Читайте также:
|
В. Белинский (знаменитый литературный критик 19 века)
И что он нашел в Софье? Меркою достоинства женщины может быть мужчина, которого она любит, а Софья любит ограниченного человека без души, без сердца, без всяких человеческих потребностей, мерзавца, низкопоклонника, ползающую тварь, одним словом — Молчалина… Что такое Софья? Светская девушка, унизившаяся до связи почти с лакеем. Это можно объяснить воспитанием — дураком отцом, какою-нибудь мадамою, допустившею себя
переманить за лишних пятьсот рублей. Но в этой Софье есть какая-то энергия характера: она отдала себя мужчине, не обольстясь ни богатством, ни знатностию его, словом, не по расчету, а напротив, уж слишком по нерасчету; она не дорожит ничьим мнением, и когда узнала, что такое Молчалин, с презрением отвергает его, велит завтра же оставить дом, грозя, в противном случае, все открыть отцу. Но как она прежде не видела, что такое Молчалин? — Тут противоречие, которого нельзя объяснить из ее лица, а все другие объяснения не могут, как внешние и произвольные, иметь места при рассматривании созданного поэтом характера. И потому Софья не действительное лицо, а призрак.
И. Гончаров (выдающийся русский писатель 19 века)
Свое нравственное чувство стерпит, Лиза не проговорится, Молчалин пикнуть не смеет. А муж? Но какой же московский муж, "из жениных пажей", станет озираться на прошлое!
Это и ее мораль, и мораль отца, и всего круга. А между тем Софья Павловна индивидуально не безнравственна: она грешит грехом неведения, слепоты, в которой жили все, —
Свет не карает заблуждений,
Но тайны требует для них!
В этом двустишии Пушкина выражается общий смысл условной морали. Софья никогда не прозревала от нее и не прозрела бы без Чацкого никогда, за неимением случая. После катастрофы, с минуты появления Чацкого оставаться слепой уже невозможно. Его суда ни обойти забвением, ни подкупить ложью, ни успокоить — нельзя. Она не может не уважать его, и он будет вечным ее "укоряющим свидетелем", судьей ее прошлого. Он открыл ей глаза.
До него она не сознавала слепоты своего чувства к Молчалину и даже, разбирая последнего, в сцене с Чацким, по ниточке, сама собою не прозрела на него. Она не замечала, что сама вызвала его на эту любовь, о которой он, дрожа от страха, и подумать не смел. Ее не смущали свидания наедине ночью, и она даже проговорилась в благодарности к нему в последней сцене за то, что "в ночной тиши он держался больше робости во нраве!" Следовательно и тем, что она не увлечена окончательно и безвозвратно, она обязана не себе самой, а ему! Софья Павловна вовсе не так виновна, как кажется. Это — смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на идеи и убеждения, путаница понятий, умственная и нравственная слепота — все это не имеет в ней характера личных пороков, а является, как общие черты ее круга. В собственной, личной ее физиономии прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию.
Французские книжки, на которые сетует Фамусов, фортепиано (еще с аккомпанементом флейты), стихи, французский язык и танцы — вот что считалось классическим образованием барышни. Женщины учились только воображать и чувствовать и не учились мыслить и знать. Мысль безмолвствовала, говорили одни инстинкты. Житейскую мудрость почерпали они из романов, повестей — и оттуда инстинкты развивались в уродливые, жалкие или глупые свойства: мечтательность, сентиментальность, искание идеала в любви, а иногда и хуже.
Вглядываясь глубже в характер и в обстановку Софьи, видишь, что не безнравственность (но и не "бог", конечно) "свели ее" с Молчалиным. Прежде всего, влечение покровительствовать любимому человеку, бедному, скромному, не смеющему поднять на нее глаз, — возвысить его до себя, до своего круга, дать ему семейные права. Без сомнения, ей в этом улыбалась роль властвовать над покорным созданием, сделать его счастье и иметь в нем вечного раба. Не ее вина, что из этого выходил будущий "муж-мальчик, муж-слуга — идеал московских мужей!" На другие идеалы негде было наткнуться в доме Фамусова.
Вообще к Софье Павловне трудно отнестись не симпатично: в ней есть сильные задатки недюжинной натуры, живого ума, страстности и женской мягкости. Она загублена в духоте, куда не проникал ни один луч света, ни одна струя свежего воздуха. Недаром любил ее и Чацкий. После него она одна из всей этой толпы напрашивается на какое-то грустное чувство, и в душе читателя против нее нет того безучастного смеха, с каким он расстается с прочими лицами.
Ей, конечно, тяжелее всех, тяжелее даже Чацкого, и ей достается свой "мильон терзаний".
М. Нечкина (крупный советский историк 20 века)
Но кто такая Софья? Отметим прежде всего, что Молчалин — не первая, а вторая любовь Софьи. Ее первой любовью был Чацкий. Софья — вовсе не девушка, начитавшаяся французских романов и сочинившая по ним своего героя. Дело обстояло сложнее: она полюбила сначала живого человека — Чацкого, товарища своих детских игр, жившего в их доме, которого она ежедневно видела и хорошо знала. Любовь Софьи к Чацкому была чистым и глубоким девичьим чувством.
Чацкий был ее первой любовью, — это несомненная предпосылка всего любовного сюжета, о которой хорошо известно многим лицам в пьесе.
Итак, Софья когда-то любила Чацкого первой девичьей любовью, которая никогда не забывается. Но Чацкий уехал — сначала из фамусовского дома, в круг новых друзей, а затем и совсем из Москвы — в чужие края. Софья осталась одна в пустом и душном фамусовском доме. Она не могла доверить своего горя ни отцу, ни матери, — у нее не было матери. Значит, Чацкий не любил ее, раз мог покинуть, стала думать она: «ах, если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко?» Так возникло ее «горе от любви». Она была оскорблена отъездом любимого человека.
Установим второе бесспорное положение: Софья любит не реального Молчалина, а выдуманный ею самою образ, не соответствующий действительности. Кого же она выдумала? Софья сама очень тонко обрисовала придуманный ею образ в рассказе о «сне», в разговорах с Лизой и Чацким. Основная черта придуманного ею образа — это всепоглощающая любовь Молчалина к ней, к Софье.
Реальный Молчалин не имеет ничего общего с выдуманным: это — подхалим и карьерист, злой обманщик и себялюбец, низкопоклонник и подлец. Он вовсе не любит Софью и не обладает качествами семьянина. Что же было двигателем в отборе этих выдуманных качеств сочиненного Софьей, нереального Молчалина? Двигателем этого отбора была, несомненно, ее первая — раненая любовь, ее чувство к Чацкому. Она выдумала своего Молчалина по контрасту с уехавшим, бросившим ее ради «поисков ума» Чацким. Молчалин — это Чацкий наоборот. Раненая любовь к Чацкому лежит в основе образа выдуманного ею Молчалина. Если первое чувство к Чацкому является основным двигателем в создании нового чувства и нового образа любимого человека, значит, это первое чувство не умерло, а живо. Если был бы нужен совет артистке, как истолковать эту трудную и «неясно начертанную» автором роль, — совет, на мой взгляд, может быть только один: глубоко подсознательно, сама этого не сознавая, Софья любит Чацкого. Это и есть глубокая подоснова образа и поведения героини.
Софья Павловна Фамусова — в сущности, один из самых первых появившихся в литературе художественных образов русской женщины. Вторая глава «Евгения Онегина», где впервые появляется Татьяна Ларина, стала известна широкому кругу читателей лишь в 1826 г., — года на два позже появления Софьи. Среди национальных черт художественного образа русской женщины имеется своеобразное качество: ум героини постоянно выделяется как авторская тема, как особо поставленная автором задача характеристики. С этой особенностью тесно связана и вытекает из нее другая: самостоятельность линии поведения. Ум русской женщины — особая тема нашей литературы, создавшей национальный женский образ. В русской действительности того времени уже возникли эти женские типы — умных женщин с самостоятельной линией поведения, отмеченных новыми чертами эпохи. Можно сказать, что трагедия горя от ума раскрыта и в том обстоятельстве, что умная героиня в силу сложных причин «предпочла дурака умному человеку», не могла простить любимому человеку, что он бросил ее и уехал «ума искать», выдумала новый образ возлюбленного и была жестоко покарана действительностью: истинно умный и истинно любимый человек уехал, порвал с нею.
Борис Голлер (писатель, критик 20–21 в.в.)
Поведение Софьи с Молчалиным было неблагопристойно! И более того: оно было скандально и таило в себе вызов! Факт, который следовало осмыслить с точки зрения его места в сюжете пьесы. Ибо Грибоедов не хуже своих критиков знал, как должна себя вести барышня “ из общества”. Мы должны представлять себе, что эта девица ходит по лезвию ножа!
Что на самом деле в доме Фамусова бунт. Против привычной морали.
Отрешимся от привычностей и просто спросим себя: о чем здесь идет речь в первую голову? Вернее, о ком? о нем или о ней? Ну конечно, о ней! На всякий непредумышленный взгляд! Ну, а потом уже — о нем. Об этом самом — “умном человеке”, который “разумеется в противуречии с обществом”.
Но какое действие, происшествие выдвигает автор как зачин всех прочих событий пьесы? Как главную пружину ее? Единственное. Любовь этой девушки.
Это она — Софья — держит банк в этой игре. И все козыри (до времени) у нее на руках. А все остальные персонажи — в том числе и Чацкий (“главное лицо”), и Молчалин, и Скалозуб, и батюшка Фамусов, не говоря уже про гостей бала, — зависят от этой ее игры. И стало быть, располагаются на картине по сторонам от нее — как от некой оси.
"Горе от ума" — это пьеса Софьи. Это вовсе не значит — “о Софье” или преимущественно о Софье. Почему? Пьеса и о Чацком — и, может, больше, чем о ней. И о Молчалине, и о Фамусове, и о Скалозубе, и о гостях, что составляют вместе пресловутый “круг” — общество.
Но Софья “прокладывает курс” в пьесе. Именно ею движим, как любят выражаться шекспироведы, “магистральный сюжет” комедии.
Невероятная дерзость грибоедовского плана и состояла в том, что Чацкий — “главное лицо” — приезжает в дом, где все главное уже произошло. Без него. То есть, он “не действует сам, но подвергается действию со стороны объекта” (по определению).
А объект этот — Софья. Это единственный из ведущих персонажей пьесы, действия которого абсолютно самостоятельны и не зависят ни от чьих других. /.../
Сколь ни страшен Чацкий для фамусовского круга как “подрыватель основ и краеугольных камней”, ему ведь не дано по пьесе ничего взорвать. Все взорвано уже.
В промежутке между первым появлением Фамусова и вторым она успевает проститься с Молчалиным словами: “Идите; целый день еще потерпим скуку”. /.../
Этот день ожидания — и есть время пьесы.
Этой девушке не повезло в общественном мнении. После — в истории русской литературы... Софья была заведомо виновна. Она полюбила “не того”. Ее осудили, не выслушав.
София Грибоедова — главная загадка комедии. /.../
Но эта любовь к Молчалину! — скажете вы. Ну что ж!.. Тем трагичней и только — что к Молчалину! Трагическая любовь!.. Когда собственно качество чувства, сила чувства определялись предметом, на который оно обращено? /.../
К Молчалину и впрямь толкнула ее “доброта души”. Или то, что она приняла за доброту. Уступчивость, мягкость, терпимость. Что не часто встречалось на ее пути. Чего, может быть, недоставало ей самой... /.../
Только не “выдумала” Софья! Вот беда! Не выдумала! — сотворила! Любви дано творить собственную действительность — “по образу и подобию своему”... Пусть даже после творение окажется недолговечно.
Это — творческое чувство в основе своей. И та “энергия характера”, какую Белинский находил в Софье, была энергия творческая.
То, что назвал Толстой — “ энергией заблуждения”...
Счастлива ли она — Софья — в этом заблужденьи своем?..
Иначе, наверное, и не могло быть в пьесе, в основу которой положено необъяснимое: безумный парадокс между масштабом чувства и предметом чувства. /.../
Сейчас “пьеса Софьи” (драма), которая развивалась до приезда Чацкого и успела подойти уже к опасному рубежу, упрется в другую — в “пьесу Чацкого”. Тоже драму. Которая только должна начаться. И возникнет сшибка, конфликт, обвал...
Параллельное голосоведение этих двух драм и составит собой контрапункт комедии. /.../
Поединок их двоих и есть главный конфликт пьесы. Тем еще усложненный, что это конфликт двух близких людей. Которые не только выросли вместе и знают друг друга. Но равновелики — по способности к борьбе и по силе переживания. По бунтарской природе своей. А тот, другой конфликт — Чацкого “со всем обществом”, с фамусовским кругом — возникнет лишь на почве личного. Вырастет из него... И уже нельзя будет понять, где конец одного и где начало другого. Потому что при этом конфликт общественный сделается личным, а личный, сугубо интимный — общественным.
Это и есть драматургия Грибоедова. /.../
Софья — главная ценность для Чацкого в фамусовской Москве. За ней, в сущности, или ради нее он и вернулся сюда. Но она и — главная цена, которую он должен заплатить за свой непримиримый конфликт “со всем обществом”. /.../
Софья — прямая родня Чацкого по духу. Но главный бой Чацкого выйдет против нее. И единственное, что по-настоящему останется в развалинах, когда он потребует карету и уедет, — это тоже она!
Грибоедов создавал новую традицию. Особого типа комедии. Российской. Грустной комедии. Печальной. Как после комедии Островского и Чехова.
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав