Черный Дьявол 2 страница

— Это псов увела волчица. У нас на Тамбовщине уже было такое.

— Седлай коней, пошли в погоню! — кричали смель­чаки.

— Нельзя, могут нас порезать, ведь неизвестно, какая там стая. Ночь, ни зги. Надо ждать до утра, — отвечали более благоразумные.

А сытая стая ушла в сопки.

Утром охотники распутали следы волков и поняли, что собак сманила волчица. Пошли по следам стаи. И вскоре наткнулись на след Черного Дьявола, первым его обнару­жил Гурин.

Поднялся переполох. Одни призывали идти за стаей, более осторожные и суеверные наотрез отказались.

— Опасно. Мало ли что... Слыхал ли кто, чтобы пес, простой пес, водил волчью стаю? Никто не слыхивал, то-то. Это не пес, а дьявол. Настоящий дьявол, наши грехи незамоленные.

Больше всех кричал Розов, уговаривал догонять пса.

— На кой он тебе? Ежели придушит Безродного, ить все равно вздохнем. Или забыл, сколько ему должен? — возразил Федька Козин. — А нонче и совсем влезем в дол­ги по уши, нет пушнины, хоть плачь.

— Оно-то так, но ить пока мы несем урон.

— Потерпим.

Ночь выдалась темной. Повалил снег. Охотники грелись

у костров, охраняли деревню от стаи. Но Дьявол оказался хитрее. Он прошел за кострами, не обращая внимания на брех собак, прополз на подворье Безродного. Потоптался у овчарни, обошел сараи. У костра смеялись, слышался хриплый смех Безродного, кто-то рассказывал байку.

В загоне под навесом заметались кони. Молодняк Без­родный не держал в конюшне.

Черный Дьявол с рыком бросился на стригунов. В ко­нюшне тревожно заржал жеребец. Табун заметался по загону, затем ринулся на забор, затрещали жерди. Кони темной массой бросились в тайгу. Тонули в снегу, ржали, падали, но Черный Дьявол гнал их вперед. Когда табун перевалил через сопочку, на подмогу Дьяволу вылетела стая волков. Охватив коней широким полукругом, они по­гнали их по редкому дубняку. А позади кричали, стреляли охотники. Но волки уже не боялись этого шума и гнали, и гнали коней к Пятигорью. Погоня отстала, охотники вернулись в деревню.

И вот пал от зубов волков первый жеребенок, второй, третий... Запаленные кони с трудом пробивались по сне­гу. Их трупы растянулись по волчьему следу. Но когда табун рассыпался, волки прекратили резню. И начался волчий пир. Было зарезано столько коней, что стае за много дней не съесть.

Только с рассветом охотники вышли в погоню, ночью не решились. Им встретились десять коней — стабунились и возвращались домой. Остальные погибли или рассеялись в тайге.

Несколько лет подряд после этого встречали в тайге охотники одичавших коней. Пытались ловить, но кони не давались в руки. А потом враз исчезли — то ли дорезали их хищники, то ли сами снежной зимой пали от бескор­мицы.

Волки ушли в горы. Преследовать их по такому снегу охотники не решились.

Собрался сход. Безродный кричал:

— Граждане, одумайтесь! Пусть у меня погиб табун: я от этого не очень пострадал, куплю еще столько же...

— Верно! В другом месте наверстаешь, — раздался го­лос из толпы.

— Где бы ни наверстал, но ваше дело хуже. Дьявол порешил всех охотничьих собак. Нанес урон Гурину, те­перь мне. Надо догнать и убить.

— Я тот урон прощаю Дьяволу! — крикнул Гурин. — Прости и ты. Он есть хочет.

— Прости ему, Егорыч, а мы ужо простим, — издевались мужики. — Отомстил за все Черный Дьявол.

— Ну это черт знает что. Я к вам с чиста сердца, а вы ко мне со злобой. Поймите, Дьявол не уйдет от деревни, пока мы его не ухлопаем. Он убьет ваших коров и коней. А может быть, кого и из людей порешит.

— Не смогет, у нас тягло и скот в сараях и хлевах. Будем сторожить, вон у тебя девать коней некуда. Про­дай нам по дешевке, все одно из загона Дьявол съест, — с усмешкой сказал Козин.

— Еще порешил бы тебя, Безродный, доброе бы дело сделал, — кто-то крикнул из толпы.

Долго ругал и уговаривал мужиков Безродный, грозил больше не давать в долг, но это не испугало людей — разошлись, ни о чем и не договорились.

Утро выдалось тихое и румяное. В ночь прошел снежок и припорошил тайгу. Значит, быть большому ветру.

Безродный и Розов выехали на конях в тайгу по следам волчьей стаи. Безродный говорил:

— Вот, Феофил, добудем Черного Дьявола, утрем нос нашим горе-охотникам, то-то будет разговору.

— Добыть бы! Пес не из простых.

Они гнали коней в сторону хмурого Пятигорья — сюда вели следы, здесь стая должна стать на дневку. И не ошиблись. К обеду вышли на свежие следы, где был и след Черного Дьявола. Долго пробирались через низкий дуб­няк и орешник, пробивались по следам глубоким снегом. Шли в гору: стая уходила к вершинам Пятигорья.

Волки прошедшую ночь кормились зарезанными конями. Там Безродный предложил сделать засаду, но Розов отказался.

— Ить это же Черный Дьявол, не вышла бы нам засада боком.

Выскочили на конях на гривок сопки, а на противоположном склоне увидели волков. Спрыгнули с коней и открыли частую пальбу по зверям. Как ни далеко были волки, однако Безродный сумел уложить одного, Розов про­мазал. Звери скрылись за сопкой.

И тут охотники повернули друг к другу бледные от волнения лица, первым спросил Безродный:

— Ты видел в стае Черного Дьявола?

— Нет. Може, это другая стая?

— Такого не бывает, чтобы две стаи крутились на од-

ном пятачке. Либо Дьявол оставил их, либо мы его просмотрели. Поехали, подберем волка и назад.

Безродный накинул на шею зверя петлю, приторочил бечевку к седлу, и они отправились назад, часто оглядываясь, внимательно осматривая чащи. Через версту Розов вскрикнул:

— Степан Егорыч, а глянь-ка, Дьявол! — нагнулся с

седла.

Безродный сдернул с плеча винтовку, но Розов оста­новил его:

— След Дьявола, а не сам Дьявол.

Короткий зимний день. Дул сильный ветер, гнал поземку, гудела морозная тайга. Тревожно шептались медной листвой дубки. Надвигались сумерки.

Безродный поежился.

— А, черт, да до каких пор этот Дьявол будет висеть на моей шее камнем? Скажи, Розов, до каких?

— Видно, до тех пор, пока мы его не ухлопаем.

— Вдвоем нам не взять! Эта бестия ходит по нашим следам. Рысь, а не собака.

«Одной ты родовы с рысью», — подумал Розов, но ска­зал другое:

— Надо сбивать охотников, чтобы все пошли за Дья­волом.

— А как? Ответь мне честно, Розов, почему люди тя­нутся к Гурину, Ломакину? Почему? Ну скажи правду.

Розов задумался и решил — была не была! — честно сказать Безродному, как думают о нем люди.

— Тебя люди не любят за многое. За убийство, на­пример.

— Откуда им знать, убивал я кого или нет, ведь тако­го никто не видел, просто выдумывают, наговаривают.

— А может, сердцем чуют, что ты не нашенский че­ловек. Поишь, угощаешь, льстишь, добреньким себя кажешь, а над этим люди смеются, грят, пьем, мол, не за деньги Безродного, а за свои кровные. Понимаешь, и зло твое, лесть твоя противны сердцу мужицкому. Вот жил за перевалом Макар Булавин, тот и зла не творил, а толь­ко добро — тоже не поняли люди. И поговаривают, что ты его убил. Людей трудно понять. А ты всем понятен. Они видят, к чему ты рвешься, к чему я рвусь: оба к богатст­ву. Не всегда по чести, не всегда миром. А Гурина любят за честность, за мудрость. Ломакина за то же. Прошлый год я носился как угорелый, а не мог добыть пантов. Гу­рин взял пару. Позвал меня к себе и отправил на свой со­лонец, в падь Грушевую. Там я и убил пантача. А ить

ежели вдуматься, Гурин-то сам мог бы просидеть ночь и добыть его. Взять пермяка Вронкина. Приехал, дом решил ставить у речки. Гурин отговорил, показал на деревне метки от наводнения, объяснил что к чему, и Вронкин уразумел. А ведь другие молчали, похохатывали, пусть, мол, ставит. Пашню задарма помог вспахать Козиным. А я вот так не могу, за все деньгу подай. И ты не можешь. Гурин не дает за так деньги. Взаймы — пожалуйста. Он добрый, а не добренький. Вот Макар был добренький. Была у него страсть помогать за так людям. Жил, помо­гал. А люди увидели в этом тайну, корысть, ославили, а ты торскнул его в тайге.

Безродный вздрогнул, на этот раз Розов точно указал на него. Первый раз он сказал, что, мол, поговаривают, а сейчас прямо сказал.

— Знамо, каждый человек с чудинкой. Ты вот не зна­ешь, отчего ты такой. Я тоже себя не знаю. Просто хочу быть богатым — и баста! Ночами мое богатство снится. Ношусь по тайге собакой, а не получается. А ить у меня ловушек больше в пять раз, чем у других. Почему?

— Хочешь, я тебя сделаю богатым? Только вот что: еще раз услышу, что я убиваю людей, тем паче Булавина, то голову тебе сверну.

Розов облизнул обветренные губы. И тут же вспыхнул алчный огонек в глазах.

— Отчего не хотеть, затем живу! —почти простонал он. — А об этом могу и молчать, но ить на каждый роток не накинешь платок.

— Тогда слушай. Гурин для всех хорош. Нас с тобой ненавидят. Значит, нам терять нечего. Волки эти две-три ночи сюда не придут, сыты, напуганы — я так смекаю. Но скоро должны прийти. Голод пригонит. Ты будь на­стороже. Об их подходе скажут трусливым брехом соба­ки. Вот тут-то ты и заработать сможешь.

— Как?

— Не перебивай. Волки подойдут, а ты тогда выгони из новой овчарни гуринских овец. В заступу Гурина про­тив волков пойдет весь народ.

— Но ить люди начнут искать, кто открыл хлев.

— А ты возьми лапы своего Волчка и наследи ими по снегу пообочь тропы, коготь средний вырежи, словом, подумай. На Дьявола все можно свалить. Главное, что лю­ди верят в его дьявольство. То, что творит этот пес, ни­кому не снилось даже. Отчего же он не сможет открыть засов? Дураки всему поверят.

— Не согласен, — заикаясь, выдавил из себя Розов.

— Согласишься, слушай дальше. За эту работу я тебе дам тридцать рублей, прощу все долги, а когда добу­дем Дьявола, научу тебя, кому и где сбывать пушнину, сам будешь себе голова. А коль захочешь, сходим с тобой на мой промысел, ты ведь когда-то просился.

— Согласен, но па промысел с тобой не пойду, — глу­хо сказал Розов.

Как и думал Безродный, на четвертую ночь собаки подняли трусливый лай. Розов не спал, ждал. Быстро обулся в новые унты, тропкой побежал до хлевов Гурина. У двери и пообочь тропы потыкал лапами Волчка, начал открывать железный засов. Открыл. Зашел внутрь овчарни, пинками выгнал овец на улицу и тропой погнал их на водопой к реке. Открыл воротца. Закрыл их. Лишь затем, прячась, побежал домой. Лапы Волчка забросил в огород.

Дома прислушался. Собаки залаяли еще дружнее. Наконец заблеяли овцы. Розов выскочил на улицу и что есть силы закричал:

— Волки! Люди, волки напали!

Охотники похватали ружья и бросились к реке на крик овец. Впереди всех бежал Розов, но уже в старых унтах с подшитыми запятниками. Волки успели перерезать овец, бросили их и ушли в тайгу.

Не сразу поняли люди, чьи это овцы и как они оказа­лись у реки. А когда разобрались, то глазам своим не по­верили. При свете факелов нашли следы лап, нашли и трехпалый след. Загомонили, зашумели. Но Гурин мол­чал. Закрыл пустой хлев и негромко оказал:

— Кто тот Дьявол, который открыл хлев и угнал овец, я пока не знаю. Узнаю — голову оторву. Однако по­ра кончать со стаей. Волки сделали людей волками. Даль­ше в лес — больше дров. Утром сход. Идите спать.

На сходе первым заговорил Гурин, он оказал:

— Безродный, ты поведешь нас на Дьявола, я буду тебе помощником. Собирайтесь, люди. Команду Безрод­ного слушать всем.

Охотников набралось до тридцати человек. Раз Гурин сказал, значит, пора кончать со стаей и Дьяволом. Без­родный дал каждому коня под седлом, расщедрился, на других коней навьючил сено, овес, продукты для охотни­ков и загонщиков. Отряд ходко пошел по следам волков.

Черный Дьявол, как и предполагал Гурин, повел стаю в сторону своего бывшего логова. Это была первая ошибка Дьявола: там, на Пятигорье, лежал полутораметровый снег, особенно в вершинах распадков.

Охотники посовещались.

— Я так думаю, — сказал Гурин, — что Дьявол от логова поведет волков к морю. Но мы должны обрезать его тропу и прижать к пихтачам. Помнишь, Безродный, тот распадок? Если мы туда загоним стаю — она наша.

— Дело. Но как?

— Все просто. Я поведу загонщиков по следу и выстрелами отожму волков от перевала, загоню в пихтач. Вы идите ключом и сделайте засаду в распадке. Окружайте пихтач. Ты, Федор, пойдешь со мной?

— Не пойду я с тобой, занедужил что-то. Останусь

в засаде. Хотя точно знаю, что обведет нас Черный Дьявол вокруг пальца.

— Не пророчь! — вспыхнул Безродный.

— Просто зря людей сорвали с места.

— Ладно, не спорьте. Расходимся. Слушайте наши выстрелы, по ним будете знать, где мы, куда пошла стая. К утру У пихтачей свидимся, если все обойдется.

Волки пурхали в снегу. Он, глубоченный, оседал под их лапами. Звери ползли на животах. К полудню стая выбилась из сил. Но ползла следом за Дьяволом. Позади гремели выстрелы, слышались храп коней, крики людей. Дьявол шел впереди, пробивал след, хоть он был сильнее волков, но тоже начал сдавать. И тогда круто свернул в пихтачи. Там он добывал кабарожек. Но там его и ждала засада. Это была вторая ошибка Дьявола.

Федор, слушая выстрелы, понял, что Дьявол идет в ловушку.

Пихтач, как коровий язык, сползал по распадку. Безродный расставил охотников на полсотни сажен друг от друга вокруг пихтача. Слева рос редкий дубняк, справа — откуда должен был прийти Дьявол — простирались голые сопки.

На Пятигорье опустилась ночь. Было тихо. Ни ветра, ни подозрительного шороха. И Дьявол третий раз ошибся, на что и рассчитывал Безродный: он остановился с усталой стаей под скалой, там волки и прокоротали ночь. Гурин не гнал, остановил загонщиков в распадке.

С рассветом Безродный приказал потушить костры, засыпать снегом уголья, чтобы звери не почуяли запахи гари. Вдалеке послышались выстрелы загонщиков. Охотники напряженно ждали подхода стаи. Ее же все не было. Безродный заволновался. Стая должна быть в кольце. Но где она?

А волки уже были в пихтаче. Не приметил Безродный, что по склону горы шла узкая расщелина, по которой и проползали волки с Дьяволом.

Федор Козин стоял последним в цепи охотников, у самой кромки пихтача.

Черный Дьявол уловил запах гари, людей, понял, что попал в ловушку пострашнее, чем капкан. Заволновался Напрягся. Посмотрел на голый склон, на скалы, откуда уже надвигались хлесткие выстрелы из винтовок, бердан, был слышен храп коней. Дьявол не бросился мимо редкой цепи охотников, не повел стаю под пули. Он искал лазейку, крался около засады охотников, за ним кралась стая. Его ноздрей коснулся запах знакомого человека. За­пах старого друга тревожил, звал к себе. Пес постоял, затем лег на живот и пополз.

Волки последовали примеру вожака, тоже поползли, прячась за пихтами. У самой кромки Дьявол остановился, еще раз понюхал воздух и вдруг вильнул хвостом, пошел к позабытому другу.

Федька стоял у березы, прислонившись к ней плечом. У его ног темнел снег.

Дьявол несмело шел к нему. В глазах насторожен­ность, радость, страх. Вильнул робко хвостом-поленом, будто просил извинения за столь долгое отсутствие.

Козин увидел Шарика и рот разинул. Все он мог ожи­дать, но чтобы вот так Шарик вышел к нему... Забыв про винтовку, Козин с испугом смотрел на пса. Но Дьявол шел, повиливая хвостом. Это было как во сне, когда хо­чется крикнуть, но нет сил, голос пропал. Обрел голос Козин, тихо позвал:

— Шарик! Шарик! Вот ты какой стал громадина, Шарик!

Не забыл пес свое первое имя. Осмелел, подбежал к Федьке, положил лапы на грудь, чуть не свалил друга, тихо проскулил. На минуту забыл о стае. Все забыл, встретив друга. Лизнул Федора в обветренное лицо.

Все это было столь неожиданно, что Федька не успел испугаться, только удивился. Обнял пса за шею, зашептал:

— Шарик, милый, забрал бы я тебя домой, но ведь тут же тебя убьют. За тобой охотятся. Только за тобой. Уходи, Шарик! — сурово проговорил Федька и оттолкнул от себя пса.

Черный Дьявол услышал в голосе друга строгие нотки, отпрянул. И тут Федька увидел волков, которые полукру­гом наступали на него. Наверное, подумали, что вожак не может справиться один с человеком, шли на помощь. Федька вскинул винтовку, поймал на мушку лобастую го­лову волка, нажал на спуск. Ахнул выстрел, волк пока-
тился по снегу. Стая подалась назад. Федька выстрелил еще в одного волка, тот закувыркался на снегу. Покатился следом третий. Стая во главе с Дьяволом обошла Федьку, обтекла с двух сторон и скрылась за леском.

Безродный понял, что волки вырвались из кольца. Бежал, ломился через чащу, обливался потом. В груди теп­лилась надежда, что, может быть, убит Дьявол. От волнения тряслись руки, подгибались колени. Если убит, то ворожба — пустое дело, все враки, все наговоры.

Федька поспешил затоптать следы Дьявола, которые четко виднелись на снегу.

Безродный издали закричал:

— Ну, убит Дьявол?

— Ты его сам поди убей. И верно, это не собака, а дьявол. Пять раз стрелял, а попадал в других. Наверное, правда его Булавин от пули заговорил.

— Не ври! — закричал Безродный.

— Правду говорю. Вон трех волков пристрелил, а Дьявола не смог. Он, Дьявол, ростом с жеребенка.

Подъехали загонщики. Гурин долго молчал, потом

спросил:

— Как же ты в такую громадину не попал?

— Сам видишь, не попал.

— Врет Козин, что не попал в Дьявола, пожалел он его! — крикнул Розов. — Знаю я его мыслишки. И стрелок он лучший средь нас. Врет!

— Не похоже, что врет, сами видите, сколько нахлопал волков. Не каждому такое под силу. Могли и порвать его. Волки гонные, опасно.

— Э, черт! — выругался Безродный. — Знай я точно, кто подрезал ошейник, на месте бы убил.

— Тебе не привыкать, — хмуро бросил Козин.

— Ладно, будя языками молоть, не пойман — не вор. Ругань — помеха делу, — остановил спор Гурин.

Подбежали еще загонщики, наперебой заговорили:

— Дьявол-то, Дьявол-то чисто жеребец махал по снегу. Думали, на нас бросится, но все обошлось. Но пужнул Машку розовскую, она сорвалась с повода и удрала на­перед волков. Не съели бы!

— «Не съели бы!» От той Машки, пока мы тары-бары-растабары, давно уже одни косточки остались, а может, и их проглотили волки. Для них и кости — еда. Как же не уберегли коня, — посуровел Гурин.

— Убереги. Дьявол так рыкнул на нас, что мы едва на дерева не полезли!

— Хватит, пошли на табор и будем завтракать. На

тощий желудок не думается, — сказал Гурин.

Завтракали молча. После завтрака поехали по следам волков. Они вели в деревню. В трех верстах от табора нашли кости от кобылы. Но Розов не тужил.

— Однова бы издохла. Стара уже.

Такое он мог сказать. Безродный хорошо заплатил за подлое дело — за гуринских овец — и вернул долговые расписки.

Безродный пообещал охотникам за шкуру Дьявола сто

рублей.

Козин усмехнулся и сказал:

— Дешево же ты ценишь свою-то. Ить Черный Дьявол — это твоя погибель. Цыгане зря не скажут.

— Брось, Федор, собак дразнить, — остановил Козина Гурин. — Аль не видишь, что человек в накале?

Черный Дьявол провел стаю по пробитой тропе, затем вышел на Голубую речку, там снегу было меньше, и увел волков в сторону Зеркального озера.

Охотники подкормили коней в деревне, чуть передохнули и с новыми силами погнались за стаей, за Черным Дьяволом.

А тут ветер начал крепчать. Снежные вихри низко стлались над сопками, летели к морю размочаленные тучи, гнулись и скрипели деревья, стонала тайга. Быть буре.

— У меня есть думка, — сказал Розов, — что буря загонит волков в землянку корневщиков, что стоит на Нерпичьем ключе. Дьявол все же собака. Спорим, Егорыч, заведет! Там мы его и прихлопнем.

— Спорим, — вяло согласился Безродный. — Если заведет, то я ставлю на всех десять четвертей спирта, а нет, то ты ставишь за меня. Лады?

— Лады.

Розов не ошибся. Дьявол повел стаю к землянке. А буря уже ломала деревья, гнала снег, наметая сугробы. Дьявол потоптался у двери, не смея войти. Но из землянки не доносился запах человека, там давно никто не жил.

Дьявол устал. А тут еще буря. И он осмелел и вошел первым в землянку. За ним вошла волчица, а следом и вся стая. Волки во всем верили вожаку. Они растянулись у стен, дремали, пережидая бурю...

Следы зверей охотники просматривали далеко: они вели к землянке. Розов ликовал:

— Там Дьяволина! Землянка просторная, на два окна. Подходить надо со стороны двери и окон — с трех сторон.

Безродный разделил охотников на три партии и велел

осторожно подходить к землянке. Снова всем дал наказ, чтобы стреляли только в Черного Дьявола. Без него волки сразу уйдут из этих мест.

Тайга гудела, трещала, глушила шаги охотников.

Безродный и Розов выстрелили враз. Из землянки волки ринулись в двери, двое хотели уйти через окна. Началась такая пальба — немудрено было подстрелить друг друга, ведь в волков палили со всех сторон.

Случайным выстрелом ранило Розова. Пуля задела могу, будто кто поленом ударил по ней, содрала кожу. Ро­зов упал и истошно завопил:

— Убили! Ой, мама, убили!

— Цыц ты, козел-оборотень! — крикнул Гурин. Но тут же сбросил дошку, оторвал рукав рубахи, располосовал его на ленты, задрал Розову штаны и умело перевязал рану.

— Вставай, рана — пустяк, больше крику. Считайте добычу!

— А чо считать, ушел только один волк.

Охотники начали стаскивать волков в кучу. Черного

Дьявола среди убитых не оказалось.

— А, в бога мать! — взревел Безродный. — Это из-за тебя, Розов, упустили Дьявола. Кто его видел?

Все молчали.

— След ищите!

— Пустое, след тут же буря заметает, аль не видишь. А потом мы все ногами истолкли. Дьявол, может быть, и в землянку не заходил. Зашел нам вслед, а стаю здесь оставил. Так он уже делал с нами, — подал голос Розов.

Охотники зашли в землянку. Кто сел на нары, кто опус­тился на брошенные чурки дров. Стирали с лиц снег и пот, молчали, каждый по-своему переживал неудачу. Федор с трудом сдерживался, чтобы не сказать что-то едкое в адрес Безродного. Розов кривил губы не столько от бо­ли, сколько для того, чтобы разжалобить охотников. Все сидели в расслабленных позах. Ружья стояли у стен. Кое- кто из охотников переобувался, другие свертывали цигар­ки из махры.

И тут из-под нар выскочил Черный Дьявол, опрометью бросился в дверь. Безродный сидел у двери на чурке, он непроизвольно выбросил руку вперед, чтобы задержать Дьявола. Клацнули зубы, и Безродный, взвыв от боли, по­катился на пол. Все подались назад. Но враз вскочили, начали хватать винтовки, берданы, путаться, затем гурь­бой сыпанули к двери, вышла давка. Раздались запозда­лые выстрелы, а Черный Дьявол уже был за орешником,

пули давали рикошет. Бросились за ним. Но куда там

пес нырнул в распадок и скрылся.

— Погодите, а ведь от нас ушла волчица, — осмотрев волков, сказал Гурин. — Теперь Дьявол ушел за ней. Обманул нас.

Безродный выл от боли, метался, кричал на охотников:

— Все вы стервы, гады! Все только и делаете мне назло! Отпустили Дьявола!

— А ну не стервись! — сжал кулаки Гурин. — Ведь ты гоже был с нами. А потом, разве можно остановить зверя рукой. Не ругайся, мы ить до поры до времени терпеливы, можем взорваться и накласть тебе по шее.

— Почему никто не заглянул под нары? — не унимался Безродный.

— Кто же тебе помешал это сделать? — щуря глаза, заговорил Козин. — Я же сказал, что еще не родился тот человек, который убьет Дьявола. И не гады мы, не стервы мы. А ты — то и другое. Ты пострашнее будешь дьявола, Черного Дьявола. Слыхал, на Тетюхинском руднике бунтанули горняки? Бринер от страха бежал в город, за подмогой побег. Ты думаешь, мы такое сделать не можем? Ведь ты опутал нас долгами, как тенетами. Это как называется? Грабеж и бандитизм. Вот что, давайте здесь все и выскажем Безродному. Первое, Безродный должен установить твердые цены на пушнину: колонок по пятерке, соболь по тридцать рублей, белка за два рубля. Панты по той же цене, что и в Спасске. Если согласны, то нонче соберем сход и поговорим.

Зачесали мужики затылки, глаза отвели в сторону, захмыкали.

— Ну погоди, щенок! Затявкал. Я у тебя приму пушнину по цене, как мне выгодно. Без выгоды и торговать не собираюсь.

— Не греми, Безродный, — поднялся Гурин. — Дело говорит Федьша. Соберем сход и все обговорим. Зажал ты наших, продыху им нет. Надо и тебя поприжать.

— И ты за них, бунтовщиков? Ты ведь мне не должен?

— Зато другие тебе должны на десять лет вперед. Кому-то и за них постоять надо.

Безродный хрипло выматерился, вылетел из землянки, вскочил на коня, ускакал домой. Охотники забили окна корой, чтобы не дуло, развели костер в землянке и начали свежевать волков. Говорили о том, что волновало каждого из них.

— Оно-то и можно приструнить Безродного, но вся беда в том, что на его стороне пристав с казаками, —

сомневались мужики. — Федька дело сказал, но как бы этот наказ не вышел ему боком. Безродный и без того щурит глаз на него, будто из винтовки прицеливается. Теперича они навек враги.

— Э, одним врагом больше, одним меньше — не беда, — махнул рукой Федька. — Он мне больше зла причинил. Груню отобрал. Спортил бабу.

— Чудаки, — заговорил Гурин, ловко свежуя волка, — а на нашей стороне весь народ. Поймите, если будем мол­чать и сидеть руки сложа, Безродный скоро на наши шеи петли накинет. Вот ты, Ломакин, староста деревни, голова наша, сколько задолжал Безродному? А?

— Года на два вперед. Обмишулил он меня.

— Почему он тебе дал столько в долг? Ить ты можешь умереть, а с мертвых долги не берут. Не знаешь. А пото­му, что не ты ему должен, а он тебе. Твой долг давно оплачен. Вон Козины, Лапохи — все в долгу. Не оплати вы давние, долги, дудки бы вам чего дал Безродный. Он живет в прибыли, а вы в убытке. Таков закон купцов.

— Ишь ты, а ить верно рассудил. Головаст. Об этом подумаем, помаракуем, — согласились охотники. — Знать, обдирает он нас, а мы, дурни, и рады, что дает в долг.

Вернулись охотники домой. От одной беды вроде от­бились, расстреляли стаю, хотя и ушел Черный Дьявол, а тут чуть вторая не свалилась. Приехал поп, с ним при­став, уездное начальство. Был уже созван сход, несмотря на бурю. А тут охотники подвалили. Прямо на сход. Гурин и Козин пробились к саням. Попик, потрясая кулач­ками, призывал мирян:

— Церковь надобна. Вы погрязли в грехах, а покаять­ся вам негде. Грешите много. Про бога забыли. Бог отверг лики свои от вас. Спасать надобно ваши души...

— Верно, батюшка, спасать надо наши души, — встал рядом с попом Гурин. — Верно, грешны мы и сиры, души наши грешны и прокопчены, некому их очистить. И нам надобна не церковь для очищения души, а школа. И мы, и дети наши темные, как сажа в трубе. От этой темноты идут все неурядицы. Нас могут запросто обсчитать Без­родный, разные бродяги-купчишки. Грамота нам нужна позарез.

Гурин не зря так смело заговорил, он слышал в уезде разговор: если согласятся миряне строить заместо церкви школу, то так и будет.

— Не слушайте, миряне, этого бунтовщика. Церковь приведет вас к душевному смирению, радости и успокоению.

— А нам, батюшка, не надобно успокоение. Застыли

мы в своем успокоении, — повысил голос Гурин. — Только школу. А перед богом мы каемся каждый день, грешим — и каемся, грешим — и каемся. Такова жизнь человеческая. Еще раз покаемся, когда придет смертный час. Так я говорю, миряне?

Но миряне разделились на два лагеря.

— Истину говорит, истину! — кричала одна сторона.

— Долой смутьянов! Палками их надо гнать из деревни! Мы уже забыли церковное песнопение, не слышим медвяного звона колоколов. Долой!

— Погодите, миряне. Будет церковь, не будет школы а как же наши дети? Время идет к тому, чтобы каждый знал аз, буки, веди. Кому надо, то пусть молится дома А ну, Козин, скажи ты слово. Скажи о себе, — подтолкнул Федора Гурин.

— А что говорить о себе? Вона сдаю я Безродному пушнину, вместо своей фамилии ставлю крестик. А что там записал купец, не знаю, может, одного, а может, двух колонков. А будь я грамотным, смог бы книжки читать, знал бы цифирь, то не дал бы себя обмануть купцу. Рази это дело, когда ты неграмотный?

— Греховное это дело — читать мирские книжки, от них смятение.

— А как же нам жить-то батюшка, так и сидеть в те­мени? — заговорил староста Ломакин. — Вот что, братцы, дело говорят Гурин и Козин, будем строить школу. На то даны нам деньги, дан выбор — школа или церковь. Будя! Давайте свои голоса. Да не криком, а поднимите руки, счет буду вести. До ста я смогу сосчитать.

Большая половина сельчан проголосовала за школу...

В сутолоке жизни о Черном Дьяволе забыли. Он ушел за подругой, догнал ее и повел в неприступные отроги Пятигорья. Дальше от людей, чтобы никогда, никогда не встречаться с ними.

Да и не до него было. Назревали большие события. Будто ветер, ходили слухи о войне, о том, что бунтует вся Россия, о большевиках, о Ленине. Шепотком передавали друг другу, что будто в охотничьих зимовьях прячутся политические беглые с каторги: Шишканов и Коваль.

В тайге пропал Калина Козин. Федька приболел после погони за Черным Дьяволом. Калина решил сходить и проверить ловушки. Первый раз пошел в тайгу старик.

Пошел и исчез. Ждали Калину день, ждали два, три. Федька позвал Гурина, и они пошли искать старика. Следы Калины привели к речке, около перехода они оборва­лись. Голубая не каждую зиму замерзает, особенно перекаты, а через один из них с осени были положены сходни. Вот с этих сходней, видно, и сорвался Калина. Но когда друзья внимательно осмотрели жерди, то увидели на од­ной из низ капли крови. Припомнились старые угрозы Безродного. А Безродный, как он сам говорил, обид не прощает!

Дата добавления: 2015-11-28