Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Голубиное сердце

Читайте также:
  1. Беседуйте со своим сердцем
  2. В отношениях на четвертом уровне проявляется взаимопонимание, уверенность в близком человеке, правдивость в отношениях. Люди занимают место в сердце друг друга.
  3. В строгом сердце часто скрывается Огромная Любовь; потому она и скрывается, что не каждый способен ее понять и не обидеть, а тем более — если это любовь Старого Седого Знахаря... 1 страница
  4. В строгом сердце часто скрывается Огромная Любовь; потому она и скрывается, что не каждый способен ее понять и не обидеть, а тем более — если это любовь Старого Седого Знахаря... 2 страница
  5. В строгом сердце часто скрывается Огромная Любовь; потому она и скрывается, что не каждый способен ее понять и не обидеть, а тем более — если это любовь Старого Седого Знахаря... 3 страница
  6. В строгом сердце часто скрывается Огромная Любовь; потому она и скрывается, что не каждый способен ее понять и не обидеть, а тем более — если это любовь Старого Седого Знахаря... 4 страница
  7. В строгом сердце часто скрывается Огромная Любовь; потому она и скрывается, что не каждый способен ее понять и не обидеть, а тем более — если это любовь Старого Седого Знахаря... 5 страница

 

Только подъезжая к хутору, Динка вспомнила, что не зашла второй раз на почту.

«Эх, что же это со мной делается! — с досадой подумала она. — Ведь правду говорят, что я за маленькими делами не вижу больших… Подумать только, забыть о маме!! Ну ничего! Пусть Прима попасется хоть немного, а потом я опять поеду!»

У хаты Ефима она на минутку остановилась, попросила его распрячь Приму и отвести ее на луг.

— А где Марьяна? — спросил Ефим.

— Не знаю. Она торговала на базаре кабанчика, очень хорошенького… добавила Динка, чтобы задобрить Ефима, который был недоволен, что Динка уехала с базара, не дождавшись Марьяны.

— Ну ты, Диночка, иди швыдко до дому, бо там тебя ждет який-то чин.

— Какой чин? — удивилась Динка.

— А с откудова ж я знаю? Не солдат, не офицер, а просто военный чин. И сидит он уже целый час, трохи не плачет, бедный… Каже, я на фронт отъезжаю, так попрощаться хотел…

— Да кто же это? Может быть, Миша? Почтовый Голубь?

— Верно отгадала! — засмеялся Ефим. — И я его сразу признал, хоть он и в военном! В какие перья голубя ни обряди, все одно орлом он не будет. Ну, да беги скорей! Спроси, нет ли письма от матери! — крикнул Ефим уже вслед убегающей Динке.

Жиронкин стоял около террасы и безнадежно глядел на дорогу. Около его ног, виляя хвостом, вертелся Нерон, под рукой у Жиронкина выглядывала туго стянутая ремнями шинель.

— Миша! — крикнула, подбегая, Динка и, не дав ему поздороваться, быстро спросила: — Вы принесли письмо? Да?

Жиронкин растерянно улыбнулся, закивал головой и полез в боковой карман гимнастерки.

— Да, вот, пожалуйста… Телеграммка-с…

Динка схватила телеграмму.

«Папа болен. Хлопочу больницу. Ждите письма. Задерживаюсь», — писала Марина.

Динка прочитала один раз, второй, третий. «Папа болен». Эта фраза долго не укладывалась в ее голове. Вспомнились смеющиеся синие глаза, быстрая походка, широкие плечи, а сердце уже свертывалось в комочек и перед глазами вставало бледное, бескровное лицо узника за железной решеткой, и черты отца становились похожими на черты умирающего в ссылке Кости…

Динка опустила телеграмму и молча пошла к дому.

— Прощайте… Я сейчас уезжаю на фронт… Но вам не до меня. Прощайте, догнав ее у крыльца, грустно сказал Жиронкин.

Динка остановилась, пришла в себя.

— Ах да, вы, наверно, пришли попрощаться? — вспомнила она.

Жиронкин вспыхнул, заторопился.

— Да, я думал… Простите меня. Я хотел попросить у вашей сестры что-нибудь на память. Я знаю, меня убьют… Но это не имеет никакого значения. Только я хотел… мне легче было бы… умирать, — быстро и сбивчиво заговорил он, глядя на Динку глубокими, как синие озерца, умоляющими глазами.

— Да-да, конечно… — сказала Динка. — Я сейчас…

Она вбежала в комнату, быстро, один за другим, выдвинула ящики комода, потом, махнув рукой, бросилась к туалетному столику, открыла шкатулку, где Мышка хранила Васины письма, маленькие, заветные вещицы… Выбросив на стол конверты и исписанные Васиным почерком листочки, она вытащила со дна шкатулки черную бархотку, которую Мышка иногда носила на шее, задумчиво подержала ее в руках, потом снова порылась в сестриной шкатулке, нашла флакончик духов с тоненькой стеклянной палочкой внутри — последний подарок Васи — и, обрызгав духами бархотку, выбежала на террасу.

— Миша… — сказала она, нежно улыбаясь и протягивая на ладони благоухающую эссенцией ландыша бархотку. — Сестра очень хотела попрощаться с вами сама. Но на всякий случай она просила передать вам вот это…

Бедный Голубь, не веря своему счастью, с трепетом поднес к губам дорогой подарок; длинные ресницы его дрожали, из-под них медленно сползали крупные слезы.

Динка порывисто обняла его за шею, стерла ладонью слезы и, щедрая в глубокой жалости к этому беспомощному ребенку, торжественно сказала:

— Сестра просила вам передать, что отныне в самом жарком бою она всегда будет вашим ангелом-хранителем… — Динка сама не знала, почему ей пришло в голову это утешение, но слова ее сделали чудо.

— Я ничего не боюсь теперь! Скажите вашей сестре, что я счастлив… умереть с ее именем! И еще… у меня нет слов, которыми я мог бы поблагодарить ее… — прижимая к груди руку с бархоткой и сияя счастливыми глазами, сказал Миша. Динка еще раз обняла его.

— Прощайте, — сказала она с неизъяснимой горечью в сердце. — Вы вернетесь… Сестра хотела, чтобы вы вернулись, — сказала она, не веря в его возвращение.

«Пуля ищет малодушного», — почему-то мелькнуло в ее голове вместе с глубокой жалостью к этому беспомощному ребенку, никогда не знавшему ласки.

— Бедный Голубь… Бедный Голубь, — шептала она, глядя вслед удалявшемуся юноше.

Но Голубь не был сейчас бедным, он даже не был голубем, он нес в своем голубином сердце огромное счастье, такое неожиданное и непостижимое, что силы его вдруг окрепли, плечи распрямились и широко открытые глаза смело глядели вперед! Миша Жиронкин был готов на смерть, на подвиг, на любой подвиг во имя любви!

 


Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 85 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.006 сек.)