Проблема выделения и описания этнических единиц

Независимо от методологического подхода существует проблема описания и выделения этнических единиц по фиксируемым, стабильным эмпирическим критериям. В 70-е гг. ХХ в. в Гарвардской энциклопедии американских этнических групп было описано 106 этнических единиц. Там же давался перечень признаков, по которым они выделялись: 1. общее географическое происхождение; 2. иммиграционный статус; 3. раса; 4. язык или диалект; 5. религиозная вера или верования; 6. узы, которые выходят за рамки семейных, соседских, родственных и общинных границ; 7. разделяемые традиции, ценности, символы; 8. литература, фольклор, музыка; 9. пищевые предпочтения; 10. поселенческие и профессиональные особенности; 11. особые интересы в политике на родине и в США; 12. институты, которые обслуживают и поддерживают группу; 13. внутреннее чувство отличительности; 14. внешнее восприятие отличительности[23].

Аналогичный интерес к проблемам этноса и этнического в отечественном обществознании возник не сразу. Но со временем была осознана необходимость теоретического осмысления сущности этноса и этнического, разработка типологии этнических единиц, постановки новых проблем этничности и безэтничности в современном мире. В последние сорок лет отечественными обществоведами были проведены две продолжительные дискуссии: в периоды с 1964 до 1972 и с 1986 до 1990 гг. Разумеется, теоретические статьи и книги публиковались и в другие годы, но и в количественном, и качественном отношении пики публикаций приходились на указанные периоды.

Первая в СССР дискуссия по теоретическим проблемам этноса и этнического была открыта в 1964 году публикацией С.А. Токарева. В ходе дискуссии были рассмотрены вопросы о месте этнической общности среди других общностей, о связях, формирующих этническую общность, о ее признаках, типах этнических общностей. Были уточнены основные понятия. Основной единицей исследования становится «этнос». Это понятие заменяет более неопределенное и многозначное «народ», так как под «народом» могут пониматься и граждане какого-либо государства, и толпа, и определенные социальные слои и т.п. В этнографической литературе термин «этнос» стал употребляться для обозначения этнического аспекта термина «народ». Было введено также родовое понятие «этническая общность» для обозначения ее видов («племя», «народность», «нация»).

Относительно этнического, мнения разделились. По-прежнему, под «этническим» понимались признаки, качества этноса и их совокупность, но в одном случае – все, а в другом лишь те, которые отличали этот этнос от других. Компромиссное мнение исходило из того, что важны не признаки сами по себе, а их совокупность. К этническим признакам относили: язык, общее самосознание, общие черты материальной и духовной культуры. Некоторые из исследователей добавляли к этим признакам конфессиональную и государственную принадлежность, социально-территориальную организацию, общность происхождения, эндогамию, общность экономических связей.

Свое классическое выражение и наиболее глубокую проработку представление об этническом как совокупности признаков-маркеров получило в трудах известного советского этнографа, директора института этнографии АН СССР Ю.В. Бромлея. Им было разработано дуалистическое представление об этносе[24]. Он подразделил этнические характеристики на:

o собственно этнические: язык, народно-бытовая культура, обрядовая жизнь, этническое самосознание,

o условия формирования и бытия этнических элементов: природно-географические, территориальные, экономико-социальные, государственно-правовые.

Это позволило выделить два смысла слова «этнос». Узкий («этникос») – те самые собственно этнические признаки. Целью введения этого термина было выделить этническое из других социальных феноменов. Широкий – этносоциальный организм (ЭСО). Под этносоциальным организмом он понимал сочетание «этникоса» и условий его формирования и функционирования.

При этом предполагалось, что «этникос» может стабильно существовать и воспроизводиться в других социальных организмах, но тогда эти его элементы не будут образовывать органического единства. Например: украинцы на Украине представляют собой ЭСО, но вместе с украинцами всего мира (например, Канады) они – «этникос». При этом предполагалось, что социальные организмы – более динамичные единицы. Получалось, что «этникос» – едва ли не вечное образование, не зависящее от общественных условий.

Естественно, что такая точка зрения критиковалась. В.В. Мархинин писал, что ни один «этникос» не мог возникнуть вне какого-либо социального организма (общества)[25]. При вхождении же представителей данного общества в другое, их этнические характеристики модифицируются и, хотя они и сохраняются, но сохраняются не в полной мере. Чаще всего они деградируют: их отдельные элементы сохраняются лишь в семейно-бытовой сфере. Если же наблюдается развитие, то его вектор не совпадает с вектором движения исходной группы. Интересно, что в группе мигрантов могут дольше сохраняться некоторые элементы культуры, которые на этнической родине уже считаются архаическими и имеют скорее музейную ценность.

Одним из самых важных итогов дискуссии 60-х годов следует считать установление факта, что универсального набора признаков, способного описать современную этническую картину мира и вычленить этнические группы, ее складывающие, – нет. Не существует даже одного такого универсального для всех этносов признака. Самые универсальные из них, такие, как, например, язык, свойственны не всем этносам. Если мы также будем учитывать локальное разнообразие внутри этносов, то такой универсальный набор признаков невозможно будет вычленить и для каждого отдельного этноса. Необходимо также учитывать исторические изменения: для разных эпох будет меняться набор признаков-маркеров, будут также меняться сами маркеры.

Рассмотрим некоторые из признаков Гарвардской энциклопедии американских этнических групп. Прежде всего, обращают на себя пункты 2 и 11. Данные показатели устанавливаются законодательно и не являются объективно присущими этносам характеристиками.

Признак «раса». В настоящее время научность данного термина оспаривается. Генетической обособленности человеческих рас не существует. Большая часть морфологических, биохимических и прочих признаков не может быть объединена в группы, характерные лишь для какой-либо одной популяции. Так светлые волосы могут сочетаться с темной кожей (у австралийцев и меланезийцев), светлая кожа – с группами крови, характерными для желтой расы (у айнов), а темная кожа – с группами кожи, характерными для белой (у жителей Индии) или желтой (у меланезийцев) рас. Генетическое различие между тем, что принято считать человеческими расами настолько мало, что все люди относятся к одному подвиду. Существуют различия между популяциями, но популяций много больше, чем выделяемых рас. Степень родства между популяциями может быть самой различной в зависимости от рассматриваемого признака. По одному признаку родственниками могут считаться жители Европы и Африки, по другому – жители Европы и Азии. 85% возможных генотипов встречается в пределах одной и той же популяции, где бы она ни была расположена географически, 7-10% приходится на различия между расами, 5-8% между популяциями, входящими в одну и ту же расу. Иными словами, француз может быть генетически значительно ближе к сенегальцу или вьетнамцу, чем к другому французу[26]. По остальным биологическим характеристикам различия существенные, но статистические.

Например: Биохимический показатель соотношения группы крови А к В[27].

Типы	этнос	Показатель	А	В
Европейский	Англичане	4,5	46,4	10,2
Французы	3,2	45,6	14,2
Итальянцы	2,8	41,8	14,8
Немцы	2,8	48,0	17,0
Австрийцы	2,6	48,0	18,0
Сербы	2,6	46,4	20,2
Греки	2,5	45,6	20,2
Болгары	2,5	46,8	20,4
Смешанный	Турки	1,8	44,6	25,2
Арабы	1,5	37,4	24,0
Евреи	1,3	38,0	28,2
Русские	1,3	37,5	28,1
Азиато-африканский	Малагасийцы	1,09	30,7	28,2
Негры	0,8	27,6	34,2
Вьетнамцы	0,8	29,4	35,6
Индийцы	0,5	27,5	49,7

Отдельные этнические группы (по существу группы популяций или отдельные популяции) различаются по разным, генетически простым признакам (фенам). Фенологические различия (частота признаков в %) тоже статистические.

Например[28]:

Популяция	Ощущение вкуса фенилтиомочевины	Популяция	Дальтонизм
Хинди	33,7	Бельгийцы	8,6
Датчане	32,7	Хинди	8,1
Англичане	31,5	Норвежцы	8,0
Испанцы	25,6	Шотландцы	7,8
Малайцы	16,0	Немцы	7,5
Японцы	7,1	Китайцы	6,2
Лопари	6,4	Мексиканцы	2,3
Китацы	2,0	Индейцы США	2,0
Индейцы (Бразилия)	1,2	Негры (Заир)	1,7

Процент людей, не усваивающих лактозу (молочный сахар), в различных популяциях разный. Не усваивают молочный сахар более 95% представителей группы тай и не более 5% шведов.

Существуют маленькие этнические группы с генетическими изменениями, встречающимися только в данных группах, но и эти изменения встречаются не у 100% представителей этноса, а у какого-то процента данной группы.

Язык. Прежде всего, есть множество этносов, говорящих на одном языке, но не считающихся единой этнической общностью. Наиболее часто приводимые в данном случае примеры – испаноязычные этносы Латинской Америки; говорящие на английском языке англичане, шотландцы, американцы (США), канадцы, австралийцы; немцы и австрийцы, говорящие по-немецки. Есть этносы, части которых говорят на разных языках. Например, шотландцы. Но если для последних английский язык можно считать «привнесенным», то языки эрзя и мокша являются для мордовского этноса «родными». И есть этносы, существование которых можно вообще оспаривать по этому признаку, так как они сложились из групп, говорящих на языках, находящихся в значительно более отдаленном родстве, как, например, швейцарцы и канадцы.

Существуют отличия и внутри языков. Общеизвестно, как сильно отличаются друг от друга диалекты немецкого языка. В каждый определенный исторический период лингвисты довольно точно определяют, идет ли речь о самостоятельном языке или о диалекте. Хотя и здесь существуют разногласия. Сегодня мы говорим об украинском, белорусском и русском языках как вполне самостоятельных, но история могла пойти и аналогично развитию немецкого языка. В то же время, если бы немецкие диалекты охватывали большие ареалы, и их изоляция не была прервана становлением единого немецкого государства и единого литературного языка, они могли стать самостоятельными языками. Очень важен сам факт формирования литературного языка на базе одного из диалектов, так как это опускает остальные диалекты на бытовой и местный уровни, делая их непрестижными и не давая им подняться до уровня национальных языков.

Таким образом, отнесение той или иной группы по языковому признаку будет зависеть от степени завершенности процессов либо формирования единого языка и нивелирования диалектов, либо расхождения диалектных различий до уровня самостоятельных языков. И остается проблема классификации промежуточных состояний, которая обычно решается или путем привлечения дополнительных признаков, или в зависимости от целей проводимого исследования.

Изменения в языках от эпохи к эпохе тоже весьма значительны. Современный русский человек испытывает серьезные трудности уже при чтении текстов ХУП-ХУШ веков, не говоря уже о более отдаленном времени. «Уже язык Тредиаковского В.К. для нас звучит анахронизмом, язык средневековой русской литературы требует специального изучения. В ряде случаев граница понимания литературных памятников прошлого может быть отодвинута на несколько столетий, но вывод от этого не меняется: лексика языка изменяется во всяком случае достаточно значительно на протяжении нескольких столетий»[29]. Происходят также изменения в стиле, произношении, правописании. Один и тот же язык в двух разных исторических точках, значительно отдаленных друг от друга во времени, может иметь более существенные отличия, чем отличия между его диалектами и даже больше, чем у некоторых близкородственных языков. Древнерусский язык и древнерусская народность выделяются как самостоятельные, следовательно, их история не является этапом развития русского народа, а есть его предыстория, т.е. история этноса, из которого возник русский этнос. Но не следует забывать, что здесь мы имеем результатом развития три этноса-наследника с собственными самоназваниями – русский, украинский, белорусский. В тех же случаях, когда такой наследник один и самоназвание не менялось, все этапы рассматриваются этнологами как история одного этноса.

Религиозная вера или верования. Признак работает редко (например, в случае некоторых народов бывшей Югославии), а также для замкнутых этнических групп, исповедующих, как правило, «экзотические» религии, или небольших этнических групп, эмигрировавших, чаще всего в результате религиозных преследований. Последние в принимающей стране воспринимаются не только как представители иной религии, но и представители другой этнической группы. Эти два признака в сознании людей объединяются.

Разделяемые традиции, ценности, символы. Определенными традициями, ценностями и символами обладают практически все социальные группы, в том числе и рассмотренные выше религиозные группы. Без указания на специфику именно этнических традиций, ценностей и символов признак не работает. Легче всего его применять к небольшим этносам. В крупных же этносах региональные особенности могут быть весьма существенными.

В отечественных исследования этот пункт, а также пункт о литературе, фольклоре и музыке выступают как требование общности культуры. Этот признак называется всеми исследователями, но надо отметить нечеткость, которая отличает формулировки этого маркера в отечественных определениях этноса: «определенное единство материальной и духовной культуры», «общие черты духовной и материальной культуры», «определенные черты культуры», «специфические элементы ее (этнической общности) культуры и культурно-бытовые особенности людей», «культурные особенности», «вся совокупность присущих ему (этносу) специфических черт культуры» + «общие, относительно стабильные особенности культуры», «культурные отличия» (Л.В. Хомич, А.И. Кузнецов, М.С. Джунусов, В.И. Козлов, Н.Н. Чебоксаров, Ю.В. Бромлей, Б.Ф. Поршнев)[30].

В одних случаях для этноса требуется единство культуры. Это положение не вызывает возражений, если речь идет о том, что культура должна представлять собой некую систему. Но в таком случае она не всегда будет совпадать с этносом. Можно ли говорить об американской (США) и швейцарской культурах как этнических? Любое многонациональное государство продемонстрирует нам проблему: общенациональный уровень культуры являет собой систему (а не простую сумму составляющих его элементов), но о нем сложно говорить как об этническом. Структурные же элементы этой системы могут быть подсистемами, но могут ими и не быть. Трудно сказать, в какой степени культура Бретани является системой, но она также включена в общую национальную культурную жизнь Франции. Иноэтничные же общины городов, как бы слабо или сильно они ни были вписаны в общенациональную жизнь, не являются системами, а демонстрируют лишь некоторую однородность быта, языка и обычаев. Если же в качестве маркера взять «общие черты культуры», то таковые будет сложно вычленить, во-первых, у разных социальных групп каждого отдельного этноса, во-вторых, у разных локальных групп одного этноса, в-третьих, у одного этноса в разные исторические эпохи, в-четвертых, невозможно найти универсального набора черт, по которому можно было бы выделять культуру любого этноса среди других. Действительно, дворянское сословие в России, начиная с эпохи Петра Великого, демонстрировало очень невысокую культурную общность с остальными сословиями. Турки-османы включали в себя многочисленные разноэтнические по происхождению и нивелированные во внутренне однообразное целое элементы, но Л.Н. Гумилев считал, что до Х1Х века они являлись этносом[31]. Локальные группы тоже весьма непохожи друг на друга: помор по своему быту ближе к вепсу и карелу, чем к жителям южнорусских областей. Еще меньше со всеми этими группами схожи терские или кубанские казаки. Однако вепсы и карелы не причисляются к великорусскому этносу, а поморы и терские казаки считаются его этнографическими группами. То есть бытовая культура в данном случае игнорируется, а используются другие признаки.

Не лучше обстоит дело и с идентификацией во времени: «Русские Х1Х века значительно отличаются от русских ХУ1 века по образу жизни, языку, одежде, жилищу и т.д. Тем не менее, между ними имеется то общее, что позволяет представителю данного этноса считать себя именно русским»[32]. Здесь идентификация основывается скорее на основе самоназвания, исторической памяти и относительной непрерывности культурных и языковых процессов. «То общее» никак не вычленяется.

Типичен при вычленении этнологами общих культурных черт поиск их преимущественно на уровне бытового поведения: «глубинные бытовые, поведенческие ориентационные пласты культуры являются общими, присущими этносу в целом» [33]. Но и в этом случае мы встретимся с теми же сложностями, что и при выявлении «общего»: различия у разных социальных групп часто оказываются большими, чем у близкородственных этносов. По-прежнему невозможно вычленить признаки, по которым можно будет точно сказать, что в одном случае, допустим, мы имеем дело с этнографическими группами одного этноса, а в другом с несколькими близкородственными, но самостоятельными этносами, так как «ни один из компонентов культуры не является непременным этнодифференцирующим признаком»[34]. Поэтому вполне логично звучит требование учитывать «всю совокупность» этих черт, но тогда мы опять возвращается к исходному пункту проблемы: какие элементы культуры считать этническими.

В специфическом виде эта проблема представлена у археологов. Под термином «археологическая культура» понимается «совокупность ряда археологических памятников, объединяемых сходством в типах орудий труда, оружия, украшений, керамики, в обряде погребений и т.д.»[35]. Методами археологии можно установить наличие многих признаков, свидетельствующих о тесной связи населения данной местности между собой, но нельзя определить, относится ли данная культура к одному племени или нескольким. Не ясно, в «какой мере и какие из этих признаков должны быть сходны, чтобы дать право на выделение археологической культуры, в частности, по размерам охватываемой ею территории и по числу таких памятников»[36]. Материальная культура изменяется довольно быстро, и скорость таких изменений растет по мере приближения к современности, но и для эпохи первобытности есть примеры быстрых изменений с невозможностью в ряде случаев установить преемственность между археологическими объектами. Следствием этого является «общеизвестные трудности интерпретации археологических памятников в этнических терминах»[37], что фактически означает неправомерность проведения знака равенства между терминами «этнос» и «археологическая культура».

Изменения в материальной культуре последних веков столь значительны, что выделение современных этносов по этому признаку невозможно, и он всегда оказывается в числе прочих.

Что касается специфических форм трудовой деятельности, то тут возникают некоторые сомнения относительно их этничности. Если рассматривать их, исходя из современной этнической картины мира, то их этничность кажется бесспорной: так, австралийские аборигены занимаются охотой и собирательством и т.п. Но дело даже не в том, что о формах трудовой деятельности в современных промышленных странах ничего подобного не скажешь. Если посмотреть на историю народов, то предки всех когда-то занимались охотой и собирательством, и, следовательно, этничность охоты и собирательства австралийских аборигенов не в самих видах трудовой деятельности, а в том, что эти виды практикуются до сих пор. Но нельзя же хозяйственную отсталость возводить в этнический признак. Можно, конечно, возвести не саму деятельность, а то, как она осуществляется. Но в любом случае придется признать, что эта этничность исчезнет с преодолением экономической отсталости.

Поселенческие особенности. Все поселенческие единицы обладают своей спецификой. Вопрос, что, собственно, считать особенным. Профессиональные особенности в современных индустриальных обществах просматриваются плохо. Если относительно слаборазвитых обществ можно говорить о специфике видов трудовой деятельности, то относительно индустриальных речь идет о других отличиях: отношение к различным видам деятельности, различия в их организации, статус различных видов деятельности, т.е. речь идет о других единицах сопоставления. Если речь идет о специфике самих жилищ, то они больше связаны с хозяйственно-культурными типами или имеют региональные особенности.

Внутреннее чувство отличительности. В отечественной литературе этот признак трактуется шире: «этническое самосознание». «Этнос представляет только та совокупность людей, которая осознает себя как таковую, отличая себя от других аналогичных общностей»[38].

Этот признак свойственен также не всем этносам и не во все исторические периоды. Наличие или отсутствие общего самосознания хорошо фиксируется в периоды подъемов национальных движений. В более же отдаленные исторические периоды факт общего самосознания устанавливается обычно по наличию этнонима, а то и просто наличием названия, иногда более позднего происхождения. Ничего не известно о самосознании дописьменных этносов. Относительно древних этносов практически невозможно установить, означает ли этноним, что данная группа осознает себя как общность, или этноним фиксирует отличие от соседних групп, т.е. невозможно выяснить, означает ли он осознание внутреннего единства или нет. Поэтому утверждение, что «сохраняющий свое самоназвание и самосознание, сохраняет тем самым преемственность своего существования»[39], является слишком простым решением преемственности и прерывности этнической истории. Автор процитированного утверждения сам признает сложности с идентификацией этносов (ирландцы, мордва) по их самоназванию, но при этом уверенно постулирует единство этих этносов, что, разумеется, возможно только в случаях, когда народы «громко заявляют о себе».

Освобождение стран Африки от колониальной зависимости во второй половине ХХ века высветил еще одну интересную сторону этого вопроса. Некогда границы этих стран были проведены произвольно, без учета существовавших в тот момент этнических границ. В итоге большинство стран этого континента оказалось очень пестрым в этническом отношении. Различия внутри стран не нивелированы и сейчас, но это не привело к развалу большинства этих национальных государств. Граждане этих государств демонстрируют не только племенное (рассматриваемое этнологами как собственно этническое), но и общенациональное самосознание. Можно ли считать эти молодые национальные образования этносами? Ответ большинства этнологов будет отрицательным. Но как объяснить факт того, что те же ученые говорят о существовании средневековых народностей, хотя «местное, бургундское, баварское или саксонское, гилянское или мазандаранское самосознание долгое время оставалось сильнее ощущения общефранцузского или общенемецкого, или общеиранского единства»[40]. Дальше осознание своей принадлежности к местности, к общине массовое сознание членов аграрных обществ не заходило. Французы вплоть до буржуазной революции ХУШ в. и даже после нее французами себя не осознавали и не называли. Они осознавали себя как «пейзан», т.е. крестьяне, жители определенной местности. Даже в современной Франции не нивелированы такие группы, как бургундцы, гасконцы, провансальцы и др., а на юге страны в сельской местности пока широко распространен провансальский язык. Но на этом основании не оспаривается существование французского этноса, хотя чувство принадлежности к прежней этнической общности не вытесняется полностью новым этническим самосознанием и продолжает какое-то время существовать рядом с ним, образуя своеобразную иерархию этнического самосознания.

Таким образом, общее самосознание трактуется как этнический маркер далеко не всегда: иногда этнос может определяться как таковой и при отсутствии этого признака (средневековые народности), а иногда существование этноса будет отрицаться при наличии общего самосознания, которое в этих случаях объясняется, например, как общегражданское. Иерархичность этнического сознания признается, но только как нечто временное, как явление переходного состояния. Но тогда придется признать, что значительное число, если не большинство современных этносов является исключением из правила: этнос – единое этническое самосознание.

Интересный анализ этнического самосознания предпринял В.Б.Иорданский[41]. По его мнению, основные элементы этнического самосознания начали формироваться в глубокой древности. В структуре самосознания есть несколько исторических напластований, в том числе и архаичный подтекст, который не исчезает полностью со временем, а претерпевает вместе с обществом изменения, сохраняется в священных книгах коллективной памяти людей. К ключевым идеям самосознания относятся представления о территории, о происхождении этноса, о его историческом прошлом. Таким образом, самосознание этноса есть не только констатация его статуса самостоятельной единицы, но оно включает в себя также унаследованные от прошлого представления, т.е. самосознание тоже имеет историю, а не возникает всякий раз с новой общностью, полностью порывая с представлениями предшествующих общностей. Однако наличие таких древних напластований в самосознании и языке не свидетельствует о древности самого этноса и оставляет открытым вопрос о временных границах этносов, об относительной и абсолютной прерывности этнических процессов. Оказывается и временные границы маркера «этническое самосознание» размыты и не позволяют с достаточной точностью идентифицировать этносы при их возникновении или исчезновении.

Внешнее восприятие отличительности. Возможно, если таковая существует. Люди могут отличаться антрпологическим обликом или культурными характеристиками. В большинстве случаев антропологический тип и этнос не совпадают. В больших этносах несколько антропологических типов в определенных процентных соотношениях. Некоторые или все эти антропологические типы в других процентных соотношениях встречаются у родственных или живущих по соседству этносах. Целые группы маленьких этносов принадлежат к одному антропологическому типу (даргинцы, чеченцы, ингуши и др.). На основании внешних черт это восприятие может сформироваться, только если антропологический облик группы резко отличается от местного населения. Во всех остальных случаях «узнавание» возможно только на основании культурных характеристик, которые уже рассмотрены выше.

Следует добавить, что почти у всех социальных групп существуют маркирующие средства, позволяющие членам группы узнавать друг друга. У этнических групп это маркирование выстраивается на признаках, отличающих данную группу от других в данной местности. В зависимости от этнической среды данные маркеры могут меняться, поэтому универсального набора не существует. В современных мегаполисах этническое маркирование выражено значительно меньше, чем у некоторых молодежных субкультур.

Нет смысла подробно останавливаться на других признаках, называемых в качестве этнических. Какие бы из признаков-маркеров мы ни рассматривали, ни один из них не будет обладать универсальностью: ни во времени, так как неприложимы к этносу на разных этапах исторического развития, ни по охвату этносов, так как по нему невозможно вычленить хотя бы большинство существующих этносов.

Если же говорить о совокупности признаков, то придется признать, что их набор столь же не универсален, как и каждый из этих признаков в отдельности. Нельзя не согласиться, что каждая этническая единица обладает своим неповторимым обликом и что при описании этой неповторимости необходимо прибегнуть к перечислению некоторых из этих признаков, но в итоге мы будем иметь эмпирическое описание этноса в какой-то точке исторического развития.

Появление «признакового определения» этноса вполне понятно, если посмотреть на историю возникновения этнологии, истоки которой восходят к периоду становления колониальной системы и решению вытекающих отсюда практических задач. Длительное время наука оставалась «этнографией», т.е. описательной наукой, целью которой было длительное изучение быта и нравов существующих народов и различий между ними. Эта традиция, базирующаяся на представлении об этнической картине мира как совокупности народов с различными языками, культурой, обычаями и прочем, долгое время сохранялась и в отечественном обществознании.

Необходимо отметить и другой факт, причины возникновения которого следует искать также в периоде формирования науки, а именно ее тяготение к «бытоописанию». Период формирования буржуазных наций сопровождался «возвращением к истокам», под которым подразумевался традиционный быт крестьянства. «Деревенская специфика» надолго стала предметом этнологии при рассмотрении передовых в экономическом смысле народов. В рамках этого подхода сложилось противоречие, существование которого уже давно ощущается учеными: если этнология – наука обо всех ступенях развития этноса, то почему в современных европейских странах в качестве объекта этнологических исследований практически не выступает современная культура, городской быт и т.п. Чаще всего исследуются архаические элементы, а все новое оказывается в поле зрения только в связи и их сохранением или утратой. Обращение к самосознанию позволяет все это отмирающее вывести за сущностные характеристики этноса, делая его чистым «воображаемым сообществом».

По-видимому, в рамках этого подхода ответ найти и невозможно, так как о новом в момент его возникновения никогда нельзя сказать, насколько устойчивым окажется это явление, распространится ли оно за пределы данной общности или останется в ее границах и получит статус маркера-отличия. В рамках этого подхода мы всегда должны иметь дело с уже чем-то устоявшимся, оформившимся или ставшим традицией. Новое же сравнивается с этой традицией как с образцом, в новом ищут свойства и следы этого образца, его продолжение, т.е. продолжение той же «деревенской традиции». Многие «из истинно русских» народных промыслов очень молоды. Знаменитой хохломской росписи нет еще и трехсот лет. И это неудивительно, так как без сложной термической обработки и лака деревянной расписанной посудой невозможно пользоваться, а украшать ею дом еще не было принято. Техника шитья лоскутных одеял и плетения тряпичных ковриков возникла вместе с распространением фабричных ситцев. Этому промыслу больше ста лет. Но здесь уже можно говорить о традиции. А что считать национальной традицией в современных отечественных направлениях моделирования одежды? Кокошники, сарафаны, платки и прочее? Отличия школ моделирования от зарубежных существуют, но эти отличия не всегда являются продолжением национальной традиции как ее понимают этнологи. Таким образом, то, что является этническим относительно настоящего статуса этноса, далеко не всегда является таковым, исходя из этнической традиции. И здесь мы снова возвращаемся к проблеме, что, описывая этнос в какой-то момент времени, мы даем другую совокупность признаков, чем если мы доказываем то, что имеем дело с тем же этносом, что и, допустим, 300 лет назад. Пересечение этих совокупностей есть почти всегда область «архаического» для данной этнической общности, где и сами явления, причисляемые к этническим, меняют свой статус. Вымирающее становится музейным экспонатом и функционирует в национальной культуре уже в этом качестве. Народные же промыслы, как-то хохломская, городецкая и др. росписи, лаковые миниатюры Палеха, Мстеры, Холуя, производство гжельской посуды и т.д. никоим образом уже не являются «народными», а представляют собой производства промышленного уровня.

Действительными же основаниями утверждений, что мы имеем дело с одним и тем же этносом на разных этапах его развития, при более внимательном рассмотрении, служат какие-нибудь из нижеперечисленных фактов: не менялись этноним и название языка, на котором говорит данная группа; не менялось место проживания данной группы; не менялась государственная принадлежность данной группы; в той или иной степени можно говорить об эндогамии данной группы; существует представление о едином происхождении данной группы.

Обычно бывает достаточно первого пункта этого перечня. Наиболее четко это проявляется при рассмотрении в рамках этого подходы проблем этногенеза и этнической истории. Логичным было бы предположить, что если этнос есть совокупность специфических характеристик-маркеров, то всякое их изменение относится к процессам этнического развития. Под этногенезом понимается вся та совокупность исторических явление и процессов, которые имеют место в формировании того или иного народа и приводят к окончательному сложению его «этнического лица»[42]. Под «этническим лицом» понимается «неповторимый комплекс различий»[43]. Но, как мы уже рассмотрели выше, «неповторимым» он является именно для каждого этноса на разных этапах исторического развития, и речь может идти лишь об абсолютной или относительной прерывности процессов изменения. Проблема не только в том, что нельзя более или менее точно назвать период завершения «окончательного сложение» этнического лица. Возникает проблема, существует ли это лицо вообще. Этнические процессы возникли в глубокой древности. В.П. Алексеев относит зарождение начальных форм этнообразования к эпохе нижнего палеолита[44], и этническая картина мира продолжает меняться. И выделение отдельных этногенезов, т.е. формирование каждого отдельного этноса должно иметь общие критерии.

Вернемся к уже рассматривавшемуся примеру: древнерусский этнос и русский этнос. Сравним эту пару с другой: древнекитайский этнос и китайский этнос. Древнекитайский этнос, как и древнерусский, завершил свое существование периодом междоусобиц и «далеко зашедшей в те времена дифференциации локальных культурных и диалектных особенностей»[45], которая ощущается у них до сих пор. Однако история китайского этноса считается единой, начиная с эпохи Древних Царств, так как ему «удалось сохранить … свою целостность»[46]. Отличия в языке и культуре древнекитайского и современного китайского этноса будут не менее значительными, чем у древнерусского и русского. Единственным преимуществом, пожалуй, будет только то, что, несмотря на фонетические изменения, современный китаец способен читать древние тексты, так как иероглифы фонетической нагрузки не несут и изменения не фиксируют (хотя это и не свидетельствует об идентичности восприятия и понимания этих текстов). И, значит, критерием единства этнического развития здесь является не сам процесс изменений, а его результат.

Таким образом, мы имеем пример с экстраполяцией в прошлое, когда проводится прямая линия между древнекитайским этносом и китайским этносом сегодня. Но никто не задавался целью сохранения единой китайской этничности, а был сложный процесс динамики общностей на территории древнекитайской народности, который завершился их объединением. Существование древнекитайского этноса, впоследствии переживавшего период раздробленности, было условием, создавшим возможность для возникновения современного китайского этноса, но не было императивом.

Если мы вернемся к исходному определению этногенеза, то возникает вопрос: какие периоды этнического развития выделять в качестве сложившегося «этнического лица». Имели ли его древнерусская народность и древнекитайский этнос? Если в первом случае ответ «да», то приходится считать, что движение к русскому этносу это лицо изменило, и мы имеем два этногенеза. Но если этногенез китайского этноса един от античности до современности, то получается, что древнекитайская народность имела какой-то промежуточный вариант этого лица, и единого критерия выделения этнических единиц мы не имеем.

Не ясно также, что считать окончательным в процессе формирования этого «этнического лица». То, что сегодня можно выделить оба эти этноса как самостоятельно существующие единицы с ярко выраженной спецификой, не дает права считать их этническую историю законченной или рассматривать появление нового просто как количественное изменение, не меняющее этого «лица» качественно.

Изменение характеристик этноса редко происходит одновременно. Так, народности периода феодализма, как уже отмечалось выше, имели слабовыраженное осознание единства различных территориальных групп. Скорее это было воспоминание о прежнем единстве, которое сосуществует с более сильно выраженным местным самосознанием. Если позже произошло объединение этих единиц, то самосознание никогда не рассматривается учеными в качестве маркера этнической самостоятельности этих единиц, т.е. считается промежуточным состоянием.

Этническая картина мира продолжает меняться, и даже для недалекого будущего возможны процессы разделения или же объединения этносов, «этнические лица» которых сегодня считаются вполне завершенными. И в случае разделения этноса или объединения близкородственных этносов, уже имевших в истории общего предшественника, что нужно будет считать промежуточным состоянием, а что окончательным? Это гипотетическое предположение нельзя считать праздным, так как ответ, как уже было показано, зависит скорее от знания результата или принятия современного состояния за результат. И в обращении к прошлому этноса трактовка имеет в качестве последнего и решающего аргумента некое состояние сегодняшнего дня как итог. Но если мы откажемся от нынешнего состояния в этом качестве, то не останется ничего, кроме разбросанных во времени своего рода критических точек, отмечающих качественные изменения признаков-маркеров. И оказывается, что об окончательном сложении этнического лица можно говорить только в случаях, когда народ относительно внезапно ушел с арены мировой истории (чаще всего растворился или сменил этноним). Во всех остальных случаях мы имеем дело с экстраполяцией в прошлое наших сегодняшних представлений.

И эти представления весьма противоречивы. Являются ли украинцы Канады частью украинского этноса? В рамках данного похода ответ дается положительный, так как считается, что можно говорить о едином украинском этносе как имеющем общие для него в целом свойства культуры. Но англоканадцы выделяются как самостоятельный этнос. Получается, что англоканадцы англичанами быть перестали, а украинцы продолжают сохранять свою этничность. Обе рассматриваемые этнические группы возникли в результате отделения частей этносов, но трактовка процессов – разная. Обратим внимание на то, что если этническая группа-выходец является в каком-то государстве национальным меньшинством, то она рассматривается как часть исходного этноса до тех пор, пока полностью не будет ассимилирована национальным большинством. Так, выходцы из Японии в Бразилии, из России в Канаде и США, из Ирландии в США, соответственно японцы, русские, ирландцы. То же самое относится к населению территорий, вошедших в иноэтнические государства. Если они не полностью ассимилированы доминирующим этносом, они продолжают считаться частями прежних этносов (эльзасцы – немцы и т.д.) Собственно разница, позволяющая говорить об англоканадском этносе, состоит только в том, что он обладает собственной, отличной от той, что у предыдущей общности, государственностью с собственной историей. Если эта государственность еще относительно молода, то этничность также считается единой (например, немцы ГДР и ФРГ– один этнос, а наций – две). Мы имеем тут дело практически с произвольными трактовками, что считать единым «этникосом», а что нет, потому что при одинаковых показателях объяснения и обозначения даются разные.

Нужно ли считать бретонцев, фламандцев, эльзасцев, корсиканцев и каталонцев этнографическими группами французского народа или самостоятельными этническими единицами? Если мы рассматриваем пару: русские – поморы, то вторые есть этнографическая группа первых и генетически (по происхождению) с первыми связана. Но вышеназванные группы генетически связаны с другими общностями, но не французской. С помощью формально-логического сравнения признаков-маркеров ответа получить невозможно. Данный подход не предполагает иерархического соподчинения генетически несвязанных между собой общностей.

Если ассимиляция уже завершилась или почти завершена, группа считается феноменом переходного периода. Если же ассимиляция далека от завершения несмотря на длительное существование в иноэтнической общности, она считается, как мы уже заметили выше, частью общности, от которой была отделена, и используется в качестве примера, демонстрирующего независимость этнического от социально-экономического.

Основным свойством «этникоса» считается возможность его сохранения по своим этническим параметрам на протяжении нескольких исторических периодов и передачи от одной социальной общности к другой[47]. Основанием для этой позиции служит то обстоятельство, что этнические признаки способны в определенной мере воспроизводиться, сохраняться в тех случаях, когда представители этноса оказываются вне рамок своего этноса. При таком подходе такие общности, как племя, народность, нация рассматриваются как исторические типы отношений индивидов к этническим предпосылкам своего развития. Это способы усвоения представителями социума естественно данного, исходного этнического материала истории, т.е. этническое существует как нечто самостоятельное, хотя и испытывающее воздействие социально-экономических процессов, протекающих в обществе, но не вторичное от них.

Но как было рассмотрено выше, ни один из признаков-маркеров не обладает универсальностью во времени, и речь идет лишь о преемственности. Самое же слабое место в этой позиции – нераскрытость проблемы: откуда берется исходный этнический материал. Если этническое не обусловлено социально-экономическими причинами, то необходимо назвать другие причины возникновения этнического своеобразия. Возникает также вопрос: можно ли рассматривать изменения «этникоса», происходящие в ходе смен исторических периодов, как процесс его развития?

При движении «этникоса» через различные этапы исторического развития в нем происходят те или иные изменения: утрата одних признаков, приобретение новых или их трансформация. Но имеет ли этническая история собственно этнические причины? Почему одни маркеры исчезают, а другие сохраняются или трансформируются? Почему один язык исчезает полностью, другой меняет сферу применения, третий становится родоначальником нескольких новых, а четвертый медленно изменяется, функционируя в пределах прежней территории? История этих языков не дает ответа на эти вопросы. Рассмотрение причин уведет нас в сферы политики, социологии, экономики, лингвистики: как и все социальные явления, этнические маркеры возникают в процессе деятельности субъектов (лиц, социальных групп, классов). Но включение в этническую историю социально-экономических и политических процессов означало бы потерю этнологией своего специфического предмета. Поэтому этнологи весьма последовательно исключают эти процессы из этнической истории, оставляя только «собственно этнические изменения» и их причин. К последним относят обособление, переселение и т.п.

Но, во-первых, хотя обособления, переселения и т.п. являются факторами, способствующими возникновению новых этносов, они сами не беспричинны; во-вторых, получается, что этносы возникают благодаря случайному стечению обстоятельств, и можно объяснить происхождение каждого определенного этноса, но этническое как самостоятельное явление исчезает. И в итоге этническая история оказывается простым описанием, которое можно осуществить в аспектах «сегодня – вчера», «вчера – сегодня», но не «сегодня – завтра», так как сами изменения еще не произошли, а обращение к причинам выходит за рамки предмета науки. Редкими исключениями являются исследования-прогнозы и касаются они преимущественно ассимиляции малочисленных этнических групп, теряющих свою былую хозяйственную замкнутость и отсталость. Работы же по современным промышленным обществам всегда оказываются исследованиями не об этническом развитии, а об этнических утратах, а работы о процессах этнического возрождения не исследованиями общностей как таковых, а описанием извлеченного на свет божий национальными движениями содержимого «бабушкиных сундуков».

Таким образом, определение этноса по признакам дает возможность описать этнос в любой точке исторического развития, обозначить черты, которые отличают его от соседних, или выделить нечто общее с другими народами в определенном временном промежутке. Однако, всякий раз, когда мы пытаемся понять этнос и этническое не как застывшие, а изменяющиеся явления, мы сталкиваемся с противоречиями, разрешить которые в рамках выявления и сравнения признаков-маркеров невозможно. Термин «этнос», определенный через совокупность отличительных черт, фиксирует некое статичное состояние, срез, отвлекаясь от динамики реального явления. В итоге любое переходное состояние может быть определено как этнос.

Не представляется возможным и решение сформулированной выше проблемы, что генетически предшествует другому: «этнос» или «этническое», т.е. его признаки-маркеры. Если признаки-маркеры предшествуют этносу, то необходимо выявить причины их возникновения как причины возникновения этнических границ. Если же первична именно общность, а возникновение признаков есть результат ее жизнедеятельности, то важно познание причин, объединяющих людей в коллективы именно этого типа, а определение этноса через маркеры неправомерно, так как не раскрывает его сущности, а лишь описывает явление.

Несмотря не слабость этого подхода в общесоциологическом плане, следует сказать, что именно в его рамках было проведено множество успешных этнографических исследований. Поиск специфически этнических характеристик способствовал детальным прикладным исследованиям культур различных народов.

Дата добавления: 2015-11-26