Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Историческая школа права (гуго, савиньи, Пухта)

Читайте также:
  1. A. Поняття господарського права, предмет правового регулювання
  2. II. ПРАВА ИСПОЛНИТЕЛЯ, ЗАКАЗЧИКА И ОБУЧАЮЩЕГОСЯ
  3. II. Права Исполнителя, Заказчика и Обучающегося
  4. III. ПРАВА СТОРОН
  5. IV. Права и обязанности сотрудников группы социальной защиты осужденных
  6. IV. Права комиссии как института гражданского общества
  7. S. ПРАВА ТА СВОБОДИ ЛЮДИНИ

 

В начале XIX в. в Германии появилось особое направ­ление исследовательской мысли, получившее наименова­ние исторической школы права. Ряд немецких юристов выступили с критикой рационализма теории естественно­го права и свойственной Просвещению веры во всесилие закона. Представители исторической школы доказывали, что нет естественного права, а есть лишь положительное право, которое имеет свои законы развития, не зависящие от разума. Само право — историческое наследие народа, которое не может и не должно произвольно меняться. Под­линным бытием, источником права является не закон, произвольно принимаемый, изменяемый, отменяемый государством, а обычай, выражающий дух народа.

Основоположником исторической школы права явля­ется Густав Гуго (1764—1844) — профессор Геттингенско-го университета, автор «Учебника естественного права как философии позитивного права, в особенности — частного права». Виднейшим представителем школы был Фридрих Карл Савинъи (1779—1861), изложивший свои взгляды в книге «Право владения», в брошюре «О призвании наше­го времени к законодательству и правоведению» и в 60-том­ном сочинении «Система современного римского права». Завершает эту группу представителей исторической шко­лы права Георг Фридрих Пухта (1798—1846), основные про­изведения которого — «Обычное право» и «Курс институ­ций».

Естественно-правовую доктрину и вытекающие из нее демократические и революционные выводы историческая школа права избрала главной мишенью для своих нападок. Эта доктрина вызывала недовольство своих противников тем, что доказывала необходимость коренного изменения существующего со средних веков политико-юридическо­го строя и принятия государством законов, которые отве­чали бы «требованиям разума», «природе человека», а фак­тически — назревшим социальным потребностям, т. е. об­щественному прогрессу.

Теоретики исторической школы права взяли под об­стрел прежде всего тезис о позитивном праве как об ис­кусственной конструкции, создаваемой нормотворческой деятельностью органов законодательной власти. Они ут­верждали, что действующее в государстве право вовсе не сводится лишь к совокупности тех предписаний, которые навязываются обществу как бы извне: даются сверху людь­ми, облеченными на то специальными полномочиями. Право (и частное, и публичное) возникает спонтанно. Сво­им происхождением оно обязано отнюдь не усмотрению законодателя.

Г. Гуго принадлежит очень характерное сравнение пра­ва с языком. Подобно тому, как язык не устанавливается договором, не вводится по чьему-либо указанию и не дан от Бога, так и право создается не только (и не столько) бла­годаря законодательствованию, сколько путем самостоя­тельного развития, через стихийное образование соответ­ствующих норм общения, добровольно принимаемых на­родом в силу их адекватности обстоятельствам его жизни. Акты законодательной власти дополняют позитивное пра­во, но «сделать» его целиком они не могут. Позитивное право производно от права обычного, а это последнее про­израстает из недр «национального духа», глубин «народ­ного сознания» и т. п.

Представители исторической школы права верно под­метили одну из существенных слабостей естественно-пра­вовой доктрины — умозрительную трактовку генезиса и бытия права. В свою очередь, они попытались истолковать становление и жизнь юридических норм и институтов как определенный объективный ход вещей. Этот ход, полагал Г. Гуго, совершается непроизвольно, приноравливаясь сам собой к потребностям и запросам времени, поэтому лю-цям лучше всего не вмешиваться в него, держаться исста­ри заведенных и освященных опытом столетий порядков.

Вторым представителем исторической школы права был профессор Берлинского университета Фридрих Карл Сави-ньи. Когда в 1814 г. сторонник естественно-правовой докт­рины Тибо предложил кодификацию немецкого права, Савиньи выступил в своей брошюре «О призвании нашего времени к законодательству и правоведению» против это­го предложения, ссылаясь на его несвоевременность. Савиньи стремился доказать ошибочность предположения, что право создается законодателем. Оно, по мнению Са-виньи, не зависит от случая или произвола. Право всех народов складывалось исторически, так же как и язык на­рода, его нравы и политическое устройство. Будучи про­дуктом народного духа, право живет в общем сознании народа в форме не столько отвлеченных понятий, сколько живого восприятия юридических институтов.

Поначалу право существует в общем сознании как «при­родное право», находя формальное выражение в символи­ческих действиях, сопровождающих установление или пре­кращение юридических отношений. Развиваясь вместе с народом и его культурой, право становится особой наукой в руках юристов, обособившихся в сословие. Научная об­работка права юристами — обязательная и необходимая предпосылка законодательной деятельности. Но и в Гер­мании, заключал Савиньи, время для законодательных работ не пришло — в юриспруденции царит хаос разноре­чивых мнений, а не органическая наука, способная выра­ботать стройное уложение. Что в таких условиях мог со­здать предлагаемый Тибо всегерманский съезд юристов?

Последователем Савиньи был его ученик Георг Фридрих Пухта. В своих произведениях «Обычное право» и «Курс институций» он сформулировал и обосновал следующие выводы:

1) Принцип историзма призван преодолеть философ-ско-просветительское или естественно-правовое по­нимание права и заменить его исторически измен­чивыми, но в конкретное время определенными «на­родным духом» правовыми представлениями и правосознанием данного народа.

2) Право — ветвь народной жизни. Оно выражает ха­рактер его культуры на различных ступенях разви­тия. Историчность права означает: а) органическую связь права с народной жизнью; б) органический поступательный характер развития самого права.

3) Каждое правовое установление имеет свое время, и его не следует произвольно и искусственно заменять новыми законами. Право живет автономной от за­конодателя жизнью. Например, обычное право, от­ражающее сложившийся порядок вещей. Закон — не основной и не единственный источник права. Историческая школа права обогатила юридическую и социологическую науку, верно подметив умозрительность естественно-научной теории, связь права с культурой на­рода. Главная идея исторической школы права — отрица­ние творческого законодательства, возможности револю­ционных преобразований, критика веры в обновляющую роль закона и законодательства. Однако представители школы внесли в теорию поступательного развития поли­тико-правовой науки элементы историзма. Так, Савиньи, применив исторический подход к изучению римского пра­ва средних веков, утверждал, что оно не погибло в III—V вв., а видоизменилось в соответствии с «духом народа».

Достижением является и попытка юристов историчес­кой школы обнаружить закономерности истории права, рассмотреть ее как объективный процесс, не всегда-зави­сящий от законодателя, утверждение, что право создается не кабинетным путем, а объективным процессом жизни общества, заново и произвольно не устанавливается. Глав­ная проблема ученых и законодателей состоит в открытии «общего убеждения народа» (Савиньи) или «народного убеждения» (Пухта), в выражении его в идеальном зако­нодательстве, которое и было бы положительным правом на вечные времена.

 

10.2. КОНСЕРВАТИВНАЯ ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ ДОКТРИНА (БЁРК, ДЕ МЕСТР)

 

Основными течениями политической мысли в первой половине XIX в. были консерватизм и либерализм. Консервативное течение объединило тех мыслителей, которые увидели во Французской революции угрозу для своих стран. Априорным теориям Локка и Монтескье они про­тивопоставили опыт веков и народов, разуму — традицию.

Главными противниками консерваторов были либера­лы. Концептуально либерализм выражается в двух тезисах: I) личная свобода и частная собственность; 2) реализация этих ценностей ведет не только к раскрытию потенции человека, но и к расцвету общества.

Наиболее видными представителями консерваторов-тра­диционалистов были Эдмунд Бёрк, духовный отец консер­вативного течения в Англии, и Жозеф де Местр, бывший одно время послом сардинского короля в Петербурге.

Эдмунд Бёрк (1729—1797), ирландец по происхождению, изучал в Лондоне право. Однако правоведение наскучило ему и он стал зарабатывать журналистикой. Вскоре он сбли­зился с лордом Ронингемом, лидером группировки партии вигов (либералов), и в 1764 г. Э. Бёрка избирают в палату общин. До конца своих дней он оставался членом парла­мента, признанным выразителем идейно-политической платформы вигов. Принадлежность к этой партии отнюдь не служила препятствием для консерватизма Э. Бёрка. Грань между партиями в ту эпоху была условной. Партий­ная принадлежность свидетельствовала больше о клано­вых связях, чем о политических принципах. Вот почему противник серьезных преобразований политической сис­темы Э. Бёрк примкнул к вигам, а сторонник демократии и парламентской реформы, основатель утилитаризма, И. Бентам — к тори.

Решающими для Бёрка стали годы Великой француз­ской революции (1789—1799). Многие англичане с лико­ванием встретили весть о взятии Бастилии. Однако Бёрк не разделял восторга, хотя знал пороки старого порядка. Речи и памфлеты Бёрка, включая лучшее произведение — «Размышления о Французской революции», звучали рез­ким диссонансом хору восторженных голосов, восхвалявших триумф свободы. Старый парламентарий указывал, что человек никогда не мог быть вне общества, он всегда связан обязательствами с другими людьми и поэтому тео­рия общественного договора несостоятельна. Неверен и вывод о народном суверенитете. Народ есть сумма лиц, он не может составлять единую личность, которая бы выража­ла его интересы, действовала как одно лицо. Воля большин­ства — это искусственная выдумка. Абстрактное представ­ление о свободе ведет к анархии и тирании. Человек не сво­боден от общества." Теория прав человека — фикция. То же и равенство людей. Человек от рождения не может приоб­рести права на долю народного верховенства путем какого-то договора. Люди не равны перед законом и, следователь­но, неизбежно социальное и политическое неравенство.

В итоге Бёрк полагал, что права надо выводить не из абстрактных построений, а из реально существующего об­щества и государства. Он утверждал, что общественный порядок — это результат длительной эволюции общества, установления стабильности, традиций, обычаев, предрас­судков. Все это — достижения предков и их надо хранить. «Ни одно поколение не имеет права подвергать насиль­ственной ломке учреждения, созданные усилиями предше­ствующих поколений». Сила конституции — в давности, в традициях.

Если государство, право есть результат эволюции, а не творения человека, то и перестраивать их по воле людей нельзя. Поэтому «честный реформатор не может рассмат­ривать свою страну как всего лишь чистый лист, на кото­ром он может писать все, что ему заблагорассудится». Го­сударство — это некая постоянно существующая целост­ность. В то время как отдельные части этой целостности могут изменяться, исчезать, она сама остается неизменной. Относительно учения о государстве и праве основополож­ник консерватизма считал, что оно должно стать наукой, изучающей исторический опыт, законы и практику, а не схемой априорных доказательств и фикций. ГрафЖозеф Мари де Местр (1754—1821) происходил из древнего рода. Родился он в Савойе, его отец был прези­дентом савойского сената. Воспитывался у иезуитов, изу­чал право в Туринском университете. В 1788 г. становится сенатором. Французская революция, захватившая Савойю, произвела в де Местре глубокий переворот, окончательно определивший его воззрения. Оставаясь в принципе мо­нархистом-легитимистом, де Местр не допускал для себя никакой сделки с революционным правительством. Поки­нув семью и родину, жил в крайней бедности сначала в Лозанне, Венеции, на острове Сардиния, а затем (1802— 1817) в Петербурге в качестве титулярного посланника при императорском дворе от лишенного владений сардинско­го короля. Последние четыре года провел в Турине, зани­мая почетные должности.

Именно Великая французская революция, террор, втор­жение иррациональности в историю превратили Жозефа де Местра в политического и религиозного писателя. Идеи де Местра получили свое выражение в работах «Речи мар­киза де Коста» (1794), «Рассуждения о Франции» (1797), «С.-Петербургские вечера» (1821). Основные идеи о рево­люции созрели к 1796 г. Тогда он написал произведение, принесшее ему известность, — «Рассуждения о Франции».' Тот год был для него временем ужасных перемен: полное поражение потерпела армия его государя и на какой-то срок Пьемонт сократился до размеров Сардинии.

«Рассуждения о Франции» — своеобразный отклик на не менее известный труд Бёрка «Размышления о револю­ции во Франции». Подданный сардинского короля осоз­нал, что Французская революция была неизбежна, будучи дочерью века Реформации и века Просвещения; одновре­менно он считая, что Революция не является необратимой. Альтернативу революции де Местр видел в традиции, ко­торая несет в себе порядок и движение истории, вне кото­рых нет иной альтернативы, кроме как тирания или анар­хия. Эта современная сумма идей включает в себя теорию

монархической власти и противовесы власти (папа и по­средничающие институты) перед лицом якобинского го­сударства, присвоившего себе все властные полномочия, государства, предвосхитившего то, которое сегодня мы называем тоталитарным.

В противоположность теории общественного договора и учению о правах человека де Местр признавал истинной основой общежития органическую связь единиц и частных групп с государственным целым, от них независимым и представляемым абсолютной властью одного лица, полу­чающего свое верховное назначение не от народа, а свы­ше, по божественному праву. Соответственно этому отно­шение подданных к государству определяется не правом, а нравственной обязанностью, основанной на религиоз­ном подчинении. Власть, в отличие от простого насилия, есть сила священная, а священным может быть только то, что идет свыше и опирается на безусловное религиозное, признание; поэтому настоящим полновластным государ-1 ством может быть только абсолютная монархия. Характер абсолютной монархии необходимо принадлежит и главной верховной власти во всем христианском мире — власти церковной, сосредоточенной в папе.

Участие народа в делах управления есть фикция, лжи­вый призрак. Такова же и идея равенства. «Вы желаете ра­венства между людьми потому, что вы ошибочно считаете их одинаковыми... вы толкуете о правах человека, пишете общечеловеческие конституции; ясно, что, по вашему мнению различия между людьми нет; путем умозаключения \ вы пришли к отвлеченному понятию о человеке и все приурочиваете к этой фикции. Это крайне ошибочный и не­точный прием... Выдуманного вами общечеловека нигде на свете не увидишь, ибо его в природе не существует». И далее: «Всякая писаная конституция есть не что иное, как лоскут бумаги. Такая конституция не имеет престижа и власти над людьми. Она слишком известна, слишком ясна, на ней нет печати помазания,- а люди уважают и повинуются активно в глубине сердца только тому, что сокровен­но, таким темным и могучим силам, как нравы, обычаи, предрассудки, идеи, господствующие над нами без наше­го ведома и согласия... Писаная конституция всегда без­душна, а между тем вся сущность дела в народном духе, которым стоит государство... Этот дух выражается, преж­де всего, в чувстве патриотизма, одушевляющем граждан...» Если вся сущность дела — в народном духе, то, в свою оче­редь, вся сущность народного духа переходит, по де Местру, в абсолютное централизованное государство. «Государ­ство есть тело или организм, которому естественное чув­ство самосохранения предписывает прежде и более всего блюсти свое единство и целость, ради чего государство, безусловно, должно руководиться одной разумной волей, следовать одной традиционной мысли». Правящая госу­дарством власть, чтобы быть жизненной и твердой, долж­на неизбежно исходить из одного центра.

Последовательный абсолютист, де Местр восставал про­тив притязаний не только демократии, но и аристократии. Политические права отдельных классов, как и отдельных лиц, нарушают единство общественной жизни. Народная жизнь и развитие должны быть проникнуты единством мысли и сознания, а мыслить сообща нельзя; всякое сове­щание и соглашение приводят неизбежно к сделке, а это вносит искусственные приемы и ложь в общественные от­ношения, искажая этим здоровое течение народной жиз­ни. Пресловутые права человека и гражданина — только замаскированное желание как можно менее нести обязанностей гражданина; права сословия — только стремление создать государство в государстве. При аристократическом режиме нация раскалывается, при демократическом она крошится, и затем от нее не остается ничего, кроме буй­ной пыли. Лучшие люди страны отнюдь не должны забо­титься о каких-либо особых правах, они должны лишь не­сти особые обязанности. Высшее сословие в государстве может этим только гордиться, ибо чувство долга и сознание обязанностей очищает и облагораживает, а претензия на права озлобляет и делает мелким и придирчивым.

Драма, которую в его глазах представляет собой рево­люция, инстинктивно приводит де Местра к тому, что он противопоставляет ей прошлое, придавая ему ценность. Будучи хорошим знатоком человеческой истории, де Местр понимает, что всякое жестокое потрясение обусловливает возврат к принципу, общему для любого организованного общества: к неизбежному и неизменному состоянию, ко­торое регулирует отношения между управителями и управ­ляемыми.

В завершение рассуждений о Жозефе де Местре необ­ходимо отметить, что он стал теоретиком контрреволюции не потому, что им двигала горечь обездоленного и гонимо­го эмигранта. Причины этого выходят бесконечно далеко за рамки его личного интереса. Полностью сметя учреж­дения старой Франции, революция захотела на место ис-| тории поставить Разум. Вследствие этого все монархии1^ Европы оказываются под угрозой, а потом рушатся. Кор­ни политической рефлексии савояра лежат в философии истории, близкой к воззрениям Бёрка.

Ж. де Местр не только одна из жертв, но в некотором роде и один из сыновей Революции, придавшей его судьбе ту значительность, которая была немыслима, если бы он оставался чиновником в савойском сенате. Понимая, что потерял, де Местр в то же время не мог не сознавать, чем он ей обязан и что его собственная участь не может не иметь некоторого сходства с участью его противников.

И, наконец, самое главное. Творческая деятельность Жозефа де Местра закладывала основы консерватизма.

 


Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 208 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)