Государство как форма русского сознания.

Третий период истории русского права с полным основанием может быть определен как период окончательного формирования российской государственности, выразившегося в выработке понятия государства как такового, отделения его от личности монарха. Факт этот требует детального пояснения. Констатация этого факта принадлежит В.О. Ключевскому, с которым согласились позднее все, даже его ученик-оппонент П.Н. Милюков. Напомним, Ключевский писал: "Петр разделил эти понятия, узаконив присягать раздельно государю и государству. Настойчиво твердя в своих указах о государственном интересе как о высшей и безусловной норме государственного порядка, он даже ставил государя в подчиненное отношение к государству как к верховному носителю права и блюстителю общего блага" [б. Ключевский. 1918. 4. С. 267 - 268].

Вместе с тем нельзя не заметить, что означенная особенность вряд ли может быть рассмотрена именно в таком контексте, как она была изложена В.О. Ключевским. Скорее всего можно говорить, что при Петре идея служения государству достигла своего наивысшего развития, не более того, однако и не менее. Дело в том, что в монархических государствах невозможно без пагубных последствий отделять личность монарха от личности государства. Очень четко, например, эта мысль была выражена в официальном толковании комментария ст. 100 Уголовного уложения 1903 г., где подчеркивалась невозможность отделить преступное посягательство на образ правления страной от такого же посягательства на особу Императора; так как "государство как целое воплощается в нераздельной государственной области, в образе правления и в носителе державной власти - особе главы государства, то и мятеж как посягательство на внутренние основы государственного бытия, согласно и нашим законам основным. будет обнимать собою: 1) посягательство на особу Императора как Верховного самодержца России; 2) посягательство на образ самодержавный и неограниченный. 4) посягательство на целостность России. Следовательно, мятеж будет обнимать все посягательства на те основные условия государственной жизни России, кои возникли самодержавным велением власти верховной и воплощены в основных законах" (Уг. ул. 1904. С. 182).

Противоположная же квалификация преступления в виде посягательства только на особу Императора хоть и выделялась нашим законодательством в особую группу преступлений государственных по форме crimen laesae majestatis, тем не менее связывалась с предыдущей группой преступных посягательств: "Особа монарха по основным законам Империи, как по законам всех монархических государств, является одновременно Верховным главой государственной организации и физическим лицом, в коем воплощается державная власть. Оба эти свойства, сливаясь в внешнем своем выражении, различествуют в существе и в том значении, какое придают им права государственное и уголовное. Всякое посягательство на державные права Императора совмещает в себе и оскорбление Величества в обширном значении слова (Majestas), но не все случаи оскорбления Величества будут посягательством на основные начала государственного строя, посягательством на Государя как на самодержавного и неограниченного властителя России" (Там же). В Соборном уложении царя Алексея Михайловича эти квалификации тоже строго различались (ст. ст. 1 и 2 гл. II).

Отсюда, кстати, вполне напрашивается вывод, отчасти перекликающийся с современной действительностью. Поскольку факт служения государству виден только в отношении службы монарху, республиканская фикция - президент есть слуга государства и т.п. - совершенно не действенна для России, поскольку государство здесь воспринималось и воспринимается только как сумма отношений определенного рода. Полагаем, что наиболее выпукло, зримо данный взгляд русского народа на государство был отражен в оригинальной теории известного русского юриста Н.М. Коркунова. Н.М. Коркунов был, пожалуй, одним из авторитетнейших русских юристов, чья концепция государства и государственной власти может рассматриваться как реальное отражение правовых взглядов русского народа на государство. Тем более что история российских революций, как кажется, наглядно доказывает истинность его главного тезиса - государство есть признание человеком своей зависимости от внешнего авторитета.

Н.М. Коркунов исходил из общей посылки, что государство есть союз властвующих. Государственная власть имеет самостоятельную основу в том, что люди (подвластные) осознают свою зависимость от такого союза. Важна в этой конструкции та мысль, что осознание собственной зависимости от власти выражено не в психической эмоции или инстинкте, а во вполне осознанной идее зависимости, в способности к властному принуждению. Таким образом, идея становится фактом - моментом действительности, регулируемой нормами права. Отсюда вытекало знаменитое определение государства как "общественного союза, представляющего собой признанное принудительное властвование над свободными людьми" [Коркунов. 1909. С. 240]. В этой конструкции также привлекает элемент осознанности, т.е. подвластные осознают себя таковыми не в смысле раболепствующего субъекта, а в смысле субъекта свободного, имеющего свой собственный интерес. В связи с чем Н.М. Коркунов замечал: "Раз государство присваивает себе (вернее было бы сказать, наделяется подвластными. - М.И.) исключительное право принуждения, оно должно осуществлять принуждение во всех тех случаях, когда без него обойтись нельзя (следовательно, государство проявляет себя только в случае нарушения порядка или в случае необходимости подания помощи. - М.И.), следовательно, не только в своих собственных интересах (а их у него как раз нет, так как это не субъект, о чем речь будет ниже. - М.И.), но и в чужом интересе" [Там же. С. 241]. Фактически получается, что государство - это состояние людей (подвластных), осознающих свое право (понятое как интерес). Правовое сознание подвластных тем самым пронизывает конструкцию власти, поскольку власть как таковую в данной ситуации невозможно отделить от права, как невозможно государство отделить от человека. Сила императивности государственного порядка зависит от силы собственного убеждения подвластного. Поэтому "власть, - писал Н.М. Коркунов, - есть сила, обусловленная не волею властвующего, а сознанием зависимости подвластного. Если так, то и для объяснения государственной власти нет надобности наделять государство волей, олицетворять его" [Там же. С. 246]. Иными словами, наделять его правосубъектностью, понимать государство как разновидность конструкции юридического лица!

Главный вывод, вытекающий из высказанного положения, заключается в том, что "государство при таком понимании власти представляется не единою юридической личностью, подчиняющей своей воле всех составляющих его граждан, а единым юридическим отношением, в котором граждане - суть субъекты, в котором власть как сила, проистекающая из сознания гражданами их общей зависимости от государства, составляет общий единый объект всех тех прав, из которых слагается государственное правовое отношение" [Коркунов. 1893. С. 195]. Видно, что конструкция государства, принадлежащая Н.М. Коркунову, имеет своей целью объяснение службы подвластных монарха, поскольку вступать в отношения, где объектом является государственная власть, приходится с монархом, особенно если вспомнить сложность юридической конструкции русской императорской власти.

В подтверждение нашего вывода можем сослаться на другой труд ученого, в котором он дает более развернутое определение высказанного выше тезиса: "Если само государство есть юридическое отношение, субъекты его - все участники государственного общения, от монарха до последнего подданного. Объем их прав может быть очень различен, как в абсолютной монархии, где вся полнота власти сосредотачивается в руках абсолютного монарха. Но если бы даже подданные имели только одни обязанности, они все-таки были бы субъектами, пассивными субъектами юридического отношения, но все же не объектами, потому что объект не может иметь ни прав, ни обязанностей. В действительности же и в абсолютной монархии подданные имеют не одну лишь обязанность повиноваться монарху, а также некоторые права участия, конечно, подчиненного, в государственном властвовании" [Коркунов. 1894. 1: 13 - 14]. Это право участия в государственном властвовании будет реализуемо в праве на государственную службу. Таким образом, Н.М. Коркунов вывел основную формулу (догму) русского государственного права до 1917 г.

Империя.

В праве и правовой науке нет твердого определения понятия "империя". Наиболее простой выход, кажется, может быть найден в трактовке этого понятия как формы государственного устройства. Однако современная доктрина права признает только три его вида: унитарное государство, федерацию и конфедерацию. Вместе с тем применение этих определений к понятию "империя" показывает их методологическую несостоятельность. Империи бывают как унитарные, так и федеративные, кроме того, некоторые исторические типы таких государств демонстрируют совершенно не похожую на вышеперечисленные форму государственного устройства: историческое ядро, имеющее определенную структуру, и структуру власти в том числе, вокруг которого собраны области, совершенно не похожие на свое историческое ядро. Классический образец подобного устройства дает нам Римская империя; если пойти дальше в глубь веков - Персидская империя. Новое время породило такой тип империи, который не был похож на предыдущие, - колониальную империю. Именно в связи с появлением последнего типа империи в политический лексикон вошло слово "империализм".

Далее. Кажущийся выход может быть найден в таком понятии теории права, как форма правления. Однако и здесь нас поджидают существенные препятствия. Если Персидскую империю можно признать классической монархией, то Британская империя представляла собой образец конституционной монархи; Римская империя имела вообще уникальную форму правления - монархическую республику. Византия в значительной степени копировала этот образец. Знаменитая Турецкая империя (блистательная Порта) была теократией. Становится ясно, что и в этом случае нельзя найти однозначное для всех исторических эпох определение империи.

Означает ли тогда, что понятие "империя" не есть понятие исключительно правовое? Очевидно, да. В этой связи заслуживает внимание попытка русского юриста Н.Н. Алексеева рассматривать империю с точки зрения геополитики, где географический фактор играет роль основания, на котором строится культурная, политическая, экономическая и правовая часть света, больше которой может быть только человечество, объединенное в мировое государство. Не случайно Н.Н. Алексеев характеризует такой тип государства, как "государство-мiръ" [Алексеев. 1931. С. 27]. Надо сказать, что в его взглядах прослеживается влияние теории отца-основателя науки геополитики шведского юриста Рудольфа Челлена.

И действительно, большое географически разнообразное пространство, которое в течение своей жизни обрастает сложными культурно-бытовыми особенностями, превращается тем самым в особое государственно-правовое целое. Империя есть настоящий мiръ, культурное целое, противопоставленное окружающему. Однако имперский мiръ не есть мiръ унифицированный; он един, но не единообразен. По форме своего устройства и правления империю следует признать четвертым типом государственного устройства.

Наконец, последнее замечание важно тем, что отмечаемая нами особенность была присуща России и всем известным историческим типам империй. Особенность эта может быть объяснена из толкования слова imperium, каковое в словаре переводится как: "1) приказание, 2) власть, 3) полнота власти, 4) высшее командование" [Дворецкий. 1986. С. 379]. Для нас важно то, что слово imperator означало в первую очередь главнокомандующего римской армии (причем не простого, а получившего триумф за свои заслуги), а imperium - составную часть полномочий власти римских магистратов (cum imperio и sine imperio), в том числе и принцепса, которого в литературе часто именуют "императором". Следовательно, империя строится не просто на понятии военной власти, как таковой военный или полувоенный режим управлении для нее характерен, а на покорении пространства, овладения им. Империя как форма государства стремится врасти в землю, территорию, которую охватывает ее власть. Империя, таким образом, позволим себе перефразировать Рудольфа Челлена, есть овеществленная в почве форма власти. Это почвенная форма власти!

§ 2. Смысл и судьба преобразований Петра Великого

Вопрос этот важен для истории русского права хотя бы с формальной точки зрения. Формальной потому, что при Петре Россия становится империей de iure, несмотря на то что признание европейскими державами за русским царем императорского титула заняло после 1721 г. без малого 60 лет. Судьбоносность реформ царя-преобразователя, бесспорно, определяется тем, что время правления всех русских монархов, особенно таких, как Екатерина Великая, Николай I, Александр II и даже последнего - Николая II, подчинено было единой идее, единому курсу, заданному Петром. Тем не менее сам смысл этих реформ требует определенного пояснения.

Дата добавления: 2015-11-26