудящихся.

Токвиль всячески подчеркивал опасность власти масс, или, как он сам говорил, победы желудка над разумом и сердцем. Он враждебен индивидуализму в классическом смысле слова; к социализму относится скептически. Он понимал, что равенство неизбежно наступит, однако ра­венство без свободы будет нестерпимо. Не вызывает со­мнений неприятие им любого авторитарного режима, но и развитие системы учреждений, способствующих активи­зации участия народа в государственном правлении, так­же вызывает у него беспокойство. Ему внушает страх авто­ритарный режим, при котором деньги становятся целью достижения власти, а должностные обязанности уходят на второй план. Не менее страшится, он любого разделения труда, мешающего трудящимся выполнять свои граждан­ские обязанности и заставляющего их мириться с положением простых подчиненных в обмен на доступ к матери­альным благам.

Одним из самых горячих почитателей Токвиля был Джон Стюарт Миляъ (1806—1873), сын известного фило­софа Джеймса Милля. Как и Токвиля, Д.С. Милля трево­жила возможность тирании большинства. «Чем более че­ловек сознает себя равным остальным, тем беспомощнее он перед массой и тем невероятнее для него мысль, что общее мнение может быть ошибочным».

Непреходящей славой Милль обязан трактату «О сво­боде» (1859). Тирания общества, утверждал он, превосхо­дит любую другую, так как не оставляет ни одной лазейки, чтобы ускользнуть, «проникает гораздо глубже в детали жизни и порабощает саму душу». Недостаточно защищать­ся от политической тирании, нужно еще уберечься от ти­рании общественного мнения. Если не гарантирована аб­солютная свобода мнений — общество несвободно. Чело­веку, по его натуре, свойственно навязывать свои взгляды. Количество несогласных не имеет значения. «Если все люди минус единица одного мнения, и только один — про­тив, то все они столь же не вправе подавлять его голос, как и он — их, будь у него власть». Запрещать неортодоксаль­ные взгляды не только несправедливо, но и вредно, ибо это лишает человечество возможности узнать идеи, кото­рые могут быть верными или частично верными. «Всякое подавление дискуссий — претензия на непогрешимость». Любому человеку доступна лишь часть истины, так как его опыт ограничен. Поэтому о том, что истинно, не может окончательно судить ни человек, ни общество, «даже век ошибается, так же как и личность». История полна взгля­дов, считавшихся в свое время неоспоримыми и ставших затем нелепыми.

По той же причине дискуссии должны быть абсолютно свободны. Точку зрения, что некоторые взгляды нельзя критиковать, так как они полезны для общества, Милль опровергает, говоря, что «полезно или нет какое-нибудь мнение — само по себе вопрос».

Милль не верит в «приятную ложь», правда-де всегда восторжествует. История «кишит примерами гибели прав­ды от гонений. Гонения всегда преуспевают, если только еретиков не слишком много. Но самый большой вред го­нения причиняют не еретикам, а прочим людям, ибо их умственное развитие подавлено страхом перед ересью». В атмосфере рабского подчинения и конформизма могут явиться несколько великих мыслителей-одиночек, но не интеллектуально активный народ. «Великим мыслителем может быть только тот, кто следует своему разуму, куда бы он ни привел». Милль особо предостерегает от слепого принятия догм за истины, без дискуссий: правда, чтобы выжить, нуждается в «полных честных и бесстрашных» дискуссиях, и важно, чтобы каждое мнение было представ­лено именно его сторонником. Только постоянно подвер­гаясь вызовам и атакам, истина может расти и крепнуть. «Если в поле нет врага, учителя и ученики засыпают на своих постах».

В общем, свобода мнений необходима по трем причи­нам:

• замалчиваемое мнение может быть верным, и мы, подавляя его, претендуем на непогрешимость;

• замалчиваемое мнение может быть верным частич­но, а так как господствующее в обществе мнение ред­ко является абсолютной истиной, то «истину можно найти, лишь сопоставив противоположные взгляды»;

• даже если господствующее мнение — абсолютная ис­тина, оно превратится в догму, предрассудок, если его не подвергать экзаменам свободной дискуссии.

Истина, писал Милль, никогда не бывает окончатель­ной, вневременной и определенной, но свободные споры подведут к ней ближе, чем одностороннее утверждение догмы и неоспоримая вера. «Привилегия каждого — ис­пользовать опыт человечества по-своему, выбирать между альтернативами. Тот, кто поступает, следуя обычаю, лишен выбора, план жизни для него начертали другие, ему не нуж­но иных качеств, кроме способности подражать». Но сам прогресс индустриальной цивилизации создает единооб­разие условий, люди «читают одно и то же, слушают одно и то же, ходят в те же места; надежды и страхи — общие, правда и свободы — тоже, и те же средства охранять их». Поэтому и думают они одинаково, и стандартизация ра­боты, отдыха и, главное, взглядов, фабрикуемых прессой, усиливается, «Один лишь отказ преклонить колени перед обычаем» — сам по себе вклад в дело свободы.

Милль не связывал себя с определенной экономичес­кой доктриной. Считал, что спор капитализма с коммуниз­мом решается основным соображением: «в какой из двух систем больше свободы». Но утверждать, что социализм не способен реализовать большую часть своих обещаний, слишком смело — надо дать ему возможность провести опыт, считал Милль. Он предвидел, что социализм зайдет в тупик, если откажется от либерального наследства, вос­приняв философию «всемогущества государства». Нацио­нализация — кратчайший путь к политическому самоубий­ству, так как национализация лишь один из аспектов со­циализма. Альтернативу частной собственности можно найти вне государства: в кооперативах, муниципалитетах, профсоюзах и других организациях, основанных на доб­ровольном союзе, а не на суверенной власти государства.

Что касается самой частной собственности, то просве­щенной политикой нужно не разрушать ее, а улучшать, сделав каждого члена общества собственником. Необхо­дима «ассоциация рабочих, коллективно владеющих капи­талом и работающих под руководством избранных ими менеджеров». (Любопытно, что Милль, анализируя соци­алистические идеи, обходит молчанием Маркса, обраща­ясь в основном к Оуэну, Фурье, Сен-Симону и Луи Блану.) Главный вывод Милля: ценность государства определяет­ся ценностью его граждан. Об этом забывают те, что хотят подавить личную свободу ради сильного государства. «Го­сударство, которое превращает людей в карликов, чтобы они были послушными орудиями в его руках, даже если его цели благородны, обнаружит, что великие дела не со­вершаются мелкими людишками и что совершенная ма­шина, ради которой пожертвовано всем, в конечном счете ничто, так как не хватает жизненной силы, которую унич­тожили, чтобы эта машина действовала без помех».

Свое продолжение в государствоведении идеи либера­лизма получили в творчестве немецкого юриста, профес­сора Венского, Базельского и Гейдельбергского универси­тетов Георга Еллинека (1851 — 1911). Основные положения его учения изложены в работах «Право современного го­сударства. Общее учение о государстве» (1900), «Права меньшинства» (1898), «Социально-этическое значение права, неправды, наказания», «Конституции, их история и значение в современном праве».

В одной из своих главных работ — «Общее учение о государстве» — автор рассматривает государство как со­ставную часть общества, которая включает наряду с фор­мами организованного (семья, общины, церкви, союзы, государство) также и формы неорганизованного общения (экономические классы, национальности, свободные про­фессии, митинги). Государство, как одна из форм обще­ства, обусловливает другие формы и в то же время являет­ся их продуктом. Не следует отождествлять также народ и общество. «Народ государства совпадает с территорией властвования государства, общество не совпадает. Значи­тельная часть общественных интересов простирается да­леко за пределы каждого отдельного государства...» Поэто­му государство «есть представитель общих интересов сво­его народа».

Касаясь вопроса о суверенитете государства, Еллинек отмечает, что он означает власть, «не знающую над собой высшей власти; она является поэтому в то же время неза­висимой и верховной властью». Суверенитет — правовое понятие. Поэтому независимость государственной власти от какого бы то ни было другого авторитета должна конст­руироваться как правовая, а не фактическая независимость. Государство может выбрать себе то или иное устройство, но какой-нибудь правовой строй оно должно иметь. Анар­хия относится к области фактически, а не юридически воз­можного. Даже государственные перевороты и революции не уничтожают всего правопорядка. «Право не зависит от государства в такой мере, — отмечает автор, — чтобы госу­дарство могло освободить себя от самого права. В его влас­ти _ _Как фактической, так и юридической — придать тот или другой характер правопорядку, но не решить вопрос о его существовании». И далее: «Если, таким образом, для государства существенна наличность правопорядка, то уже тем самым отвергнута теория неограниченной государ­ственной власти». Из этого следует, согласно Еллинеку, что суверенитет государственной власти не означает абсолют­но неограниченный ее характер. К тому же «компетенция государства меняется исторически. Всякое положительное содержание государственной власти может быть установ­лено только исторически для определенной эпохи и опре­деленного государства...»

Ученый рассматривает вопрос о сущности союза госу­дарств. Этот союз не умаляет суверенитета его членов, не­зависимых государств, которые лишь обязуются осуществ­лять совместно определенные функции. Эти функции от­носятся прежде всего к области международно-правовых отношений с другими государствами. Союзы государств могут иметь общие административные установления, об­щие учреждения, но при всем этом для реализации реше­ний союза всегда необходим волевой акт отдельных госу­дарств.

Другое дело — союзное государство, «образованное из нескольких государств, суверенное государство, государ­ственная власть которого исходит от его отдельных чле­нов, связанных в одно государственное единство». Входящие в состав союзного государства отдельные государства не суверенны. Но им предоставлено более или менее ши­рокое участие в осуществлении государственной власти коллективного государства. «Правопорядок союзного го­сударства основан на конституции, которая является его собственным законом и может быть изменяема только за­коном союзного государства, но отнюдь не волей — хотя бы и всех — отдельных государств, проявленной в иных, кроме установленных конституцией, формах». В союзном государстве территория и население отдельных государств объединены в одно неразрывное целое, территория отдель­ных государств есть его территория, а народ отдельных го­сударств — его единый народ.

Государственная власть союзного государства исходит от объединенных государств либо в форме, когда прави­тельства отдельных государств в их единстве образуют выс­шую власть союзного государства, либо таким образом, что из среды единого союзного народа учреждаются особые органы союзной государственной власти, например пре­зиденты федеративных республик. Во всех республикан­ских союзных государствах одна из палат функционирует как представительство государств, в котором равенство последних выражается в предоставлении каждому государ­ству равного числа представителей. Концепция Еллинека о сущности союза государств и союзного государства на­шла подтверждение в ходе новейшей истории.

Еллинек был одним из первых ученых, рассмотревших вопрос о политических партиях, их месте в обществе, ха­рактере и назначении. Он отмечал, что политические партии не имеют государственного характера, не представ­ляют собою замкнутых групп, так как принадлежность к партии не обусловлена участием в партийной организации. Политические партии — это группы, «которые объедине­ны общими, направленными на определенные цели убеж­дениями и стремятся к проведению этих убеждений в жизнь». Надежда партии на победу в политической борьбе основана на стремлении привлечь на свою сторону колеблющиеся элементы общества.

Каждая партия стремится достигнуть господства или сохранить господствующее положение. Еллинек полагает, что партии, прежде господствовавшие, но лишенные в силу изменившейся ситуации социального преобладания и го­сударственного господства, образуют основу реакционных партий; партии, в которых господство государственное и социальное совпадает, — суть консервативные партии; партии, еще не господствующие, представляют собою про­грессивные или радикальные партии в зависимости от большей или меньшей близости их к господству. Истори­ческая, в том числе и современная практика развития партий далеко не всегда подтверждает правильность такой оценки. Ученый исходит из того, что рядом с этими боль­шими, необходимыми партиями существуют случайные, не настоящие партии, преследующие не общие цели, а индивидуальные интересы. К этой группе он относит на­циональные и религиозные партии. Есть также, в его пони­мании, фрагментарные партии, которые стремятся к раз­решению отдельного вопроса и не объединены при этом общими воззрениями на всю государственную политику.

Партийная жизнь, с точки зрения учения об обществе, является «борьбою партий за государственное господство». При этом чем слабее развиты в обществе социальные про­тиворечия, тем более мирный характер носит борьба партий. Еллинек отмечает, что цели одноименных партий (консервативная, демократическая, радикальная и др.) «в отдельных государствах так же различны, как различны сами государства по их историческому, национальному, церковному, экономическому положению».

Исследования Еллинека, его идеи о суверенитете, со­юзном государстве, политических партиях не потеряли своего значения и в современных условиях.

Дата добавления: 2015-12-07