Переломный момент

Ничто не готовило меня к этому открытию. Моя медицинская карьера началась с исследовательской работы. После учебы я на пять лет отстранился от мира врачебной практики, чтобы понять, каким образом нейронные сети порождают мысли и эмоции. Степень в нейробиологии я получил под влиянием профессора Герберта Саймона, самого выдающегося из всех социологов, когда-либо удостоенных Нобелевской премии, и профессора Джеймса МакКлелланда, одного из основателей теории нейронных сетей. Основные тезисы моей диссертации были опубликованы в Science, авторитетном журнале, в котором любой уважающий себя ученый хотел бы однажды увидеть свои труды.

После строгого научного воспитания мне было непросто приступить к клинической работе, чтобы стать практикующим психиатром. Врачи, в среде которых я должен был набираться опыта в своей специальности, казались мне чересчур склонными к эмпирике, а их суждения — слишком расплывчатыми. Они в большей степени интересовались практикой, чем научной базой. У меня складывалось ощущение, что теперь я изучаю одни лишь рецепты (при такой-то болезни сделать такое-то обследование и применять медикаменты А,

В и С в таких-то дозах в течение стольких-то дней). Я считал это занятие слишком далеким от постоянного поиска нового и математической точности, к которым так привык. Однако я успокаивал себя тем, что лечу пациентов в самом лучшем отделении психиатрии Соединенных Штатов, наиболее ориентированном на научные исследования. Из всех отделений медицинского факультета Университета Питтсбурга именно наше получало больше всего бюджетных средств на исследования, опережая даже такие престижные отделения, которые специализировались на трансплантации сердца и печени. С некоторым высокомерием мы считали себя «учеными-клиницистами», а не простыми психиатрами.

Некоторое время спустя я получил от Национального института здоровья и различных частных организаций финансирование, которое позволяло основать лабораторию по исследованию психических расстройств. Будущее не могло быть более радужным: я мог вдоволь удовлетворять свою жажду знаний и деятельности. Однако совсем скоро некий приобретенный опыт заставил меня пересмотреть мои представления о медицине и изменить свою профессиональную жизнь.

Вначале я отправился в Индию, чтобы работать с тибетскими беженцами в Дхарамсале, городе, где расположена резиденция далай-ламы. Там я увидел в действии традиционную тибетскую медицину, которая ставит диагноз «расстройство» путем долгой пальпации пульса на запястьях обеих рук и изучения языка и мочи. Эти врачи применяли лишь иглотерапию и травы. При этом они лечили целую гамму хронических заболеваний с не меньшим успехом, чем западные медики. С двумя важными отличиями: лечение имело меньше побочных эффектов и стоило гораздо дешевле. Размышляя о своей практике психиатра, я понял тогда, что и мои собственные пациенты в основном страдали от хронических заболеваний: депрессии, тревожных состояний, маниакально-депрессивного психоза, стресса... Впервые я усомнился в высокомерном отношении к различным видам традиционной медицины, которое мне внушали в годы моей учебы. Было ли оно основано на фактах — как я всегда думал — или просто на неосведомленности? Западной медицине нет равных в лечении острых заболеваний, таких как пневмония, аппендицит и переломы костей. Но она далека от совершенства в том, что касается хронических заболеваний, включая тревожные расстройства и депрессию...

Второе событие, более личного характера, заставило меня побороть мои собственные предрассудки. Во время поездки в Париж одна подруга детства поведала мне, как ей удалось справиться с периодом депрессии, достаточно серьезной, чтобы разрушить ее брак. Она отказалась принимать медикаменты, которые ей назначил ее врач, и обратилась к целительнице, использовавшей для лечения релаксацию, близкую к гипнозу, позволяя тем самым заново пережить подавленные в прошлом эмоции. Несколько месяцев подобной терапии позволили ей почувствовать себя «лучше, чем когда-либо». Она не просто перестала испытывать чувство подавленности, но и наконец ощутила себя освобожденной от груза прошедших тридцати лет, в течение которых не могла заставить себя скорбеть о своем отце, погибшем, когда ей было шесть лет. Она обрела энергию, легкость и ясность мысли, которых никогда ранее не испытывала. Я был рад за нее, но в то же время испытал шок и разочарование. За все те годы, что я провел, изучая мозг, мыслительную деятельность и эмоциональные процессы, специализируясь в научной психологии, нейронауках, психиатрии и психотерапии, я ни разу не видел таких потрясающих результатов. И мне ни разу не рассказывали об этой методике. Хуже того: научный мир, в котором я вращался, подавлял любой интерес к этим «еретическим» приемам. Они были уделом шарлатанов и потому не заслуживали внимания истинных врачей и еще меньше — их научного интереса.

Тем не менее, нельзя было отрицать, что моя подруга за несколько месяцев обрела гораздо больше того, на что могла рассчитывать при использовании медикаментов и классической психологии. Действительно, если бы она обратилась ко мне как к психиатру, я лишь снизил бы ее шансы пережить подобное перевоплощение. Для меня это стало огромным разочарованием и в то же время призывом к действию. Если после стольких лет учебы и практики я оказался неспособен помочь дорогому мне человеку, для чего тогда вообще нужны все эти знания? В течение последующих месяцев и лет я начал присматриваться к другим методам лечения, которых было великое множество, и к полному своему изумлению понял, что они были не только более естественными и мягкими, но также зачастую более эффективными.

Каждый из семи подходов, которые я обычно применяю в своей практике, по-своему использует механизмы самоизлечения, присущие человеческому сознанию и мозгу. Все эти семь методов были подвержены скрупулезным научным исследованиям, которые подтвердили их эффективность и были не раз опубликованы в рецензируемых международных научных журналах. Однако эти методы по-прежнему не включены в арсенал западной медицины и не применяются в психиатрии и психотерапии. Основная причина такого неприятия состоит в том, что пока до конца не понятны механизмы, ответственные за их эффективность. Для практической медицины, опирающейся на науку, это серьезное и, возможно, даже обоснованное возражение. Тем временем спрос на натуральные способы лечения продолжает расти. И на это есть веские причины.

Констатация

Всем хорошо известно, насколько важное место в западных обществах занимают расстройства, связанные со стрессами, в том числе депрессия и тревожные состояния. Цифры выглядят угрожающе.

• Клинические исследования показывают, что от 50 до 75 процентов всех обращений к врачу прежде всего происходят по причине стресса¹"' и что в статистике смертности стресс является более серьезным фактором риска, чем, например, табак².

• Большинство лекарственных препаратов, наиболее часто используемых в западных странах, предназначены для устранения проблем, непосредственно связанных со стрессом: это антидепрессанты, транквилизаторы и снотворные, антациды от изжоги и язвы желудка, средства для снижения артериального давления и уровня холестерина в крови³.

• Согласно отчету Национального наблюдательного комитета по рецептам и употреблению медикаментов французы вот уже многие годы остаются активными потребителями антидепрессантов и транквилизаторов⁴. Учитывая, что каждый седьмой француз регулярно принимает психотропные препараты, Франция давно обогнала все западные страны. Даже в Соединенных Штатах потребление этих медикаментов на 40 процентов ниже. Использование антидепрессантов во Франции увеличилось вдвое за последние десять лет⁵. Также считается, что французы потребляют больше всех алкоголя в мире⁶; а ведь чаще всего и алкоголь является одним из способов снять стресс и избавиться от депрессии.

По мере того как проблемы стресса, тревожных расстройств и депрессии продолжают нарастать, страдающие ими люди начинают пересматривать свое отношение к общепринятым методам терапии, которые сводятся к психоанализу с одной стороны и лекарственным препаратам — с другой. Проводимое с 1997 года гарвардское исследование показало, что большинство американцев для облегчения своих страданий предпочитают медикаментам и классической психотерапии⁷ так называемые «альтернативные» и «дополнительные» методы лечения.

Психоанализ сдает свои позиции. После тридцатилетнего господства в психиатрии он теряет доверие со стороны как пациентов, так и специалистов, поскольку все это время не очень-то стремился доказать свою эффективность⁸. У всех нас есть знакомые, которым здорово помог курс психоанализа, но наверняка мы также знаем и многих других людей, которые безуспешно ходят по кругу в течение нескольких лет. При отсутствии научных исследований и, как следствие, конкретных цифр очень сложно четко сказать пациенту, страдающему депрессией или паническими атаками, каковы шансы его излечения при помощи психоанализа. Поскольку классические психоаналитики редко скрывают, что лечение может продлиться более полугода, а то и не один год, а стоимость его зачастую превосходит стоимость нового автомобиля, колебания потенциальных пациентов вполне понятны. Даже если основные принципы этого «лечения беседой» не подвергаются сомнению, понятно, что в такой ситуации каждый ищет для себя альтернативные варианты.

Другой путь, практикуемый гораздо чаще, — это так называемая новая, биологическая психиатрия, которая лечит в основном психотропными препаратами, такими как прозак, золофт, дероксат, ксанакс, литий, зипрекса и т. п. В средствах массовой информации и литературных кругах психоанализ все еще остается главной точкой отсчета, поскольку он предлагает интерпретирующий подход, применимый ко всем человеческим взаимодействиям, независимо от того, вовлечены вы в них или нет. Но в ежедневной медицинской практике безраздельно господствуют именно психотропные препараты, как свидетельствует отчет Национального наблюдательного комитета по рецептам и употреблению медикаментов. Назначение таких препаратов стало настолько распространенным, что если пациентка вдруг разрыдается перед доктором, она может быть почти уверена, что он выпишет ей рецепт на антидепрессант.

Эти медикаменты имеют очень большое значение. Порой они настолько эффективны, что некоторые авторы заявляют о настоящей трансформации личности, а не о простом снятии симптомов⁹. Подобно всем практикующим врачам моего поколения, я сам их нередко назначаю. Но в отличие от антибиотиков, которые излечивают инфекционные заболевания, положительный результат от психиатрических препаратов часто заканчивается после прекращения их приема. Именно поэтому большинство пациентов, которые принимают их, продолжают лечение больше года¹⁰. Так что медикаменты, даже самые действенные, вовсе не являются панацеей для эмоционального здоровья. В глубине души пациенты это понимают и часто отказываются от их приема в случае таких проблем, как потеря близких людей или стресс на работе, с которыми рано или поздно сталкивается каждый из нас.

Дата добавления: 2015-11-26