Глава VIII трудный путь к согласию 4 страница

Приехав в Советский Союз и побывав в Куйбышеве, Москве, в разрушенном Сталинграде, Дэвис еще больше убедился в решающем значении Восточного фронта для приближения победы над фашизмом и в обоснованности позиции Советского правительства в вопросах стратегического планирования. 24 мая 1943 г. он писал из Москвы: «Говоря по существу, я бы не удивился, если бы уже в этом году народ этой страны изгнал гитлеровское войско. В этом можно было бы не сомневаться, если бы союзники открыли второй фронт в Западной Европе этим летом» (LC. Joseph E. Davies Papers. Box 13. Davies to H. M. Warner. May 24, 1943).

Дэвис уезжал из СССР с чувством исполненного долга и с уверенностью, что «его миссия приведет к важным историческим событиям» (Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941-1945. Т. 1. С. 326). Он не знал еще, что на Вашингтонской конференции Рузвельта и Черчилля (конференция «Трайдент»), по времени совпавшей с его пребыванием в Москве, сроки открытия второго фронта были вновь отложены и перенесены на этот раз на весну 1944 г. Возвратившись в Вашингтон 3 июня 1943 г., Дэвис должен был с огорчением признать, что это решение (принятое ко всему прочему в отсутствие представителей Советского Союза) делает невозможным проведение встречи Ф. Рузвельта и И. В. Сталина в намеченное время, автоматически отдаляя ее, а главное, создавая дополнительные препятствия в плане личных контактов двух руководителей. Эту точку зрения разделял и Гопкинс, которому, судя по всему, достигнутый компромисс с Черчиллем был не по душе. Специальный помощник президента на этот раз был несловоохотлив, а его прогноз в отношении ближайших перспектив советско-американского сотрудничества неутешителен (LC. Joseph E. Davies Papers. Box 13. Diary. June 7, 1943).

Не только, а может быть, даже не столько соображения морального порядка, долг перед союзниками были побудительной причиной, заставившей Гопкинса, генерала Маршалла и других более решительно добиваться возвращения к плану высадки в Северной Франции. Их нажим на президента особенно усилился после исторических побед Советских Вооруженных Сил под Сталинградом и Курском. К осени 1943 г. и в высших военных кругах США, пожалуй, не осталось сомневающихся в том, что Советский Союз и его армия способны самостоятельно довершить разгром нацистской военной машины и освободить народы Европы. Изменившееся соотношение сил на главном театре военных действий и вытекающие отсюда политические перспективы вынудили большую часть политических и военных руководителей США скептически относиться к навязываемому им «средиземноморскому» варианту Черчилля (Burns J. M. Roosevelt: The Lion and the Fox. P. 368). Но задача «достичь Берлина не позднее русских», выдвинутая Рузвельтом на Квебекской конференции (14 - 24 августа 1943 г.), не исчерпывала всех соображений, которые президент и его специальный помощник связывали с пересмотром позиции в отношении ведения войны в Европе. Оба они понимали, что дальнейшие затяжки с открытием второго фронта ставят под вопрос будущие отношения с Советским Союзом. После Сталинграда любые другие решения, предусматривающие изоляцию Советского Союза, как этого хотелось Черчиллю, представлялись им по меньшей мере утопичными.

Гопкинс привез с собой на встречу с Черчиллем в Квебек документ, который, по словам Шервуда, имел «большое значение» для определения линии американской дипломатии в последующем, на конференциях в Москве и Тегеране. Он был подготовлен по просьбе Гопкинса аппаратом генерала Бэрнса, непосредственно подчиненного президенту, и содержал оценку военно-политического положения Советского Союза на начало августа 1943 г. Шервуд, впервые обнародовавший документ, опустил, однако, самую важную, его вступительную часть. Вот она: «Позиция России во второй мировой войне резко отличается от той роли, которую она играла в ходе первой мировой войны. Россия была выведена из строя еще до окончания первой мировой войны и поэтому никак не участвовала в окончательном разгроме Германии... Во второй мировой войне ей принадлежит доминирующее место, она является решающим фактором грядущего поражения стран «оси» в Европе. В то время как в Сицилии войскам Англии и США противостоят две немецкие дивизии, на русском фронте в боевых действиях участвуют 200 немецких дивизий. Где бы союзники ни открыли второй фронт на континенте, он все равно сохранит свое безоговорочно второстепенное значение по отношению к советско-германскому фронту; в любом случае русские по-прежнему будут нести главное бремя войны. Без России немыслима победа в войне со странами «оси» в Европе; что же касается общего положения Объединенных Наций, то в этой ситуации оно окажется ненадежным» (FDRL. Papers of Harry L. Hopkins. Special Assistant to the President, 1941-1945. Russia - Russian Convoys. Box 217. J. H. Burnes' Memorandum. August 10, 1943 (Subject: Russia). Вплоть до мая 1972 г. документ был помечен грифом «секретно»). Общий вывод: поскольку вклад Советского Союза в разгром держав «оси» в Европе будет, бесспорно, решающим, а роль его в мировых делах увеличится после войны многократно, наиболее разумным для Соединенных Штатов следует считать укрепление и развитие «дружественных отношений» с СССР; крайняя заинтересованность США в участии Советского Союза в войне с Японией придает этому соображению характер императива (Ibid; Sherwood R. E. Op. cit. Vol. 2. P. 364).

Важнейшим решением Квебекской конференции было решение приступить к практической подготовке открытия второго фронта в Европе 1 мая 1944 г. (операция «Оверлорд»). Черчилль дал свое согласие под нажимом Рузвельта. Осенью 1943 г. президент не видел иного главного направления военных усилий США и Англии. Постоянное брюзжание Черчилля, который, по словам Идена, становился «все более угрожающе антирусским» (Цит. по: Исраэлян В. Л. Указ. соч. С. 191), настойчивые «предостережения» в отношении «опасностей» укрепления военного сотрудничества с СССР уже не могли заставить Рузвельта изменить убеждение, что, как он говорил 4 октября 1943 г. на встрече с А. А. Громыко, «поддержание и дальнейшее развитие дружественных отношений» между США и СССР является абсолютно необходимым и соответствующим интересам обеих стран (Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941 - 1945. Т. 1. С. 375).

Уже после Квебека, расставшись с Черчиллем, Рузвельт смог еще раз удостовериться, что оценки меморандума Гопкинса - Бэрнса верны и должны быть положены в основу военно-стратегического планирования. Проведенное разведорганами США дополнительное исследование вклада Советского Союза в войну с гитлеровской Германией и перспектив его развития после победы не оставляло сомнений в объективности и сбалансированности выводов группы экспертов, подготовивших рабочие документы к конференции в Квебеке. В специальном докладе разведки подчеркивались достаточная мощь советской экономики для ведения крупных военных операций на заключительном этапе войны, высокий моральный дух армии и народа, превосходство в военной организации и вооружении советских войск над вермахтом. Доклад подтверждал вывод о способности Советского Союза самостоятельно довершить разгром Германии и покончить с «гегемонией стран «оси» в Европе». В разделе «Итоги» говорилось: «Советский Союз, сплоченный политически, сильный в морально-психологическом смысле, располагающий эффективной экономикой... ведет борьбу с Германией на равных или даже с превосходящих ее позиции» (FDRL. Papers of Harry L. Hopkins. Special Assistant to the President, 1941-1945. Russia - Russian Convoys. Box 217. Joint Intelligent Committee Weekly Summary. N 34. September 1, 1943).

Американская делегация во главе с К. Хэллом, участвовавшая в конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии (19 - 30 октября 1943 г.), имела четкие инструкции Рузвельта следовать конструктивному подходу в обсуждении всех вопросов, стоявших на повестке дня. Неудивительно, что результаты Московской конференции, включая вопросы о втором фронте и укреплении межсоюзнических отношений, превзошли самые оптимистические ожидания. «Важной стороной всей Московской конференции, - говорилось в передовой статье газеты «Правда» от 2 ноября 1943 г., - является то, что она впервые дала возможность прийти к общим существенным решениям трем ведущим союзным державам» (Правда. 1943. 2 нояб).

Московская конференция создала необходимые условия для встречи руководителей трех союзных держав в Тегеране (28 ноября - 1 декабря 1943г.), но она носила подготовительный характер. Когда же английская и американская делегации во главе с Черчиллем и Рузвельтом прибыли в Тегеран, разногласия между ними по вопросу об открытии второго фронта (а военные вопросы были главными на повестке дня конференции «большой тройки») преодолены до конца не были (См.: Севастьянов Г. Н. Дипломатическая история войны на Тихом океане. С. 600). По-видимому, этим, а также желанием лишний раз прозондировать позицию СССР и объясняется тот факт, что на первом пленарном заседании конференции в Тегеране 28 ноября Рузвельт занял выжидательную, даже двойственную позицию. Всегдашняя непредсказуемость поведения президента в самый критический момент в истории антигитлеровской коалиции, казалось, могла взять верх и обернуться тяжелыми последствиями. Услышав в выступлении Рузвельта рассуждения о возможности расширения операций в районе Адриатического и Эгейского морей взамен операции «Оверлорд», ошеломленный и встревоженный Гопкинс отправил адмиралу Кингу короткую записку: «Кто стоит за этим Адриатическим бизнесом, к которому постоянно возвращается президент?» Минуту спустя пришел ответ Кинга: «Насколько мне известно, это его собственная идея» (Sherwood R. E. Op. cit. Vol. 2. P. 404).

Благодаря твердой и принципиальной позиции советских представителей конференция в Тегеране пришла к согласованным решениям. В решающий момент Рузвельт не поддержал У. Черчилля, приложившего немало усилий, чтобы уйти от решения конкретных вопросов, связанных с открытием второго фронта. Накануне заседаний, 30 ноября, в ходе которых были окончательно согласованы и зафиксированы сроки операции «Оверлорд», Гопкинс посетил Черчилля в помещении английского посольства и проинформировал его о совпадении взглядов по данному вопросу между делегациями США и Советского Союза. Разными путями и руководствуясь разными мотивами оба правительства пришли к такому решению, но в конечном итоге выиграли от этого все народы, борющиеся с фашизмом.

Как известно, в принятой в Тегеране декларации главы правительств трех держав выражали решимость, что три страны «будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время» (Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. И. Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (28 ноября-1 декабря 1943 г.). Сб. документов. М., 1978. С. 175). В первой телеграмме Рузвельта Хэллу в Вашингтон 3 декабря, которая предназначалась только для государственного секретаря, говорилось: «В Тегеране в целом все шло очень хорошо и даже лучше, чем я ожидал. Маршал Сталин и я работали вместе во имя достижения целей, которые, как оказалось, были очень схожими» (FDRL. Franklin D. Roosevelt Papers. Map Room. Presidential Trips (Cairo - Teheran). Box 17. Roosevelt to C. Hull. December 3, 1943). На следующий день Рузвельт отправил послание Председателю Совета Народных Комиссаров СССР. В нем было сказано: «Наша группа благополучно прибыла к месту назначения, и все мы искренне надеемся, что к этому времени Вы также прибыли благополучно. Я считаю, что конференция была весьма успешной, и я уверен, что она является историческим событием, подтверждающим не только нашу способность совместно вести войну, но также работать для дела грядущего мира в полнейшем согласии. Наши личные совместные беседы доставили мне большое наслаждение и особенно возможность встречаться с Вами наедине. Я надеюсь видеть Вас снова когда-нибудь, а до этого времени желаю самого большого успеха Вам и Вашим армиям» (Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941-1945. Т. 1. С. 461).

Дата добавления: 2015-11-26